Н.В. Гоголь был религиозным, искренне верующим и продолжавшим искать до конца жизни новых глубин веры человеком. Но и здесь он оставался вполне здравомыслящим человеком. С одной стороны, он дал одно из детальнейших описаний и толкований божественной литургии («Божественная литургия», с. 315–372), с другой — очень практично, например, рассуждал о состоянии сословия священников:
— «Деревенский священник может сказать гораздо больше истинно нужного для мужика, нежели все эти книжонки» (С. 159).
В то же время:
— «… причина зла всего есть та, что священники стали нерадиво исполнять свои должности» (С. 150). И вообще:
— «… многие из духовных, как я знаю, уныли от множества бесчинств, возникших в последнее время, почти уверились, что их никто не слушает (40-е годы XIX века! — С.Х.), что слова и проповедь роняются на воздух и зло пустило так глубоко свои корни, что нельзя уже и думать об его искорененье» (С. 135-6). Поэтому:
— «… обратите также внимание на городских священников … Не пренебрегайте никем из них, несмотря на простоту и невежество многих» (С. 148-9). «Кто погрубей и позадиристей (из городских священников — С.Х.), погрозите ему архиереем» (С. 150).
Через вопрос о священниках Гоголь снова выходит на злобу дня:
— «Еще не ясно и не совсем открылась страшная истина нынешнего века, что теперь все грешат до единого, но грешат не прямо, а косвенно. Этого еще не услышал хорошо и сам проповедник; оттого и проповедь его роняется в воздух, и люди глухи к словам его» (С. 136); «… после такой проповеди … еще возгордится своей безгрешностью» (там же).
— «… я скорей того мнения, что священнику, не вполне наставленному в своем деле и не знакомому с людьми, его окружающими, лучше вовсе не произносить проповеди» (С. 161).
Церковь у Гоголя — «… верховная инстанция всего … и решенье вопросов жизни — в ней» (С. 313). По Гоголю — «безумна и мысль ввести какое-нибудь нововведение в России, минуя нашу Церковь, не испросив у нее на то благословенья» (С. 109). Гоголь даже оговаривается о «таком уголовном преступлении, каково есть непризнание Бога в том виде, в каком повелел признавать Его Сам Божий Сын» (С. 99).
Что тут скажешь? Каждый в другом находит то, что ему близко, важно, дорого. Религиозный «уклон» у Гоголя очевиден. Но так же очевиден вполне светский характер основной массы его конкретных рассуждений. В самом религиозном аспекте у Гоголя мы находим массу замечательных философских обобщений. Об этом говорят его характеристики христианина, знания, содержащегося в христианских текстах:
— «… христианин на всяком месте мудрец, везде делатель дела» (С.188).
— «Всю эту всемирность человеколюбивого закона Христова, все это отношенье человека к человечеству может из нас перенести всяк на свое небольшое поприще» (С. 308).
Вот советы Гоголя в отношении божественного авторитета:
— «… ставь его перед лицом Бога, а не перед своим лицом; покажи ему, чем он грешит против Бога, а не против тебя» (С. 156).
— «У Бога можно все вымолить … Поступите только умно. «Молись и к берегу гребись», — говорит пословица» (С. 175). И т.д.
В высказываниях Гоголя обнаруживается рефлексивная природа рассуждений о божественном авторитете — эта попутчица всякой формирующейся философии:
— «Бог весть, может быть, и в этом была тоже воля Того, без воли которого ничто не делается на свете…» (С. 310). Или:
— «Без воли Бога нельзя и полюбить Его. Да и как полюбить Того, Которого никто не видал?» (С. 128).
Эстетика Гоголя
(на примере русской поэзии XVIII — первой половины XIX вв.)
Выше приводились высказывания Н.В. Гоголя, содержащие явные эстетические элементы: о прозревании идеалов в их извращенных, карикатурных формах; об односторонне идеальном представлении предмета, героя и др. Они могут быть дополнены:
— «… на то и призванье поэта, чтобы из нас же взять и нас же возвратить нам в очищенном и лучшем виде» (С. 231).
Н.М. Языкову:
— «Возвеличь в торжественном гимне незаметного труженика» (С. 105). «Возвысь их прекрасную бедность так, чтобы … каждому … захотелось бы самому быть бедному» (там же).
Продолжая тему превращенного идеала, о комедии Фонвизина «Недоросль»:
— «Это те неотразимо-страшные идеалы огрубления, до которых может достигнуть только один человек русской земли, а не другого народа» (С. 247).
Эстетика Гоголя так же диалектична и объективна (реалистична), как и все другие стороны его философской культуры. Каким бы ни был предмет у самого поэта, у Гоголя сам поэт берется как особое объективное, развивающееся в себе и через других явление. Достаточно обратиться к его суждениям о Ломоносове, Крылове, Пушкине и др.:
— «Ломоносов стоит впереди наших поэтов, как вступленье впереди книги» (С. 215).
— «О Державине можно сказать, что он — певец величия» (С. 217).
— «Перед другими нашими поэтами Жуковский то же, что ювелир перед прочими мастерами, то есть мастер, занимающийся последней отделкой дела» (С. 224-5).
О Крылове: «Поэт и мудрец слились в нем воедино» (С. 243).
О Лермонтове: «Никто еще не писал у нас такой правильной прекрасной и благоуханной прозой» (С. 235).
Гёте у Гоголя — личность, преисполненная «какой-то германской чинности и теоретически-немецкого притязанья подладиться ко всем временам и векам» (С. 228).
Наконец:
— «… явился Пушкин. В нем середина. Ни отвлеченной идеальности первого (Державина — С.Х.), ни преизобилья сладострастной роскоши второго (Жуковского — С.Х.)» (С. 226).
— «Никто из наших поэтов не был так скуп на слова и выраженья, как Пушкин, так не смотрел осторожно за самим собой, чтобы не сказать неумеренного и лишнего» (там же). «В последнее время набрался он много русской жизни и говорил обо всем метко и умно, что хоть записывай всякое слово: оно стоило его лучших стихов» (С. 232).
— «Капитанская дочка» — «решительно лучшее русское произведение в повествовательном роде» (С. 231).
Пушкин у Гоголя — «чудный образ, на все откликающийся и одному себе только не находящий отклика» (С. 228).
* * *
Н.В. Гоголь не разрешил своего основного внутреннего противоречия — противоречия писателя и философа, художника и философа. Но пути такого разрешения уже намечались, активно формировались в нем. Тем интереснее и поучительнее его незаурядная индивидуальная, истинно русская философская культура.
2000 г.
