Глава 8. В метро - непрекращающийся час-пик

 

В метро - непрекращающийся час-пик. Душно. Слишком много людей – пихают, касаются. Я захожу в вагон и сразу прижимаюсь к противоположным дверям. Не люблю, когда меня лапают.

По-хорошему, мне нужно быть дома: убираться, помогать матери – я и так порядочно накосячил, чтобы еще подливать масла в огонь. Но с учетом того, что я слинял с последних двух уроков, у меня есть в запасе часа полтора. Не сбежал даже – честно зашел к медсестре и пожаловался на головную боль. Тетушке - под шестьдесят, и, конечно же, она в курсе моей «нелегкой ситуации». Пока она мерила мне температуру и записывала симптомы, ее рот ни на секунду не закрывался. Оказывается, я такой потерянный мальчик, ни с кем не общаюсь, стою в уголке и дожидаюсь начала урока. И она заметила это еще до смерти Ильи, подумала, какие мы все-таки разные. Потому что Илья всегда улыбался, здоровался и заглядывал в кабинет. Не знаю. Зло, наверное, но… я ни в чем не уверен. И он мог проделывать такое… ну, чтобы в случае чего иметь отмазку, что ли. Естественно, я не стал это озвучивать. И медсестра продолжила, что никогда бы не подумала: светлый, жизнерадостный мальчик и… Замолчала, посмотрела на меня виновато. Да, я больше соответствую образу потенциального самоубийцы.

На самом деле у меня и мысли подобной никогда не было. Я вообще стараюсь не забивать себе голову тем, что случится завтра, и послезавтра, и после-после… Будущее будет. Все.

Пусть Андрей куда-нибудь исчезнет: просто «раз» - и нет его. Но только так, чтобы я вообще не был причастен. Например, он собирает вещи и уходит. И я говорю маме: вот видишь, он бросил нас.

В итоге голова у меня заболела. Так что я не соврал. И с напутственным «Все-таки запишись на обследование» вывалился из кабинета.

Если в тесном вагоне выставить локти, определяя таким образом границы своего пространства, то вполне терпимо. Маленькая мстительная радость, когда кто-нибудь натыкается на руку и начинает раздраженно ругаться себе под нос.

Меня выносит вместе с толпой на Китай-городе. Дурацкая станция – лабиринт.

А мне нужно выбраться наверх в конкретной точке. Останавливаюсь посреди зала, читаю указатели. Ладно, разберусь в процессе.

Угадываю. Всегда бы мне такую интуицию. Чтобы чувствовать, когда не нужно выползать по вечерам из комнаты в туалет.

Солнце жарко палит. Расстегиваю куртку, приложив ладонь к лицу, оглядываюсь. Конусообразный памятник, яркие блики на золотых буквах. Вытянутый сквер кажется островом, который с двух сторон сжимает поток машин. Всплески света и запах бензина. Перепрыгиваю через ограждение, огибаю застрявшие в пробке автомобили.

Низкое серое здание в разноцветных заплатках вывесок. Кафе, турфирмы, клуб и… банк. Не знаю, зачем пришел сюда. Может, потому что других зацепок у меня нет. Забираюсь на ограждение и просто смотрю на стеклянные раздвижные двери. Тепло. Мне кажется, я мог бы просидеть так сколько угодно. Если бы еще лямки рюкзака не впивались в плечи…

«Ну, дашь еще подсказки?»

Илья молчит.

Люди, торопящиеся на ланч. Запах кофе и выпечки. В животе начинает урчать.

«Что ты здесь делал, а?»

Стаскиваю рюкзак, кидаю его под ноги. Шорох расходящихся дверей прямо передо мной. Поднимаю голову. Нет, ну в фильмах это бывает сплошь и рядом. Совпадение. Он выше, чем казалось на фотографии. Голос – уверенный, короткие рубленые фразы. Его спутник без остановки кивает, пытаясь подстроиться под широкий шаг. Живот сводит. Что дальше? Идут к черному блестящему «Мерседесу». Несколько метров - и все. А мне что делать? «Эй, вы знали моего брата?» Никогда не решусь. Голос пропадает, и кончики пальцев леденеют. Не отрываясь, палюсь на парня. Он смотрит на часы, а потом поднимает взгляд прямо на меня. И больше всего мне хочется отвернуться… нет, просто сбежать. Останавливается, хмурится.

- Что на этот раз? Решил вернуть мне штуку евро?

Молча сползаю с ограждения, цепляю лямки рюкзака. Впиваюсь в них намертво. Ноги не слушаются. А парень идет ко мне. И все внутри орет: «Беги». Но я не двигаюсь. Сердце частит, как одуревшее.

Нахмурившись, изучает меня.

- Ты не…

Коротко мотаю головой. Обрывки мыслей – рвутся, выскальзывают мокрыми рыбками. Илья встрял? Долг? И я теперь крайний?

- Так. Я и сам уже вижу. Брат, да?

Заставляю себя кивнуть, вжимаюсь в ограждение. Здесь люди. Много. Он ничего не сделает мне.

- И?..

- Что?

Голос охрип.

- Непонятно? Что тебе нужно?

- У меня нет денег.

- Не ты брал, не тебе и возвращать.

Он не знает? Или его просто не волнует? Тело не хочет подчиняться, чувствую, как деревянно, с трудом приподнимаются мои плечи.

- А Илья… не сможет уже.

- А я не сомневаюсь. И заметь – не требую.

- Он умер.

Две тяжелых бусины, соскользнувших с нитки. В полной тишине. В его лице ничего не меняется, абсолютно. Так знал, да? Сейчас ответит, что знал. Я слежу за ним – внимательно, жадно, как будто он должен дать мне ответ. Внутри царапается все настойчивее – поднимается от живота, к горлу, слезами. Словно это мне сообщили… Крылья тонкого носа вздрагивают, голос звучит мягче и тише.

- Что произошло?

- Константин Алексеевич, Вы опаздываете.

Секретарь кричит, стоя у открытой дверцы «Мерседеса», не осмеливаясь приблизиться и прервать. Парень запахивает полы пальто, поводит плечами.

- Две минуты, - и снова ко мне. – Так что случилось?

Мне сложно говорить. На самом деле до этого ни разу не приходилось рассказывать о том, как все произошло. В школе уже были в курсе.

- Таблетки.

Единственное, что я могу заставить себя произнести. Но парень кивает, молчит пару секунд, продолжая смотреть на меня.

- Думаешь, моя вина? Поэтому пришел?

- Я не знаю. Никто не знает, почему он так сделал. Мне даже не известно, кто Вы.

- Илья не рассказывал обо мне?

- Нет.

Слезы душат. Я не хочу расплакаться перед левым парнем, я вообще не понимаю, что происходит. Но чувствую себя брошенным и маленьким. И от этого больно и одиноко.

- Константин Алексеевич, Вас ждут.

Мне хочется послать секретаря, крикнуть, что нет ничего важнее того, о чем я сейчас говорю. И кто бы ни ждал там… Он жив. И у него есть время. А у Ильи - нет. Но, видимо, так думаю только я.

- Сможешь задержаться на час? Или подъехать сюда к шести?

Качаю головой.

- У меня мама болеет, я должен…

- Хорошо. Когда и где?

Нужно ли это мне?.. Кусаю губы. Где? «Макдак» точно отпадает.

- Завтра. В четыре, - озираюсь, взгляд останавливается на красно-коричневой вывеске. – В «Шоколаднице».

Брови парня скептически поднимаются. Ну, извините… Но он кивает и, не прощаясь, быстро идет к машине.

- Меня зовут Валя…

Вслед.

Голос тонет в стуке каблучков по пыльному холодному асфальту.

 

Я складываю тарелки в раковину и думаю о посудомойке Арса. Только для того, чтобы занять мысли чем-то другим, не этим… Константином Алексеевичем.

«Если у тебя были проблемы с деньгами, ты мог… мог мне рассказать. Мы бы нашли выход вместе. А ты…»

Молчание. Стакан глухо стукается о металлическое дно, вода плещет во все стороны. Зло отшвыриваю мыльную губку. Штука евро - большие деньги. Я такие в руках не держал. И не помню, чтобы Илья покупал себе что-то крупное в последнее время.

«Зачем?»

Нет ответа.

«Какого хрена?!»

С силой бью тарелкой по кромке раковины – по белому фаянсовому полю ползет длинная темная трещина. Острая крошка сыпется мне на ладонь.

- Валя? – из комнаты, встревоженно.

- Мам, прости, я разбил.

- Будь, пожалуйста, аккуратнее, мы не настолько богаты…

Что-то еще, но я уже поворачиваю вентиль, струя с шипением разбивается о металл – как Ниагарский водопад.

- Я тебя не-слы-шу.

Огромное желание грохнуть еще раз, чтобы вдребезги. Выдыхаю, выбрасываю тарелку в мусорное ведро.

«Можешь молчать, сколько угодно. Но чего ты хочешь от меня? Чтобы я их возвращал?»

Во всех фильмах, что я видел, мертвые остаются, когда у них есть незаконченное дело. Только вот Илья не призрак. Привидение в белой простыне, пугающее по ночам и ворующее зеленую гуашь – как в том мульте – это не о нем. Он никуда и не уходил. По вечерам, прежде чем уснуть, я вижу на подушке белеющую в темноте руку, и чем дольше я смотрю на нее, тем меньше ощущаю своей. Пальцы сгибаются, но не по моему приказу. И я не знаю, чья она.

«Я спрошу о тебе - вот и все».

Вешаю полотенце на стул и выключаю в воду.

- Мам, закончил. Я у себя.

Еще не успев открыть дверь, слышу, как начинает орать мобильник. И на секунду в ступоре замираю, потому что не помню, когда мне кто-то звонил в последний раз. Ну, кроме мамы или Андрея. Но сейчас это точно не они. Неприятный холодок по спине и дурацкое желание не брать сотовый в руки. Но телефон не затыкается, едет по кровати ближе ко мне, будто приглашая ответить.

Номер не знаком.

Приглушенное осторожное «алло».

- Привет, Валь. С тобой все в порядке?

Звонкий голос и крики на фоне. Перебираю в памяти, но ничего…

- Кто это?

- Сережа, блин. Твоя одноклассница… хрен знает как ее там, сказала, что ты ушел с последних уроков. Мы волновались. Она дала номер. Это же не великая тайна, да?

- Нет.

- Ну, так?

- Что?

- Как ты, придурок?

- Ааа… - сажусь на кровать, механически разглаживаю складки на покрывале. – В норме. Просто голова болела.

- Хорошо. Тогда приходи, мы собрались в футбол играть.

- Где?

- Стадион, помнишь?

Пятнадцать минут от меня. Близко. Смотрю на часы – время до возвращения Андрея еще есть. На часик всего лишь…

Мама. Я и так заставил ее волноваться.

- Не могу.

- У тебя что, семья и пятеро голодных детей?

- Почему?

- Ты всегда занят.

- Нет, просто…

Стыдно, что ли? Жарко. Пальцы сминают покрывало. За окном - бледно-синее небо и завитки облаков, как морские коньки с хвостиками-петельками. Или как загогулины на обложках книг в квартире Арса.

- А кто с тобой?

- Все.

Емкое слово. Они и кричат на заднем плане наверняка. Ссорятся, выясняют отношения. А я сижу и ритмично постукиваю носком по полу. Быстрые глухие удары в такт биению пульса.

- Удачи.

Я все равно фигово играю в футбол.

Закидываю телефон на стол, переворачиваюсь на спину. На белом потолке - желтоватые пятна. Застарелые, бесформенные. Следы давнего потопа. Который был еще до нашего переезда. А, может, и до моего рождения. Мама хотела меня? Или так вышло?

- Валя?

- Иду.

Хотя совсем не хочется. Полусидит на подушках, листает журнал. Телевизор работает фоном. Очередной сериал, где добро побеждает зло.

- Кто звонил?

Упираюсь спиной в косяк двери, равнодушно пожимаю плечами:

-Так… гулять приглашали.

- Кто?

Знаем, научены горьким опытом.

- Одноклассник один.

Мама все равно не в курсе, кого как зовут.

- Сходи ненадолго.

Удивленно выдыхаю:

- Но…

- Погода хорошая. Только, пожалуйста, возвращайся вовремя.

Слабая нежная улыбка. Мне хочется прижаться к маме, обнять ее, но я боюсь сделать больно. Поэтому просто осторожно поправляю край одеяла, провожу ладонью по ткани наволочки, расправляя.

- Спасибо.

Чувство - будто мне оказано великое доверие. Надеваю часы, врубаю в сотовом будильник. И останавливаюсь посреди комнаты. Что если меня уже не ждут? Ну, отказался - и Бог с тобой?

Пролистываю список последних вызовов, нахожу единственный не из записной книжки. В горле пересыхает, и после второго гудка я уже хочу бросить эту затею, остаться дома, сесть за уроки. Десятки причин, почему мне нафиг не надо сейчас выходить на улицу.

- Ты передумал?

- Сережа, я…

- Не Сережа. Арс. Мелочь отправили за чипсами к метро.

- Ааа… - тяну растерянно, оглядываю комнату. Чистая футболка и носки… В шкафу.

- Ты чего-то хотел? – нетерпеливо, словно резкий, но мягкий тычок в плечо.

- Да. Вы еще не начали?

- Ну… пятнадцать минут подождем.

- Мне хватит.

Телефон - в карман джинсов, распахиваю створки шкафа, перебираю стопку одежды. Футболку с рекламкой «Нескафе» забраковываю сразу, вытягиваю бледно-зеленую, выцветшую – пойдет.

Ругаюсь нетерпеливо, когда на одном из кед рвется шнурок. Менять его уже некогда, завязываю концы узлом, пропихиваю в отверстие. Ничего, один час продержится.

Чувствую себя этой… Золушкой, сбегающей на бал.

- Мам, я скоро.

Дверь глухо хлопает за моей спиной. Время пошло.