Концепция «частей речи» и форм слова в работах проф. Л. В. Щербы

Из учёных бодуэновской школы ближе, теснее всего подошёл к проблеме слова и грамматических категорий слов проф. Л. В. Щерба. В его диссертации «Восточно-лужицкое наречие»² рассеяно много отдельных ценных замечаний по этим вопро­сам. Показательны и сами приёмы описания и группировки грамматических фактов. Но концентрацией взглядов проф. Щербы в этой области применительно к русскому языку является статья «О частях речи в русском языке»³.

Прежде всего Щерба выдвигает вопрос о формах одного слова, различая поня­тия — формы слова и производные слова⁴. Правда, принципи­ального обоснования эта проблема у Щербы не получает⁵. Но Щерба иллюстрирует свою мысль о формах слова несколькими примерами. Так, для «естественного язы­кового чутья» говорящих на русском языке идти и иду являются формами одного и того же слова»⁶. Указывая на возможность выражения форм лица в глаголе префик­сами, Щерба приводит в пример русские формы прош. вр. я любил, ты любил, он любил и пишет: «Полный параллелизм этих форм с формами praesentis: я люблю, ты любишь, он любит, одинаковость синтаксических связей, отсутствие таких форм, как любилый и т. д. — все это обусловливает восприятие всех этих форм как форм одного и того же слова, глагола любить» (там же, 7). «Теперь понятно, почему инфинитив, причастие, деепричастие и личные формы признаются нами формами одного слова — глагола» (20). «Предобрый, конечно, будет формой слова добрый, сделать будет формой слова делать, но добежать едва ли будет формой слова бежать, так как самое действие представляется как будто различным в этих случа­ях» (19). Вместе с тем, Щерба признаёт в языке «случаи неясные, колеблющиеся». «Так, будет ли столик формой слова стол! Это не так уж ясно» (там же). Некото­рые случаи дифференциации форм, уже ставших разными словами, кажутся ещё хранящими отпечаток прежней связи. «Такие слова, как худой и худо, мы очень склонны считать формами одного слова, и только одинаковость функций слов типа худо со словами вроде вкось, наизусть и т. д. и отсутствие параллельных этим пос­ледним прилагательных создают особую категорию наречий и до некоторой степени отделяют худо от худой» (19).

¹ См, например, Демокрит в его фрагментах в свидетельствах древности», М., 1935, стр. 328—336. ³П„ 1915.

³ «Русская речь», новая серия, II, 1928. _________________.

⁴ «Восточнолужицкое наречие», стр. 75—142. ■■■-■■ • -.

⁵ Сопоставление производных слов и форм одного слова с Abweichungsnamen и Uebereinstim-
mungsnamen О. D i t t г i с h (Probleme der Sprachpsychologie, Lpz., 1913; см. ссылки у Щербы в прило­
жении к «Восточнолужицкому наречию» под заглавием «Некоторые выводы из моих диалектологических
лужицких наблюдений», тезис 4, и в статье «О частях речи в русском языке», стр. 19) едва ли подводит к ре­
шению вопроса. Определение же формы слова у Щербы явно недостаточно: «Под формами слова в языко­
ведении обыкновенно понимают материально разные слова, обозначающие или разные оттенки одного и
того же понятия, или одно и то же понятие в разных его функциях» («О частях речи в русском языке», стр.
19). Неразграниченность грамматических и лексических признаков в этом определении очевидна.

⁶ «О частях речи в русском языке», стр. 19.

Система форм одного и того же слова — величина исторически изменчивая. Некогда разные слова могут стать формами одного слова', и, наоборот, формы одно­го слова могут распасться на разные слова. «В истории языков наблюдаются тоже передвижения в системах форм одного слова. Так, образования на -л-, бывшие когда-то именами лица действующего, вошли в систему форм славянского глагола, сделались причастиями, а теперь функционируют как формы прошедшего времени в системе глагола (захудал); эти же причастия в полной форме снова оторвались от системы глагола и стали прилагательными (захудалый)» (19).

На фоне этого учения о формах слова изменяется само понимание грамматичес­кой классификации слов. Задача лингвиста — определить по совокупности морфо­логических, синтаксических и семантических данных, на основе тесной, неразрыв­ной связи смысла и всех формальных признаков, ту «общую категорию», под какую «подводится то или иное лексическое значение», установить, «какие общие катего­рии различаются в данной языковой системе» (6). Внешним выражением актив­но-различаемых в языке категорий может быть система «самых разнообразных» формальных признаков — положительных («изменяемость» слов разных типов, префиксы, суффиксы, окончания, фразовое ударение, интонация, порядок слов, особые вспомогательные слова, синтаксическая связь и т. д.) и отрица­тельных (например, «неизменяемость» как противоположение «изменяемо­сти») (6, 7). Щерба не видит «никакой пользы в выделении, среди прочих признаков, формальных морфем в особую группу» (7) (ср. классификацию слов в фортунатов­ской школе по формам словоизменения). Вследствие этого «становится ясным, что материально одно и то же слово может фигурировать в разных категориях: так, кругом может быть или наречием, или предлогом» (8). Иными словами: морфо­логическая тожественность форм одного слова, при наличии других более сущест­венных дифференциальных формальных признаков, например, синтаксических, не препятствует им входить в разные грамматические категории. Но этот чрезвычай­но важный для понимания грамматической системы современного русского языка вопрос в работах Щербы не подвергся углублённому исследованию. Его решение неразрывно связано с изучением принципов объединения и разъединения форм в структуре разных семантических типов слов. Между тем, проблема форм слова Щербой не освещена в достаточной мере. Отсюда у Щербы возникают некоторые очень субъективные деления в системе категорий современного русского языка, его «частей речи». Например, едва ли следует создавать особые категории соеди­нительных, присоединительных и слитных союзов (XII, XIII и XIV в классификации Щербы). Не подлежит сомнению, что только недостато­чная определённость в вопросе о формах слова заставила Щербу функциональные подразделения внутри одной категории сочинительных сою­зов признать за три особые категории слов³. Характерно, что лексический состав всех этих трёх разрядов почти однороден (и, или, да и т. п.). Ошибочность граммати­ческого истолкования этих слов у Щербы объясняется тем, что формальные отличия в синтаксическом функционировании одного слова (оттенки интонации, паузы) он счёл за структурные признаки разных категорий слов. Между тем, объём форм сло­ва в русском языке различен у разных категорий слов. Особенно широк он у так называемых служебных слов. Таким образом, в грамматической теории Щербы

¹ В качестве примера Щерба ссылается на «процесс втягивания отглагольного существительного
в систему глагола», описанный в книге «Восточнолужицкое наречие», стр. 137.

² Ср. также тезисы доклада Л. В. Щ е р б ы о формальном направлении грамматики («Родной
язык в школе», кн. I, 1919—1922, стр. 94—95).

³ Ср. статью Л. В. Щ е р б ы о союзе и в «Словаре русского языка», изд. Академии наук, т. IX,
вып. 1, изд. 7-е, 193S.

' В связи с этим необходимо внести ограничение в критерий, выставляемый Щербой («О частях ре­чи в русском языке», 6), что «функция слова в предложении является всякий раз наиболее решающим моментом для восприятия» (но не для признания самостоятельной категории. — В. В.).

(вследствие недостаточной определённости в вопросах о формах слова, о формаль­ных вариациях слова внутри одной категории и о формальных признаках разных категорий) поставлены в одну плоскость, расположены в одной параллели языковые категории разного порядка и разных степеней общности. Например, как уже было в своё время мною указано Л. В. Щербе, нельзя ставить категорию вопросительных слов рядом с наречиями, да едва ли и вообще можно из вопросительных слов делать особую «часть речи» в принятом грамматикой смысле этого термина¹.

Вместе с тем, совершенно правильно отмечая относительность формальных при­знаков той или иной категории и даже возможность их количественного убывания, ча­стичного отсутствия у отдельных словесных групп внутри одной категории, Щерба приходит, несомненно, к опасному для грамматики принципиальному положению: «Если в языковой системе какая-либо категория нашла себе полное выражение, то уже один смысл заставляет нас подводить то или другое слово под данную категорию» (8). И сам Щерба испытал на себе всю относительность этого принципа. Так, совершенно правильно указав на формирование в современном русском языке категории состояния, он относит (по-видимому «по одному смыслу)» к этой категории такие явно неподходящие слова, как в сюртуке, без чувств и т. п. (18).

Под влиянием этого семантического либерализма вся система категорий в ста­тье Щербы имеет несколько развинченный вид. Отсутствует классификационная перспектива и последовательность в принципах деления. Например, неясно, в каком отношении к таким «частям речи» (?), как междометие, находятся категории имён существительных, имён прилагательных и т. п.

Точно так же едва ли можно рекомендовать в качестве грамматического принципа убеждение Щербы о том, что, если в его системе «некоторые слова никуда не подой­дут, — значит они действительно не подводятся нами ни под какую категорию». По мне­нию Щербы, «таковы, например, так называемые вводные слова, которые едва ли составляют какую-либо ясную категорию, между прочим, именно из-за отсутствия со­относительности. Разные усилительные слова, вроде даже, ведь, и (= даже), слова от­части союзного характера, вроде итак, значит и т. п., тоже никуда не подводятся нами и остаются в стороне. Наконец, никуда не подводятся такие словечки, как да, нет» (8). Конечно, классификационное объединение и разделение так называемых служебных слов — дело трудное, но необходимое, так как в русском языке формы синтаксических связей и семантических соотношений между словами в синтагмах (а следовательно, и слова, осуществляющие эту связь) функционально разграничены и обособлены.

Что же касается «вводных слов», то они могут не соотноситься с теми категориями слов, которые выбраны Щербой (хотя и тут они соотносительны с наречиями и катего­рией состояния, например, видно, естественно, несомненно). Но не будет ничего удиви­тельного в том, что вводные слова окажутся принадлежащими к особому семантическо­му классу слов. Ведь Щерба исходит из предпосылки, что все слова с семантической точки зрения качественно однородны (кроме разве знаменательных и служебных слов). Поэтому он все части речи выстраивает в одну линию. Меж­ду тем, мысль о принципиальных структурных различиях разных семантических типов слов, издавна свойственная многим лингвистическим теориям, не лишена оснований.

Статья Щербы, несмотря на её эскизный характер и принципиальные недочёты, оказала сильное освежающее влияние на русскую грамматическую традицию.