Социалистический вестник. Берлин, 1921, № 19. С. 3. 4 страница

КП(б)У.

С объединением национальных республик в СССР централизованная партия становится цементирующей и направляющей его силой. Уже национальный состав съездов партии за эти годы не мог не оказывать влияния на решения этого высшего органа власти прежде всего с точки зрения интересов российского центра и его унитарной политики. Данные о национальном составе XII— XVI съездов РКП (б)—ВКП(б), приводимые в докладах их мандатных комиссий, свидетельствуют о том, что преобладающую часть делегатов составляли русские (60—65 %), значительную долю — евреи (7—11%), постепенно несколько возраставшую — украинцы и белорусы (5—9 % и 1—3 %). Остальные национальности неизменно составляли не более 1 % делегатов съезда. Разумеется, это не могло не сказываться на формировании общей уни-таристской политики партии, а следовательно и государства, при решении национальных проблем развивавшегося Союза.

В этом же направлении действовал и другой объективный фактор — национальный состав самой партии. К 1924 г. национальный состав партии, по данным доклада И. В. Сталина XIII съезду РКП (б), выглядел с точки зрения наиболее представленных в ней народностей следующим образом: русские —12%, украинцы — 5,9 %, евреи —5,2 %, представители всех мусульманских народов — 4 %. Остальные, по его словам, «мелкие национальности, вроде латышей, грузин, армян и пр.» составляли весьма небольшое

количество.²²

Национальный состав партии диктовал кадровую политику в отношении партийных организаций союзных республик, обеспечивал преобладание в них представителей русских и других национальностей, которые так или иначе учитывали прежде всего интересы центра, и тем более позицию ЦК партии в Москве.

На XII съезде РКП (б) выступающие критиковали партийное руководство за его нежелание или неумение наладить работу партийной организации Украины с учетом основного состава ее населения. Н. А. Скрыпник приводил пример, когда на украинской партийной конференции, кстати, почти единодушно принявшей тезисы по национальному вопросу (март 1923 г.), соответствующие положениям Сталина, председатель одного из губисполкомов

¹⁹ Там же. С. 454.

²⁰ Двенадцатый съезд РКП(б): Стенографический отчет. М., 1923. С. 454.

²¹ КПСС в резолюциях... М., 1983. Т. 2. С. 105.

²² Тринадцатый съезд РКП (б): Стенографический отчет. С. 117.

остановил обратившегося к нему на украинском языке кооператора словами: «Говорите со мной на понятном языке».²³ Отчасти из-за недостатка подготовленных коммунистов на местах, и еще больше в силу централизованной природы партии Учраспредотдел ЦК РКП (б) практиковал направление на руководящую партийную работу преимущественно лиц, не принадлежавших к основной национальности той или иной республики. К 1924 г. за период после создания СССР из 655 откомандированных этим органом на работу в национальные республики и области только 165 человек (25 %) были работниками этих районов, и то не всегда связанными с местным населением знанием языка.²⁴

Учитывая фактическое сращивание партии и государства при руководящей роли первой следует отметить и мощную прослойку представителей интересов центра в государственном аппарате национальных республик по сравнению с лицами коренной национальности. Так, к концу 1927 г., по данным доклада председателя ЦКК—РКИ Г. К. Орджоникидзе, госаппарат СССР разбух до 3 млн. 722 тыс. человек, из которых 2 млн. относились к его административно-управленческой части. Национальный состав этой части аппарата определялся на 70 % русскими, 19,7 % евреями, и только 10,3 % приходилось на прочие национальности. Национальный состав аппарата республик создавал все условия для роста влияния центра: на Украине, в столице (Харьков), русские составляли 33,4 % служащих, украинцы — 30,5 %, евреи — 30,3 %, прочие— 5,8%; по всей республике соответственно: 17,2 %, 54,3 %, 22,6 % и 5,9 %. В Белоруссии в госаппарате русских было 4,9 %, белорусов —60,4 %, евреев —30,6 %, прочих —4,1 %; в Грузии русских — 11,4 %, грузин —59,7 %, армян — 15,5 %, евреев — 1,7%, прочих — 11,7 %; в Азербайджане русских — 25,3 %, тюрков 40,3 %, армян -23,8 %, евреев —5,8 %. В среднеазиатских республиках, Татарии и Башкирии русские составляли в столицах и губернских городах до трех четвертей всех работников госаппарата.²⁵ Естественно, что партийные органы в этих условиях становились мощным инструментом проведения политики центра.

Об этом свидетельствуют, например, многочисленные факты, конфликты и «перегибы», связанные с осуществлением национальной политики на Украине, в частности решение Оргбюро ЦК РКП (б) в ноябре 1922 г., признавшее «ошибочными соображения ЦК КП(б)У о нецелесообразности высылки за границу украинской профессуры».²⁶ Примерно в это же время ответственный работник ЦК РКП(б) Я. А. Яковлев в выступлении на XII съезде партии отмечал, что в государственном аппарате Украины наблюдаются «дух великорусского шовинизма и национализма», — засилие «бюрократии из русских и русифицированных евреев, являющихся

наиболее последовательными проводниками великорусского национального угнетения, наиболее чистым осколком от старой буржуазии». Он же весьма остро ставил вопрос о сопротивлении «со стороны чиновничьего аппарата комиссариатов» переводу делопроизводства на язык соответствующей республики, говоря, что такая психология «может облегчить нашим врагам попытки превращения любого противосоветского движения в движение националистическое».²⁷ Острейшая дискуссия по проблеме «украинизации» партийной и государственной работы в республике и борьбы с «украинско-националистическим уклоном» наркома просвещения Украины О. Я. Шуйского и его группы развернулась на XV съезде ВКП(б) с участием Н. А. Скрыпника, Ю. Ларина, Н. И. Бухарина.²⁸Основная причина этих конфликтов состояла в неумении партии наладить сколько-нибудь эффективную работу в связи с обострением национальной проблемы на Украине. В 1926—1927 гг. партия, учитывая рост антисоветских, антирусских и антисемитских настроений, выявившихся среди части крестьянства, в экономических, нэпманских кругах и особенно среди интеллигенции, попыталась проводить так называемую «украинизацию» партийного и советского аппарата, с тем чтобы выровнять опасный крен, взятый в проведении кадровой политики. Однако «украинизация» привела к «перегибам» в отношении русскоязычных работников не только в аппарате, но и в школах, на производстве и т. п. Началась и травля украинцев-коммунистов, которые стали квалифицироваться как изменники, ренегаты, «презренные малороссы». Против Шуйского выступил Сталин.²⁹ ЦК ВКП(б) пошло по линии «проработки» украинских коммунистов в некорректных статьях Ю. Ларина в журнале «Большевик», посылки на Украину комиссии Е. Ярославского и т. п. Именно это послужило причиной острой дискуссии на XV съезде ВКП(б). В дальнейшем национальная политика сталинского руководства на Украине представляла собой шараханье из стороны в сторону (замена «украинизации» аппарата его «деукраинизацией») и, в сущности, была направлена на достижение одной цели — сохранение в полной мере централизованного руководства из Москвы и подбор таких кадров в республике, которые проводили бы эту политику любой ценой. Естественно, что в таких условиях говорить о самостоятельности Украины в решении политических, национальных и экономических проблем развития не приходилось.

Еще одним важнейшим инструментом осуществления унитари-стской политики стягивания национальных республик и областей в единое сверхцентрализованное государство стала Красная Армия. Ее роль в этом стала проявляться в конце гражданской войны еще в то время, когда приходило становление отдельных независимых советских республик. Наступление войск Пилсудского в Галиции и на Украине в 1920 г. дало толчок для большевистских

²³ Двенадцатый съезд РКП(б): Стенографический отчет. М., 1923. С. 526.

²⁴ Известия ЦК РКП (б). 1924. № 5. С. 15.

²⁵ XV съезд РКП(б): Стенографический отчет. М., 1935. С. 442—444.

²⁶ Отечественная история. 1993. № б. С. 113. Оппозиционную русскую профессуру, как известно, к тому времени уже выдворили за границу.

²⁷ Двенадцатый съезд РКП (б): Стенографический отчет. С. 547.

²⁸ См.: XV съезд РКЛ(б): Стенографический отчет. С. 716—719, 722, 781 — 784, 821—822.

²⁹ См.: Сталин И. В. Соч. Т. 8. С. 149—154.

пропагандистов и публицистов к отождествлению Красной Армии с чисто национальной русской политической силой. Такая точка зрения была выражена, например, в статье Ю. Стеклова «Народная оборона — национальная оборона».³⁰ На X съезде партии возникла и первая — безрезультатная — постановка вопроса о необходимости интернационализации состава Красной Армии, формирования красноармейских частей не только из русских, но и из представителей народов, проживающих в местах дислокации подразделений. Формирование красноармейских частей «из туземцев», по мнению автора этого предложения, партийного и советского работника в Туркестане Г. И. Сафарова, нужно было «для того, чтобы они почувствовали непосредственную живую связь, свое равноправное положение в Советской России», и для преодоления «тех осложнений, которые нередко вызываются операциями воинских частей в местностях, населенных национально чуждым им населением».³¹

Однако подход руководства РКП (б)—ВКП(б), его оценка роли Красной Армии в национальном вопросе были совершенно иными. Сразу же после образования СССР И. В. Сталин в организационном отчете ЦК XII съезду сформулировал новое представление об армии как о военно-политической структуре, на которую возлагались задачи «перемешивания» и «перевоспитания» представителей различных национальностей и различных районов страны в единый монолит, действующий в соответствии с планами и указаниями партийного центра. Это должно было служить интересам централизации и унитаризации многонационального государства. Но эта сталинская линия не встретила единодушного одобрения. Некоторые политические деятели национальных республик и члены ЦК РКП (б) высказывали критические взгляды по этому вопросу.

Так, Н. А. Скрыпник довольно решительно осуждал практику «перемешивания» и «переучивания» на партийно-русификаторской основе тех контингентов Красной Армии, которые создавались за счет представителей национальных республик. На Украине, говорил он, «последняя мобилизация взяла в армию 60 000 украинских крестьян, которые пошли в Россию. А на каком языке они получают просвещение? Ведется культурно-просветительная работа на украинском языке? Нет. Армия до сих пор остается орудием русификации украинского населения и всего инородного населения... Необходимо по этому вопросу принять меры, чтобы наша армия не была орудием русификации».³²

Его точка зрения была поддержана Я. А. Яковлевым, который также считал, что при таком подходе проявлялась старая государственная традиция — «инерция великорусского командного аппарата», который в своей огромной массе по-прежнему состоял из русских.³³

Наметившаяся тенденция превращения Красной Армии в инструмент укрепления унитарного государства стимулировалась двумя факторами ее развития после окончания гражданской войны. Первый (объективный) заключался в достаточно высокой и стабильной доле в составе вооруженных сил русских по национальности (две трети, а командный состав, с учетом влившейся в нее во время советско-польской войны 1920 г. громадной части старого офицерского корпуса, почти целиком комплектовался из великороссов), а также в известной мере русифицированных украинцев и белорусов. Уже в силу этого армия представляла собою государственную структуру, отражавшую политические

интересы центра.

Второй фактор — политика ЦК РКП (б), направленная на увеличение в Красной Армии партийно-комсомольской прослойки, особенно среди ее командного состава. Согласно данным, коммунисты (члены и кандидаты в члены ВКП (б)) и комсомольцы (члены и кандидаты в члены комсомола) составляли в рядах Красной Армии: в 1923 г. — 13,7 %, в 1926 г. - 26,8 (29,9 %). Командный состав большевизировался еще более усиленным темпом и характеризовался следующими показателями: число партийцев среди командиров всех степеней было в 1920 г. — 10,5 %, в 1927 г. — 54 %; среди командиров рот, полков и дивизий в 1926 г. члены партии составляли от 51 до 54,5 %, среди же командующих корпусами-85 %.³⁴

Все это обеспечивало полное подчинение Красной Армии центральному военному и партийно-государственному руководству Кремля. Частичный ее переход в 1920-е годы на территориальные (в том числе и в ряде республик) способы формирования не играл существенной роли для укрепления и тем более обеспечения прав союзных республик и национальных автономий. Уже само по себе наличие такой армии служило гарантией осуществления государственной политики в интересах центра, независимо от того, затрагивали ли решаемые им задачи эти права. Если высшее партийное руководство приходило к выводу, что его национальная политика и функционирование Союза как унитарного государства ставились под угрозу, армия получала приказы, направленные на устранение возникших «опасностей». Так было, например, в конце августа—начале сентября 1924 г., когда крестьянское восстание в Грузии было усмирено войсками Красной Армии.³⁵ Манипулирование частями Красной Армии было предпринято и в связи с «деукраи-низацией» начала 1929 г., когда центр, борясь с «местным национализмом», стал переводить в украинские школы, учреждения, органы госаппарата людей из Москвы. Тогда же, по свидетельству главы чехословацкой миссии в России, имевшей и представительство на Украине (в Харькове), «украинские полки были переведе-

³⁰См.: Известия. 1920. 18 мая.

³¹Десятый съезд РКП (6): Стенографический отчет. С. 271, 707.

³²Двенадцатый съезд РКП(б): Стенографический отчет. С. 523.

³³Там же. С. 547—548.

³⁴ См.: Итоги деятельности Советской власти в цифрах. С. 79; XV съезд РКП (б): Стенографический отчет. С. 441—442.

³⁵ См.: Социалистический вестник. 1924. № 18 (28). С. 1—5.

ны в РСФСР, и, наоборот, русские полки переводятся на Украи- иЛ}1Ч 36

ну»

С укреплением и возрастанием роли Красной Армии к концу гражданской войны и ее «внутренними» операциями 1920_ 1921 гг. (ликвидации «антоновщины», махновского движения на Украине, «завоевание Грузии» и т. п.) отчасти связано и возрождение имперской идеи, или традиции, «русской государственности в советской форме», которая стала оказывать мощное влияние на национальную политику большевистского руководства.

Вопрос о восприятии новой властью российской государственной традиции в решении национального вопроса до самого последнего времени, в сущности, даже и не ставился отечественной историографией. В статьях А. П. Ненарокова несколько ограничивается суть проблемы, так называемый «национал-коммунизм» выводится почти исключительно из XII съезда РКП (б), который якобы знаменовал собой его «торжество».³⁷

Представляется, что возрождение российской имперской идеи на советской почве было более сложным и длительным процессом и вряд ли можно датировать его каким-то конкретным событием. Однако наиболее резко слияние интересов большевистского руководства с начавшимся оживлением русских национальных чувств проявилось в конце гражданской войны, когда польское наступление и попытка Врангеля в целях его поддержки ударить в тыл красных войск вызвали взрыв патриотизма среди бывшего офицерского корпуса царской армии. По инициативе врангелевских офицеров и по предложению В. И. Ленина в сентябре 1920 г. последовало за подписью председателя Совнаркома, а также председателя ВЦИК М. И. Калинина, наркома по военным и морским делам Л. Д. Троцкого, бывших русских офицеров и генералов — главкома С. С. Каменева, председателя Особого совещания при главкоме А. А. Брусилова — «Воззвание к офицерам армии барона Врангеля». Оно призывало их отказаться от роли пособников интервентов и их приспешников, сложить оружие и переходить на сторону Советской России.³⁸ Это обращение привело к притоку в ряды Красной Армии офицеров старой службы и стало, по словам Э. Карра, началом «молчаливого союза между русским национализмом и коммунистическим интернационализмом».³⁹ События конца гражданской войны и послужили истоком так называемого

³⁶ Archiv Federalnfho ministerstva zahranicnfch veci, Politicke Zpravy (Praha). Moskva, 1929, N 71, 16.111.

³⁷ Ненароков А. П. 1) Семьдесят лет назад: национальный вопрос на XII съезде РКП(б) // Отечественная история. 1993. № 6; 2) 1923-й, XII съезд— крах большевизма и победа национал-коммунизма // М. Гефтер. Инакомыслящий. М., 1993. С. 271—281.

³⁸ Правда. 1920. 12 сент.

³⁹ См.: Карр Э. История Советской России: 1917—1923. Большевистская революция. С. 294. М., 1990. Т. 1. Кн. 1.

«национал-большевизма», который точнее было бы охарактеризовать как возрождение имперской идеи в большевистской межнациональной политике, или, как это еще лучше выразил Бухарин, — «русской государственной идеи в советской форме».

Это не осталось незамеченным для внимательных наблюдателей-современников. Одним из первых аналитических материалов на эту тему стала статья видного деятеля зарубежной социал-демократии С. Сумского — «О национал-большевизме». Автор особо отмечает два фактора, которые способствовали появлению и укреплению этого явления. Первый из них — Красная Армия, которая соединила все основные народные коммунистические и патриотические силы.

Вторым обстоятельством, повлиявшим на складывание идеологии «национал-большевизма», стала позиция известного сборника «Смена вех» и группировавшихся вокруг него эмигрантских кругов, которых «привел к большевизму... национализм и патриотизм, самый подлинный патриотизм, чуждый всяким софизмам, вывертам и схоластике». В результате, по мнению С. Сумского, и стал складываться тот синтез социалистических представлений и задач и национально-государственных устремлений, который, в сущности, и означал возврат к русской имперской идее в новой советской оболочке. «Коммунисты, ведя борьбу за торжество III Интернационала в Западной Европе, пользовались — и довольно искусно — национальным подъемом в России — пишет автор. — Но это было возможно потому, что патриотические настроения шли по линии большевистских интересов. Это создавало и обратную возможность — использование большевизма для достижения совершенно определенных национальных задач. Пусть большевики тешатся тем, что водружают красное знамя в Варшаве или Ан-горе. На самом деле они защищают независимость России от разбойничьего нападения Польши, а союзом с Турцией осуществляют или подготовляют осуществление исконных национальных задач на Ближнем Востоке. Пусть большевики насаждают коммунизм на Украине, в Грузии, Сибири или Азербайджане. На самом деле они объединяют российскую государственность, которой в ином случае грозил бы совершенный распад. Таковы предпосылки национал-большевизма».⁴⁰

Становившийся все более очевидным «национал-большевизм» дал толчок для дискуссий в партийной среде относительно места «русской идеи» в национальной политике и национально-государственном строительстве, и в неменьшей степени — об источниках и носителях этого «уклона». Уже на X съезде РКП (б), в докладе и тезисах по национальному вопросу И. В. Сталина и в выступлении активного участника прений и автора проекта поправок и дополнений к этому докладу от имени туркестанской делегации Г. И. Сафарова, оба «уклона» — «великодержавный шовинизм» и «местный национализм» — ставились на одну доску. При этом

⁴⁰ Социалистический вестник. 1921, № 21. С. 3—4; см. также: 1924, № 18 (88). С. 4.

первый трактовался исключительно как инициатива местных коммунистов-великороссов или старых чиновников. О том, что великодержавные настроения получили широкое распространение в центральных органах партии и государства, эти ораторы не говорили.⁴¹ Их точка зрения хотя и имела под собой определенное основание, однако решительно противоречила реальности и оценкам В. И. Ленина, Н. И. Бухарина, Л. Д. Троцкого. Последний, например, видел источник «великодержавности» в «значительной части партийных работников центра», «некоторых нейтральней-ших работников», в чьих взглядах «сквозила дремучая и только нечаянно потревоженная дискуссией великодержавность».⁴²

На том же X съезде РКП (б) В. П. Затонский по сути одним из первых открыто поставил вопрос о появлении и нарастании в руководстве партией «своего рода русского красного патриотизма», тенденции к «единой и неделимой». Он считал, что причиной этого были, с одной стороны, чувство гордости, появившееся у значительной части партии за превращение России в авангард мирового революционного движения, с другой — превратные представления о необходимости безграничного централизма, при которых советская федерация стала отождествляться с русской, а существование отдельных независимых республик было вовсе поставлено Сталиным под сомнение. Затонский говорил, что возникшее течение в партии все более становится «пережитком старой национальной идеологии со стороны российских товарищей»: «Сплошь и рядом вы встретите... некоторое смешение понятия советского единства с тяготением к «единой и неделимой».⁴³ Проблема возрождения российской государственной идеи в национальной политике большевистского руководства стала еще более обостряться в связи с переходом в 1922—1923 гг. к решающей стадии национально-государственного строительства и образования единой союзной федерации.

В марте 1922 г. на XI съезде РКП(б) Н. А. Скрыпник подчеркивал прямую связь лозунга «единая и неделимая Россия», выдвинутого Деникиным и Врангелем, а затем воспринятого «движением сменовеховцев и интеллигенции», с линией действий в национальном вопросе «отдельных лиц» в руководстве и «весьма многих советских аппаратов», «зараженных сменовеховцами». Он оценил эту позицию как идеологическую платформу «старой царской России» и потребовал, чтобы ЦК РКП (б) ясно и определенно оценил «данное явление» как несовместимое с национальной политикой партии и советской власти и чуждое им.⁴⁴

Следующим этапом самой острой схватки в партии по поводу, в сущности, уже оформившегося практически «национал-большевизма», был конфликт между Сталиным и Лениным, связанный с созданием Закавказской федерации. Именно тогда Ленин наибо-

⁴¹ См.: Десятый съезд РКП(б): Стенографический отчет. С. 185, 192—193, 703, 704, 708.

⁴² Цит. по: Ненароков А. П. Семьдесят лет назад... С. 118.

⁴³ Десятый съезд РКП (б): Стенографический отчет. С. 203—204.

⁴⁴ Одиннадцатый съезд РКП (б): Стенографический отчет. С. 64—66.

лее резко обрушился на проявления этой линии в политике партии и государства, употребляя для ее оценки самые «крепкие» выражения («великорусский шовинизм», развитие традиций «российского аппарата», заимствованного «от царизма и только чуть-чуть подмазанного советским миром» и т. п.). Эти черты старой русской государственности восприняли, по его мнению, и многие «обрусевшие инородцы», которые «всегда пересаливают по части истинно русского настроения». Специально касаясь другого уклона (местный национализм), Ленин считал его постановку на одну доску с великодержавным шовинизмом неправомерной, особенно когда он связывался с обвинениями в пресловутом «социал-национализме», приравненном к «политическому преступлению». Он говорил, что в существующих условиях это явление имеет определенное историческое оправдание, выступает как защитная реакция на угнетение, которое испытывалось в прошлом малой нацией со стороны большой и сохраняется до сих пор в фактическом их неравенстве. Поэтому, полагал Ленин, необходима особая щепетильность, сугубая осторожность, предупредительность и уступчивость по отношению к «обиженным националам».⁴⁵

На XII съезде выявились три позиции по отношению к идеологии «национал-большевизма». Члены «триумвирата», Сталин и Зиновьев, после острейшей реакции Ленина на проявления «великодержавной» линии среди партийно-государственных лидеров вынуждены были признать, что она действительно получила распространение. Однако Сталин не хотел признать какой-либо склонности руководства партии и тем более своей к восприятию этой традиции, заметив, что она лишь «проникла» и в «некоторые наши партийные учреждения».⁴⁶ Зиновьев, в основном поддерживая положения доклада Сталина, которые «обрисовывали» опасность того, что великодержавный шовинизм с помощью сменовеховцев «поднимает голову», также не мог не признавать очевидного. Он отметил, что великорусский шовинизм «имеет самое опасное значение..., имеет за собой 300 лет монархии и империалистическую политику», а из лагеря сменовеховцев осыпают нас приятными «комплиментами», полагая, что Кремль «проводит в жизнь идею единой неделимой России».⁴⁷

Делегаты украинской партийной организации — Г. Ф. Гринько, Н. А. Скрыпник, X. Г. Раковский, от грузинской — Ф. Маха-радзе, К. М. Цинцадзе критиковали партийное руководство за поддержку в многонациональном государстве традиций «глубочайшей централизаторской инерции», проведение политики «великодержавной и колонизаторской», направленной на «обрусение» союзных республик, выступали против сталинской теории «двух национализмов» и подхода к союзным республикам «с карательно-державным аршином», отвергали способы решения межнациональных проблем на основе «ведомственной, аппаратной, бюрократической психологии» и системы управления, формируемой из

⁴⁵См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 214, 356—362.

⁴⁶ Сталин И. В. Соч. Т. 5. С. 244.

⁴⁷Двенадцатый съезд РКП (б): Стенографический отчет. С. 553.

первый трактовался исключительно как инициатива местных коммунистов-великороссов или старых чиновников. О том, что великодержавные настроения получили широкое распространение в центральных органах партии и государства, эти ораторы не говорили.⁴¹ Их точка зрения хотя и имела под собой определенное основание, однако решительно противоречила реальности и оценкам В. И. Ленина, Н. И. Бухарина, Л. Д. Троцкого. Последний, например, видел источник «великодержавности» в «значительной части партийных работников центра», «некоторых центральней-ших работников», в чьих взглядах «сквозила дремучая и только нечаянно потревоженная дискуссией великодержавность».⁴²

В марте 1922 г. на XI съезде РКП (б) Н. А. Скрыпник подчеркивал прямую связь лозунга «единая и неделимая Россия», выдвинутого Деникиным и Врангелем, а затем воспринятого «движением сменовеховцев и интеллигенции», с линией действий в национальном вопросе «отдельных лиц» в руководстве и «весьма многих советских аппаратов», «зараженных сменовеховцами». Он оценил эту позицию как идеологическую платформу «старой царской России» и потребовал, чтобы ЦК РКП (б) ясно и определенно оценил «данное явление» как несовместимое с национальной политикой партии и советской власти и чуждое им.⁴⁴

⁴¹ См.: Десятый съезд РКП(б): Стенографический отчет. С. 185, 192—193, 703, 704, 708.

⁴² Цит. по: Ненароков А. П. Семьдесят лет назад... С. 118.

⁴³ Десятый съезд РКП (б): Стенографический отчет. С. 203—204.

⁴⁴ Одиннадцатый съезд РКП (б): Стенографический отчет. С. 64—66.