Основные пути и формы сближения европейских правовых систем и семей

 

1. В плане общей характеристики правовой системы Европейского союза теоретически и практически важным представляется обратить внимание не только на процесс сближения (конвергенции) правовых семей и систем, происходящий в рамках общеевропейского права, но и указать на основные пути развития и формы проявления этого процесса.

Широко известно среди авторов, занимающихся проблемами сравнительного правоведения, что по мере эволюции романо-германского и англосаксонского права в направлении их сближения как систем, имеющих однотипные экономические, политические, идеологические и иные основы, на разных уровнях и на всем пространстве их взаимосвязи и взаимодействия прослеживаются весьма многочисленные и разнообразные формы проявления этого сближения. Однако наиболее четко они выделяются и прослеживаются на Европейском континенте, где романо-германское право в лице его носителей - большинства стран Европейского союза - находится в постоянной и непосредственной связи с общим англосаксонским правом в лице его традиционного носителя, также члена Европейского союза - Великобритании*(384).

2. По каким путям развивается и в каких формах проявляется процесс сближения (конвергенции) рассматриваемых правовых семей?

Отвечая на этот вопрос, следует обратить внимание прежде всего на отражение и проявление данного процесса в конвергенции форм, или источников романо-германского и англосаксонского права.

В западной юридической литературе вопрос о сближении (конвергенции), а точнее - о гармонизации источников рассматриваемых правовых семей издавна находится в поле зрения исследователей. Основная причина при этом заключается не только и даже не столько в том, что данное проявление процесса конвергенции романо-германского и англосаксонского права, равно как и некоторые другие свидетельства этого процесса, лежит на поверхности и видно невооруженным глазом, сколько в том, что источники права, их состояние и характер соотношения играют ключевую роль как в процессе развития каждой из рассматриваемых правовых семей, так и в их взаимосвязи и взаимодействии.

Акцентируя внимание на "сближении" источников романо-германского и англосаксонского права вообще и на их гармонизации в частности, авторы не без оснований указывают на то, что данный процесс осуществляется не сам по себе, а под воздействием процессов экономической, социальной и иной интеграции, которая оказывает прямое воздействие не только на развитие национальных правовых систем и правовых семей, но и на эволюцию соответствующих источников права*(385).

Гармонизация последних обусловлена также, по мнению исследователей, такими процессами, происходящими на Европейском континенте, но оказывающими влияние на романо-германское и англосаксонское право в целом, как европеизация правовой сферы, связанная с постепенным вытеснением из правового поля Европейского союза национального права, а следовательно, и его источников и заменой их общеевропейскими правовыми институтами*(386), создание "нового европейского правопорядка", "более совершенного (advanced), нежели глобальный (мировой) правопорядок"*(387), требующего как принятия новых законодательных актов, так и определенной унификации правовых форм, и др.

Следует заметить, что гармонизация источников романо-германского и англосаксонского права, так же как и конвергенция самих этих семей, выступает в основе своей как явление объективное, обусловленное главным образом такими же объективными по своей природе и характеру процессами, как глобализация и регионализация. Это не исключает, однако, субъективного вмешательства и воздействия на процесс гармонизации источников права, вызванных практической необходимостью и потребностью.

Причем объективный характер гармонизации, так же как и субъективное вмешательство в целях воздействия на данный процесс, касается не только отдельных источников права, но и всей системы в целом, включая нормативно-правовые акты, судебные прецеденты, обычаи, международно-правовые договоры, общие принципы права и правовые доктрины.

Разумеется, на первом плане в этом процессе всегда находились и находятся законы как основные источники романо-германского права и судебные прецеденты как ведущие источники англосаксонского права.

Выделяя их, следует заметить, что у отечественных юристов - теоретиков и практиков, а отчасти и у зарубежных авторов, занимающихся проблемами сравнительного правоведения, сложилось устойчивое представление о законе не только как о главном, доминирующем, но и как об исключительном источнике романо-германского права и, соответственно, об исключительной принадлежности судебного прецедента англосаксонскому праву*(388).

Подобная позиция, особенно в отношении "исключительной принадлежности" судебного прецедента англосаксонскому праву, в определенной мере оправдалась и имела под собой известную основу "вчера", до начала во второй половине XX в. сравнительно бурного развития в мире процессов глобализации и регионализации, оказавших значительное влияние на процесс европейской, в том числе правовой, интеграции. Однако она полностью утратила свою основу "сегодня", в период функционирования Европейского союза как относительно целостного образования, вобравшего в себя и в значительной степени опирающегося на правовую культуру и порожденные ею институты, являющиеся по своей природе и характеру принадлежностью не только романо-германского, но и англосаксонского права.

Говоря об отношении к судебному прецеденту, а вместе с ним и к судебному правотворчеству на ранних стадиях развития романо-германского права, нельзя не отметить тот широко известный специалистам в области зарубежного государства и права, а также юристам-компаративистам факт, что в данной правовой семье в отличие от англосаксонского права, где судебный прецедент признавался как источник права на протяжении всей истории его существования, не было последовательности в его восприятии.

В зависимости от этапов развития романо-германского права спектр мнений и общественная практика, касающаяся судебного правотворчества и судебного прецедента как источника права, колебались в разные периоды от их полного признания до их категорического отрицания*(389). Подобное колебание и разнообразие взглядов и подходов к решению проблем места и роли судебного прецедента как источника права в системе других источников права отмечались не только на уровне всего правового массива, из которого позднее сложилась романо-германская правовая семья, но и в пределах отдельных национальных правовых систем*(390).

Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, например, что во Франции, правовая система которой составляет сердцевину романо-германского права, в силу разных причин с XVII-XVIII вв. вплоть до Великой Французской революции (1789-1794), согласно многочисленным исследованиям, широко, "даже больше, чем в Англии в этот период, использовалось прецедентное право (case law)", в то время как после революции на судебное правотворчество и даже на свободное толкование Кодекса Наполеона и других законодательных актов был наложен официальный запрет*(391).

Аналогично обстояло дело и с законодательством Австрии, которое примерно в тот же период, как и законодательство Франции, фактически признавало в своей правовой системе судебные акты (прецеденты), содержащие общие нормы, в качестве источников права, а начиная с 1811 г., когда был введен в действие Гражданский кодекс, наложило на это признание, а вместе с ним и на само судебное правотворчество полуофициальный запрет. В Законе от 1811 г. (§ 12 ABGD) прямо говорилось, что "судейское право (judge-made law) не является источником в отношении австрийского правового порядка" и что здесь действует принцип, согласно которому "судебные решения по конкретным делам не создают общей нормы, которая бы применялась в аналогичных случаях"*(392).

Подобного рода вопросы, касающиеся периодов спада и подъема судебного правотворчества и судейского права на разных этапах развития романо-германского права, возникали не только по отношению к правовой системе Австрии или Франции, но и в отношении законодательства других стран, правовые системы которых формируют собой романо-германскую правовую семью*(393).

В частности, они возникали по отношению к правовой системе Дании, в которой раньше согласно историческим материалам, вплоть до второй половины XVII в., а точнее - до указа (Rules) 1672 г., допускалось "в особо сложных случаях отступление суда от строгой буквы закона" и "периодическое использование судебного прецедента", а затем подобное "отступление" было ограничено простой формулой - "суд и порождаемый им прецедент не делают право"*(394); по отношению к правовой системе Норвегии, где так же, как и в правовых системах других стран романо-германского права, в разные периоды ее развития отмечались разные оценки значимости судебного правотворчества и где традиционно начиная с 1907 г. - со времени принятия Торгового закона страны (Sales Act 1907) - и вплоть до настоящего времени признаются как "правовые" решения судов, вынесенные на основе "обыкновений" (usages), сложившихся в результате многократного повторения - "серии предыдущих судебных решений по сходным делам"*(395), и др.

Имея в виду колебания - "спады" и подъемы в восприятии судебного прецедента как источника права на ранних стадиях развития романо-германской правовой семьи и учитывая непоследовательность сторонников данной правовой семьи в отношении этого правового феномена, представляется возможным говорить о том, что прецедент в рассматриваемый период был наиболее значимым и даже исключительным источником лишь в сфере традиционного для него англосаксонского права, в отличие от романо-германского права, где аналогичное значение имел закон.

Однако такого рода утверждение не будет соответствовать настоящей действительности, имея в виду тот трудно оспоримый факт, что в последние десятилетия под влиянием процессов глобализации и регионализации и, как следствие, - правовой и иной интеграции, судебный прецедент утратил свою прежнюю одностороннюю исключительность и стал "достоянием" как англосаксонского, так и романо-германского права.

Из эпизодически признаваемого источника права на ранних стадиях развития романо-германской правовой семьи судебный прецедент в настоящее время фактически стал общепризнанным нормативно-правовым феноменом. Подавляющее большинство стран романо-германского права используют судебный прецедент как источник права фактически, а некоторые из них закрепляют его также и юридически.

В подтверждение сказанного можно сослаться, в частности, на Гражданский кодекс Швейцарии, действующий в стране с 1912 г. Статья первая Вводной главы (Preliminary Chapter) этого законодательного акта, гласящая, что "право должно применяться во всех случаях в строгом соответствии с буквой и духом содержащихся в ней положений", четко закрепляет порядок не только правоприменительной, но и правотворческой деятельности судов. Согласно этой статье если при рассмотрении конкретного дела "не окажется законодательных положений, которые можно было бы в данном случае применить, то судья должен вынести решение в соответствии с существующим обычным правом"*(396). А в случае отсутствия последнего он должен действовать "в соответствии с такими нормами права, которые бы он сам установил, как если бы был законодателем (if he had himself to act as legislator)"*(397). При этом, подчеркивается в законе, судья "должен руководствоваться признанной правовой доктриной и судебным прецедентом"*(398).

В настоящее время в системе романо-германского права наметилась ярко выраженная тенденция фактического*(399), отчасти и юридического признания прецедента как источника романо-германского права, причем не только на уровне национально-правовых систем, но и в масштабе общеевропейского права, а точнее - права Европейского союза в целом.

Наглядным свидетельством последнего может служить деятельность Европейского суда справедливости (European Court of Justice), который занимается не только правоприменительной, но и правотворческой деятельностью, результатом которой является судебный прецедент.

Будучи главным судебным институтом Европейского союза, Суд принимает акты прецедентного характера, содержащие в себе общую норму или положение (принцип), которое должно учитываться всеми судебными органами Евросоюза при рассмотрении ими в той или иной степени связанных с решением Европейского суда дел*(400).

В качестве такого рода актов, исходящих от Европейского суда справедливости и обладающих прецедентным характером, следует признать прежде всего акты толкования и судебного контроля за соответствием принимаемых различными институтами Европейского союза и государств - членов Союза решений положениям, содержащимся в учредительных и договорных актах и в сформированном на их основе общеевропейском законодательстве.

Для общеевропейских и национальных институтов, а в определенной мере и для национальных судов государств - членов Европейского союза данные акты Суда имеют императивный, неоспоримый и общеобязательный характер. Это обусловлено, с одной стороны, несомненным приоритетом права Европейского союза по отношению к национальному праву государств - членов Союза в случае возникновения правовых коллизий*(401), а с другой - полной монополией Суда давать окончательное толкование конституционных, в смысле - основополагающих актов Европейского союза и, соответственно, решать вопрос о юридической состоятельности (конституционности) принимаемых различными институтами этого Сообщества решений.

Пользуясь монополией в данной области, Суд в продолжение своей миссии ориентирует и национальные суды действовать в направлении принятия мер для единообразного понимания и применения права Европейского союза различными институтами государств - членов этого Союза.

Согласно сложившейся практике в тех случаях, когда отсутствует толкование Европейского суда справедливости в отношении того или иного общеевропейского акта, применяемого в рамках юрисдикции национального суда, и упущена возможность предварительного обращения к Европейскому суду с просьбой дать такое толкование, национальные суды в случае необходимости (in cases of urgency) "должны объявлять юридически несостоятельными действия национальных институтов, применяющих общеевропейский акт, который, как предполагается, не имеет юридической силы", т.е. не является конституционным*(402). В такого рода случаях национальные суды могут также "предпринимать и другие соответствующие временные меры, делая при этом ссылку на тот или иной юридически состоятельный общеевропейский акт"*(403).

Наряду с названными актами Европейского суда справедливости, имеющими прецедентный характер, в качестве других его аналогичных актов следует указать также на предварительные (прелиминарные) заключения (Preliminary Rulings), или определения Суда, которые он выносит по поводу юридической состоятельности того или иного общеевропейского акта или же соответствия актов, исходящих от национальных институтов государств - членов Европейского союза, общеевропейскому законодательству*(404).

По своей юридической сути "прелиминарные заключения" - это не что иное, как акты толкования, точнее - их разновидность, которая дается Европейским судом по предварительному обращению к нему (запросу) со стороны того или иного национального суда.

В силу того что в соответствии с действующим законодательством и сложившейся практикой "каждый национальный суд рассматривается одновременно и как часть общеевропейского суда", все национальные суды "от самой низкой судебной инстанции (judge conciliateur) до самой высокой - Конституционного суда" наделяются полномочиями обращения в Европейский суд справедливости за дачей прелиминарного заключения во всех тех случаях, когда при рассмотрении конкретного дела, связанного с применением норм общеевропейского права, возникают сомнения в конституционности того или иного общеевропейского акта или необходимость его толкования*(405).

Данное положение, равно как и все иные положения относительно прецедентного характера решений Европейского суда справедливости, касается, естественно, не только судебных и иных институтов стран романо-германского права, но и всех институтов Великобритании - прародительницы англосаксонского права.

В связи с этим в западной юридической литературе особо подчеркивается, что английские суды, так же как и суды других стран - членов Европейского союза, "должны уважать решения Европейского суда справедливости"*(406) и относиться к ним как "к прецеденту при рассмотрении соответствующих дел"*(407).

Распространение и закрепление прецедента как источника права "на постоянной основе" не только в системе англосаксонской, но и романо-германской правовой семьи свидетельствует, помимо всего прочего, о том, что в настоящее время в отношениях между данными правовыми семьями имеет место если не их унификация, то, по крайней мере, явно выраженное сближение.

Сути дела при этом не меняет тот факт, что прецедент, порождаемый европейскими структурами, и в частности Европейским судом справедливости, в определенной мере отличается от "классического" прецедента, существующего в системе англосаксонского права вообще и английского права в частности.

Одна из таких отличительных особенностей судебного прецедента, порождаемого Европейским судом справедливости, заключается в том, что он в силу отсутствия иерархии судебных органов в Европейском союзе не имеет жесткой связи и обязательности национальных судов следовать решениям Европейского суда, а также в отсутствии четкого различия между такими важнейшими структурными составными частями прецедента, как ratio decidendi (сущность решения) и obiter dictum (попутно сказанное, судебное мнение, суждение)*(408).

В отличие от системы общего права, где наличие в судебном решении ratio decidendi способно довольно жестко связывать суды на будущее при решении аналогичных дел, в праве Европейского союза официально не признается доктрина "связующего" прецедента. В силу этого различие между "попутно высказанным" Судом в процессе рассмотрения дела мнением (obiter dictum) и содержанием им же принятого решения (ratio decidendi) "во многом стирается и утрачивает свою изначальную значимость и смысл"*(409).

Важной особенностью решения Европейского суда справедливости, рассматриваемого в качестве прецедента, является также то, что оно имеет в силу сложившихся и законодательно закрепленных обстоятельств по вопросам, касающимся европейского права, окончательный характер, "не подлежит сомнению, обжалованию и пересмотру".

Данная особенность прецедентных решений Европейского суда обусловлена помимо других причин тем, что в пределах Европейского союза отсутствие иерархии судов в значительной степени "компенсируется" иерархией правовых систем. Согласно законодательно закрепленным положениям правовой теории и сложившейся практики, несмотря на то что общеевропейское право применяется и "в принудительном порядке осуществляется через национальные суды и трибуналы государств - членов Европейского союза", оно имеет безусловный приоритет перед национальным правом*(410).

Из этого следует логический и вполне обоснованный вывод о том, что приоритет одной правовой системы в целом над другой с неизбежностью предопределяет, соответственно, и приоритетный характер взаимоотношений их отдельных составных частей, в том числе прецедентных решений Европейского суда справедливости, касающихся вопросов общеевропейского права.

Не случайно в таких государствах - членах Европейского союза, как Англия, где официально - формально и фактически - признается в качестве одного из ведущих источников права прецедент, исходя из приоритета общеевропейского права над национальным выстраивается своеобразная иерархия прецедентов, в которой прецедентному характеру решений Европейского суда справедливости отводится ведущая роль. Европейский суд, констатируется в научной литературе, выносит окончательный вердикт по всем вопросам, касающимся общеевропейского права, а "создаваемый им прецедент является обязательным для всех национальных судов государств - членов Европейского союза"*(411). Помимо названных существуют и другие отличительные особенности прецедентных актов романо-германского права по сравнению с подобного рода актами англосаксонского права. Однако они не подвергают сомнению тот факт, что закрепление "на постоянной основе" прецедента в системе романо-германского права выступает как одно из проявлений его сближения с англосаксонским правом.

Аналогично обстоит дело и с другими источниками права рассматриваемых правовых семей, такими, в частности, как закон (статут), который, будучи основным источником романо-германского права, усилил свое влияние в послевоенный период в ряде стран англосаксонского права и играет в них в настоящее время существенную роль*(412); правовой и неправовой обычай, который, как свидетельствуют исследования, значительно повысил свою значимость во второй половине ХХ в. в различных правовых семьях, в особенности в сфере частного - коммерческого, гражданского - и других отраслей права и играет в них более заметную по сравнению с довоенным периодом роль*(413), и др.

Расширение сферы применения данных и других источников права в различных правовых семьях свидетельствует не только об их общности, но и об особенности процесса развития рассматриваемых правовых семей в направлении их унификации и гармонизации.

Об этом же свидетельствуют и другие пути их развития и формы проявления. Одним из таких путей развития и форм проявления процесса конвергенции романо-германского и англосаксонского права является усиление сходства их структуры и содержания. Это выражается, в частности, в расширении старых и появлении в обеих правовых семьях, а точнее, в формирующих их национальных правовых системах, новых отраслей, подотраслей и институтов права, таких, например, как корпоративное право, информационное право, интернет-право, а также региональное (в пределах Европейского союза) конституциональное, таможенное, трудовое и иные формирующиеся отрасли и подотрасли публичного и частного права.

Усиление сходства структуры и содержания рассматриваемых правовых семей выражается также в установлении и распространении на все входящие в Евросоюз национальные правовые системы "универсальных" трудовых и иных стандартов*(414); а кроме того, в расширении правового массива, касающегося таких относительно новых прав и свобод человека и гражданина, какими являются права третьего поколения - коллективные права, право на развитие*(415) и социальные права, которые в общеевропейском праве - "конгломерате" континентального и общего права - рассматриваются одновременно в национальном разрезе, а также в контексте регионализации и глобализации*(416).

Далее, усиление сходства структуры и содержания романо-германского и англосаксонского права проявляется в расширении и углублении в национальных правовых системах, формирующих эти правовые семьи, практики судебного надзора и контроля за соответствием принимаемых и принятых законов букве и духу действующей конституции.

Наглядным примером усиления сходства правовых семей в этом отношении может служить расширение такого рода практики в государственно-правовом механизме Великобритании после принятия в 1998 г. парламентом страны Закона о правах человека (British Human Rights Act 1998).

Дело в том, что если раньше, до появления данного акта, надзорная деятельность английского суда традиционно ограничивалась лишь сферой принятия и применения административных актов, то теперь она распространяется и на законы (статуты). "Значительная часть судебного надзора, если не весь он, - констатируется в английской юридической литературе, - в настоящее время весьма заметно переместилась с административного права на конституционное"*(417). Судебный надзор касается прежде всего статутов, затрагивающих в той или иной мере права человека.

В соответствии с Законом о правах человека (п. 2 ст. 4) суды Великобритании уполномочиваются "делать соответствующие заявления (declarations)", а точнее - представления во всех тех случаях, когда тот или иной закон или подзаконный акт, с их точки зрения, не соответствует положениям Европейской конвенции или же английскому Закону о правах человека*(418). При этом хотя парламент может не согласиться с мнением суда, но оно является обязательным для всех государственных служащих, которым вменяется в обязанность строго следовать всем предписаниям данного Закона*(419).

Расширение практики судебного контроля в Великобритании - стране общего права с неписаной конституцией, отмечается западными исследователями, так же как и соответствующие декларации английских судов, "весьма схожи с теми, что имеют место в демократиях с писаными конституциями, обеспечивающими права граждан от вмешательства государственных институтов и должностных лиц"*(420).

Одновременно это является одним из проявлений растущего сходства между романо-германским правом, представленным "демократиями с писаной конституцией"*(421) и англосаксонским правом в лице Великобритании - "демократии с неписаной конституцией".

Наконец, усиления сходства структуры и содержания рассматриваемых правовых семей, помимо отмеченных проявлений, нельзя не видеть в растущей универсализации и в расширении сферы применения общих принципов их построения и функционирования.

Речь идет, в частности, о таких принципах, распространяющихся в рамках права Европейского союза на общее и континентальное право, как принцип приоритета "права, обеспечивающего существование Евросоюза" по отношению к национальному праву; принцип "юридического равенства" положений, содержащихся в учредительных договорных актах Евросоюза, и "общих принципов права Европейского союза"; принцип строгого соответствия "первичному праву" Евросоюза, состоящего из системы норм, содержащихся в учредительных договорах Европейского союза, в поправках к ним и других актах "вторичного права", выступающего в виде совокупности норм, содержащихся в актах, исходящих от различных органов Евросоюза*(422).

Важность этих общих принципов для всех государств - членов Евросоюза, включая Великобританию - исторический центр англосаксонского права, - заключается в том, как свидетельствуют эксперты, что они, будучи различными по своей природе и характеру ("горизонтальными" и "вертикальными" институциональными, "субсидиарными" и иными) принципами*(423), рассматриваются наряду с учредительными договорами и "вторичным правом" как "третий вид источников общеевропейского права"; что они признаются Европейским судом справедливости - высшей судебной инстанцией Евросоюза - и что эти принципы выступают в качестве весьма значимых регуляторов общественных отношений, существующих, с одной стороны, между различными институтами Евросоюза, а с другой - между общеевропейскими институтами и институтами государств - членов Евросоюза*(424).

Наряду с общими принципами, возникающими на общеевропейской основе - на "общем поле" романо-германского и англосаксонского права, о растущем сходстве данных правовых семей свидетельствует также "трансформация", а точнее, взаимопереход в адаптированном виде применительно к новым условиям принципов одной правовой семьи в другую.

В качестве одного из примеров такого обоюдного процесса может служить распространение ряда принципов "классического прецедентного права", каковым традиционно считается англосаксонское право, на романо-германское право. При этом имеются в виду не только принципы, касающиеся обычного, именуемого иногда "положительным", т.е. соответствующим всем канонам общего права, прецедента, но и принципы так называемого "неправильного", "ошибочного" (wrong) прецедента*(425), в соответствии с которыми прецедент теряет юридическую силу и не применяется, в частности, во всех тех случаях, когда радикально изменились "фактические общественные условия" и "соответствующие правовые принципы" по сравнению с тем периодом, когда формировался прецедент или когда прецедент "в практическом плане признается несостоятельным (unworkable), не работающим"*(426).

Это с одной стороны. А с другой, в качестве примера нарастающего сходства правовых семей, рассматриваемых под данным углом зрения, может служить более широкое распространение на англосаксонское право, а вместе с ним и на другие правовые семьи, принципа "господства права", исторически ориентированного на закон как на основной источник романо-германского права и лишь отчасти - на прецедент - ведущий источник англосаксонского права.

В западной правовой теории и правоприменительной практике принцип "господства права", выступающий, по мнению исследователей, как "неотъемлемая составная часть правовой культуры Запада", призванная в первую очередь в максимальной степени "обеспечить права человека и защитить его от государства"*(427), имеет довольно много отличающихся друг от друга смысловых значений и оценочных толкований.

Англосаксонское "Rule of Law" и романо-германское "Rechtsstaat", "Etat de Droit" или "Estado de derecho" - это не просто различное языковое выражение одного и того же явления, обозначаемого в русском переводе как "господство права". Это прежде всего различное видение этого явления, с весьма своеобразными оттенками его понимания и, соответственно, толкования*(428).

Так, если англосаксонское понимание и толкование смыслового значения "господство права" ассоциируется прежде всего с верховенством суда в системе государственных органов и, соответственно, с непререкаемой юридической силой издаваемых им актов, то романо-германская версия господства права, так называемая позитивистская доктрина господства права, исходит из суверенитета парламента и, соответственно, верховенства закона*(429).

Традиционная англосаксонская трактовка принципа господства права, подчеркивается в исследованиях западных авторов, сводится в конечном счете к установлению такого конституционного порядка, при котором "суд, а не законодатель (legislature) обладал бы полномочиями окончательного, в соответствии с другими фундаментальными принципами общего права, решения вопроса о том, что является правом, а что не является таковым"*(430).

В то же время традиционная романо-германская трактовка принципа господства права апеллирует к такому правопорядку, когда законодатель при "полуавтономном" статусе национального суда и его "уважительном отношении к суверенитету парламента" в окончательном варианте решал бы все фундаментальные вопросы права*(431).

В настоящее время, как свидетельствуют исследования, наряду с расширением сферы применения прецедента и распространения ряда принципов классического прецедентного права на романо-германское право идет также встречный процесс распространения и адаптации романо-германского варианта господства права к англосаксонскому*(432).

Помимо всего прочего, это свидетельствует не только об общности рассматриваемых правовых семей, но и об их все более возрастающем по мере развития процессов глобализации и регионализации сближении, об эволюции данных правовых семей в направлении их дальнейшей унификации и гармонизации.

Наряду с названными путями и формами проявления процесса конвергенции романо-германского и англосаксонского права существуют и другие свидетельства их сближения.

В качестве таковых следует указать, например, на усиление внимания в обеих правовых семьях за последние полстолетия не только к правотворчеству и правоприменению, но и к толкованию правовых актов.

Разумеется, в каждой правовой семье по-прежнему сохраняются свои определенные особенности данного процесса. Не случайно в связи с этим нередко подчеркивается применительно, в частности, к англосаксонскому праву, что в процессе толкования статутов в каждой стране, принадлежащей к данной правовой семье, "суд неизменно должен руководствоваться принципами общего права"*(433).

Однако вместе с тем в настоящее время для обеих правовых семей все более общими и расхожими становятся положения, согласно которым "право есть не что иное, как результат (следствие, дело) толкования законодательных актов"*(434); "настоящим законодателем является не тот, кто первым написал и принял закон, а тот, кто истолковал его", и т.д.*(435)

Помимо отмеченных, процесс конвергенции романо-германского и англосаксонского права проявляется и в других отношениях. В таких, например, как расширение сферы кодифицированного законодательства не только в континентальном, но и в общем праве; сближение основных постулатов государственно-правовой идеологии рассматриваемых правовых семей; более широкое использование отраслевой, а вместе с ней публично-правовой и частноправовой классификации нормативного материала в различных правовых системах и правовых семьях и т.д.*(436)

Выделение и обстоятельное рассмотрение их наряду с другими взаимосвязанными между собой и взаимодействующими друг с другом в рамках правовой системы Европейского союза элементами романо-германского и англосаксонского права позволяет, как представляется, сформировать о действующем европейском праве - праве Евросоюза - более глубокое и разностороннее представление.