Справедливы ли приведенные мною эмпирические доводы относительно эволюции морального чувства? Согласуются ли они с современными представлениями об эволюции? Являются ли они всего лишь совместимыми с этими представлениями, или же в каком-то смысле естественным образом из них вытекают? Как вы понимаете, я не в состоянии исчерпывающе ответить на эти вопросы. Тем не менее, я все-таки убежден, что существует подтверждение тон концепции, которую я защищаю. Я думаю, далее, что такое подтверждение включает как прямые, так и косвенные свидетельства.
Например, если говорить о прямых свидетельствах, сейчас все более подтверждается тот факт, что человеческий разум не является чистым листом бумаги, но что в действительности он структурирован в соответствии с нашими биологическими интересами. Предполагаемая природа этих структур является предметом дискуссий. Что касается Уилсона, то им в соавторстве с молодым физиком Чарлзом Ламсденом выдвинуто понятие «эпигенетическое правило». Предполагается, что это некий род предрасположенности, обусловленной генами и направляющей растущий организм, проявляющейся в зрелом существе в виде способностей и склонностей мыслить и действовать тем или иным образом. Сам я нахожу, что это привлекательная гипотеза, хотя и не уверен, что следовало бы целиком согласиться со всем, что Уилсон извлек из этой концепции. В частности, у меня есть сомнения относительно очень тесных связей, существующих, по мнению Уилсона, между эпигенетическими правилами и воздействием отбора. Однако эти расхождения опираются на одну и ту же эмпирическую базу.
Говоря о косвенных свидетельствах, я бы сослался на растущую сумму аргументов, поставляемых изучением социального поведения животных, в особенности таких высших приматов, как шимпанзе и гориллы9. Сейчас нам известно, что мы, люди, очень близки (в биологическом смысле) к шимпанзе и отделились от их линии развития всего лишь шесть миллионов лет назад. Таким образом, следует ожидать, что поведение шимпанзе является по крайней мере квази- или протоморальным. И углубленные исследования приматологов доставляют все более и более надежные свидетельства, что это и на самом деле так. Никто не говорит, что среди шимпанзе существует еще одна мать Тереза (или же, в той же связи, Адольф Гитлер). Никто не отрицает, что люди обладают гораздо более изощренным мышлением, чем бессловесные животные, даже если они и состоят с нами в близком эволюционном родстве. Тем не менее все же обнаруживается, что у животных старейшие особи (в особенности) выполняют миротворческую и регулирующую роль, что, несомненно, представляет собой нечто большее, чем простая совместимость с той картиной, которую я очертил, если последняя соответствует действительности.
В добавление к имеющимся подтверждениям, как прямым, так и косвенным, я апеллирую также к тому факту, что очерченная мною картина эволюции человеческой моральности свободна от довольно-таки натянутых рассуждений, которые иногда встречаются в социобиологической литературе. Эти последние могут подорвать наше общее доверие к нео-дарвинистской теории эволюции per se. В самом деле, Стефен Гулд обвинил социобиологов в вечном сочинительстве историй «вот как» («Just so»), где любой признак выдается за биологическую функцию и где зачастую изобретаются сложнейшие адаптационные сюжеты. Единственным сдерживающим фактором там служит только сила воображения биологов. Но очерченная мною картина и выдвинутые в ней предположения никак не подпадают под эту категорию. Мы хорошо знаем, что человеческие существа моральны. Мы хорошо знаем, что человеческие существа социальны. Мы хорошо знаем, что быть социальным — благоприятная черта с биологической точки зрения. Вопрос только в том, как следует понимать появление этой социальности. Мы знаем также, что человек - часть естественного мира, что он - эволюционно возникшее существо. Мы знаем также, что сформулирован и не может игнорироваться вызывающий трудности вопрос о соотношении культуры и детерминизма. Принимая во внимание всю эту разнообразную подоплеку, я думаю, что подобный мне сторонник эволюционной этики вполне вправе считать, что критика ее несет на себе обязательство показать, почему очерченная позиция является неадекватной.
