Глава 13. Экологическая этика 295

- становится необходимостью обоснование и введение в действие
нравственно-экологического императива как основного направления
в развитии ноосферы.

Термин «экологический императив» был применен академиком Мо­исеевым для обозначения объективного требования к людям, ответствен­ным за научно-технический прогресс и использование его достижений с практическими целями: учитывать уязвимость природной среды, не допускать превышения ее «пределов прочности», глубже вникать в суть свойственных ей сложных взаимосвязанных явлений, не вступать в про­тиворечие с естественными закономерностями, чтобы не вызывать нео­братимых процессов. Выполнение этих требований экологического им­ператива, которое Н.Н. Моисеев считает обязательным, обеспечивается нравственной культурой общества. Сегодня с экологическим императи­вом обязаны считаться не только те, чья деятельность носит непосред­ственно хозяйственный характер, но и политическая власть, от которой зависят способы разрешения многих проблем.

- традиционный основополагающий этический принцип гуманизма
должен быть дополнен принципом «благоговения перед жизнью», вы­
ступающим как основа обновления человечества и формирования новой
универсальной этики.

Согласно принципу «благоговения перед жизнью», выдвинуто­му А. Швейцером, «как только человек стал мыслящим, он почув­ствовал потребность относиться с благоговением к каждому живо­му существу и уважать его как собственную жизнь. В своей жизни он как бы переживает чужую жизнь. Сохранять жизнь, двигать ее вперед, доводить развивающуюся жизнь до высшей ступени — зна­чит для него делать добро; уничтожать жизнь, мешать жизни, подав­лять развивающуюся жизнь — значит для него делать зло. Это необходимый, абсолютный, основной принцип морали. Главной ошиб­кой всех существовавших до сих пор видов этики было мнение, что заниматься нужно отношением человека к человеку. В действитель­ности речь идет о том, как человек относится к миру и ко всему живому, что его окружает. Он станет этичен лишь тогда, когда жизнь как таковая, жизнь растений и животных будет так же священна, как жизнь человека, и когда он посвятит себя жизни, находящейся в бедствии. Только универсальная этика переживаний, ответственность которой перед всем живым не ограничена, дает возможность обо­сновать себя в мышлении... Следовательно, этика благоговения пе-

Ш ______________ Раздел IV. Прикладная этика: проблемы и решения

Глава 13. Экологическая этика _____________ Ш

 

ред жизнью заключает в себе все, что можно обозначать как любовь, самопожертвование, сострадание, соучастие в радости и стремлении»; Благоговение перед жизнью есть принцип личности, которая мо­жет реализовать себя только в индивидуальном выборе на основе знаменитой формулы Швейцера: «Я —жизнь, которая хочет жить... среди жизни, которая хочет жить». При таком подходе подлинно нравственный человек испытывает побуждение высказывать равное благоговение перед жизнью как по отношению к собственной воле и жизни, так и по отношению к любой другой. Только такое, благого­вейное отношение к природе может стать основой равноправного диалога человека с природой. Однако установление такого диалога предполагает переход от отношений, в которых природа выступает как объект, к субъект-субъектным отношениям человека и приро­ды, выступающим основным принципом универсальной этики.

Человек и Иное Живое

К сожалению, процесс экологизации морали пока не изменил ста­туса природы как объекта нравственных отношений людей. Когда-то мифологическое сознание видело за природными явлениями также и субъектов морали, то есть человек и силы природы выступали субъектами сотворчества.

О возможности и желательности возврата к подобному единству челове­ка и природы, но на более высокой основе, говорит писатель СП. Залы­гин, призывая «создать новое, современное, и социально и научно обосно­ванное язычество, то есть создать союз человека с природой». Имеются ли основания для такого союза в формах человеческих отношений?

Представляется, что этико-методологическим основанием такого рода союза как раз и может стать установление субъект-субъект­ных отношений между человеком и природой.

Эти отношения предполагают общение человека с миром при­родных явлений как со своим Иным, то есть как с иным субъек­том. Именно так может вновь возникнуть нравственно-понимаю­щее отношение людей к явлениям природы. При этом, независимо от того, верит ли человек как субъект этого отношения в реаль­ность существования стоящего за этими природными явлениями другого сознательного субъекта, и независимо от того, существует или нет в действительности этот иной сознательный субъект, сегод­ня актуальным становится требование рассматривать природу как

Иное мыслящее существо (идея В.И. Фалько). Поэтому, осуще­ствляя или планируя то или иное воздействие на природные объекты, человек должен руководствоваться определенными нравственны­ми принципами и нормами, как бы ожидая ответных действий, так­же имеющих не только физическое, но и нравственное содержание, со стороны этих объектов.

Ученые уже давно взяли на вооружение тезис А. Эйнштейна, согласно которому «природа коварна, но не злонамеренна». Однако злонамерен­ные или неумелые, не направляемые нравственным законом действия «преобразователя» природы могут вызвать и часто вызывают те или иные формы «наказания» с ее стороны. «Не будем слишком обольщать­ся нашими победами над природой. За каждую такую победу, — писал Ф. Энгельс, — она нам мстит». И разве не следует именно так рассмат­ривать чернобыльскую трагедию — как «наказание», «месть» за без­думные игры с природой?

г Перенесение на природу субъектных, в том числе нравственных качеств, всегда было свойственно человеческому миропониманию, даже антропоцентристскому (мы привычно говорим «злой ветер», «ласковое солнышко», «трудолюбивый муравей»). Новое же пони­мание «нравственной субъектности» соприродного и сверхприрод­ного Иного позволяет продвинуться намного дальше. Можно по­ставить, в частности, такой вопрос: а нельзя ли предложить этому «нравосубъектному» Иному определенную систему правил взаимо­отношений с человеком, и будет ли Оно руководствоваться ими? В этом смысле вполне реальна выработка свода экологических запре­тов, основанных на законах науки и обращенных и к Человеку, и к Ино­му. Они будут действовать в той мере, в какой верны эти законы, более того, в той мере, в какой эти законы правильно применяются, то есть в какой степени Человек действует сообразно законам Иного. Это мо­гут быть правила, опирающиеся, скажем, на такие положения, как невоз­можность создания безотходных экологических систем, изобретения ядо­химикатов абсолютно направленного действия и другие научные запреты. Однако они могут составить содержание лишь экологического, но не этического императива.

Нравственный характер те или иные запреты приобретают, если они опираются не столько на объем знаний, сколько на систему ценностей, выработанных человечеством, и прежде всего на принцип

298 Раздел IV. Прикладная этика: проблемы и решения

гуманизма. Вправе ли человек ожидать от своего Иного (биосферы, техносферы, космосферы и т.д.) гуманного отношения к себе, если сам перенесет на Него действие принципа гуманизма? Тезис Эйнш­тейна о незлонамеренности природы позволяет надеяться на то, что она будет «соблюдать» требование «Не навреди человеку!» — по крайней мере, в ответ на его действия, не вредящие ей.

Может быть высказано возражение со ссылкой на коварство природы: как расценивать ненамеренное зло, наносимое людям стихией? Очевид­но, как лежащее вне экологической морали, ибо оно не вызвано взаимо­действием общества и природы. Хотя здесь может содержаться нрав­ственный аспект, отражаемый, в частности, в религиозной морали. Так, оценивая социальные бедствия с позиций христианской этики, И.А. Ильин писал: «Вопрос надо.изменить в корне, спрашивая не "за что нам это послано?", а "для чего, в какое испытание, в какое научение и удостове­рение, закаление и преображение нам посланы эти мучения?"...» Воз­можно, такой подход способен оплодотворить и экологическую мораль.

Новое понимание «нравосубъектного» соприродного Иного пред­полагает, что Оно не будет приносить людям зла в ответ на их гуманное отношение. В таком случае, имеет ли смысл выдвигать Иному те или иные нравственные требования, если Оно заведомо их не нарушит (в случае соблюдения их Человеком)? На этот вот прос можно ответить следующим образом: экоэтика вообще имеет смысл только применительно к преобразуемой природе. В той мере, в какой она естественна, она не злонамеренна, а в той степени, в ка­кой очеловечена, социализирована, она может отвечать человеку на добро либо добром, либо злом — если изменена несообразно есте­ственным или человеческим законам. Как и сам человек, его созда­ния нуждаются в совершенствовании, в данном случае это как бы нравственное воспитание Иного. Другими словами, экоэтика пред­полагает нравственное совершенствование не только «человечес­кого», но и внешнего, природного мира.

Образцом такого «воспитания» могут служить три закона робототехни­ки американского писателя-фантаста А. Азимова, «очеловечивающие» робота предъявлением к нему своеобразного Морального кодекса:

1. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред.

2. Робот должен повиноваться командам человека, если эти команды не противоречат первому закону.

■л

________________________ Глава 13. Экологическая этика ___________________________ 299

3. Робот должен заботиться о своей безопасности, насколько это не противоречит первому и второму законам.

Эти законы А. Азимова носят поистине универсальный характер, ибо совпадают с основными принципами большинства этических систем — от библейских до современных. И поэтому, как утверждает их автор, тот, кто соблюдает все три закона, — это или «настоящий робот», или «очень хороший человек». По этому же принципу предъявления нравственных требований возможно и «очеловечивание» природы.

В связи с принципом гуманизма возникает ряд других парадок­сальных вопросов: гуманно ли по отношению к Человеку приме­нять принцип гуманизма к соприродному или сверхприродному Иному? Не будет ли возвышение ценности преобразуемых природ­ных систем до уровня ценности человеческой жизни означать низ­ведение последней до некоторого конечного уровня? При этом сле­дует иметь в виду, что абсолютная, бесконечная ценность человеческой жизни остается незыблемым стержнем принципа гуманизма.

Формирование экологической этики ставит вопросы и перед дру­гими формами общественного сознания, вовлекаемыми в систему нравственно-понимающих отношений человека и природы. Этой си­стеме отношений, предполагающей диалог, может соответствовать сво­его рода «вопрошающая философия». Наш чрезмерный оптимизм в отношении возможности преобразования мира нередко обуслов­лен тем, что мы забываем или не умеем задавать ему вопросы, не слышим его «отношения» к нашим намерениям и действиям. А ведь всякий акт постижения истины должен начинаться и завершаться не утверждениями и ответами, а вопросами: это делает познание творческим и предостерегает от неверных практических шагов. Именно на это нацелена, например, новая экологическая философия, или экософия.

Любовь к природе

Сегодня в решении экологических проблем все более актуаль­ными и эффективными становятся не столько технологические меры, сколько требования духовного порядка, такие, например, как пред­писание относиться к природе <<с любовью и уважением» (А. Лео­польд), выступающее одним из основных моментов новой гумани­стической ментальности. Любовь при этом представляется как внутренний отклик души человека на красоту, гармонию природы

300 ____________ Раздел IV. Прикладная этика: проблемы и решения