Из учёных бодуэновской школы ближе, теснее всего подошёл к проблеме слова и грамматических категорий слов проф. Л. В. Щерба. В его диссертации «Восточно-лужицкое наречие»2 рассеяно много отдельных ценных замечаний по этим вопросам. Показательны и сами приёмы описания и группировки грамматических фактов. Но концентрацией взглядов проф. Щербы в этой области применительно к русскому языку является статья «О частях речи в русском языке»3.
Прежде всего Щерба выдвигает вопрос о формах одного слова, различая понятия — формы слова и производные слова4. Правда, принципиального обоснования эта проблема у Щербы не получает5. Но Щерба иллюстрирует свою мысль о формах слова несколькими примерами. Так, для «естественного языкового чутья» говорящих на русском языке идти и иду являются формами одного и того же слова»6. Указывая на возможность выражения форм лица в глаголе префиксами, Щерба приводит в пример русские формы прош. вр. я любил, ты любил, он любил и пишет: «Полный параллелизм этих форм с формами praesentis: я люблю, ты любишь, он любит, одинаковость синтаксических связей, отсутствие таких форм, как любилый и т. д. — все это обусловливает восприятие всех этих форм как форм одного и того же слова, глагола любить» (там же, 7). «Теперь понятно, почему инфинитив, причастие, деепричастие и личные формы признаются нами формами одного слова — глагола» (20). «Предобрый, конечно, будет формой слова добрый, сделать будет формой слова делать, но добежать едва ли будет формой слова бежать, так как самое действие представляется как будто различным в этих случаях» (19). Вместе с тем, Щерба признаёт в языке «случаи неясные, колеблющиеся». «Так, будет ли столик формой слова стол! Это не так уж ясно» (там же). Некоторые случаи дифференциации форм, уже ставших разными словами, кажутся ещё хранящими отпечаток прежней связи. «Такие слова, как худой и худо, мы очень склонны считать формами одного слова, и только одинаковость функций слов типа худо со словами вроде вкось, наизусть и т. д. и отсутствие параллельных этим последним прилагательных создают особую категорию наречий и до некоторой степени отделяют худо от худой» (19).
1 См, например, Демокрит в его фрагментах в свидетельствах древности», М., 1935, стр. 328—336. 3П„ 1915.
3 «Русская речь», новая серия, II, 1928. _________________.
4 «Восточнолужицкое наречие», стр. 75—142. ■■■-■■ • -.
5 Сопоставление производных слов и форм одного слова с Abweichungsnamen и Uebereinstim-
mungsnamen О. D i t t г i с h (Probleme der Sprachpsychologie, Lpz., 1913; см. ссылки у Щербы в прило
жении к «Восточнолужицкому наречию» под заглавием «Некоторые выводы из моих диалектологических
лужицких наблюдений», тезис 4, и в статье «О частях речи в русском языке», стр. 19) едва ли подводит к ре
шению вопроса. Определение же формы слова у Щербы явно недостаточно: «Под формами слова в языко
ведении обыкновенно понимают материально разные слова, обозначающие или разные оттенки одного и
того же понятия, или одно и то же понятие в разных его функциях» («О частях речи в русском языке», стр.
19). Неразграниченность грамматических и лексических признаков в этом определении очевидна.
6 «О частях речи в русском языке», стр. 19.
Система форм одного и того же слова — величина исторически изменчивая. Некогда разные слова могут стать формами одного слова', и, наоборот, формы одного слова могут распасться на разные слова. «В истории языков наблюдаются тоже передвижения в системах форм одного слова. Так, образования на -л-, бывшие когда-то именами лица действующего, вошли в систему форм славянского глагола, сделались причастиями, а теперь функционируют как формы прошедшего времени в системе глагола (захудал); эти же причастия в полной форме снова оторвались от системы глагола и стали прилагательными (захудалый)» (19).
На фоне этого учения о формах слова изменяется само понимание грамматической классификации слов. Задача лингвиста — определить по совокупности морфологических, синтаксических и семантических данных, на основе тесной, неразрывной связи смысла и всех формальных признаков, ту «общую категорию», под какую «подводится то или иное лексическое значение», установить, «какие общие категории различаются в данной языковой системе» (6). Внешним выражением активно-различаемых в языке категорий может быть система «самых разнообразных» формальных признаков — положительных («изменяемость» слов разных типов, префиксы, суффиксы, окончания, фразовое ударение, интонация, порядок слов, особые вспомогательные слова, синтаксическая связь и т. д.) и отрицательных (например, «неизменяемость» как противоположение «изменяемости») (6, 7). Щерба не видит «никакой пользы в выделении, среди прочих признаков, формальных морфем в особую группу» (7) (ср. классификацию слов в фортунатовской школе по формам словоизменения). Вследствие этого «становится ясным, что материально одно и то же слово может фигурировать в разных категориях: так, кругом может быть или наречием, или предлогом» (8). Иными словами: морфологическая тожественность форм одного слова, при наличии других более существенных дифференциальных формальных признаков, например, синтаксических, не препятствует им входить в разные грамматические категории. Но этот чрезвычайно важный для понимания грамматической системы современного русского языка вопрос в работах Щербы не подвергся углублённому исследованию. Его решение неразрывно связано с изучением принципов объединения и разъединения форм в структуре разных семантических типов слов. Между тем, проблема форм слова Щербой не освещена в достаточной мере. Отсюда у Щербы возникают некоторые очень субъективные деления в системе категорий современного русского языка, его «частей речи». Например, едва ли следует создавать особые категории соединительных, присоединительных и слитных союзов (XII, XIII и XIV в классификации Щербы). Не подлежит сомнению, что только недостаточная определённость в вопросе о формах слова заставила Щербу функциональные подразделения внутри одной категории сочинительных союзов признать за три особые категории слов3. Характерно, что лексический состав всех этих трёх разрядов почти однороден (и, или, да и т. п.). Ошибочность грамматического истолкования этих слов у Щербы объясняется тем, что формальные отличия в синтаксическом функционировании одного слова (оттенки интонации, паузы) он счёл за структурные признаки разных категорий слов. Между тем, объём форм слова в русском языке различен у разных категорий слов. Особенно широк он у так называемых служебных слов. Таким образом, в грамматической теории Щербы
1 В качестве примера Щерба ссылается на «процесс втягивания отглагольного существительного
в систему глагола», описанный в книге «Восточнолужицкое наречие», стр. 137.
2 Ср. также тезисы доклада Л. В. Щ е р б ы о формальном направлении грамматики («Родной
язык в школе», кн. I, 1919—1922, стр. 94—95).
3 Ср. статью Л. В. Щ е р б ы о союзе и в «Словаре русского языка», изд. Академии наук, т. IX,
вып. 1, изд. 7-е, 193S.
' В связи с этим необходимо внести ограничение в критерий, выставляемый Щербой («О частях речи в русском языке», 6), что «функция слова в предложении является всякий раз наиболее решающим моментом для восприятия» (но не для признания самостоятельной категории. — В. В.).
(вследствие недостаточной определённости в вопросах о формах слова, о формальных вариациях слова внутри одной категории и о формальных признаках разных категорий) поставлены в одну плоскость, расположены в одной параллели языковые категории разного порядка и разных степеней общности. Например, как уже было в своё время мною указано Л. В. Щербе, нельзя ставить категорию вопросительных слов рядом с наречиями, да едва ли и вообще можно из вопросительных слов делать особую «часть речи» в принятом грамматикой смысле этого термина1.
Вместе с тем, совершенно правильно отмечая относительность формальных признаков той или иной категории и даже возможность их количественного убывания, частичного отсутствия у отдельных словесных групп внутри одной категории, Щерба приходит, несомненно, к опасному для грамматики принципиальному положению: «Если в языковой системе какая-либо категория нашла себе полное выражение, то уже один смысл заставляет нас подводить то или другое слово под данную категорию» (8). И сам Щерба испытал на себе всю относительность этого принципа. Так, совершенно правильно указав на формирование в современном русском языке категории состояния, он относит (по-видимому «по одному смыслу)» к этой категории такие явно неподходящие слова, как в сюртуке, без чувств и т. п. (18).
Под влиянием этого семантического либерализма вся система категорий в статье Щербы имеет несколько развинченный вид. Отсутствует классификационная перспектива и последовательность в принципах деления. Например, неясно, в каком отношении к таким «частям речи» (?), как междометие, находятся категории имён существительных, имён прилагательных и т. п.
Точно так же едва ли можно рекомендовать в качестве грамматического принципа убеждение Щербы о том, что, если в его системе «некоторые слова никуда не подойдут, — значит они действительно не подводятся нами ни под какую категорию». По мнению Щербы, «таковы, например, так называемые вводные слова, которые едва ли составляют какую-либо ясную категорию, между прочим, именно из-за отсутствия соотносительности. Разные усилительные слова, вроде даже, ведь, и (= даже), слова отчасти союзного характера, вроде итак, значит и т. п., тоже никуда не подводятся нами и остаются в стороне. Наконец, никуда не подводятся такие словечки, как да, нет» (8). Конечно, классификационное объединение и разделение так называемых служебных слов — дело трудное, но необходимое, так как в русском языке формы синтаксических связей и семантических соотношений между словами в синтагмах (а следовательно, и слова, осуществляющие эту связь) функционально разграничены и обособлены.
Что же касается «вводных слов», то они могут не соотноситься с теми категориями слов, которые выбраны Щербой (хотя и тут они соотносительны с наречиями и категорией состояния, например, видно, естественно, несомненно). Но не будет ничего удивительного в том, что вводные слова окажутся принадлежащими к особому семантическому классу слов. Ведь Щерба исходит из предпосылки, что все слова с семантической точки зрения качественно однородны (кроме разве знаменательных и служебных слов). Поэтому он все части речи выстраивает в одну линию. Между тем, мысль о принципиальных структурных различиях разных семантических типов слов, издавна свойственная многим лингвистическим теориям, не лишена оснований.
Статья Щербы, несмотря на её эскизный характер и принципиальные недочёты, оказала сильное освежающее влияние на русскую грамматическую традицию.
