Философия техники

Философия труда находит свое прямое и логическое продолжение в философии техники, а обе эти проблемы органическим образом вписаны человечеством в практику, стало быть, и в теорию, вклю­чены в сферу экономики, в которой труд и техника занимают стерж­невое положение: именно на них возвышается все здание экономи­ческой жизни общества. Под техникой (от греч. techne — искусство, мастерство, умение) понимается система созданных средств и орудий производства, а также приемы и операции, умение и искусство осущест­вления трудового процесса. Техника возникает, когда для достижения цели вводятся промежуточные средства. Таким образом, техника как «производительные органы общественного человека» есть резуль­тат человеческого труда и развития знания и одновременно их сред­ство.

Цель и функция техники — преобразовывать природу и мир че­ловека в соответствии с целями, сформулированными людьми на основе их нужд и желаний. Лишь редко люди могут выжить без своей преобразующей деятельности. Следовательно, техника — это необ­ходимая часть человеческого существования на протяжении всей истории[44].

Некоторые технические средства созвучны неорганической при­роде, другие созвучны растительной и чувственной (или животной) жизни, третьи копируют специфически человеческие органы и ор­ганические функции.

Техника не есть цель сама по себе. Она имеет ценность только как средство. Конечно, можно рассматривать, технику как самосто­ятельный феномен, но эта самостоятельность относительна: техни­ка органически вписана в контекст социального бытия и сознания, составляя основу цивилизации, она находится в потоке текущего исторического времени и постоянно прогрессирует.

Сама по себе техника не хороша и не дурна. Все зависит от того, что из нее сделает человек, чему она служит, в какие условия он ее ставит от того, что за человек подчинит ее себе, каким проявит он себя с ее помощью. Техника не зависит от того, что может быть ею достигнуто.

М. Хайдеггер, философски анализируя технику, показал, что исторически возникновение и специализация наук, ориентирован­ных на технику, происходят во многом благодаря успехам техники, в частности приборостроения. По Хайдеггеру, техника не просто конструирует «технический мир», она подчиняет своему импера­тиву едва ли не все пространство социального бытия, оказывая вли­яние на осмысление истории, в частности на ее периодизацию. Ныне не вызывает сомнения, что последствия вторжения техники невероятно многообразны, а в отдаленной перспективе даже не­предсказуемы. Техника является важнейшим средством обнаруже­ния глубинных свойств сущего, например в медицине, в астрономии, в биологии.

Ныне наблюдается бурное развитие техники, а вместе с тем расширяются и философские исследования ее феномена: «Философия техники, понимаемая как философия человека, настаивает на том, что скорее техника должна быть подчинена человеческому импера­тиву, чем человек подчинен императиву техническому. Философия техники настаивает на том, чтобы человек относился с уважением к хрупкому равновесию в природе и давал разрешение лишь на такую инструментализацию мира, которая укрепляет это равновесие, не разрушая его. Она настаивает на том, что знание человека не должно быть направлено против остального творения, что знание это не должно быть силой, используемой с целью контроля и манипулиро­вания, но скорее должно служить лучшему пониманию природы вещей и гармоничному в нее включению. Она настаивает на том, что человеческое понятие прогресса должно означать не вымирание других творений природы и в то же время омертвение душевных и чувственных потенций человека, но скорее увеличение своеобразия человека, которое свершится главным образом через расширение его духовности. Философия техники утверждает, что общество и ци­вилизация преподали нам серьезный урок, к которому в прошлом мы были склонны относиться легкомысленно, но который способен сохранить наши здоровье, единство и целостность через наше со­знательное приобщение к природе вещей — приобщение, значитель­но более глубокое, чем погоня за материальным прогрессом»[45].

Человек всегда был связан с техникой; он производит и исполь­зует или потребляет ее продукты. Но в то же время и сам человек — продукт своей технической деятельности.

Исторический процесс развития техники включает три основ­ных этапа: орудия ручного труда, машины, автоматы. Техника в своем развитии сейчас, пожалуй, начинает приближаться к челове­ческому уровню, двигаясь от аналогии с физическим трудом и его организацией к аналогиям с ментальными свойствами человека. Пока мы достигли зоологической стадии техники, которая действи­тельно значительно разработана.

Чем менее материальной, физической или наглядной является техническая имитация человека, тем сложнее овладеть техникой и контролировать ее. Так как все, что сделано человеком, происходит от его человечности, техника всегда является средством для само­реализации и познания самого себя. Техника во все исторические моменты выражает людей и идею человечности данного времени. Это становится ясным при анализе современной техники, особенно в таких отраслях, как микробиология и информатика. Новые от­крытия и изобретения в этой области могут привести к новому зна­нию о человеке и человеческом мире.

Одной из важнейших проблем, которой занимается философия техники, является проблема и концепция человека, создающего и использующего технику. Особенность этой проблемы в настоящее время заключается в выросшей до беспредельности технологичес­кой мощи, имеющейся в распоряжении человека. При этом число людей, которых затрагивают технические мероприятия или их по­бочные эффекты, увеличилось до громадной величины. Затронутые этими воздействиями люди уже более не находятся в непосредст­венной связи с теми, кто производит данные воздействия. Далее, природные системы сами становятся предметом человеческой дея­тельности. Человек своим вмешательством может их постоянно на­рушать и даже разрушать. Несомненно, это абсолютно новая ситуа­ция: никогда прежде человек не обладал такой мощью, чтобы быть в состоянии уничтожить жизнь в частичной экологической системе и даже в глобальном масштабе или решающим образом довести ее до вырождения.

Поэтому общество не должно без предварительной экспертизы производить все, что может производить, не должно делать все то, что оно может делать, — по крайней мере, сразу же после открытия новых технических возможностей.

Создав такое орудие труда, как компьютер — кибернетическую систему, моделирующую различные виды мыслительной деятельнос­ти, оперирующую сложными видами информации, человек произ­вел свой интеллектуально-информационный аналог, создал псевдо­субъекта. Конечно, компьютерная система — прежде всего орудие труда. Человек активно воздействует на него, постигая при взаимо­действии с ним его возможности, изменяет, совершенствует его — это одна сторона взаимодействия, которая условно может быть на­звана объектовой. В то же время современный компьютер — уже не простое орудие. Хотя и не в полной мере и не в совершенном виде, он представляет собой функциональный аналог мыслительной деятельности. Человек, взаимодействуя с ним, испытывает на себе его влияние — это другая, условно говоря, гуманитарная сторона взаимодействия.

По мнению Н. Винера, проблема совместного функционирования, взаимной коммуникации человека и машины является одной из узловых проблем кибернетики[46]. Производство персональных компьютеров достигло десятков миллионов в год, и в сферу взаимодействия с компьютерами вовлечены значительные массы людей но всем мире. Поэтому проблема взаимодействия человека с ком­пьютером из проблемы кибернетики, психологии и других специ­альных дисциплин в ближайшие годы может перерасти в глобаль­ную, общечеловеческую.

Взаимодействие между человеком и машиной — это взаимодей­ствие между думающим, чувствующим, наделенным волей и созна­нием существом и неодушевленным, небиологическим по своей природе устройством. Человек руководствуется мотивом, осмысли­вает предмет деятельности, реализует цель, вырабатывает средства ее достижения, учитывает в своей деятельности различные особен­ности данного средства труда, на основе использования которых можно достигнуть необходимого результата. Машина, конечно, ли­шена мотивации к решению задачи, у нее нет межличностного от­ношения к человеку-партнеру и нет потребности строить такого рода отношения для достижения цели. Сама цель задается маши­не извне — тем, кем она управляема. Машине недоступны неточ­ные формулировки, неопределенные высказывания. Она требует от человека умения оперировать буквальными значениями, строить свои сообщения в строгом соответствии с правилами формальной логики.

Собственность и самоутверждение личности

Философия в отличие от юриспруденции и политики призвана вникнуть в саму сердцевину феномена собственности, осмыслить ее в наиболее общем существе, т.е. понять идею собственности, вникнуть в ее природу.

«Принцип собственности», который внедрен историей в центр политической, социальной и экономической жизни мира, по своей сути достаточно зыбок: его суть сводится к правовым отношениям. Стремления отыскать внеправовые и доправовые, т.е. внеюридические (в смысле положительного права), основы собственности были всегда свойственны человеческому разуму. Согласно естественно-правовым воззрениям, по Н.Н. Алексееву, происхождение института собственности сводилось к тому первоначальному договору, кото­рый заключали между собой люди в естественном состоянии и в результате которого вообще возник организованный порядок — по­ложительное право, общественная власть и государство. Люди со­гласились между собой повиноваться избранным ими властям, вследствие чего возникло государство, подобным же образом они согла­сились взаимно уважать общие имущественные интересы, вследст­вие чего был установлен гражданский порядок общежития, основой которого является личная собственность[47]. Историческое знание го­ворит: подобных договоров реально не существовало и не могло существовать. Кроме того, подобными договорами ничего объяс­нить нельзя: ведь чтобы договориться о том, что является «моим», а что — «твоим», нужно заведомо понимать суть собственности. И не даром сторонники естественного права и теории общественного до­говора, чувствуя зыбкость своей позиции, пытались отыскать поми­мо договора другие доправовые основы собственности. Дж. Локк, например, усматривал эту основу в труде, а Ж.Ж. Руссо — в насильственном захвате, скажем, участка земли.

Обладание или владение чем-либо как собственностью предпо­лагает физическую связь субъекта собственности с тем, чем он об­ладает. Но сама собственность — это не обязательно «вещь в руках». Это прежде всего право на владение вещью, причем сама вещь, ска­жем автомобиль, может быть украдена, т.е. не находиться во владе­нии собственника, но она именно его собственность по праву. Иначе говоря, собственность есть право, т.е. особо установленный принцип признания согласно правовым нормам, действующим в данном об­ществе, за определенными лицами положительной возможности владения и распоряжения вещами и охрана такой возможности от посягательства со стороны других (в частности, криминальных) лиц. «Для собственности как наличного бытия личности недостаточно моего внутреннего представления и моей воли, что нечто должно быть моим, для этого требуется вступить во владение им. Наличное бытие, которое такое воление тем самым получает, включает в себя и признание других... Внутренний акт моей воли, который говорит, что нечто есть мое, должен быть признан и другими»[48]. Основания собственности лежат в правовых установлениях, в законах, опреде­ляющих в каждом государстве существо собственности и ее отличи­тельные черты. «В государствах Нового времени обеспечение соб­ственности — это ось, вокруг которой вращается все законодатель­ство и с которой так или иначе соотносятся большей частью права граждан»[49].

Итак, собственность — это право каждого человека, владеть, пользовать­ся и распоряжаться благами, законно им приобретенными.

Определение доправовых основ собственности лучше всего приурочить к основным категориям права, предполагаемым каждым правовым институтом. Существуют четыре такие правовые катего­рии: правовой субъект, правовой объект, правовое содержание, правовое отношение. Нельзя мыслить институт собственности без того, чтобы не предположить некоторое лицо, которое является собственником. Нельзя мыслить собственность без наличия некоторого предмета, на который простирается собственность. Нельзя мыслить институт собственности без отношения субъекта собственности к объекту соб­ственности. И, наконец, нельзя мыслить, что отношения собствен­ника к предмету собственности не будут затрагивать правовых от­ношений других лиц и не предполагают их. Положительное право в качестве необходимой основы установленной собственности пред­полагает существование определенного «кто» (субъект), определен­ного «что» (объект), определенного отношения к обществу (право­отношения)[50].

Когда субъект обретает собственность во владение и распоряже­ние ею, это создает для него новую сферу свободы: он может рас­поряжаться собственностью многообразными способами. Право быть свободным властелином собственности человек осуществляет тем, что вкладывает свой труд в эту собственность, сообщая ей таким образом свою цель, свое определение и свою душу — своим трудом, творческой энергией души. Его воля получает новый способ бытия: собственность служит его целям.

Следовательно, собственность образует новую действительность, она дает новое бытие воле субъекта. Это необходимо для его жизни: субъект вкладывает духовные и физические силы в свою собствен­ность с надеждой на ее «возвратную» отдачу, т.е. на то, что собст­венность удовлетворит его жизненные потребности и цели, будет участвовать в реализации смысла его жизни. Справедливость требу­ет, чтобы собственность была у каждого, ибо каждый субъект вписан самим фактом своего рождения и жизни в контекст социального бытия, в систему правовых отношений. Это совсем не значит, что необходимо и разумно имущественное равенство. Люди не равны ни от природы, ни по своим особенностям, они равны лишь как правовые личности перед законом. Поэтому речь здесь идет не о равенстве, а о равноправии.

Объектом собственности являются все те объекты материально­го или духовного порядка, созданные человеком либо данные при­родой, в которых люди нуждаются, но которые существуют в отно­сительно ограниченном количестве и поэтому не могут быть при­равнены, скажем, к воздуху (его пока (!) хватает всем на планете, и никто не стремится к его дележу и присвоению в качестве личной или общественной собственности).

В истории человечества всегда существовали два способа обре­тения собственности — насильный захват (скажем, участка земли) или обработка какого-либо объекта. К обретению собственности че­ловека толкала нужда в том, что имелось в наличии лишь в ограни­ченном количестве и что было необходимо как-то делить, захваты­вать. Редкость, ценность и нужность вещи составляют основу инте­реса к собственности.

Принадлежность в смысле собственности принципиально отли­чается от того, что составляет «части» нашего Я, например руки, ноги. Так, известный французский историк и политический деятель А. Тьер писал: «Посмотрим на нас самих и на то, что находится вблизи нас. Я чувствую, я мыслю, я хочу: эти чувства, эти мысли, эти волнения — все они относятся ко мне самому. Первая из моих собственностей и есть моя: я сам. Будем двигаться теперь дальше из моего внутреннего мира, из центра моего Я. Мои руки, мои ноги — разве они не мои без всякого спора и сомнения. Вот, следовательно, первый вид собственности: я сам, мои способности, физические или интеллектуальные, мои ноги, руки, глаза, мой мозг, словом, мое тело и моя душа»[51].

Мы считаем «своими» произведения нашего ума: научные, философские, художественные статьи, книги и всевозможные изобре­тения.

За этим первым видом «собственности» якобы следует второй, именно тот, который не составляет частей тела и души человека, но который с ними непосредственно связан, составляя что-то на­подобие их продолжения, — орудие труда. Орудие, которое человек держит в руках, составляет как бы продолжение его Я: человек счи­тает его своим, своей собственностью. Если подходить с чисто пси­хологической точки зрения, то можно предположить, что понятие собственности возникло в результате перенесения некоторых пред­ставлений, заимствованных из телесного и душевного мира человека, на область отношений людей к окружающим вещам. Однако это не может служить объяснением происхождения идеи собствен­ности. В качестве уподобления можно, конечно, сказать: «Воля мне принадлежит» так же, как «мне принадлежит моя одежда». Но по существу здесь совершенно различен внутренний смысл явлений, обозначаемых словом «принадлежит». То, что «принадлежит» со­ставу нашей телесной организации и нашему духовному миру, свя­зано с нашим Я такой тонкой интимной связью, что было бы просто насмешкой сравнивать это с нашими носками или шапкой: тут происходит полное изничтожение моего Я в его бытии. В чем здесь принципиальная разница? В том, что собственность есть нечто отчуждаемое: ее можно заложить, продать, купить; отдать в долг. А можно ли это сделать с моим характером, умом, головой, рукой? Разумеется, это в принципе невозможно. Если бы можно было тво­рить такие «чудеса», то мы разрушили бы наше Я. Составляющие нашего телесного и духовного Я неотчуждаемы, а собственность отчуждаема. Собственностью не может быть не только какая-то часть или свойство личности, скажем талант, но и человек в целом. Если иметь в виду рабство, когда раб рассматривался как собст­венность рабовладельца, то этот исторический факт является исключением и никак не может служить моделью принципа собст­венности.

Содержание института собственности определяется понятиями вла­дения, использования и распоряжения, которыми обладает субъект над объ­ектом. При этом речь идет не просто о фактическом владении, использовании и распоряжении, а о праве, т.е. юридически санкционированной возможности владеть, пользоваться и распоряжаться, признанной не только самим субъектом собственности, но и тем обществом, в котором он живет. Именно в силу этого собственность выступает как форма социальных отношений.

Общие и частные общественные связи имеют место в разных областях жизни; мы наблюдаем их, например, в экономике, а она неотделима от правовых отношений. Так, заключение договора между людьми являет собой типичный пример частного или общего правоотношения. Собственность является также типичным приме­ром правоотношений. Тот, кто имеет право собственности на что-либо — участок земли, дом и т.п., считает, что всякий другой человек или общество в целом обязаны воздерживаться от того, чтобы вме­шиваться в его власть над тем, чем он владеет. Таким образом, соб­ственность не есть чисто индивидуальное отношение гражданина к вещи или через посредство этой вещи к другому лицу, скажем, к покупателю. Если некто, живущий, как Робинзон, на необитаемом острове, считает свое имущество собственностью, то только вооб­ражая неопределенное количество каких-то лиц, обязанных уважать его право, не вмешиваться в него, терпеть господство и распоряже­ние принадлежащими ему объектами. Но коль на необитаемом острове нет общества, то нет и никаких правовых отношений. Поэтому в данном случае нет смысла говорить о собственности в подлинном значении слова.

Собственность выступает как социальное явление не в том смыс­ле, что она предполагает реальное наличие хотя бы нескольких людей, а в том более глубоком смысле, что сама идея собственности логически включает допущение определенной социальной связи, без которой вообще невозможно помыслить ни идею собственнос­ти, ни бытие последней.

Собственность предполагает момент публично-правовой ограниченности, т.е. подразумевает целый ряд социальных обязанностей, которые общество возлагает на собственника, поскольку не может терпеть явного злоупотребления собственника своим правом, нано­сящего вред интересам общества, или неисполнения лежащих на собственнике обязанностей. При этом государство может вмеши­ваться в права собственника, может ограничить его свободу и даже лишить его этого права, например при загрязнении окружающей среды.

Говоря о многообразии форм собственности, мы имеем в виду довольно известные вещи. Кто же не знает, что такое личная соб­ственность? Это все, что принадлежит мне как лицу, — мои одежда, обувь, мой портфель, мой письменный стол и т.д. Уже упоминалось, что личности принадлежат и ее физические, и духовные начала. Это то, на что никто не может претендовать, как на нечто общее, даже в рамках общественной собственности. В личной собственности моя воля лична: я как индивидуальность владею, пользуюсь и распоря­жаюсь этой собственностью, например моими одеждой, обувью, книгами, пишущей машинкой и т.п. Под частной собственностью под­разумевается все, что принадлежит, например, семье, — это семейно-частная собственность. Частной может быть и собственность какой-либо группы владельцев, в том числе какой-либо компании. Большой массив собственности является общественной, т.е. принад­лежащей государству. Это то, что принадлежит всем вообще и никому в частности, как это имело место при советской власти, да и теперь земля, например, в основном является еще общественной, т.е. государственной, собственностью.

Частная собственность тесно связана с самой природой человека, с его телесной и душевной организацией, с его насущными потреб­ностями и ценностными ориентациями, с теми мотивами, которые вынуждают его трудиться, иметь свою семью, свой кров, свое хо­зяйство; это то, в чем он находит свое самоутверждение, смысл своей жизни. Частная собственность — мощный источник продуктивного труда и свободной хозяйственной инициативы; она способствует самореализации физических и духовных сил личности. Частная соб­ственность и рыночные отношения дают людям имущественную самостоятельность, развивают личную инициативу, стимулируют и совершенствуют самодеятельные, предпринимательские навыки, воспитывают чувство ответственности в своем деле и вообще в жизни. И наконец, частная собственность укрепляет правосозна­ние, культуру законопослушания. Реальное бытие личности во многом проявляется в его собственности.

Тот, кто отвергает частную собственность, тот принижает и даже унижает личностное начало, самодеятельность, самоценность твор­ческого начала в личности, ее свободные искания и способность к риску. А этим он подрывает и интересы, в том числе экономические, общества, государства.

В связи с рассмотрением проблемы собственности нельзя обойти такой «щекотливый» вопрос, как равенство. Хорошо известно, что не существует равенства людей от природы. Стало быть, не может быть равенства и в сфере собственности. «К тому же равенство, ко­торое хотели бы ввести в распределение имуществ, все равно было бы через короткое время нарушено. То, что осуществлено быть не может, не следует и пытаться осуществить»[52]. Ибо люди действитель­но равны, но только перед законом. «Утверждение, будто справед­ливость требует, чтобы собственность каждого была равна собст­венности другого, ложно, ибо справедливость требует лишь того, чтобы каждый человек имел собственность»[53]. Здесь Гегель имел в виду частную собственность. Ведь истинно понятый принцип справедливости гласит: не «всем одно и то же», а «каждому свое». Это ясно, поскольку каждый человек, каждая семья уникальны во всех отношениях: и биологическая, и имущественная наследственность и наследование изначально разные.

«Невидимая рука и зоркий глаз» государства

Рынок — это удивительно сильный социально-экономический феномен, благодаря которому во многом держится весь социально-экономический порядок общества и совершается исторический про­гресс. Истоки рынка уходят в глубь седой старины, когда люди всту­пали в отношения купли-продажи путем простого обмена товарами, когда они взаимно приобретали то, чего у них не было, но что им было жизненно необходимо.

Рынок, исторически формируясь как объективная экономичес­кая и социальная реальность, развивается и цивилизуется вместе с обществом. Это естественный, в основном саморегулирующийся ме­ханизм выявления существующих потребностей и их удовлетворе­ния, единственная сообразная с разумом форма отношения между производителем и потребителем, форма, освященная практикой многих веков истории человечества. Рынок выступает мощным регулятивом; это своего рода водоворот, захватывающий в своем не­умолимом потоке буквально все стороны жизни общества, даже и межличностные отношения. Рынок прежде всего регулирует и контролирует соотношение спроса и предложения, выявляет жизнестойкость тех или иных предприятий, учреждений, фирм, коллективов и даже отдельных лиц, постоянно удерживая интенсивность их деятельности на максимально высоком уровне, стимулируя стремление к конкурентоспособности. Рыночное хозяйство приводится! в движение экономической мотивацией, т.е. внутренними побуждениями, устремленными к достижению прибыли.

Рынок — это арена сделок, руководимая экономическими интересами. Но истинно мудрый и опытный предприниматель не может быть легко обманут ложными признаками выгоды. Естественно, что производитель товара и покупатель всегда согласны в том смысле или в том отношений, что один хочет купить то, что другой хочет продать, хотя, правда, не всегда по одной и той же цене. Но всегда есть цена, которая обоих в конечном счете удовлетворяет и прими­ряет: купля-продажа состоялась. То, что человек покупает, он по­требляет, зная, что он будет опять и опять покупать. А тот, кто про­дает, знает, что он снова и снова будет продавать. Так ткется нескон­чаемая нить паутины рынка. В желаниях производителей нет антагонистических противоречий, пока у каждого есть покупатели и места сбыта, пока наличествуют спрос и сбыт. Но по мере того, как объемы производства увеличиваются, каждый из производителей желает производить все больше и больше товара с целью захватить весь рынок сбыта. Желания производителей в таком случае входят в противоречие, и борьба между ними становится неизбежной. Рынок жесток и беспристрастен: на его лике нет ни стыда, ни со­вести. Он подчиняется только принципу спроса и предложения. Чем больше спрос, тем выше цена и наоборот: вот его немой императив.

Что касается потребителей, то чем меньше будет желающих, например, купить товар именно данного вида, тем ниже его цена. Же­лания потребителей сталкиваются в том случае, когда количество данных вещей, как предметов первой необходимости, так и пред­метов роскоши, на рынке меньше, чем число желающих их купить. Прежде чем стать предметом рыночного спроса, та или иная вещь через рекламу заявила о себе («как она хороша и нужна») потенци­альному покупателю, вызвав тем самым «предупредительный запрос о себе».

Потребитель через рынок влияет на предпринимателя, произво­дящего товары, и наоборот: то или иное предприятие, фирма при помощи созданной ею организации властно действует на потреби­теля, скажем, через рекламу, тем самым оказывая сильное влияние на рынок, проталкивая новые товары, влияя на психологию потре­бителя, меняя его вкусы и потребности.

Рынок — это сама процедура купли-продажи, т.е. сами социальные человеческие действия, которые происходят в каждом конкретном случае как индивидуальное действие или, говоря строже, взаимо­действие покупающего и продающего. И каждое такое действие и взаимодействие бывает полно тончайших проявлений человеческой души.

Рынок являет собой совокупность отношений товарного обмена, соци­ально-экономический механизм взаимодействия продавца и покупателя, сферу обмена как внутри страны, так и между странами.

Сегодня экономисты обычно определяют государственное регулирование экономики в рыночных условиях как систему типовых мер законодательного, исполнительного и контрольного характера, осуществляемых правомочными государственными органами, а также общественными организациями в целях улучшения, стабили­зации и приспособления действующей рыночной системы к налич­ным условиям. В конечном счете, такое регулирование имеет своей целью не только улучшение функционирования самого рынка, но и защиту интересов населения.

Наиболее высоким уровнем государственного регулирования яв­ляется стратегически продуманное экономическое программирова­ние. Его суть состоит в комплексном использовании в глобальных целях всех существенных составляющих рыночной системы функ­ционирования экономики.

Как известно, споры относительно экономической политики государства велись издавна, они продолжаются и поныне. Этих споров не избежали и страны с развитой рыночной экономикой. Здесь по меньшей мере четвертая часть всего дохода, а зачастую и значитель­но больше расходуется на социальные нужды. Государство регули­рует, корректирует рынок, в первую очередь контролируя правовые институты, обеспечивающие нормальную работу рыночного меха­низма. Оно ведает судебной системой (карающей экономических преступников), гарантирует выполнение законов, управляет денеж­но-кредитной системой, на которой строятся, по существу, все ры­ночные операции. Кроме того, государство обеспечивает соблюде­ние законодательства в рыночной конкуренции, способствуя пред­отвращению недобросовестных способов ведения бизнеса, скажем, мошенничества, взяточничества и т.п., а также препятствует возникновению монополий или по крайней мере регламентирует их деятельность. Иначе говоря, государство призвано исправлять «не­достатки» рыночной системы.

Ясно, что в число проблем рыночной системы не входит обес­печение общественного благосостояния, особенно там, где права собственности нечетко определены или где у частных собственни­ков отсутствует экономическая мотивация для использования своего капитала в интересах всего общества. Ведь сам по себе рынок не в состоянии должным образом обеспечить нужды государственной обороны, сохранять окружающую среду, гарантировать каждому гражданину нормальное питание, добротное медицинское обслужи­вание, жилье. Немалое число граждан в силу физической или умст­венной недееспособности лишено возможности вносить эффектив­ный вклад в рыночную экономику. Поэтому государство, исходя из этических и социальных соображений, обязано помогать таким людям.

Таким образом, глубоко заблуждаются те, кто придерживается точки зрения, согласно которой следует отстранить государство от вмешательства в экономику, особенно в условиях ее реформирова­ния. В переходный период функции государства должны быть более многообразными и более сильными, чем в спокойные времена ста­бильного действия законов рыночной экономики и частного пред­принимательства. Государственную экономическую политику следу­ет нацелить на смягчение и предотвращение спада и тем более ра­зорения предприятий или, как говорят экономисты, предотвращение «перегрева» экономики. Государство призвано держать под кон­тролем кредитно-финансовую систему, следить за количеством денежной массы, которая в данное время находится в обращении, и за тем, как эти деньги расходуются, осуществлять наиболее разумное взимание налогов. Государственное регулирование (в кризисные пе­риоды) должно выступать как часть управления, но не заменять ры­ночные механизмы.

В заключение подчеркнем, что экономические процессы совре­менного производства модифицированы в результате усиления вли­яния государства. Это позволяет государству добиваться смягчения противоречий между рабочими и предпринимателями в рамках де­мократических форм правления. Благодаря этому различного рода кризисные явления смещаются из политической и даже экономи­ческой области в административно-управленческую сферу, что ска­зывается и на изменении характера кризисов. Управление, которое базируется на принципах производственно-трудовой рациональнос­ти, входит в конфликт с реально господствующей в обществе пове­денческой мотивацией. Такого рода конфликты улаживаются с помощью профессиональных союзов, призванных защищать правовые интересы трудящихся.

 

Нравственно-психологические устои экономики

В связи с бурным развитием экономики в период становления капитализма, особенно в XX в., интерес к поведению и психологии людей в сфере хозяйственной жизни резко возрос. В рамках психо­логической науки стала формироваться специальная отрасль — эко­номическая психология.

Экономика — это грандиозная по своим масштабам и жизненной значимости сфера человеческой деятельности. А там, где действуют и взаимодействуют люди, невозможно обойтись без нравственных и психологических начал. Основные этические категории добра и зла, совести и чести, свободы и ответственности и иные пронизы­вают всю ткань жизни человека, в том числе и сферу экономических отношений. И подобно тому, как существует, например, врачебная этика, точно так же реально существует экономическая этика: про­изводство материальных и духовных богатств, стихия рынка, сбор налогов, оплата труда — все это пронизано так или иначе нравст­венными и психологическими началами.

Экономическая психология призвана: анализировать экономи­ческую реальность в стране, изучать отношение человека к различ­ным формам собственности — частной, государственной, коопера­тивной и личной, а также психологические проблемы потребностей человека, их количественные и качественные характеристики, за­кономерности их зарождения, развития, удовлетворения и воспро­изводства, психологические условия эффективного функциониро­вания хозяйственного механизма; прогнозировать развитие не толь­ко широкомасштабных экономических ситуаций, но и узких участ­ков хозяйственной деятельности отдельных индивидов, их групп и общества в целом. Здесь получены содержательные результаты от­носительно уяснения мотивации выбора, разработаны модели эко­номического поведения, ориентированного на защиту окружающей природной среды, например, с учетом того, что экологический ком­форт — величайшая не только гигиеническая, но и экономическая ценность.

Специалисты в области экономической психологии отмечают возрастающую роль психологических составляющих в отношени­ях между производителями и потребителями, между продавцами и покупателями. Здесь чрезвычайно важны выявление и анализ та­кого экономико-психологического феномена, как интуитивное постижение и осмысление проблемы выбора линии поведения при сделках.

Исход начинаний в любом виде человеческой деятельности неопределенен, возможны неблагоприятные последствия деяний, их неуспех, т.е. любая деятельность предполагает риск. Он характери­зуется мерой неожиданности при успехе или определенной вероят­ностью неуспеха и ожиданием неблагоприятных последствий в этом случае. Риск некоторой потери или даже полного краха всего дела может вызвать моральную и психологическую травму субъекта дей­ствия. В экономической психологии поэтому выделяется мотивиро­ванный риск, т.е. рассчитанный на ситуативные преимущества в эко­номической сфере, и немотивированный — как случай, роковое сте­чение обстоятельств.

При принятии экономического решения нельзя не учитывать особенностей морального и психологического облика партнера, скажем, меры его надежности и меры его ответственности. В на­роде недаром говорят, что уговор дороже денег. Партнеры должны быть взаимно уверены в надежности. К сожалению, это не такая уж непременная черта характера и нравственного облика каждого человека, и нельзя считать, что надежность — это нечто само собой разумеющееся. Конечно, опытный коммерсант может полагаться на свой опыт, на свой природный дар интуитивного предчувствия и силу интеллектуального прозрения, но целесообразно использо­вать и профессиональный опыт психолога, а в какой-то мере и знание самой психологии. Практика экономической жизни в той или иной мере оправдывает значимость психологической службы в эко­номике.

Бывает и так, что в сложном экономическом круговороте людей манит коварный психологический феномен надежды: все играющие на бирже надеются на выигрыш, а судьба выбрасывает иных на ка­менистый берег краха. Но боящийся риска вообще не может наде­яться ни на какой выигрыш: таково противоречие жизни. Как во всех сферах жизни, так и в экономике феномен надежды многооб­разен: он может быть рациональным, основанным на скрупулезном расчете, а может быть и интуитивным. И никак нельзя сказать, что надежнее в самой надежде.

Здесь уместно напомнить мысль Вл. Соловьева: нет и не было в человечестве такого низменного состояния, когда материальная необходимость добывания жизненных средств не осложнялась бы нравственным вопросом: общество и в своей хозяйственной жизни должно быть организованным осуществлением добра. Особенность и самостоятельность хозяйственной сферы заключается не в том, что она имеет свои роковые законы, а в том, что она представляет по существу своих отношений особое, своеобразное поприще для применения единого нравственного закона. Все острые вопросы экономической жизни, по мысли Вл. Соловьева, тесно связаны с понятием собственности, которое, однако, само по себе более при­надлежит к области права, нравственности и психологии, нежели к области отношений хозяйственных. Уже это обстоятельство ясно показывает, как ошибочно стремление обособить экономические явления в совершенно самостоятельную и самодовлеющую сферу. Можно сказать, что сущность нравственного решения множества экономических проблем заключается во внутренней связи с жиз­ненными интересами и целями человека и человечества.

Неупорядоченная игра экономических факторов и процессов возможна только в смутные времена жизни того или иного общества. В нормальных условиях, в живом и имеющем будущность обществе хозяйственные элементы детерминированы не преступными, ко­рыстными, разгильдяйски-безответственными решениями и дейст­виями непосредственно тружеников и особенно руководителей всех рангов, а нравственно санкционированными побуждениями. Сам факт экономических неурядиц и бедствий свидетельствует о том, что, как правило, экономические отношения не организованы ра­зумным образом, не обеспечены вполне правовыми принципами и не озарены светом нравственных начал. Нравственная красота не­совместима с корыстолюбием, с проявлением коррупции и вообще с любыми преступлениями против человечности. Деловой успех — это своего рода экзамен не только на уровень интеллекта, но и на уровень нравственной культуры. Деловой успех нравственно воспи­танного и тем более религиозного человека определяется не просто «голой субстанцией прибыли», но и служением ближнему. Подчине­ние материальных интересов и отношений в человеческом общест­ве, по словам Вл. Соловьева, каким-то особым, от себя действующим экономическим законам есть лишь вымысел плохой метафизики, не имеющей и тени основания в действительности, поэтому в силе ос­тается общее требование разума и совести, чтобы и эта область под­чинялась высшему нравственному началу, чтобы и в хозяйственной своей жизни общество было организованным осуществлением добра.

*

* *

Итак, мы вкратце изложили тот круг политэкономических идей, которые носят не только конкретно-научный, но и философский характер. Анализ основных экономических вопросов с точки зрения философии позволяет глубже осмыслить природу общества, прин­ципы реальной жизни людей и характер их отношений, завязанных на их коренные потребности и интересы, без которых немыслимо само существование людей. В связи с этим пришлось рассмотреть основополагающие категории политической экономии, разумеется, в самых общих чертах.

Государство — это орган проведения политики. Политика госу­дарства прежде всего распространяется на сферу экономики, но не ограничивается ею. Она пронизывает все сферы современной об­щественной жизни, в каждой из них непосредственно затрагивая человека. К рассмотрению феномена политики мы и переходим. Еще раз подчеркну, что для нормального функционирования эконо­мики огромное значение имеет «зоркий глаз государства», его де­ликатное, но вместе с тем настоятельное и напористое воздействие (прежде всего через систему правовых норм) на жизнь рынка, на его стабилизацию, на его максимальное служение делу роста как про­изводства, так и благосостояния народа.

 

Идея права: право власти и власть права

Учение о праве является частью социальной философии, рассматривающей эту проблему под своим особым углом зрения, разумеется, с опорой на конкретные исследования юридической науки. Идея права неизбежно связана неразрывной цепью таких понятий, как закон, власть, правомерность принуждения, наказания и, разумеется, идея государственности. Право возникло и существует с необходимостью для ограничения произвола, антиобщественных, антигуманных склон­ностей, побуждений и волеизъявлений, которые относятся к ложно понятым личным интересам, к проявлениям болезненных влечений.

Следует различать понятия права и закона. Т. Гоббс, например, защищая идею всемогущего государства, трактовал право как приказ верховной власти. Под законом имелось в виду просто действующее право — обычай, ставший нормой. Адекватное понимание соотно­шений права и закона мы находим у Гегеля, который разделил ис­кони сложившиеся нормы естественного права и «право как закон», Т.е. принятые законодательными органами нормы взаимоотноше­ния людей, скажем, в экономической и иных сферах человеческих отношений. Так что между правом и законом существует взаимосвязь и внутри себя различенное единство, доходящее даже до тождества. Если же подходить к этим понятиям исторически, то следует сказать, что право значительно древнее закона: у древних народов, когда еще не было государства, имели место естественные нормы право­вого поведения, но, конечно, никто не издавал законов.

Как можно определить право? Право — это социальные нормы, принимающие характер границ поведения человека в рамках действия этих норм. Гегель утверждал: «Веление права по своему основному определению — лишь запрет»[54]. Между тем, говоря словами Вл. Соловьева, подчинение человека обществу совершенно согласно с безусловным нравственным началом, которое не приносит в жертву частное общему, а соединяет их как внутренне солидарных: жертвуя обществу свою неограничен­ную, но необеспеченную и недействительную свободу, человек приоб­ретает действительное обеспечение своей определенной и разумной свободы — жертва настолько же выгодная, насколько выгодно полу­чить «живую собаку в обмен на мертвого льва»[55].

И. Фихте отметил противоречие в самой идее права. Действи­тельно, из понятия свободной личности с необходимостью вытекает свобода других. Но последняя требует ограничения прав данной лич­ности. Иначе говоря, свобода требует уничтожения свободы. Реше­ние этой антиномии (противоречия), по Фихте, состоит в следую­щем: закон должен содержать такие гарантии свободы, которые каж­дая личность могла бы принять как свои собственные; закон должен неукоснительно соблюдаться; закон должен быть властью. «Если бы воля не была всеобщей, то не существовало бы никаких действи­тельных законов, ничего, что могло бы действительно обязывать всех. Каждый мог бы поступать, как ему заблагорассудится, и не об­ращал бы внимания на своеволие других»[56].

Закон — это общепризнанное и безличное, т.е. не зависящее от личных мнений и желаний, выражение права, или, по словам Вл. Соловьева, понятие) должном — в данных условиях и в данном отношении — равновесии между частной свободой и благом целого; определение, или обще понятие, осуществляемое через особые суждения в еди­ничных случаях или делах.

Отмечаются следующие отличительные признаки закона: его публичного — постановление, не обнародованное для всеобщего све­дения, не может иметь и всеобщей обязательности, т.е. не может быть положительным законом; его конкретность — как нормы осо­бых определенных отношений в данной сфере, а не как отвлеченных истин и идеалов; реальная его применяемость, или удобоисполни­мость в каждом единичном случае, для чего ему всегда сопутствует «санкция, т.е. угроза принудительно-карательными мерами. Право­вые отнесения между людьми подчинены принципу: «Я никогда не смогу сделать что-то другому, не предоставив ему права сделать мне при тех же условиях то же самое...»[57]. Иначе говоря: всякий имеет право делать то, чем он никого не обижает.

Моральность соответствует природе человека, но ее на нынеш­нем этапе развития человечества мало. Для того чтобы обеспечить нормальное функционирование современного общества и жизнь индивида как личности, необходим принудительный закон: прину­дительна обязательность является одним из существенных отли­чий правовой нормы от нравственной. Система правовых отноше­ний должна не только распространяться в пределах данного об­щества, но и как бы опутывать своей паутиной все существующие общества, являющие в их взаимоотношениях единое планетарное целое.

«Как жители планеты, размеры которой делают необходимым существование на ней многих различных народов, люди имеют за­коны, определяющие отношения между этими народами: это меж­дународное право. Как существа, живущие в обществе, существова­ние которого нуждается в охране, они имеют законы, определяющие отношения между правителями и управляемыми: это право полити­ческое. Есть у них еще законы, коими определяются отношения всех граждан между собой: это право гражданское»[58].

Таким образом, правовые отношения действуют не только в рам­ках данного государства, но и между государствами. Согласно Ш. Монтескье, международное право зиждется, по натуре вещей, на том основном начале, чтобы различные народы оказывали один другому столь много добра в настроении мирном и столь мало зла в настроении враждебном, сколько это возможно без ущерба для обоюдных своих существенных интересов. Естественное действие международного права — склонять волю правительств к миру и вза­имовыгодным отношениям.

Внешнее государственное право касается отношения суверенных народов при посредстве их правительств друг к другу и основывается преимущественно на особых договорах. Заключая между собой до­говоры, государства таким путем ставят себя в правовое отношение друг к другу.

Социальная справедливость как правовая ценность

Право есть мера реализации свободы и в то же время, по Аристо­телю, есть норма политической справедливости. Иначе говоря, право есть нормативно закрепленная справедливость[59]. Право поко­ится на идее справедливости. По словам Гегеля, право не есть добро без блага.

Как приобретенное качество души справедливость, говорит Аристотель, является величайшей из добродетелей (по сравнению с мужеством, умеренностью, щедростью, великодушием и т.д.) и от­носится к предмету этики: в данном аспекте справедливость — часть добродетели. Но у справедливости есть и иной аспект — отношение к другим; в таком смысле справедливость представляет всю добродетель в человеческих отношениях и относится к предмету не только этики, но и политики. Существуют два вида справедливости: рас­пределительная и уравнивающая. Распределительная справедливость как принцип означает деление общих благ по достоинству, пропорциональ­но вкладу и взносу того или иного члена общества: тут возможно как рав­ное, так и неравное наделение соответствующими благами (властью, почестями, деньгами). Критерием уравнивающей справедливости явля­ется арифметическое равенство, сфера применения этого принципа — об­ласть гражданско-правовых сделок, возмещение ущерба, наказания и т. д.

Принцип справедливости гласит: не всем одно и то же, а каждому свое, ибо для неравных равное стало бы неравным. Это и понятно. При естественной неодинаковости людей было бы, по словам Вл. Соловьева, очень печально, если бы все люди были духовно и физически на одно лицо. Тогда и самая множественность людей не имела бы смыс­ла — прямое равенство между ними в их частности или отдельности вовсе невозможно: они могут быть равны не сами по себе, а только через одинаковое свое соотношение с чем-нибудь другим, общим и высшим. Таково равенство всех перед законами, или гражданская рав­ноправность. Хотя идея справедливости выражает чисто нравственное требование (в Евангелии сказано: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Матф. 7, 12) и, следовательно, принадлежит к этической области, тогда как право от­носится к сфере юридических отношений, однако между ними суще­ствует тесная связь: если организация разумных общественных отно­шений невозможна без правовых норм и законов, то она столь же немыслима без нравственной сферы.

Мудрость и мужество власти, способной осуществить торжество социальной справедливости как правовой ценности и нравственно­го императива, власти, которая с достоинством и спокойствием может устранить все шаткое и создать состояние прочной уверен­ности и подлинное здоровье общества, — вот что является душой истинной демократии. Все это возможно лишь в условиях полити­ческой свободы — этой наивысшей ценности на шкале нравствен­но-психологических, социально-политических и правовых ценнос­тей: нормы права и законы должны искоренять пороки и насаждать добродетели. Как отмечает К. Ясперс, когда под угрозой политичес­кая свобода, приходится мириться со многим. Политическая свобода всегда достигается ценой чего-то и часто ценой отказа от важных преимуществ личного характера, ценой смирения и терпения[60].