Нередко приходится слышать и встречать в литературе утверждение, что ловкость — чисто прирожденное качество. Выносливость, силу, быстроту можно развить, говорят нам, но ловким надо родиться.
Это мнение глубоко ошибочно. Его можно было бы опровергнуть, ссылаясь на прямые наблюдения над действительностью, но факты и наблюдения можно толковать по‑разному. Можно пытаться скрыться за утверждениями, что у такого‑то развилась не сама ловкость, а развились движения, на которых ему теперь легче проявить свою природную ловкость, и т. п. Поэтому не мешает, помимо фактов, которые перед глазами у всех непредубежденных, привести и несколько общих доводов, говорящих за то, что ловкость — упражняемое качество.
Первое и главное обстоятельство, о котором следует вспомнить, это то, что двигательная ловкость самым тесным образом связана с работой коры полушарий мозга. Эти отделы мозга, самые новые в истории его развития, прямо пропитаны насквозь, если можно так выразиться, способностью вбирать в себя личный, текущий жизненный опыт. Самое характерное для всех тех отправлений, которые обеспечиваются корою мозга, — их доступность для развития, совершенствования, упражнения. И самые высшие формы переключаемости — те, которые не требуют повторений, а совершаются быстро и уверенно с одного раза, — связаны с деятельностью коры мозга, которая и создала впервые их возможность.
Было бы очень странно, если бы для одного только качества ловкости пришлось сделать исключение и, установив, с одной стороны, точными фактами ее неразрывную связь с корой, отказать ей, с другой стороны, в возможностях развития и упражнения.
Кроме того, ловкость — очень сложная, как говорят, комплексная деятельность. Мы уже видели, что для ее проявлений требуется в каждом случае совместная работа самое меньшее двух уровней построения. Каждый из уровней включает в себя чувствительные и двигательные мозговые устройства. Мы установили, что необходимо различать по меньшей мере два вида ловкости, существенно разных между собою — телесную и ручную ловкость, которые опять‑таки опираются на различные системы мозга.
Если бы речь шла о каком‑нибудь узко ограниченном, простом явлении, вроде, например, коленного рефлекса, т. е. подбрасывания ноги, которое получается, если стукнуть по ноге под коленной чашкой, положение было бы иное. В порядке тот участочек мозга, который заведует этим рефлексом, — в порядке и сам рефлекс. Недоразвился почему‑либо этот участочек — нет и рефлекса, и взять его уже неоткуда. Этого рода рефлексы и называются с полным правом прирожденными рефлексами. Но если речь идет о таком сложнейшем качестве, в осуществлении которого участвует буквально весь мозг, все его чувствительные, и двигательные, и согласующие системы, то прирожденный недостаток этого качества должен был бы означать недоразвитие всех решительно систем мозга. У субъектов с недоразвитым от рождения мозгом, так называемых идиотов и слабоумных, действительно на очень низкой ступени стоит и ловкость, но ведь не о них идет у нас речь. У каждого человека с полноценным, нормальным мозгом есть 'все необходимые предпосылки и для обнаружения его природной ловкости, хотя, конечно, не у всех в одинаковой мере.
Таким образом, двигательная ловкость, как и все вообще сложные, комплексные виды деятельности мозга, неоспоримо относится к числу качеств, доступных развитию и совершенствованию, и различия обнаруживаются здесь только в количественной стороне [57]. Можно сказать, что одни люди обладают меньшею, другие — большею способностью к развитию у себя ловкости. Это нимало не противоречит общему утверждению о том, что ловкость упражняема. Ведь, бесспорно, что каждый человек в состоянии научиться, например, английскому языку. Из того, что одним он дастся легче, другим труднее, что одни, может быть, достигнут в нем большего совершенства, чем другие, еще никак не следует, что со знанием английского языка надо родиться.
Что касается личных способностей каждого к овладению качеством ловкости, то мы уже говорили в другом месте, какие встречаются среди людей различные профили, или типы, этих способностей. Одному человеку, по его данным, легче удается развить в себе то, что мы назвали телесной ловкостью, другой лучше приспособлен к развитию ручной ловкости. Вот эти различные профили действительно природны. Развиваема и упражняема ловкость у всех, но не всякий вид ловкости — в одинаковой мере у каждого человека.
Подходя к вопросу о том, как развивать и упражнять в себе ловкость, мы оценим в полной мере тот разбор основных признаков и свойств ловкости, который был сделан в начале этого очерка. Действительно, если имеешь о каком‑нибудь предмете только общее и смутное представление, то не знаешь, с какого конца за него взяться. Теперь мы знаем (в развернутом виде), какие свойства должны быть налицо в движениях для того, чтобы они могли почитаться ловкими, и нам значительно легче будет подойти к тому, как совершенствовать в себе эти свойства.
Те основные признаки ловкости, которые нашли свое выражение в ее развернутом определении, очень различны по своему психофизиологическому укладу, а поэтому и развивать их нужно по‑разному. Одним путем надо двигаться по направлению к точности и правильности движений, другим — вырабатывать в них быстроту и т. д. Кроме того, всегда и везде необходимо сообразоваться с личными особенностями каждого упражняющегося, а это вынуждает к большой осторожности по части рецептов и общих правил.
Можно утверждать наверняка, что каждый новый, хорошо освоенный двигательный навык повышает и общий уровень ловкости. Ловкость накапливается с двигательным опытом. Этот опыт обогащает и «фонотеки» низовых уровней построения, и те фонды находчивости, изворотливости, инициативности, которые образуют основное ядро ловкости. Особенно плодотворно для общего развития двигательной ловкости овладевание разносторонними, несходными между собой двигательными навыками, которые будут взаимно дополнять друг друга.
Во втором разделе этого очерка шла речь о двух обстоятельствах, которые не представляют собою признаков, или свойств, ловких движений, а указывают на те условия, при которых только и может проявиться ловкость. Они сводятся к тому, что ловкость не заключается в движениях или действиях самих по себе; степень ловкости человека обнаруживается в том, как ведут себя эти движения в их столкновении с внешним миром, с его внезапностями и неожиданностями. Предположим, что мы сделали точнейший киноснимок с какого‑нибудь движения, а затем заретушировали, замазали на этом снимке всю внешнюю обстановку, оставив на нем одного только человека на пустом фоне. По такому снимку ни при каких условиях не будет возможности определить, были ли снятые на нем движения ловкими или нет.
Этот факт дает уже очень веские указания насчет путей развития ловкости. Легко понять, что если ловкость не приходится искать в самих по себе движениях, то и к воспитанию ее ничего не прибавится, покуда мы будем воспитывать и холить одни только безотносительные движения. Каждое движение, которое хочет обогатить фонды нашей ловкости, должно что‑то делать. Никакая культура движений, которыми ничего не достигается, не повысит ловкости, хотя, может быть, и даст свои результаты в смысле увеличения выносливости, мышечной силы и т. п. Нужно очень много делать для того, чтобы уметь это делать; нужно очень многое уметь для того, чтобы почитать себя ловким.
Применительно к телесной ловкости нам помогут движения, приводящие к определенному результату, преодолевающие какую‑то трудность или препятствие из внешнего мира. Я неловок, пока я имею основание бояться колец, или брусьев, или барьеров для бега; я буду ловким, когда они начнут бояться меня.
Действия, повышающие ручную, или предметную, ловкость — это всегда какие‑нибудь умения. Невозможно назвать ни одного умения из уровня D, которое нельзя было бы довести до высших образцов, ловкости. Ловко можно действовать в любой спортивной игре; ловкость требуется в каждом виде борьбы с противником; ловко можно осуществлять каждый трудовой навык; ловко, наконец, можно одеваться, застегиваться, причесываться, стирать белье и чистить огурцы. И в каждом из этих действий — от самых возвышенных до самых низменно‑бытовых — ловкость воспитывается и упражняется тем больше, чем больше в нем «обыгрывается» всякого рода намеренных изменений и ненамеренных неожиданностей.
Во всех этих упражнениях можно и нужно, конечно, по отдельности делать ударения на каждом из тех главных признаков, которые мы сочли необходимым включить в развернутое определение качества ловкости.
В каждом двигательном навыке правильность движений (то, что было выше обозначено как их адекватность и точность) лучше всего развивать с самых первых шагов. Именно в это время закладывается основа двигательного состава навыка. Именно здесь подбираются наиболее подходящие качества сенсорных коррекций. Именно в это время сознательное внимание еще может вмешиваться в те подробности движения, которые потом ускользнут от него в область автоматизмов. Стало быть, небрежное отношение на первых порах к качеству результата — грубейшая из ошибок. Когда движение удается еще еле‑еле, когда оно трещит по всем швам, можно сделать себе снисхождение по части скорости, иногда — по части силы, но никоим образом не в отношении правильности и точности. Это въестся потом так, что отделаться будет невыносимо трудно. Если правильное выполнение движений (в смысле результата — см. раздел 3 этого очерка) на первых порах и очень затруднительно — не беда. Лучше довести себя в течение десяти минут «до седьмого пота» сильнейшим напряжением внимания и воли к результату, чем отдать два‑три часа на «кое‑как» и на «лишь бы». Предоставим индифферентность собакам, подвергаемым выработке условных слюнных рефлексов.
Нужно принять в соображение еще следующее. Те коррекции, которые следят за правильностью движения, по большей части принадлежат к его ведущему уровню, потому что они самым тесным образом связаны с успехом или неуспехом решения двигательной задачи по существу. Автоматизация уводит из поля сознания целый ряд коррекций правильности и точности — те коррекции, которые связаны с техническими средствами для их достижения. Но самые главные, решающие коррекции этого рода остаются наверху; это именно те коррекции, которые нельзя передоверить автоматизмам, потому что от них требуется наивысшая приспособительность и маневренность.
Отсюда следует, что не только в начале, но и в конце работы над двигательным навыком и тогда уже, когда в нем достигнута полная «форма» (хотя можно ли когда‑нибудь сказать, что она окончательно достигнута?), нужно при выполнении движения сосредоточивать все свое внимание и всю волю на качестве результатов. Нужно думать и помнить не о самих своих движениях (чтобы не попасть в положение сороконожки из сказки), а о сути задачи, которую надлежит решить: как можно дальше прыгнуть, как можно вернее отразить по желаемому направлению теннисный мяч, как можно точнее провести линию на чертеже, сделать разрез или распил, как можно аккуратнее завернуть плитку шоколада или выглаженную сорочку и т. д. В движениях нужно сосредоточивать мысль и волю на их «что»; «как» придет уже само‑собой.
Свойство точности движений дает очень широкие переносы, вообще присущие «уровню точности» (С2). Выработка и повышение точности в каком‑нибудь одном навыке очень заметно улучшают ее и во множестве других. Поэтому для воспитания ловкости очень важно и полезно упражнять глазомер, тренировать в себе мышечно‑суставную оценку размеров и расстояний и т. п. Эти качества растекаются потом по всем многообразным навыкам, как пленка масла по поверхности воды, и всем им сообщают свой отблеск.
Быстрота, как существенный признак ловкости, несколько отличается от остальных тем, что она не совсем независимый признак. Ее трудно отделить от свойства рациональности движений. Но все же из двух одинаково рациональных движений, конечно, более ловким будет то, которое будет выполнено быстрее. Хотя рациональные движения, не содержащие в себе ничего лишнего, всегда могут быть неторопливыми, но, безусловно, сколь угодно высокая рациональность обесценивается, если работа ведется «с прохладцей».
Поэтому над быстротой следует поработать, а она поддается большому улучшению.
Опыт показал, что можно очень убыстрить время даже самой простой, полумеханической двигательной реакции на внешний сигнал, почти что рефлекса. Тем более можно сильно повысить скорость реакций, построенных сложнее; там возможно не только добиться количественного повышения общей скорости, а еще сделать в придачу всю цепь более короткой и простой, значит, требующей и меньше времени. Но в направлении быстроты возможно достигнуть еще большего.
Здесь снова поможет уже оказывавшая нам услуги антеципация, т. е. умение предвидеть и предугадывать. Чем больше накопленный нами опыт, тем больше средств к тому, чтобы заранее почувствовать приближение того внешнего события, на которое нам нужно будет отозваться реакцией. При этих условиях может получиться действительно молниеносная быстрота реакции: наше ответное движение начнется или абсолютно одновременно с тем, на которое оно собирается ответить, или даже раньше его. Вряд ли следует доказывать, какое огромное жизненное значение могут иметь эти молниеносные и предвосхищающие реакции в боевой обстановке; в рукопашной, схватке, в поединке самолетов и т. п. Они же могут решить успех в фехтовании или боксе.
Для той «быстроты результата», которая всего важнее для ловкости, немаловажна и способность к быстрым, проворным движениям; и все же лучшие спринтеры вовсе не самые быстрые люди в отношении их ловкости. Для этой последней гораздо более значительную роль играет, так сказать, психологическая быстрота: быстрота находчивости, решимости, реакции и т. д. Значит, и в воспитании быстроты нужно сделать основное ударение именно на этой стороне дела. Если человеку свойственна нерешительность, вялость, если ему подходит название «мямли» или «рохли», то никакая разработка движений сама по себе не сделает его ловким. Невозможно предписать общепригодного рецепта для борьбы с этими отрицательными качествами, но они, безусловно, в большой мере излечимы. На них только следует обратить серьезное внимание, притом чем раньше, тем лучше.
Рациональность движений — необходимое условие для ловкости, но она, в отличие от двух предыдущих признаков, не представляет собою общего свойства. Правильность, точность, быстроту можно воспитывать вообще, используя свойственный им широкий перенос; рациональность движений неотделима от самих движений и мало склонна к переносам. Поэтому о ней приходится заботиться применительно к каждому двигательному навыку.
В отличие от правильности, рациональность и экономичность движений совершенствуются и шлифуются главным образом во второй части выработки навыка, в фазах его стандартизации и стабилизации. Конечно, в локомоторных движениях, тем более в предметных двигательных навыках, можно бывает многое рационализировать в отношении их двигательного состава, т. е. уже в начале построения навыка. В это время можно провести борьбу с лишними движениями, найти те или другие более целесообразные и экономные приемы и т. д. Но главное, самое глубокое совершенствование движений в этом направлении происходит после автоматизации, когда уже все коррекции расставлены по своим окончательным местам и движения получают возможность устояться против всяких изменяющих и сбивающих воздействий. Вряд ли возможно сколько‑нибудь основательно вмешаться здесь в бессознательно текущую фоновую работу низовых уровней; вряд ли это и целесообразно. Но педагогический опыт говорит о том, что если движения выполняются при тренировке тщательно и правильно и если это сочетается с настойчивостью работы по их шлифовке, то низовым уровням создаются наиболее благоприятные условия для повышения экономичности и рациональности автоматизмов, следовательно, и движений в целом.
Само собою понятно, что значение разработки всех перечисленных признаков и свойств отходит на второй план по сравнению со значением находчивости — главного ядра двигательной ловкости. О находчивости существует всего больше предрассудков насчет ее прирожденности и невоспитуемости. Нет спора, встречаются люди, которые — от природы ли или от того, как формировался их характер в ранние годы, — одарены высокой степенью находчивости по сравнению с окружающими. Но даже если действительно можно говорить о разных способностях у различных людей по отношению к находчивости, то это еще не означает ее невоспитуемости. Наоборот, мы точно знаем — и это вытекает из всех приводившихся выше анализов, — что находчивость в движениях прямо зависит от накопленного нами двигательного опыта. Этот опыт по разнородным навыкам и, главное, в как можно более разнородных условиях прямо обусловливает развитие и изворотливости и даже инициативности. Совершенно правильно поступают те педагоги и тренеры, которые намеренно сталкивают обучающегося во второй половине его работы над навыком с самыми разнообразными отклонениями и осложнениями. Такого рода «упражнения с непредвиденностями» постепенно превращаются для учащегося в «упражнения на предвидение» и все больше и крепче оснащают его по самому основному стержню всей двигательной ловкости.
ОТ АВТОРА
(Вместо резюме)
В вопросе о качестве ловкости, как с педагогической, так и с психофизиологической стороны этого понятия, до сих пор царит еще очень большая неясность. Ни одно из дававшихся до настоящего времени определения этого качества не может претендовать на общее признание. В отношении фактических материалов, почерпнутых из наблюдений, а тем более экспериментальных, также имеет место крайняя бедность.
Общая физиология и психофизиология движений сделала, однако, за последние годы значительные успехи, чему немало способствовали как исследования спортивно‑гимнастических движений — наивысших достижений полноценной нормы, так и изучение патологии двигательной сферы, для которого обильный материал дали ранения в период Великой Отечественной войны. Было вполне обоснованным попытаться, вооружившись новыми концепциями этой области, продвинуть вперед вопрос о природе ловкости и ее развитии. По всем основным вопросам координации движений мы позволяем себе отослать читающего это послесловие к книге «О построении движений»[58], где они нашли себе обстоятельное освещение, а здесь дадим только самое краткое резюме тех главных положений, которые необходимы для анализа качества ловкости.
Согласно современным воззрениям, всякая подвижная система, не обладающая вынужденным движением по фиксированным траекториям (как преобладающее большинство машин), т. е. наделенная более чем одной степенью свободы, уже тем самым нуждается в специальной организации, обеспечивающей ее управляемость. Периферически костно‑суставно‑мышечный двигательный аппарат человека обладает огромным избытком степеней свободы, исчисляемым многими десятками. Совокупность психофизиологических механизмов координации движений и есть организация управляемости этого периферического дви‑
гательного аппарата, достигаемая путем преодоления его избыточных степеней свободы.
Координация движений осуществляется посредством так называемых сенсорных коррекций, т. е. процессов непрерывного корригирования движения на основе притекающих в центральную нервную систему донесений органов чувств. Все рецепторные системы организма несут наряду со своей деятельностью по восприятию впечатлений внешнего мира (экстероцепции) добавочную нагрузку по восприятию поз, движений и усилий своего тела и его частей, т. е. по линии проприоцептивной восприимчивости в расширенном или функциональном смысле. Разумеется, первенствующую роль в этой комплексной рецепторной деятельности играют проприоцептивные органы в тесном смысле, т. е. аппараты мышечно‑суставной чувствительности.
На протяжении долгих тысячелетий эволюции животных имело место безостановочное усложнение и увеличение разнообразия двигательных задач, решение которых было жизненно необходимым в борьбе особей за существование. Это усложнение задач шло и 1) по линии возрастания их смысловой сложности, и 2) в направлении роста трудности и точности решавших их двигательных актов, и, наконец, 3) в смысле непрерывного увеличения числа внезапных, нешаблонных двигательных задач, которые нужно было уметь решить правильно и незамедлительно.
Процесс эволюционного приспособления к этим требованиям жизни выразился в царстве позвоночных в виде совершавшегося время от времени, диалектическими скачками, анатомического усложнения их центральных нервных систем, обраставших сверху новыми аппаратами, все более мощными и совершенными в указанных выше отношениях. Возникавшие этим путем более молодые устройства не отрицали и не устраняли более древних, а лишь возглавляли их, сживаясь с ними в новый, более богатый возможностями и более работоспособный синтез. Каждое из таких поочередно возникавших в эволюции устройств мозга (мы будем в последующем называть их координационными уровнями или уровнями построения движений) приносило с собою новый список, или контингент, движений, точнее говоря, новый список посильных для решения данному животному двигательных задач.
Координационно‑двигательное устройство центральной нервной системы человека представляет собою наивысшую по сложности и совершенству структуру во всем мире живых существ. Сохранив всю исторически (эволюционно) создававшуюся многослойность, они образуют в своей совокупности аппарат, в котором каждый из его разновозрастных уровней построения обеспечивает правильную реализацию своего списка двигательных актов и, как увидим ниже, существенным образом участвует в реализации движений вышележащих, более молодых уровней, обеспечивая им складность, быстроту и рациональность. Каждый из этих уровней характеризуется своими особыми мозговыми анатомическими субстратами и особым, характерным для него составом и строением той чувствительности, из которой он основывает свои сенсорные коррекции (так называемым сенсорным синтезом или сенсорным полем).
Возраставшее смысловое усложнение двигательных задач, решение которых возлагалось на сравнительно мало эволюционировавший периферический двигательный аппарат, вело естественным порядком к возрастанию и усложнению чисто координационных требований управления, предъявлявшихся к этому аппарату. Во все более сложных, точных и быстрых или тонко дозируемых по силе двигательных актах требовалось все большее обилие, разнообразие и подходящая по качествам (адекватная) точность сенсорных коррекций. Ни у одного уровня не могло хватить в его собственном сенсорном синтезе ресурсов для управления всем многообразием сторон координационной отделки движения. В результате среди движений стали вычленяться в возрастающем количестве двигательные акты осложненного координационного строения. В актах этого рода управление не могло уже сосредоточиваться в одном уровне построения; ведущим уровням пришлось привлекать себе помощников в виде нижележащих, более древних уровней. Тот уровень, которому было посильным в смысловом отношении правильное решение двигательной задачи в ее целом, сохранял за собой верховное управление соответствующим двигательным актом, его важнейшие смысловые коррекции, но в то же время все большее количество вспомогательных, технических коррекций, обеспечивающих движению его плавность, быстроту, экономичность и т. п., передоверялось центральной нервной системой нижележащим уровням, наилучше оснащенным именно для этих видов коррекций. Мы обозначаем верховный ответственный уровень данного двигательного акта термином «ведущий уровень»: подчиненные ему низовые, обслуживающие данный двигательный акт технически, называем «фоновыми уровнями», а сами выполняемые ими вспомогательные коррекции — «фоновыми коррекциями» или просто «фонами» данного движения.
Нельзя не подчеркнуть здесь двух важнейших характеристических черт всех координационных фонов: 1) находясь в фоновой роли, координационные уровни функционируют уже не независимо, как при несении обязанностей ведущего, а измененно, стилизованно под возглавляющим влиянием ведущего уровня, податливо подчиняясь ему; 2) фоны не представляют собою движений или частей движения; это есть сенсорные коррекции вспомогательного назначения.
Понятно, что двигательные акты, оснащенные координационными фонами (фондированные акты), представляют собою уже целые структуры, доходящие на высших уровнях и у наиболее высокоорганизованных существ до очень большой сложности и многоэтажности, а потому нуждаются в их постепенном построении. Действительно, никакие фоны не обладают свойством прирожденности, а потому должны быть в какой‑то момент специально выработаны индивидуумом, а кроме того, для безупречной согласованности совместной работы двух или нескольких уровней по данному виду двигательного акта им необходимо пройти через стадию срабатывания и взаимной пригонки.
В прямой связи с этим мы действительно наблюдаем, что в филогенезе возникают и развиваются одновременно и параллельно друг с другом два ряда явлений: 1) двух — и многоуровневые координационные структуры двигательных актов и 2) индивидуальная упражняемостъ, т. е. способность к прижизненной выработке новых двигательных форм, чего нет и следа на наинизших ступенях развития позвоночных. Можно, таким образом, с полным правом сказать, что каждая фондированная двигательная структура представляет собой прижизненно выработанный двигательный навык [59].
Мы разделяем координационные фоны на два больших класса. 1. Фоны в собственном смысле представляют собой комплекты коррекций, соответствующие самостоятельному целесообразному движению в данном низовом уровне. 2. Фоны второго вида, именуемые автоматизмами, — это особые коррекции в одном из нижележащих уровней построения, не способные обслужить целостного движения в своем уровне, не имеющие сами по себе смыслового значения и вырабатываемые только по специальным требованиям вышележащего уровня для технического обслуживания выполняемого им двигательного акта. К подобным автоматизмам относятся, например, всевозможные технические сноровки (skills английских авторов), которыми изобилуют профессиональные навыки как в труде, так и в спорте.
Название автоматизмов присвоено этим фонам вследствие очень общего и характерного свойства центральной нервной системы, в силу которого в каждой выполняемой многоуровневой двигательной структуре в сознание человека попадает только состав его ведущего уровня, независимо от абсолютной высоты последнего. Таким образом, автоматизмы протекают всегда бессознательно; фоны в собственном смысле, бывшие осознаваемыми в то время, когда они реализовали самостоятельное дви‑
жение, точно так же уходят из поля сознания с того момента, как переключаются на роль фоновых коррекций.
В начале процесса выработки нового двигательного навыка учащийся реализует решение соответствующей двигательной задачи полностью силами и средствами одного ведущего уровня. По мере того как в процессе упражнения он либо находит в ранее накопленных фондах, либо специально вновь вырабатывает подходящие фоны и автоматизмы и достигает достаточной их управляемости, он постепенно передоверяет соответственным низовым уровням выполнение одной за другою тех многочисленных технических коррекций, которые раньше суррогатно обслуживались им за счет ресурсов ведущего уровня. Этот процесс постепенного переключения коррекций в низовые уровни, сопровождаемый, как уже указано, уходом их из поля сознания, есть то, что называется автоматизацией двигательного акта.
Это важнейшая из фаз построения фондированной структуры двигательного навыка: 1) разгружает ведущий уровень, а с ними и сознание от побочной, чисто технической работы; 2) переключает значительную часть коррекций на уровни, наилучшим образом оснащенные и качественно адекватные для коррекций именно этого вида, т. е. способствует качественным сдвигам в сторону улучшения, и 3) совершается, как правило, в несколько раздельных приемов, каждый из которых выглядит как скачок, а не как постепенное изменение.
Построение двигательного навыка еще не завершается с окончанием всех автоматизационных переключений; за ним следует более или менее длительный период деятельности центральной нервной системы, направленной к срабатыванию между собой всех уровней — участников данной двигательной структуры, применительно как к самой задаче в целом, так и к ее неизбежным вариациям и осложнениям. Этот период можно, таким образом, охарактеризовать как организацию управляемости фоновых уровней со стороны ведущего по отношению к данному виду движения. Здесь мы второй раз сталкиваемся с понятием управляемости, но уже относимым к другому классу явлений, чем раньше. Если основной общей предпосылкой координации являлось обеспечение управляемости двигательной периферии, то подобною же предпосылкою для реальной работоспособности фондированных двигательных структур служит безупречная управляемость целостных координационных уровней при несении ими подчиненных функций. Это обстоятельство имеет самое существенное значение для вскрытия физиологических механизмов двигательной ловкости.
В соответствии со всем сказанным двигательный навык понимается нами как координационная структура, представляющая собой освоенное умение решать тот или иной вид двигательной задачи.
Из изложенного видно, что: 1) построение двигательного навыка есть активный процесс (как во внешнем оформлении, так и в самом внутреннем существе), а отнюдь не пассивное отдавание себя потоку впечатлений и воздействий извне и 2) построение двигательного навыка есть смысловое цепное действие, состоящее из целого ряда качественно различных фаз, логически переходящих одна в другую, т. е. оно очень далеко от монотонности чисто количественного постепенного «проторения».
Необходимо оттенить еще, что ни автоматизмы, обслуживающие собою двигательный навык, ни тем более сам двигательный навык в целом ни в какой мере не представляют собою стереотипов, раз навсегда закрепленных шаблонов. Как будет подчеркнуто и ниже, координационным уровням свойственно непрерывное возрастание снизу вверх, от более древних уровней к более новым, приспособительности, пластичности, целесообразной вариативности их работы. Естественно, что переключение какой бы то ни было коррекции в порядке автоматизации из ведущего уровня в один из нижележащих ведет и к некоторому снижению ее приспособительной вариативности, но, вообще говоря, и каждый автоматизм, и каждый навык в целом вариативны и пластичны в полную меру ресурсов и свойств того уровня, на котором они протекают. Поэтому никоим образом не следует смешивать (положительного) явления автоматизации с (отрицательным) явлением стереотипизации.
Эта приспособительная вариативность, свойственная, хоть и в различной степени, всем автоматизмам, и фонам, лежит в основе известного и чрезвычайно важного явления так называемого переноса упражненности по навыку, т. е. повышения успешности упражнения в навыке А за счет двигательного опыта, достигнутого благодаря упражнению в навыках Б, В и т. д. Механизм этого эффекта переноса упражненности состоит, по современным воззрениям, в использовании для построения нового навыка сохраняемых памятью фоновых коррекций, выработанных ранее для других навыков, с требуемой частичной переработкой их или без нее. Очевидно, что полезный эффект явления переноса упражненности будет тем выше, чем более широкой генерализации удалось достигнуть по прежде выработанным навыкам и чем больше было количество и разнообразие этих освоенных навыков.
Обогащение психомоторных ресурсов, достигнутое на той ступени эволюционного развития, которая принесла с собою фондированные двигательные структуры и вместе с ними индивидуальную обучаемость и упражняемость, слишком очевидно, чтобы нуждаться в комментариях. Но неуклонное усложнение борьбы за существование выдвинуло и дальнейшие требования, на которые на одной из следующих ступеней эволюционной лестницы также начали формироваться адекватные двигательные ответы. Речь идет о возраставшей необходимости в разовых незаученных двигательных реакциях, в координационной приспособленности к быстрому решению непредвиденных, нешаблонных двигательных задач. Таким образом, можно, несколько схематизируя, представить общий ход эволюции двигательных средств в виде трех последовательных этапов. Первый соответствует полному отсутствию индивидуальной обучаемости и ограничению всех двигательных средств животного прирожденными координационными формами. На втором этапе к ним прибавляются фондированные двигательные структуры, осваиваемые животными прижизненно путем постепенного упражнения и построения. Наконец, третий этап развития приносит с собой разовые, экспромтные, доступные внезапному сформированию двигательные ответы на непредвиденные и необычные задачи, снова резко повышая «потолок» возможностей, открытых для данного существа в борьбе за жизнь.
Опираясь на подытоженные выше основные факты и положения общего учения о координации, можно теперь решиться на внесение известных уточнений в психофизиологический анализ качества ловкости, чему специально и посвящена книга.
Самый основной, исходный критерий для оценки степени ловкости данного двигательного акта — тот, что ловкость не заключается в самих по себе движениях, а определяется исключительно по степени соответствия их с окружающей обстановкой, по степени успешности решения реализуемой ими двигательной задачи. Если закинематографировать двигательный акт, а затем заретушировать на фильме все окружение субъекта, сохранив одну только его фигуру, то ни при каком способе рассматривания и изучения этого фильма нельзя будет определить, ловким ли было запечатленное на нем движение или нет. Эта исходная черта характеристики ловкости названа в книге ее экстравертированностью (обращенностью на внешний мир).
Согласно даваемому в настоящей книге (очерк VII) развернутому определению, ловкость есть способность справиться с возникшей двигательной задачей: 1) правильно, 2) быстро, 3) рационально и 4) находчиво. В этом определении заключены, по‑видимому, самые существенные отличительные признаки ловкости, какие можно указать в настоящее время.
Судя, далее, по всему могущему быть собранным материалу наблюдений, двигательные акты, заслуживающие оценки ловких, всегда представляют собою фондированные структуры. Возможно, причина этому в том, что все одноуровневые движения относятся к числу примитивных, в которых даже сложная в смысловом отношении задача доступна решению нехитрыми координационными средствами, не могущими предъявить ощутимых требований к двигательной ловкости[60].
Так или иначе, во всех или почти во всех случаях ловкие акты реализуются посредством по крайней мере двух уровней, ведущего и фонового, причем требования, предъявляемые к ним для того, чтобы осуществляемое ими движение могло быть почтено ловким, резко различны. От ведущего уровня требуются высокие показатели маневренности, изворотливости, двигательной находчивости; от фонового (или фоновых) — не менее высокая степень послушности, гибкости, безупречной управляемости. В проекции на основное определение ловкости можно заметить, что ведущий уровень обеспечивает преимущественным образом первое и последнее из перечисленных качеств ловкости — правильность и находчивость; фоновым уровнем (или уровнями) обслуживаются важнейшие предпосылки для обоих средних качеств — быстроты и рациональности.
Указанная структурная черта ловких двигательных актов — их неодноуровневость — позволяет распределить все двигательные проявления ловкости на два больших класса, характеризуемых по их уровневым структурам. Ловкие акты, имеющие своим ведущим уровнем уровень пространственного поля (С), с фонами из нижележащих уровней, мы относим к классу телесной ловкости; акты, ведущиеся на уровне действий (Д), с фонами из С, В и А в разных сочетаниях, составляют класс проявлений предметной, или ручной, ловкости.
В монографии «О построении движений» поставлен на очередь актуальный вопрос об индивидуальных психомоторных профилях, т. е. о качественных различиях моторики разных лиц, зависящих от относительных степеней развития и совершенства у них тех или других уровней построения движений. Применительно к теме настоящей книги нельзя не отметить, что разные встречающиеся в жизни индивидуальности обладают самыми различными соотношениями и абсолютными мерами выраженности у них того и другого класса двигательной ловкости. Анализ таких индивидуальных профилей по ловкости и определение их посредством целесообразно выработанных методик должны представить первостепенный практический интерес.
Из всех черт ловкости, перечисленных в развернутом определении этого качества, на первое место по значимости следует поставить, несомненно, черту, обозначенную там как находчивость. Вся суть двигательной ловкости — в способности найти выход из любого положения, в наличии у центральной нервной системы средств к тому самому разовому, импровизированному, но адекватному решению неожиданной или нешаблонной задачи, которое было выше отнесено к третьему, новейшему этапу эволюционного развития двигательных функций. Это свойство ловкости обозначено в тексте настоящей книги как ее экспромтность.
Если теперь сопоставить то положение, согласно которому ловкие двигательные акты представляют собою многоуровневые структуры, с подчеркнутым сейчас свойством экспромтности, то мы подойдем вплотную к комплексу фактов, вскрывающему, может быть, самое глубокое психофизиологическое ядро качества ловкости. Очевидно, что экспромтное, неподготовленное создание сложной, фондированной и в то же время адекватной двигательной структуры возможно только на основе высокой степени управляемости всех фоновых уровней со стороны ведущих. Там, где психомоторика среднего качества нуждается в длительном упражнении, выработке и сыгрывании очередной координационной структуры, психомоторика, характеризуемая высокими показателями ловкости, способна обеспечить такой же стройный концерт уровней сразу, в самый момент возникшей необходимости к этому.
Если человек А со средними психомоторными данными может в результате длительной тренировки производить ту или иную автоматизированную операцию достаточно успешно, быстро и искусно, а другое лицо Б, сумеет, посмотрев, выполнить ту же операцию не хуже с первого или второго раза, то, несомненно, трудно указать более подходящую кандидатуру на право называться ловким в двигательном отношении человеком, нежели лицо Б. Разумеется, при создании для обоих лиц, А и Б, равных условий в смысле упражненности Б обнаружит более высокие показатели в соответствующей функциональной пробе.
Таким образом, двигательная ловкость приводит к тем же результатам — к созданию адекватной и успешно работающей структуры, что и упражнение в двигательном навыке. Ловкость способна возместить, заменить упражнение или ускорить его эффект. Обратное явление, однако, по большей части не имеет места; и во всех тех чрезвычайно многочисленных случаях, когда двигательная комбинация обязана быть созданной внезапно, когда для постепенной выработки нет и не может быть времени, ловкость не заменима ничем другим.
Изложенные материалы о природе двигательной ловкости приводят попутно к интересному биологическому выводу: об эволюционной молодости качества ловкости. Этот вывод хорошо подтверждается при вдумчивом наблюдении и данными сравнительной физиологии современных нам животных.
Произведенный предварительный анализ психофизиологической структуры ловкости, при всей его неизбежной неполноте, позволяет уже обоснованно ответить на важный практический вопрос: доступна ли ловкость индивидуальному развитию, является ли она упражняемым качеством?
Ответ получается утвердительный и притом в нескольких планах.
Само собой понятно, что природные, конституциональные предпосылки для ловкости у разных лиц были и останутся столь же разными, как и для всех других психофизических качеств. Если бы это было не так, то из каждого взятого наудачу подростка можно было бы с одинаковой легкостью сформировать Знаменского, Озолина, Новака или Нину Думбадзе. Как наибольшие достижимые для того или другого лица высоты развития, так и степени трудности и длительности дохождения до определенных результатов всегда неминуемо будут обнаруживать большие индивидуальные различия.
Гораздо важнее установить то, что имеющиеся природные предпосылки к ловкости, безусловно, доступны развитию. При этом могут быть упражняемы и развиваемы обе важнейшие стороны того структурного комплекса, посредством которого реализуется ловкость.
Во‑первых, можно очень значительно поднять управляемость фоновых уровней со стороны верховных ведущих, т. е. важнейшую из функциональных физиологических предпосылок обсуждаемого качества. Чем больше накоплено человеком всевозможных фонов, чем они более разнообразны по видам и качествам и чем шире генерализованы, т. е. чем больше число, степень усвоения и широта полосы «обыгранности» по переменным условиям двигательных навыков, выработанных данным лицом, тем легче ему реализовать экспромтный фондированный двигательный акт, каков бы и сколь бы неожидан он ни был.
Во‑вторых, намеренное сталкивание упражняющегося с разнообразными и непредвиденными двигательными задачами, постановка его в условия, требующие от него в полной мере адекватных, быстрых, рациональных и находчивых двигательных реакций, прямым образом тренируют и воспитывают его верховные координационные уровни, способствуя выработке в них маневренности, изворотливости, быстрой психомоторной изобретательности. Наряду с этим тренировка этого же вида неминуемо воспитывает и управляемость фоновых уровней. Недостаточно, конечно, скопить в фондах двигательной памяти разных уровней большие фоновые богатства, не умея быстро и адекватно использовать их. Это‑то умение вызывать нужные фоны в нужные мгновения и уверенно управлять ими и может быть очень существенно повышено путем целесообразной тренировки.
Таковы в самых общих чертах материалы, рассматриваемые в настоящей книге. Нет никакого сомнения, что и практическая проблема выработки и воспитания двигательной ловкости, и вся обширная область психофизиологии движений и управления ими находятся в настоящее время еще на самых ранних стадиях их научной разработки. Мы уверены, что и в этой увлекательной и чрезвычайно важной области науки, способной в последующем приблизить нас к самым глубоким тайникам знания о человеческом мозге и его работе, советская научная мысль сумеет завоевать подобающее ей положение и выйти в будущем на первое место в мире!
Проф. Н. Бернштейн.
[1]«О построении движения», М., 1947, «Очерки по физиологии движений и физиологии активности», М., 1966. Обе эти монографии вошли в книгу Н. А. Бернштейна «Физиология движений активности», М.. 1990 (в серии «Классики науки»).
[2]Ненавижу темную чернь и гоню проч. — Прим. ред.
[3]Заимствовано из интересной статьи И. Бражнина о ловкости, помещенной в журнале «Костер», № 4, 1941.
[4]Интеллектум, мыслительные способности.
[5]Ныне Н. Г. Озолин — доктор педагогических наук, профессор, заслуженный деятель науки РСФСР. — Прим. ред.
[6]Удачнее другие приводимые Далем определения: «ухватливый» и «умеющий».
[7]Нельзя же считать усилением прочности ее подвеса то, что она соединена маленьким суставчиком с палочковидной ключицей, сочлененной другим концом с рукояткой грудинной кости, которая сочленена с первым ребром, соединенным с 1‑м грудным позвонком!
[8]Активная подвижность в сочленении — подвижность за счет работы собственных мышц этого сочленения, пассивная — за счет иных (внешних) сил.
[9]Такие шарниры Гука или Кардана применяются, например, в автомобилях для соединения вала коробки передач, наглухо вмонтированной в основание машины с зарессоренным и потому подвижным вниз и вверх мостом, несущим колеса.
[10]Для того, чтобы твердо запомнить, какой из поворотов предплечья и кисти называется супинацией и какой пронацией, есть очень простое и забавное правило: поверните кисть ладонью кверху и скажите: «Несу суп». Это есть супинация. Затем опрокиньте кисть ладонью вниз и скажите: «Пролил». Это будет пронация. (Сообщено мне проф. А. П. Бружесом).
[11]В телах позвоночных, как будет подробнее рассказано в очерке III, имеются два вида мышечной ткани: 1) гладкие мышцы, находящиеся в стенках внутренних органов и кровеносных сосудов, — очень медленные и маломощные и 2) поперечнополосатые мышцы, образующие всю произвольную скелетную мускулатуру, а также мускулатуру сердца, — быстрые, мощные и объемистые.
[12]Исключение в этом отношении составляет только мышечная ткань сердца.
[13]Корректировка — слово, происходящее от того же латинского корня, что и слова «коррекция» — поправка, «корректура» — исправление ошибок набора в печатаемой книге, «корректный» — правильный и т. д.
[14]Проприоцептивная чувствительность в переводе значит «сама себя воспринимающая» — чувствительность собственного тела.
[15]Не следует, конечно, думать, что живая белковая молекула, а тем более живая клетка, с ее сложнейшим, и по сию пору далеко не доизученным строением, могла возникнуть сразу, в результате какого‑то одного исключительного случая. То возникновение молекулярной белковой цепочки, о котором сказано в тексте, представляло собой, несомненно, только один эпизод в длительной цепи событий, являвшихся последовательными ступенями роста организации живого вещества. Такими ступенями были: возникновение и постепенное усложнение содержащих азот, серу, фосфор и железо органических коллоидов («коацерватов»), образование первобытных ферментов или биологических реактивов, сформирование первоначальной клеточной протоплазмы и т. д.
[16]Рецептивный от латинского recipere — воспринимать (отсюда же рецепт — принятое, подлежащее приему); контрактильный от латинского contrahere — стягиватель — сократительный, стягивательный (отсюда же контракт — скрепляющий документ).
[17]Лат. mediator — посредник.
[18]Импульс (лат. impulsus) — толчок, побуждение.
[19]К локомоциям, или перемещениям всего тела по пространству, у человека причисляются: ходьба, бег, плавание, лазание и локомоторные движения с орудиями, как ходьба на лыжах, бег на коньках и т. п.
[20]Диалектические скачки в эволюции — это всегда обязательно скачки по качеству, но отнюдь не скачки в смысле внезапности.
[21]Само волокно двигательного нерва вместе с начинающей его «пусковой» нервной клеткой в спинном мозгу называется мотоневрон; весь микроскопически малый агрегат в целом, мотоневрон + мион, обозначается нами как мотон.
[22]По свидетельству таких долголетних наблюдателей и авторитетных знатоков насекомых, как Фабр, Леббок и др.
[23]Неокинетический в переводе значит новодвигательный. Этот термин применяется для обозначения новых органов движения в их общей совокупности: поперечнополосатой мускулатуры, жестких суставчатых скелетов, взрывного бурного процесса возбуждения и т. д.
[24]А также непосредственное продолжение его в голове — так сказать, «спинной мозг головы» — продолговатый мозг к ствол большого мозга.
[25]За такое отсутствие прочных покровов тела земноводные имеют в зоологии еще другое название — «голые гады».
[26]Так называемая в физиологии синаптическая задержка.
[27]Не считая еще ниже стоящих вспомогательных центров уровня А. о которых будет речь в очерке V.
[28]В анатомии мозга кора полушарий исстари так и именуется — «мозговым плащом» (pallium cerebre).
[29]Очень обходный и далеко не всегда применимый путь представляет здесь лишь метод условных рефлексов, разработанный знаменитым русским ученым И. П. Павловым и его школой.
[30]Знаменитый миланский астроном Х1Х века Скиапарелли, посвятивший всю свою жизнь изучению Марса и составивший подробные карты его поверхности, видел на нем в свой среднего качества телескоп больше подробностей, чем по сию пору удалось запечатлеть фотографическим путем через могущественнейшие инструменты, но зато он «видел» в их числе и ряд вещей, о которых сейчас уже неоспоримо доказано, что их на Марсе не существует (например, двойные каналы).
[31]Кинетика — раздел механики, изучающий движения тел под действием сил.
[32]Движители — части машины, служащие для приведения ее в движение за счет энергии, получаемой ими от источников последней — от двигателей. Примеры: паровозное колесо, пропеллер самолета, гребной винт и т. д.
[33]В локтевом суставе есть и еще одна мышца‑сгибатель, работающая сообща с бицепсом, — внутренняя плечевая мышца. Ее наличие ни в чем не меняет дела в тех физиологических взаимоотношениях, которые рассматриваются в тексте.
[34]Энцефализация — от греческого слова «энцефалон» (буквально — «внутриголовное»), означающего головной мозг. Слово это, быть может, знакомо читателю по вошедшему в быт выражению «энцефалит» (воспаление мозга).
[35]И. А. Гончаров. «Обыкновенная история».
[36]Т. е. освободилась от несения опорных и локомоторных обязанностей ноги. — (Пояснение мое. — Н. Б.).
[37]В нервной физиологии этому уровню даются еще названия: уровня предметных действий, цепных действий, смысловых цепей и т. — д.; из дальнейшего будет видно, насколько эти обозначения подходят для его характеристики.
[38]«Сначала труд, а затем и рядом с ним членораздельная речь явились самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны мог постепенно превратиться в человеческий мозг, который при всем сходстве в основной структуре превосходит первый величиной и совершенством». «Обратное влияние развития мозга и подчиненных ему чувств, все более и более проясняющегося сознания, способности к абстракции и к умозаключению на труд и язык давало обоим все новый толчок к дальнейшему развитию». (Ф. Энгельс. Диалектика природы. Роль труда в процессе очеловечения обезьяны; К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. X1V, стр. 456).
[39]По‑французски: правый — droit, ловкий — adroit (и наоборот: неловкий — gauche, левый — также gauche); по‑латыни: правый — dexter, ловкость — dexteritas; по‑английски: ловкость, совсем как и по‑латыни, — dexterity; по‑итальянски: правый — destro, ловкость — destrezza; по‑испански: правый — destro. ловкость — desteridad или destreza и т. д.
[40]Напоминаем, что все нервные пути, соединяющие головной мозг с частями тела — и чувствительные и двигательные, — перекрещиваются с правой стороны тела в левое полушарие мозга и наоборот.
[41]В английской литературе они называются skills, в немецкой — Handfertig‑keiten или просто Fertigkeiten.
[42]Мы не упоминаем здесь фонов из уровня тонуса (А), потому что они обязательно участвуют в каждом без исключения движении здорового человека.
[43]Само собой разумеется, что для каждой из групп и их подразделений мы приводим лишь по нескольку случайных примеров, пригодных в качестве иллюстраций. Ни о какой полноте перечней здесь не может быть и речи.
[44]Мы не будем останавливаться в этой книге на соображениях, доказывающих существование в нашем головном мозгу еще по крайней мере одного коркового уровня (Е), лежащего выше уровня и являющегося истинным ведущим уровнем для этих актов общения между людьми, поскольку он никак прямо не связан с основным предметом нашего изложения — ловкостью.
[45]Ф. Шиллера, перевод В. Жуковского.
[46]Образование условных рефлексов нельзя было объяснить вырастанием в мозгу каких‑либо новых нервных путей, так как было точно известно, что в послеутробном периоде никакие волокна в центральной нервной системе больше не растут.
[47]Недаром слово «интерес» имеет в языке два смысла: значение занимательности («какой интересный рассказ!») и значение пользы, прибыли («какой мне интерес?», «это не в моих интересах?»). Суровая обстановка борьбы за существование вынуждает живые существа проявлять интерес только к тому, что жизненно важно для них.
[48]Стопа — принятое в анатомии и биомеханике название ступни ноги.
[49]Интерференция (лат.) хорошо и почти буквально переводится словом «встревание».
[50]Еще об одной важной внутренней причине деавтоматизации мы упомянем несколько ниже.
[51]Л. Н. Толстой. «Анна Каренина», ч. III, гл. 4 (Курсив мой. — Н.Б.).
[52]Изложен по рассказу покойного д‑ра С. Знаменского.
[53]Адекватный (лат.) — соответственный, подходящий, приходящийся к месту или впору.
[54]Если всмотреться внимательно, то движение переноса ноги сзади наперед при ходьбе, беге, передвижении на коньках и лыжах и т. п. есть, по существу, настоящее баллистическое (ударно‑метательное) движение, недаром оно так легко переходит, например, в движение удара по футбольному мячу. Антеципирующие коррекции играют важнейшую роль во всех баллистических движениях.
[55]Dr. F. Lagrange. L'hvgiene de I'exercice chex les enfants et les jeunes gens. Paris, 1896, p. 134.
[56]П. Н. Столпянский. Старый Петербург. Петропавловская крепость. Петроград, Государственное издательство, 1923, стр. 27 — 30. Журнал «Сын Отечества», 1831, ч. XVIII, стр. 410 и след.
[57]Нельзя не отметить здесь для сопоставления, что другое не менее комплексное психофизическое качество — выносливость обладает очень большими возможностями развития и высокой тренируемостью, что не вызывает никаких споров.
[58]Проф. Н. Бернштейн. О построении движений. М., Медгиз, 1947. См. также «Физиология» — учебник для институтов физической культуры. Под ред. проф. М. Маршака. М., «Физкультура и спорт», 1946 (главы «Нервно‑мышечная физиология», «Координация движений»).
[59]Исключение из этого закона представляет собой в некотором смысле довольно обширная группа двигательных актов, наблюдаемых у многих животных, и обозначаемая общим названием двигательных инстинктов. Встречаясь на всех ступенях эволюционного развития мозга от весьма низких (строительство сотов у пчел и т. п.) до очень высоких (например, способность ходить и бегать у жеребенка через немного минут после рождения), эти двигательные инстинкты четко отличаются от структур, обозначаемых нами как двигательные навыки: а) наследственной прирожденностью и б) полным отсутствием приспособительной гибкости и вариативности. Физиологическая природа этих несомненно сложнофондированных структур еще очень далека от ясности.
[60]Например, пройти указкой, не сбившись, по крупно нарисованному, очень сложному лабиринту от входа до центра — задача, координационно доступная и атактику, т. е. не требующая хороших фонов.
