Индивидуализм — угроза социальной дезинтеграции

Однако утверждение, будто индивидуализм угрожает социальной интеграции далеко не бесспорен. С одной стороны, современное общество предоставляет индивиду большую самостоятельность суждения и действия за счет того, что в этом обществе коллективное сознание утрачивает свою всеохватность и безусловность: индивиды нужны друг другу именно потому, что они разные и не взаимозаменяемые, а «взаимодополняемые». Принцип индивидуализма признает право индивида быть самим собой, его автономию, его самостоятельное значение по отношению к целому. Органическая солидарность держится на несходстве в отличие от механической. Но ослабление традиционного коллективного начала все же влечет за собой угрозу социальной дезинтеграции, столь очевидную в современном обществе, раздираемом конфликтами, враждой и рознью по разным поводам. Индивидуализм — не только порождение общества, но и угроза обществу, в котором доминирует органическая солидарность. Общество, позволяющее каждому быть самим собой, должно иметь механизмы, обеспечивающие ответственность индивида за целое, его готовность быть частью целого, т.е. поддерживать некий минимум коллективного сознания.

социология франции 97

В противном случае «действия, достойные самого сурового осуждения, столь часто оправдываются успехом, что граница между дозволенным и запретным, справедливым и несправедливым теперь совершенно неустойчива и, кажется, может перемещаться индивидами почти произвольно. Столь неопределенная и неустойчивая мораль не сможет создать дисциплину. Отсюда следует, что вся эта сфера коллективной жизни в значительной мере лишена умеряющего воздействия образца»¹. Органическая солидарность оказывается поэтому не столько реальностью, сколько идеалом в современном Дюркгейму индустриальном обществе. Для описания состояния современного общества он вводит понятие аномии — ценностно-нормативного вакуума. Это состояние характерно для переходных и кризисных состояний в развитии общества, когда «прежние боги стареют или умирают, а новые не родились», т.е. когда прежние социальные нормы и ценности перестают действовать, а новые еще не установились.

Таким образом, в понятии коллективного сознания можно выделить два трудно сочетаемых аспекта; в неоднозначности этого понятия фиксируется реальное противоречие Дюркгеймовой социологии. С одной стороны, «коллективное сознание» — синоним общественного состояния, без которого невозможна сколько-нибудь нормальная совместная жизнь людей, источник и регулятор общественной жизни и общественного развития. В «коллективных представлениях», к которым относятся философские, религиозные, моральные категории, сконцентрированы знания и опыт многих поколений, и в силу этого социальная реальность первична по отношению к индивиду, а воспитание является прежде всего и главным образом процессом социализации индивида. И здесь возникает вопрос: может ли индивид в таком случае обладать «собственной индивидуальностью»?² А вместе с этим вопросом у «коллективного сознания» обнаруживается новый аспект: условием индивидуальной самостоятельности, личной свободы является ограничение влияния коллективного сознания. Общество доминирующей органической солидарности — общество индивидуалистическое, проблема которого заключается в поддержании некоего минимума «коллективного сознания». Для Дюркгейма понятия «личная свобода» и «индивидуализм» не тождественны. Любое общество не должно переходить грань, за которой начинается анархия. Поэтому

¹ Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. С. 6.

² Там же. С. 234.

История социологии

даже в самом свободном обществе в индивидуальных сознаниях обязательна существенная доля коллективного сознания.

«Человеческие страсти успокаиваются только перед лицом нравственной силы, которую они уважают. Если всякий авторитет такого рода отсутствует, то господствует право сильного и явное или скрытое состояние войны непременно становится хроническим. То, что такая анархия — явление бесполезное, совершенно очевидно, поскольку она противоречит самой цели существования всякого общества, которая состоит в уничтожении или, по крайней мере, в ослаблении войны между людьми, подчиняя физическое право сильнейшего более высокому закону. Напрасно для оправдания этого разрегулированного состояния подчеркивают, что оно способствует развитию свободы индивида. Нет ничего более ложного, чем антагонизм между авторитетом образца и свободой индивида, антагонизм, который слишком часто старались обнаружить. Наоборот, свобода (мы имеем в виду настоящую свободу, уважение к которой общество обязано обеспечить) сама есть продукт регламентации. Я могу быть свободным только в той мере, в какой другой удерживается от того, чтобы воспользоваться своим экономическим, физическим или каким-либо иным превосходством для порабощения моей свободы, и только специальный образец может воспрепятствовать этому злоупотреблению силой. Известно теперь, какая сложная регламентация необходима, чтобы обеспечить индивидам экономическую независимость, без которой их свобода лишь номинальна»¹.

Главный вопрос любого общества — вопрос об отношении между индивидом и группой; о способах регуляции этого отношения таким образом, чтобы создать условия нормальной и здоровой совместной жизни людей. Способы регуляции меняются с развитием социальной дифференциации, с усложнением общественной жизни, с изменением самих людей. Но если не найден достаточно эффективный в данных условиях способ регуляции, общество заболевает. Социальную патологию Дюркгейм описывает как аномию — отсутствие авторитетного коллективного «образца», общепринятой, безусловной нормы поведения.