Индивидуализм — угроза социальной дезинтеграции

Однако утверждение, будто индивидуализм угрожает социаль­ной интеграции далеко не бесспорен. С одной стороны, современ­ное общество предоставляет индивиду большую самостоятельность суждения и действия за счет того, что в этом обществе коллек­тивное сознание утрачивает свою всеохватность и безусловность: индивиды нужны друг другу именно потому, что они разные и не взаимозаменяемые, а «взаимодополняемые». Принцип индиви­дуализма признает право индивида быть самим собой, его авто­номию, его самостоятельное значение по отношению к целому. Органическая солидарность держится на несходстве в отличие от механической. Но ослабление традиционного коллективного нача­ла все же влечет за собой угрозу социальной дезинтеграции, столь очевидную в современном обществе, раздираемом конфликтами, враждой и рознью по разным поводам. Индивидуализм — не толь­ко порождение общества, но и угроза обществу, в котором домини­рует органическая солидарность. Общество, позволяющее каждому быть самим собой, должно иметь механизмы, обеспечивающие от­ветственность индивида за целое, его готовность быть частью це­лого, т.е. поддерживать некий минимум коллективного сознания.

социология франции 97

В противном случае «действия, достойные самого сурового осуждения, столь часто оправдываются успехом, что граница меж­ду дозволенным и запретным, справедливым и несправедливым теперь совершенно неустойчива и, кажется, может перемещаться индивидами почти произвольно. Столь неопределенная и неустой­чивая мораль не сможет создать дисциплину. Отсюда следует, что вся эта сфера коллективной жизни в значительной мере лишена умеряющего воздействия образца»¹. Органическая солидарность оказывается поэтому не столько реальностью, сколько идеалом в современном Дюркгейму индустриальном обществе. Для описания состояния современного общества он вводит понятие аномии — ценностно-нормативного вакуума. Это состояние характерно для переходных и кризисных состояний в развитии общества, когда «прежние боги стареют или умирают, а новые не родились», т.е. когда прежние социальные нормы и ценности перестают действо­вать, а новые еще не установились.

Таким образом, в понятии коллективного сознания можно выделить два трудно сочетаемых аспекта; в неоднозначности этого понятия фиксируется реальное противоречие Дюркгеймовой со­циологии. С одной стороны, «коллективное сознание» — синоним общественного состояния, без которого невозможна сколько-ни­будь нормальная совместная жизнь людей, источник и регулятор общественной жизни и общественного развития. В «коллективных представлениях», к которым относятся философские, религиозные, моральные категории, сконцентрированы знания и опыт многих поколений, и в силу этого социальная реальность первична по от­ношению к индивиду, а воспитание является прежде всего и глав­ным образом процессом социализации индивида. И здесь возника­ет вопрос: может ли индивид в таком случае обладать «собственной индивидуальностью»?² А вместе с этим вопросом у «коллективного сознания» обнаруживается новый аспект: условием индивидуаль­ной самостоятельности, личной свободы является ограничение влияния коллективного сознания. Общество доминирующей ор­ганической солидарности — общество индивидуалистическое, проблема которого заключается в поддержании некоего миниму­ма «коллективного сознания». Для Дюркгейма понятия «личная свобода» и «индивидуализм» не тождественны. Любое общество не должно переходить грань, за которой начинается анархия. Поэтому

¹ Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. С. 6.

² Там же. С. 234.

История социологии

даже в самом свободном обществе в индивидуальных сознаниях обязательна существенная доля коллективного сознания.

«Человеческие страсти успокаиваются только перед лицом нравственной силы, которую они уважают. Если всякий авторитет такого рода отсутствует, то господствует право сильного и явное или скрытое состояние войны непременно становится хроничес­ким. То, что такая анархия — явление бесполезное, совершенно очевидно, поскольку она противоречит самой цели существования всякого общества, которая состоит в уничтожении или, по крайней мере, в ослаблении войны между людьми, подчиняя физическое право сильнейшего более высокому закону. Напрасно для оправ­дания этого разрегулированного состояния подчеркивают, что оно способствует развитию свободы индивида. Нет ничего более лож­ного, чем антагонизм между авторитетом образца и свободой инди­вида, антагонизм, который слишком часто старались обнаружить. Наоборот, свобода (мы имеем в виду настоящую свободу, уважение к которой общество обязано обеспечить) сама есть продукт рег­ламентации. Я могу быть свободным только в той мере, в какой другой удерживается от того, чтобы воспользоваться своим эко­номическим, физическим или каким-либо иным превосходством для порабощения моей свободы, и только специальный образец может воспрепятствовать этому злоупотреблению силой. Известно теперь, какая сложная регламентация необходима, чтобы обеспе­чить индивидам экономическую независимость, без которой их свобода лишь номинальна»¹.

Главный вопрос любого общества — вопрос об отношении между индивидом и группой; о способах регуляции этого отно­шения таким образом, чтобы создать условия нормальной и здо­ровой совместной жизни людей. Способы регуляции меняются с развитием социальной дифференциации, с усложнением обще­ственной жизни, с изменением самих людей. Но если не найден достаточно эффективный в данных условиях способ регуляции, общество заболевает. Социальную патологию Дюркгейм описывает как аномию — отсутствие авторитетного коллективного «образца», общепринятой, безусловной нормы поведения.