Пусть при утрате друга глаза не будут сухими и не струят потоков: можно прослезиться — плакать нельзя»

Мы ищем в слезах доказательства нашей тоски и не подчиняемся скорби, а выставляем ее напоказ. Никто не печалится сам для себя! И в скорби есть доля тщес­лавия! «Так что же, — спросишь ты, — неужели я забу­ду друга?» — Недолгую память обещаешь ты ему, если она минет вместе со скорбью! Скоро любой повод раз­гладит морщины у тебя на лбу и вызовет смех. Едва ты перестанешь следить за собой, как личина скорби спа­дет: ты сам сторожишь свое горе, но оно ускользает из-под стражи и иссякает тем раньше, чем оно было ост­рее. Постарайся, чтобы память об утраченных нам была отрадна... <...> Для меня думать об умерших друзьях отрадно и сладко. Когда я был с ними, я знал, что я их утрачу, когда я их утратил, я знаю, что они были со мной. Так будем наслаждаться обществом друзей — ведь неизвестно, долго ли оно нам будет доступно... Горше всех рыдает тот, кто не любит их [друзей], пока не утра­тит! Они потому и скорбят так безудержно, что боятся, как бы кто не усомнился в их любви, и ищут поздних доказательств своих чувств».

Удивительно тонкое наблюдение. Но Сенека ошиба­ется, считая, что мы плачем для других. Скорбь об усоп­шем искренняя на уровне сознания, но часто на самом деле смерть близкого человека — просто удобный для неосознаваемых механизмов психологической защиты повод избавиться от эмоционального напряжения и од­новременно оставаться пассивным.

Клинический пример.

Молодая женщина в течение нескольких лет ежеднев­но ходила на могилу мужа и горько рыдала. С мужем она прожила всего 10 дней. Выглядело это, конечно, очень красиво. Но анализ показал, что в дни замужества у нее возникло выраженное отвращение к интимным отноше­ниям. Слезы и скорбь избавляли ее от необходимости устраивать личную жизнь, ибо неудачный опыт пугал ее.

Но вернемся к Сенеке.

Если у нас есть еще друзья, то плохо мы к ним отно­симся и не ценим их, коль они не могут утешить нас, заменив одного погребенного; если же он был единствен­ным нашим другом, то не фортуна перед нами виновата, а мы сами: она у нас отняла одного, а другого мы не добыли. И потом, кто не мог любить больше, чем одно­го, тот и одного не слишком любил. Ты схоронил того, кого любил, ищи кого полюбить! Лучше добыть нового друга, чем плакать!

Если скорби не прекратит разум, то ей положит ко­нец время; однако для разумного человека утомление скорбью — позорнейшее лекарство от скорби. Так что уж лучше сам оставь скорбь раньше, чем она тебя оста­вит, и поскорей перестань делать то, чего не сможешь делать долго.

Предки установили для женщин один год скорби — не "затем, чтобы они скорбели так долго, но чтобы не скорбели дольше; для мужчин нет законного срока, ибо всякий срок для них постыден.