Метаморфозы правопонимания в русле большевистской политики

20-е и первая половина 30-х годов (вплоть до совещания 1938 г. по вопросам науки советского государства и права) отмечены борь­бой различных направлений правопонимания в советской юриди­ческой науке. В центре дискуссий находились две наиболее влия­тельные в то время концепции — подходы Стучки и Пашуканиса.

Как борьба между этими двумя направлениями, так и споры вокруг них довольно чутко отражали тенденции и пульс социаль­ных, политических и идеологических изменений в стране. Последо­вательно ужесточавшаяся полемика выродилась в конечном счете во взаимные обвинения.

Под воздействием партийно-политических решений и устано­вок конца 20-х — начала 30-х годов о нэпе, коллективизации, тем­пах индустриализации, борьбе против различных "уклонов" и т. д. представители различных направлений правопонимания вносили существенные изменения и коррективы в свои подходы к пробле­мам права и государства. Под лозунгом преодоления отрыва "тео­рии от практики" роль и назначение общественных наук, включая и юридическую, сводились к апологии "генеральной линии" пар­тии, ее идеологии и практической политики.

Так, авторы передовой статьи ведущего юридического журна­ла того времени "Советское государство и революция права", отме­чая в соответствии с решениями XVI съезда ВКП(б) о вступлении диктатуры пролетариата "в последний этап нэпа", подчеркивали:

262 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

"Отставание теории от практики мы сейчас должны преодолеть и преодолеем, если для этой работы теоретики возьмут проблемы, поставленные в резолюциях съезда, если они сделают их основ­ным содержанием своих теоретических разработок"¹.

Прямая ориентировка на дальнейшую политизацию юридиче­ской науки (в духе тогдашней политической практики и "курса партии" на борьбу против правых и левых, против троцкистов и бухаринцев, против "оппортунизма" и буржуазной идеологии) со­держалась уже в установочном докладе Л. Кагановича в Институте советского строительства и права Коммунистической Академии (4 ноября 1929 г.)².

Не только буржуазные юристы, но и часть коммунистов-госу-дарствоведов, по его оценке, оказались "в плену у старой буржу­азной юридической методологии"³. Каганович свои обвинения пояс­нил так: "Вместо глубокого анализа социальной природы и классо­вых задач советского государства, они просто изучают правовую форму нашего государства"⁴. Для преодоления подобного положе­ния дел в юридической науке он призвал ученых-юристов активи­зировать борьбу с оппортунизмом, внести в науку "политические споры", развернуть и в этой сфере большевистскую критику и самокритику, охватившую всю страну.

В русле усилившейся борьбы на "правовом фронте" против "буржуазного юридического мировоззрения" каждое из тогдашних направлений правопонимания спешило внести свой вклад в обосно­вание практики свертывания нэпа и допущенных при нэпе норм буржуазного права, в оправдание насильственных, антиправовых методов индустриализации и коллективизации, "наступления со­циализма по всему фронту".

Вслед за выступлением Кагановича передовица "Советского государства и революции права" подчеркнула, что "указания т. Кагановича должны быть в центре внимания теории государства и права"⁵. В духе установок на усиление критики журнал отмечал, что "механическая методология Бухарина" нашла отражение так­же и в работах Стучки и Пашуканиса.

Правда, заслуги этих двух ведущих теоретиков пока не отри­цались. Стучка, по оценке передовицы, первый начал систематиче­скую разработку марксистской теории права и указал классовый характер всякого права. Вместе с тем журнал отмечал в качестве

¹ XVI съезд и наши задачи на новом этапе // Советское государство и революция права, 1930, № 7. С. 12—13.

² См.: Каганович Л. Двенадцать лет строительства советского государства и борьба с оппортунизмом // Советское государство и революция права, 1930, № 1. С. 8.

³ Там же.

* Там же.

⁵ В наступление по всему фронту // Советское государство и революция права,

1930, № 11—12. С. 5.

Глава 2. "Правовой фронт" социализма

недостатков позиции Стучки упрощенный, недиалектический под­ход к праву, отождествление правовых и экономических отноше­ний, игнорирование "формальной стороны правовой надстройки"

и т. д.'

Позиция Пашуканиса соответственно характеризовалась в это время следующим образом: вскрыл фетишизм буржуазного права и подверг критике всю систему буржуазного права, но имеющиеся в его подходе формалистические ошибки не дают возможности развернуть разработку вопросов классовости права, взаимодейст­вия государства и права и в особенности — проблемы советского права².

В статье советское право определялось как "форма политики пролетариата", как "одна из форм политического воздействия про­летариата"³. Утверждалось, что советское право — "качественно отличное право по сравнению с правом феодальным или буржуаз­ным"⁴. Вместе с тем с позиций Пашуканиса критиковалась концеп­ция "пролетарского права" (подход Стучки и др.) и отвергалась возможность законченной и внутренне согласованной юридической системы советского права. "Авторы пролетарского права, — отме­чалось в передовице журнала, — не имеют храбрости прямо начать ревизию Маркса и Ленина в этом вопросе. Поэтому они вынуждены строить особо сложные конструкции. Оказывается, что буржуазное по форме право действительно будет при социализме, но вот в переходный период действует не "буржуазное" право, а пролетар­ское, так как здесь "не применяется одинаковый масштаб". Полу­чается странный вывод. Пролетариат имеет сейчас пролетарское право, а затем, когда в условиях ожесточенной классовой борьбы построит социализм, то в награду получит "узкие горизонты бур­жуазного права"⁵.

Верно отмечая противоречивость концепции "пролетарского права" и ее расхождение с марксистско-ленинскими доктриналь-ньши представлениями о буржуазном "равном праве" после проле­тарской революции, авторы статьи, в свою очередь, тоже оказыва­лись в тупике, поскольку признаваемое ими "советское право" рас­ходилось с этими доктринальными представлениями не меньше, чем конструкция "пролетарского права".

К тому же сведение советского права к форме политики про­летариата по существу означало отрицание права как самостоя­тельного и специфического феномена, отличного и независимого от политики пролетарской диктатуры. В этом подходе не право опре­деляло форму политики, а политика определяла право, правовую

¹ Там же. С. 7.

² Там же.

³ Там же. С. 9.

⁴ Там же.

⁵ Там же. С. 11.

264 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

форму регламентации. Право, таким образом, полностью подменя­лось политикой, политической целесообразностью, текучкой и конъ­юнктурой политики переходного периода.

Там, где нет права, не может быть, конечно, и "юридической системы". Авторы же передовицы, с одной стороны, говорят о на­личии права (в виде "советского права"), а с другой стороны, о невозможности и ненужности соответствующей "юридической сис­темы", "ибо мы не собираемся консервировать данную стадию пе­реходного периода, ибо допущение капиталистических элементов, отраженное в нашем ГК, мы рассматриваем как явление времен­ное, ибо наша политика рассчитана на окончательную победу со­циалистических элементов над капиталистическими и представля­ет собой систематическое продвижение от одной стадии к другой"¹.

В этом нескончаемом (до полного коммунизма) потоке перехо­дов в качестве "советского права" трактуются фактически партий­но-политические требования и нормы. "Правящая партия, — под­черкивает журнал, — главная пружина диктатуры. Товарищи, не понимающие важности ее роли в системе диктатуры пролетариата, по существу скатываются к буржуазному юридическому понима­нию государства"².

В названной передовице журнала были подвергнуты критике и другие направления тогдашнего правопонимания, в частности, взгляды Л. Резцова и А. Стальгевича.

При этом позиция Резцова была охарактеризована как "нор-мативистско-идеологическая концепция буржуазного юридическо­го мировоззрения"³. Резцов обвинял Пашуканиса, в частности, в том, что он игнорирует понятие нормы как "внешнего авторитетно­го веления", значение государственной власти в процессе форми­рования правового отношения, "нормативно-репрессивные" харак­теристики права и т. д.⁴ "Вместо того, — писал Резцов, — чтобы проследить диалектическое взаимодействие авторитарно-норматив­ного и эгалитарно-"отношенческого" элемента в праве, Е. Пашу-канис механически "снимает" "дурную сторону"⁵.

Корень правовой идеологии, по Резцову, нужно искать не в эквивалентных отношениях товаропроизводителей (как это делал Пашуканис), а в отношениях "кулачного типа" (т. е. в насилии), в отношениях господства и подчинения. "Фактическая сторона пер­вичного правового отношения — привилегия, идеологическая его сторона — норма (прежде всего религиозно обоснованная). Истори-

¹ Там же. С. 11.

² Там же. С. 12.

³ Там же. С. 8.

⁴ Резкое Л. Право-отношение и право-норма. Теория Пашуканиса как рецидив бур­жуазно-правового индивидуализма//Советское государство и революция права, 1930, № 8—9. С. 170—171.

⁵ Там же. С. 172.

Глава 2. "Правовой фронт" социализма

чески изменяются формы собственности, но право всегда остается и останется нормативной защитой собственнической привилегии. Право — идеологизированная привилегия. Это не только существен­ная, но и исчерпывающая по существу его характеристика"¹.

Выдавая социалистическое "нормирование" за нормы права ("право-норму") при социализме, Резцов по существу игнорировал специфику правовой нормы и права в целом. Его "нормативизму" не хватало как раз юридичности. Впрочем, это типичный порок всех направлений советско-позитивистского толкования права как результата властно-принудительного нормотворчества.

В дискуссиях о правопонимании 20—30-х годов заметную роль играл А.Стальгевич. Сперва он в целом находился под влиянием меновой концепции Пашуканиса. Так, в работе 1928 г. он писал, что "в отношениях товарного оборота, в отношениях рынка коренится наше понимание права", что "право является формой экономиче­ских отношений субъектов в процессе товарного оборота" и т. д.² В дальнейшем он начал критиковать позицию Пашуканиса и поддер­живать ряд положений подхода Стучки, хотя и воздерживался от характеристики советского права как пролетарского права³.

Особое, новое качество советского права, согласно Стальгеви-чу, определяется диктатурой пролетариата и социалистической плановостью. "Диктатура пролетариата, представляющая неогра­ниченную власть пролетариата, — писал он, — в известном смыс­ле и является содержанием революционной законности и советско­го права, хотя сама диктатура пролетариата к содержанию закон­ности и права не сводится"⁴.

Отождествление советского права с характеристиками и свой­ствами диктатуры пролетариата по существу означало отрицание правового качества советского права. Показательно, что одним из новых свойств советского права, по Стальгевичу, является "диа­лектическое превращение в не-право". "Построенная на основе мар­ксистско-ленинской диалектики общая теория права, — отмечал Стальгевич, — раскрывает сущность права как системы (порядка или формы) общественных отношений, которая коренится в про­цессе товарного производства и обмена, в революционном развитии и ломке экономических формаций классового общества меняет свой характер; соответствуя интересам господствующего класса, охра­няется его организованной силой — государством; в условиях пере­ходного периода и новых форм классовой борьбы приобретает но-

¹ Там же. С. 176.

² Сталъгевич А. Пути развития советской правовой мысли. М., 1928. С. 63, 72.

¹ См.: Сталъгевич А. Основные вопросы марксистской теории права // Советское

государство и революция права, 1930, № 7. С. 156—185; № 10. С. 104—122; Ом же.

Наши ошибки и разногласия // Советское государство и революция права, 1930,

№ 11—12. С. 176—188.

⁴ Сталъгевич А. Наши ошибки и разногласия. С. 187.

266 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

вое качество (диктатура пролетариата, социальная плановость, диа­лектическое превращение в не-право), и, при социализме вместе с государством отмирая, окончательно исчезнет (засыпая) на высшей стадии коммунизма"¹.

С этих довольно путанных позиций Стальгевич весьма резко критиковал взгляды не только Пашуканиса, но и многих других юристов (И. Разумовского, А. Рейснера, М. Резунова, А. Ангарова, Я. Бермана, М. Доценко, Е. Коровина, Ф. Корнилова, Э. Понтовича и др.). Особо острые нападки адресовал он Пашуканису, безоснова­тельно приписывая ему идеализм, оппортунизм, защиту взглядов Н. Бухарина и т. д.

В свою очередь, позиция Стальгевича в эти годы была под­вергнута критике Пашуканисом и его сторонниками (Як.Берманом, М. Доценко и др.)².

В духе представлений Стучки о "пролетарском праве" кон­цепцию Пашуканиса (за отрицание "классового начала" и т. д.) от­вергал С. Либерман³. Он призывал наряду с психологическими взглядами Рейснера, концепцией социальных функций Гойхбарга, юридическим догматизмом Шретера и др. подвергнуть критике и меновую теорию права Пашуканиса, защищаемую "значительным числом товарищей"⁴. Право, по его утверждению, вызвано к жизни не отношениями эквивалентного обмена, а "потребностями господ­ства-подчинения одним классом другого класса"⁵. При таком под­ходе наличие диктатуры пролетариата предстает как бесспорный аргумент в пользу пролетарского права. "Ссылки на то, что и при социализме сохраняется "буржуазное право", следовательно, пред­положение о существовании между буржуазным правом и "бур­жуазным правом" пролетарского права, нисколько не убедительны, ибо и в промежутке между буржуазным государством и "буржуаз­ным государством без буржуазии" в эпоху социализма существует, как известно, государство, именуемое пролетарской диктатурой"⁶.

В поисках ответа на усиливающиеся к концу 20-х годов обви­нения в адрес его теории (сведение права к буржуазному праву,

Глава 2. "Правовой фронт" социализма

¹ См.: Доценко М. Против схоластики в теории права // Советское государство и революция права, 1930, № 7. С. 143.

² См., в частности, Лашуканис Е. Положение на теоретическом фронте (К некото­рым итогам дискуссии) // Советское государство и революция права, 1930, № 11—12. С. 25—26; Берман Як. В доспехах вульгарного экономизма // Советское государ­ство и революция права, 1930, № 8—9. С. 139—158; Доценко М. Против схола­стики в теории права // Советское государство и революция права, 1930 № 7 С. 136—155. " '

³ Либерман С. Против сползания на позиции меновой концепции в праве // Совет­ское государство и революция права, 1930, № 8—9. С. 159—167.

⁴ Там же. С. 159.

⁵ Там же. С. 162.

⁶ Там же. С. 166.

отрицание "пролетарского права" и лишь словесное признание но­вого качества советского права, отрыв права от государства, от по­литики диктатуры пролетариата и т. д.) Пашуканис в духе тогдаш­ней "самокритики" не только признал ряд недостатков своей пози­ции, но и по существу начал отход от своей концепции в сторону отождествления права и политики, толкования права как одной из форм политики или даже как "части политики"¹.

Пашуканис полагал, что путь к синтезу его взглядов с позици­ей Стучки лежит в поиске "такого понимания права, в котором сочетались бы классовое его содержание, классовая его сущность и форма"². Отвергая и в это время концепцию "пролетарского права" и какую-то особую форму советского права, Пашуканис считал, что советское право — это право переходного периода с пролетарской классовой сущностью и с буржуазной формой права.

Для советского права как права переходного периода, подчер­кивал он, нельзя создавать особую законченную систему права и не следует для него искать какую-то особую форму права, поскольку все это затормозит движение к социализму. "Но, ведь, когда этот господствующий сектор все поглотит, — писал он, имея в виду по­беду социалистического сектора в результате нэпа, — тогда как раз начнется исчезновение права. Как же вы хотите построить за­конченную систему права, исходя из таких общественных отноше­ний, которые в себе заключают уже необходимость отмирания вся­кого права? Это же совершенно немыслимая задача. А если вы все сведете только к субъективному волевому моменту, к "принужде­нию", тогда непонятно, почему Маркс и Энгельс говорили о "бур­жуазной" форме права. Именно потому, что мы исходим из тех объективных отношений, которые пролетарская диктатура ежечасно переделывает, именно поэтому мы не можем заниматься созданием системы пролетарского права"³.

Пашуканис в этой связи призывал к "политической гибкости", к движению "за политикой" и в русле политики, "ибо политика довлеет, ибо отношения между политикой и юридической надстрой­кой, правовой надстройкой в переходный период совершенно иные, чем в буржуазном государстве"⁴. Если буржуазные авторы "рас­творяют" политику в праве, пояснял он, то "у нас, наоборот, право занимает подчиненное положение по отношению к политике. У нас

¹ См.: Бюллетень ИКП, 1930, № 8. С. 54—55. Этот новый подход, включая и харак­теристику советского права как "формы политики пролетариата", был зафиксиро­ван и в упомянутой передовице (В наступление по всему фронту // Советское государство и революция права, 1930, К9 11—12. С. 10), отражавшей и изменявшую­ся позицию Пашуканиса и его сторонников.

² Пашуканис Е. Положение на теоретическом правовом фронте (К некоторым ито­гам дискуссии) // Советское государство и революция права, 1930, № 11—12. С. 35.

³ Там же. С. 47.

⁴ Там же.

268 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание есть система пролетарской политики, но нам не нужно никакой сис­темы пролетарского права"¹.

В подтверждение такого понимания роли советского права как средства для проведения политики диктатуры пролетариата Па-шуканис ссылался на использование государственного принужде­ния для осуществления индустриализации, коллективизации, лик­видации кулачества как класса, хлебозаготовок, промфинплана и т. д. Ориентация права на пролетарскую политику сопровожда­лась признанием, что "право у нас самостоятельной и законченной роли играть не может"². Ратуя за полную политизацию права, Па-шуканис говорил: "Мы за то, чтобы в праве на первом месте стояла политика, чтобы политика довлела над правом, ибо она ведет

вперед"³.

Такая подмена права политикой по существу отрицала спе­цифику права и представляла собой радикальный отход Пашука-ниса от своей прежней концепции. В ситуации отсутствия права признаваемое Пашуканисом советское право при ближайшем рас­смотрении оказывалось на поверку чем-то действительно неправо­вым (в приведенной трактовке Пашуканиса — политикой, средст­вом политико-властного принуждения). Сетуя на непонимание свое­образия советского права, обусловленного задачами переходного периода, Пашуканис замечает: "Тут и сказывается беда людей, которые избрали себе профессию советских юристов"⁴. Сегодня мож­но сказать, что и сам Пашуканис не понимал подлинного смысла этой "беды". Она состояла не в "особенностях" советского права, а в его неправовом характере. И хотя ситуация в действительности была неправовая, Пашуканис (вместе с другими советскими юри­стами, но по-своему) как ортодоксальный марксист считал, что раз в доктрине предсказано буржуазное "равное право", то оно есть (в виде, например, "своеобразного" советского права — части про­летарской политики).

Это упорное доктринерство, как мы видели, неплохо ужива­лось (и у Пашуканиса, и у других попавших в историческую "беду" юристов) с "политической гибкостью". Обозначая политизацию в качестве нового ориентира для права, Пашуканис наставлял своих слушателей: "Односторонность и узость советского юриста должна быть преодолена в реконструктивный период. Если мы этого не сделаем, тогда мы со всеми теми конкретными задачами, которые перед нами стоят, не справимся"⁵.

В этих словах Стучка верно уловил призыв к новой переоцен­ке ценностей и спросил: "А революционная законность?" На что

Глава 2. "Правовой фронт" социализма

¹ Там же. С. 48.

² Там же.

³ Там же.

⁴ Там же. С. 47.

⁵ Там же. С. 49.

последовал ответ Пашуканиса, весьма характерный для его пред­ставлений о праве: "Революционная законность, т. Стучка, — это для нас на 99% политическая задача. Ее мы не разрешим сейчас иначе, как ориентируясь на политику"¹.

О тогдашней и последующей практике "революционной закон­ности", кстати говоря, всегда так или иначе ориентированной на политику, мы теперь очень хорошо знаем. Но знаем и то, что в условиях отсутствия права ничего другого и быть не могло.

В порядке "самокритики" Стучка в это время каялся в том, что находился "под влиянием буржуазной социологической школы права" в период работы над книгой "Революционная роль права и государства" и при формировании определения понятия права в 1919 г.² Происхождение недостатков советской теории права он объяснял следующим образом: "По вопросу о государстве всю ра­боту за нас уже сделал Ленин. По вопросам права мы вынуждены были начать с общей теории права"³.

Общую ситуацию в теории права и в отраслевых науках в конце 1930 г. он характеризовал как кризисную ввиду отсутствия единства в понимании права, соответствующей "генеральной ли­нии" на правовом фронте. "У нас, — заметил он, — на основе от­дельных (часто вырванных случайно) фраз или опечаток, неверных или сомнительных цитат идут взаимные обвинения в уклонах и загибах, а собственной генеральной (для нашей правовой работы и борьбы) линии пока что нет. Эта линия должна быть широкой кон­кретной программой на твердых основах единой платформы"⁴.

Такая "генеральная линия", по мысли Стучки, должна осно­вываться на т. н. "трех китах" марксистской трактовки права — признании революционной диалектики, классового характера вся­кого государства и права и трактовки именно "общественных отно­шений, а не нормы (статьи закона) как основы права"⁶.

Попытка выработки такой единой "правильной" позиции и линии (по аналогии с "генеральной линией" в политике) в вопросах правопонимания была вскоре предпринята на I Всесоюзном съезде марксистов-государственников и правоведов в 1931 г. Правда, сре­ди участников съезда доминировали сторонники Пашуканиса и резолюция съезда была принята по докладам Пашуканиса и Я. Бермана⁶.

¹ Там же.

² Стучка П. Постановка нашей работы (Проект тезисов платформы) // Советское государство и революция права, 1930, № 11—12. С. 52.

³ Там же. С. 54.

⁴ Там же. С. 53.

⁵ Там же. С. 52.

⁶ Резолюция I Всесоюзного съезда марксистов-государственников и правовиков по Докладам Е. Пашуканиса и Я. Бермана // Советское государство и революция пра­ва, 1931, № 3. С. 143—153.

270 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

Как Стучка, так и Пашуканис были охарактеризованы в резо­люции как "виднейшие представители марксистско-ленинской тео­рии права"¹. Признание их вклада сочеталось с перечислением ряда недостатков их концепций.

Призывая к "резкому повороту" от абстрактной теории к во­просам социалистического строительства, резолюция поясняла: "Нужно перенести центр тяжести из области чисто правовой, чисто юридической на вопросы государства, диктатуры пролетариата, классовой борьбы"².

Направления и ориентиры такой политизации теории и прак­тики советского права в духе текущих задач диктатуры пролета­риата, сформулированных в партийных решениях, были указаны уже в докладе Пашуканиса. Критикуя в данной связи положения Стучки о трех формах права (в виде правового отношения, закона и идеологии), Пашуканис, в частности, заметил, что этот подход "мешает понять тот факт, что право есть форма политики господ­ствующего класса, которая проводится через аппарат государст­венной власти. А это в особенности нельзя забывать при анализе проблем советского права, так как в период диктатуры пролета­риата активно-сознательное воздействие со стороны государства приобретает решающее значение"³.

Такая политизация правопонимания сочеталась в резолюции съезда с признанием "особого качества" советского права как бес­спорной основы для всей теории советского права. Это "особое ка­чество" советского права, по утверждению авторов резолюции, вы­текает из его классового существа, из факта пролетарской револю­ции, установившей диктатуру пролетариата, из факта национали­зации земли и основных средств производства, из ведущей роли социалистического сектора и из перспективы победы социалисти­ческих элементов над капиталистическими.

Иначе говоря, за "особое качество" советского права резолю­ция выдает нечто неправовое, что-то такое, что исключает право­вой принцип формального равенства и право вообще. Признание такого "особого качества" у советского права по существу равно­сильно утверждению: "особое качество" советского права состоит в том, что оно отрицает всякое право.

В данной связи весьма показательно, что принцип правового равенства ("применение равного масштаба к неравному") как "пе­режиток" буржуазной формы права остается за рамками "особого качества" советского права. Так, авторы резолюции, говоря о един­стве советского права (и о единстве системы советского права), под-

¹ Там же. С. 141.

² Там же. С. 149.

³ Пашуканис Е. Основные проблемы марксистской теории права и государства (Доклад на I Всесоюзном съезде марксистов-государственников и правовиков) // Советское государство и революция права, 1931, № 1. С. 23.

Глава 2. "Правовой фронт" социализма

черкивают: "Это единство советского права не уничтожается ни пережитками буржуазной формы права (применение равного мас­штаба к неравному), ни наличием на определенных этапах частно­собственнических или капиталистических отношений, которые до­пускаются советскими законами не с целью их увековечить, а с целью их преодолеть и в конечном счете ликвидировать"¹.

В целом предложенная названным съездом общая позиция носила эклектический характер и пыталась соединить несовмести­мые друг с другом представления. Особенно наглядно это прояви­лось в том, что авторы резолюции, признавая пролетарскую клас­совую сущность советского права, в то же время отрицают концеп­цию "пролетарского права", чтобы как-то спасти доктринальные представления (а заодно и какие-то остатки прежних взглядов Па­шуканиса) о буржуазном "равном праве" после пролетарской рево­люции. Таким образом, получалось, что советское право является по своей сущности пролетарским (т. е. неправовым явлением), но имеет буржуазную форму права. Отрицание же "наличия пере­житков буржуазной формы права" (т. е. представления Стучки, Либермана и др. о пролетарском праве), согласно резолюции, "про­тиворечит положениям Маркса и Ленина и представляет собой "ле­вый" загиб"².

В резолюции съезда отчетливо отразилось усиление полити­ко-идеологической нетерпимости к разного рода "отступлениям", "отходам" и "уклонам". Так, часто повторявшаяся мысль Стучки о том, что Ленин не дал основ теории права, квалифицировалась в резолюции (правда, без упоминания Стучки) как "оппортунистиче­ская теорийка"³, против которой необходимо вести борьбу.

В связи с призывом Кагановича бороться с применением "бур­жуазного, формально-юридического метода" к диктатуре пролета­риата и советскому праву резолюция прилежно перечисляла ад­реса и объекты соответствующей критики — труды Магазинера, Дурденевского, Дябло, Палиенко, Понтовича, Котляревского, Ар-хиппова, Игнатьева, Успенского и др., особо выделив работы ком­мунистов Магеровского, Малицкого, Райхеля, Гурвича и Стеклова.

Среди сторонников психологической теории права названы Рейснер, Энгель, Ильинский, юридического и этического нормати­визма — Попов-Ладыженский, Сургуладзе, Нанейшвили, Галанза, теории социальных функций права — Гойхбарг, Вольфсон и др. В числе адресатов критики значился и журнал "Право и жизнь", призывавший, по словам авторов резолюции, к "абстрактной за­конности", что "было равносильно призывам повернуть под этим

¹ Резолюция I Всесоюзного съезда марксистов-государственников и правовиков по докладам Е. Пашуканиса и Я. Бермана. С. 150.

² Там же.

³ Там же. С. 144.

272 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

лозунгом от диктатуры пролетариата к буржуазной демократии, к пресловутому "правовому" государству"¹.

В резолюции были указаны направления борьбы и в отрасле­вых юридических науках. В области уголовного права — это "бур­жуазно-социологическая школа права, подкрашенная под марксизм" (Исаев, Пионтковский, Трайнин, Чельцов-Бебутов, Паше-Озерский), а также "откровенная буржуазно-юридическая догматика и смено-веховщина" (Люблинский, Жижиленко, Полянский, Ширяев при "поддержке коммунистов" Ширвинда и Канарского)². В сфере меж­дународного права, согласно резолюции, господствовали реакцион­ные учения буржуазных теоретиков (Грабарь, Сабанин, Ключни­ков) и, кроме того, под марксистской фразеологией получила рас­пространение точка зрения мелкобуржуазного радикализма (Коро­вин и др.). В земельном праве проповедовалась народническая идея "крестьянского права" (Розенблюм), в трудовом праве развива­лись "буржуазно-юридические тредюнионистские и меньшевист­ские теории" (Варшавский, Каминский)³.

В качестве примера отрыва теории от практики, схоластики и формализма в теории права указывалась позиция Стальгевича.

В русле тогдашней политики и идеологии резолюция первого съезда ориентировала советских юристов на превращение теории советского права в "орудие борьбы на практике за генеральную линию партии"⁴. В связи с вступлением в период социалистическо­го строительства по всему фронту юридическая наука была при­звана "служить делу коренной реконструкции советского права во всех его областях"⁵. Предстоял переход "от товарообмена к продук­тообмену, к непосредственному планированию всего народного хо­зяйства"⁶, а вместе с тем и преодоление "пережитков буржуазной формы права" нэповского времени.

Однако и после I съезда марксистов-государственников и пра­вовиков какого-то единого подхода и тем более "генеральной ли­нии" в правопонимании не было. Споры между различными кон­цепциями (и прежде всего — Стучки и Пашуканиса) продолжа­лись и даже усиливались и ужесточались.

На критику в свой адрес, прозвучавшую на съезде и в резолю­ции съезда, Стучка ответил статьей "Мой путь и мои ошибки"⁷, в которой он, наряду с признанием некоторых недостатков и просче­тов своего подхода, критикует взгляды Пашуканиса и его сторон-

l

¹ Там же. С. 146.

² Там же.

³ Там же. С. 147.

⁴ Там же. С. 150.

⁵ Там же.

⁶ Там же.

⁷ Стучка Я. Мой путь и мои ошибки // Советское государство и революция права, 1931, № 5—6. С. 67—97.

Глава 2. "Правовой фронт" социализма

ников, занимавших в то время доминирующие позиции в теории права и юридической науке в целом. Стучка при этом высказывает сожаление, что "теперь Пашуканис, "перекаявшись", отказался от своей весьма ценной работы, которой он довести последовательно и с пользою до конца не хотел или не сумел"¹.

Критиковал Стучка Пашуканиса и за то, что он, приспосабли­ваясь к изменяющимся обстоятельствам, одновременно разворачи­вал политико-идеологическую критику против сторонников иных подходов и стал применять "просто нехорошие приемы полемики против товарища"².

Под этими "нехорошими приемами" Стучка прежде всего имел в виду обвинения в его адрес со стороны Пашуканиса за защиту в теории права и практике работы Верховного суда РСФСР принципа эквивалентного возмещения ущерба при лишении имущества. По­литико-идеологическая острота этой проблемы обусловлена тем, что речь фактически шла об имуществе раскулачиваемых крестьян и нэпманов. В этом ключевом вопросе Стучка (при всех неизбежных в тех условиях оговорках, исключениях и т. д.) отстаивал принцип эк­вивалента. Пашуканис же в духе тогдашней практики выступал за безвозмездное изъятие соответствующего имущества и расценивал соблюдение принципа эквивалента применительно к кулакам и нэп­манам как искажение классовой линии и отход от содержащейся в ст. 1 и 4 ГК РСФСР 1922 г. политической установки по ограничению и вытеснению капиталистических элементов. "В статьях 1 и 4, — ут­верждал Пашуканис, — заключалась прямая, ясная политическая директива, состоящая в том, что мы допускаем частнособственниче­ские отношения, частный оборот, ибо этого в данный момент требова­ло развитие производительных сил, но никаких абсолютно частных прав мы не признаем, никаких ius utendi et abutendi³ мы не призна­ем, никакой бессрочной неприкосновенности мы не гарантируем. Эту установку искажали комментаторы в духе кулацкой реставрации"⁴.

Подобные нападки Пашуканиса были направлены прежде всего против Стучки, который воспринял их как обвинения его "в прямой контрреволюции"⁵. Но съезд не поддержал этих обвинений. И те­перь, считал Стучка, Пашуканис должен либо заявить о своей ошиб­ке, либо дать "конкретные факты моей якобы классово-вредной работы в Верхсуде, так как иначе я вправе объявить его злост­ным клеветником"⁶.

¹ Стучка П. Мой путь и мои ошибки. С. 79.

² Там же.

³ Право пользования и распоряжения — формула правомочий собственника. * Пашуканис Е. Основные проблемы марксистской теории права и государства (Док­лад на. I Всесоюзном съезде марксистов-государственников и правовиков) // Со­ветское государство и революция права, 1931, № 1. С. 33.

⁵ Стучка П. Мой путь и мои ошибки. С. 77.

⁶ Там же. С. 82.

274 Раздел ГО. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

Но Пашуканис не только не отказался от своих обвинений, а, напротив, стремился усилить их, акцентируя внимание на "связи" (на самом деле — мнимой) теории эквивалента с остро критиковав­шимся в то время "бухаринским законом" трудовых затрат. "Зада­ча советских юристов, — поучал Пашуканис "хитростям" непри­менения принципа эквивалента к "врагам", — состояла не в том, чтобы устанавливать универсальный и всеобщий принцип возмезд-ности, а в том, чтобы сделать максимально гибким применение ГК, приспособляя его к каждой данной стадии наступления на капита­листические элементы"¹.

Эта подмена права соображениями политической конъюнкту­ры и целесообразности по существу была оправданием беззако­ний. Пашуканис, правда, пытался оправдаться: мол, он не за "на­плевательское отношение к закону", а лишь "против юридизации классовой борьбы, против того, чтобы делать из закона фетиш, про­тив попытки всю политику пролетариата рассматривать через приз­му закона"². Но тут, как говорится, что в лоб, что по лбу. И приве­денная полемика об эквиваленте — практическое тому подтвер­ждение.