Мы разобрались в том, каким требованиям должен удовлетворять результат ловких движений и действий. Мы вправе требовать, чтобы они решали двигательную задачу правильно, т. е. адекватно и точно, и при этом скоро и споро. Теперь своевременно поставить вопрос: каковы же сами по себе ловкие движения и действия?
КАК достигает своих результатов ловкость?
Есть старинный рассказ о камне. Посреди городской площади издавна лежал огромный валун. Управа объявила конкурс на его уборку. Один делец намеревался построить платформу на вальках и на ней вывезти камень, назначая за это тысячу рублей. Другой предложил рвать камень на части динамитом и убрать его по кускам с оценкой работы в семьсот рублей. Случившийся тут же мужик сказал:
— А я уберу камень и возьму за это пятьдесят рублей.
— Как же ты это сделаешь?
— Вырою возле самого камня большую яму и свалю туда камень, а землю из ямы разровняю по площади.
Так мужик и сделал, и, заключает повесть, ему дали пятьдесят плюс еще пятьдесят за дельную выдумку.
Рассказик содержит в себе удачный пример. Камень мог бы быть убран любым из предлагавшихся способов; времени по каждому из них тоже требовалось более или менее поровну. На стороне последнего проекта были рациональность и дешевизна.
Можно найти немало примеров, когда результат получается правильный и достаточно быстрый, но покупается он ценою непомерно больших усилий, извода материала и инструмента и т. д. Все такие действия хорошо подходят под поговорку: «Из пушек да по воробьям». Известен также проект барона Мюнхгаузена: достигать распашки поля, закапывая на равных расстояниях трюфеля и выпуская затем стадо свиней, которые в поисках за ними и перекопают, как надо, все поле.
Если жена, уходя, засадит непривычного супруга начистить котелок картофеля, то нередко по возвращении находит горсть прекрасно очищенных картофелин величиною с лесной орех, ведро очистков и испорченный перочинный ножичек, пущенный в ход по малоопытности.
Все эти карикатурные и некарикатурные примеры говорят об одном: движения и действия, чтобы иметь право именоваться ловкими, должны не только приводить в конечном счете к нужному результату, но и приводить к нему рационально. Это дает нам первое из условий, отвечающих на заглавный вопрос «как?»
Мы уже говорили о том, что у спринтерского бега по ровной дорожке еще нет предпосылок, чтобы считаться ловким. Как показывают точные наблюдения, при скоростном беге на кратчайшие дистанции в жертву скорости приносится все, как говорится, «не щадя затрат». Движения спринтера в общем мало рациональны, даже у лучших представителей этого класса; опыт свидетельствует, что наш организм уже не в состоянии втискивать в те короткие четверти секунды, которые отпускаются спринтеру на каждый шаг, достаточно правильные и экономично построенные движения. Именно это, по сегодняшним данным науки, является главным препятствием к преодолению мирового рекорда (10, 2 сек на 100 метров с места): катастрофическое нарастание при этих сверхбыстрых движениях их себестоимости для организма. Но иное дело в беге на средние дистанции. Здесь нужно не только показать сколь возможно высокую скорость, но и удержать ее на протяжении порядочной дистанции, и здесь соблюдение высокой целесообразности и экономности движений возможно и оправдывает себя. Действительно, если кто‑нибудь при виде широких, «машистых» шагов, откладываемых бегуном‑средневиком с непринужденною, лебединою грацией, выразит восхищение его ловкостью, он уже близок к правильному употреблению этого слова.
Провести границу между свойством правильности движений и свойством их рациональности очень легко. Рациональность относится к самим движениям, правильность — к их результату. Правильное движение, как мы видели, это движение, которое делает то, что нужно; рациональное движение — это движение, которое делается так, как нужно.
Рациональности движений и действий было посвящено очень много внимания, главным образом в области профессионального труда. Правда, и там рационализация касалась всегда преимущественно грубых очертаний двигательного состава, не заходя глубже; что касается внутренней, тонкой экономии и целесообразности в строении движений, то и в труде, и в спортивно‑гимнастической области до сих пор еще почти все строится на чутье и счастливой догадке.
У рациональности, как и у свойств, о которых шла речь в предыдущем разделе, есть своя качественная и количественная стороны. К первой нужно отнести все то, что касается целесообразности движений и действий, ко второй — их экономичность. Задержимся еще немного на каждой из них.
В гимнастических и легкоатлетических автоматизированных движениях и навыках, т. е. преимущественно в сфере деятельности уровня пространства (С), практика уже давно нащупала и выработала наиболее целесообразные двигательные приемы. В той мере, в какой они относятся к двигательному составу движений, они обычно показываются и разъясняются учащемуся тренером. Что касается тех приемов, которые, в сущности, относятся уже к области действия сенсорных коррекций и определяют собой внутреннюю структуру движений, то, к сожалению, наш язык пока еще слишком беден, чтобы уметь передать и объяснить здесь что‑либо. Вот тут и требуется в полной мере сознательная, вдумчивая работа ученика в начале выработки навыка. Если он откажется от пассивного задалбливания, с головою, занятой совсем другим, и от бесполезного подражания какому‑нибудь своему живому идеалу, на которого он не похож ни телосложением, ни строением своей нервной системы, то он поступит очень разумно. Вникая в свои собственные движения, требуя от органов чувств, несущих проприоцептивную нагрузку, чтобы они доводили свои сигналы до его сознания, он непременно найдет такие приемы использования движения, которые будут наиболее целесообразными именно для него, во всей его неповторимой индивидуальности. Все люди ходят одинаково? Да, но при этом у каждого человека есть своя особенная походка, по которой можно отличить его за сотню шагов и узнать после десяти лет разлуки. А походка — это индивидуальный целесообразный прием ходьбы: над его приисканием и построением деятельно, хотя и бессознательно, работает в юности центральная нервная система каждого человека, как бы предвидя, что ему придется прошагать в течение своей жизни десятки тысяч километров. Такие повадки вырабатываются у нас (где инстинктивно, а где и сознательно) для всех важнейших навыков: по‑ходки, по‑черка, по‑садки на лошади и т. п. Если бы не побояться насилия над языком, то было бы вполне уместно сказать, что каждый спортсмен должен, вполне целеустремленно и планомерно, выработать себе свои собственные «побежку», «попрыжку» и «поброску».
В цепных действиях, управляемых уровнем D, одинаково большое значение имеет и целесообразность приема, и целесообразность орудия. Здесь к проявлению ловкости примешивается еще больше сознательного элемента. Несомненно, быстрая и удачливая находчивость по отношению к целесообразному приему и к подходящему инструменту и есть то самое, что разговорная речь обозначает, как «ухватистость» и «сноровистость». Возвращаюсь для концовки снова к отрицательным приемам: ничего, может быть, не кажется нашему глазу таким неловким, неуклюжим, нелепым, как не к месту примененное орудие: тащить занозу плоскогубцами, вырывать гвозди кусачками, чинить карандаш столовым ножом, а то и зубами.
Что касается экономичности движений, бесспорно, из двух движений более ловким будет то, которое достигнет цели с меньшей затратой сил. Наблюдения говорят о том, что такая экономичность вырабатывается преимущественно в позднейших фазах окончательной шлифовки двигательного навыка, попутно с его стандартизацией (см. выше). Речь идет не только о том, чтобы не растрачивать лишних сил во время гладкого и спокойного течения движения. Главная трудность — в том, чтобы при любых внезапных переключениях и приспособлениях, которые везде служат пробным камнем для ловкости, иметь к своим услугам не только ведущий к цели, но и расчетливый на свои силы прием. В боевых условиях, например, каждая' крупинка неосмотрительно растраченной силы может затем выйти очень суровым боком. Молодость щедра на силы, которые ей некуда девать; недаром мудрость житейских наблюдений говорит, что ловкость накапливается с годами. В ней есть элемент разумной скупости, которая позволяет иногда пожилому, опытному фехтовальщик} хладнокровно «вымотать» до отказа молодого, горячащегося противника.
