Десятый съезд РКП (б): Стенографический отчет. С. 575

¹⁷ Там же. С. 350—351.

¹⁸ Девятый съезд РКП (б): Стенографический отчет. М., 1920. С. 22.

¹⁹ Десятый съезд РКП (б): Стенографический отчет. С. 152.

²⁰ См.: Одиннадцатый съезд РКП(б): Стенографический отчет. М., 1922. С. 342, 351—353, 356—357.

мление в принятой на XI съезде РКП (б) резолюции «Об укреплении и новых задачах партии».²¹

Однако наиболее полное и развернутое изложение концепции «диктатура партии» было дано в политическом докладе Г. Е. Зиновьева на XII съезде РКП (б), где он сразу приступает к весьма категорическому формулированию своего подхода к вопросу. «Мы должны сейчас добиться того, чтобы и на нынешнем новом этапе революции руководящая роль партии, или диктатура партии, была закреплена. У нас есть товарищи, которые говорят: „Диктатура партии — это делают, но об этом не говорят"... Почему мы должны стыдиться сказать то, что есть и чего нельзя спрятать? Диктатура рабочего класса имеет своей предпосылкой руководящую роль его авангарда, т. е. диктатуру лучшей его части, его партии. Это нужно иметь мужество смело сказать и защитить, особенно теперь, когда беспартийные рабочие это видят совершенно ясно. Вот почему в этой области нам нельзя допускать никаких ревизий».

Основной довод сохранения диктатуры партии после окончания гражданской войны по крайней мере на ближайшее десятилетие, по мнению Зиновьева, — внутренние трудности и капиталистическое окружение. Он свою речь закончил такими выводами: «Мы не собираемся пересмотреть формулу диктатуры»; «мы никак этой диктатуры, которую знали до сих пор, изменять не можем. И это не потому, что мы особенно ужасные диктаторы, а потому, что все соотношения сил не позволят этого».²²

Выступая в конце прений по отчету ЦК 19 апреля 1923 г., Г. Е. Зиновьев еще более заостряет формулировки. Диктатура партии, в сущности, рассматривается им в виде «единого, сильного, мощного ЦК, который руководит всем»: Советами, профсоюзами, кооперативами, губисполкомами, всем рабочим классом. «В этом и заключается его руководящая роль, в этом выражается диктатура партии», — говорит оратор. Следовательно, диктатура партии в этом рассуждении в свою очередь сужается до диктатуры ЦК. Мысль вполне понятная, если учесть, что Г. Е. Зиновьев в это время не без основания мог претендовать на ключевую роль и в «триумвирате» (И. В. Сталин, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев), и в руководимом им ЦК РКП (б). В заключение он сделал свой главный вывод: «Диктатура пролетариата в форме диктатуры нашей партии есть абсолютно неизбежная необходимость, если мы не хотим, чтобы Россия пошла вспять».²³

Следует специально остановиться на позиции И. В. Сталина, выступившего на съезде с организационным отчетным докладом ЦК 17 апреля 1923 г. Не употребляя самого термина «диктатура партии», Сталин, без сомнения, разделял позицию Зиновьева относительно полновластия партии в руководстве государством и обществом. Он лишь выстроил весьма удобную схему осуществления

²¹ КПСС в резолюциях... Т. 2. С. 500—501.

47.

²² Двенадцатый съезд РКП(б): Стенографический отчет. М., 1923. С. 40—42,

²³ Там же. С. 207—208.

этой диктатуры через систему «щупальцев», проникающих во все поры жизни страны: «В политической области для того, чтобы осуществить руководство авангарда класса, т. е. партии, необходимо, чтобы партия облегалась широкой сетью беспартийных массовых аппаратов, являющихся щупальцами в руках партии, при помощи которых она передает свою волю рабочему классу, а рабочий класс из распыленной массы превращается в армию партии». Кроме того, в докладе Сталина звучал настоящий гимн партийному аппарату, исполнительным органам партии, секретариату и специально Учетно-распределительному отделу ЦК, без которых, по его мнению, сама по себе партийная «политика теряет смысл, превращается в махание руками». Сталин смотрел гораздо дальше общих деклараций о диктатуре партии, он мечтал о том, чтобы во всех звеньях политического аппарата «стояли люди, умеющие осуществлять директивы, могущие принять эти директивы, как свои родные, и умеющие проводить их в жизнь». Будущее он связывал с таким положением, когда всепроникающий партийный аппарат обеспечит партии «полное овладение всеми передаточными аппаратами массового характера».²⁴

Важно отметить, что при обсуждении проекта резолюции XII съезда РКП (б) по отчету ЦК не было высказано ни одного замечания относительно формулы «диктатура партии», и решение было принято единогласно.²⁵

В январе 1924 г. Н. И. Бухарин, выступая на пленуме ЦК РКП (б) по вопросам дискуссии с Л. Д. Троцким и обращая внимание на опасность «политической демократии», говорил: «Чтобы поддержать диктатуру пролетариата, надо поддержать диктатуру партии».²⁶

Следующий, XIII съезд РКП (б), прошедший в мае 1924 г. уже без Ленина, не принес в этом отношении каких-либо изменений. По-видимому, совершенно неожиданным оказалось выступление И. В. Сталина об итогах XIII съезда РКП (б) на курсах секретарей уездных комитетов при ЦК РКП (б) 17 июня 1924 г. с критикой концепции диктатуры партии: «Нередко говорят, что у нас „диктатура партии"... Видимо, кое-кто из товарищей полагает, что у нас диктатура партии, а не рабочего класса. Но это же чепуха, товарищи... стоит на минуту подумать, чтобы понять всю несообразность подмены диктатуры класса диктатурой партии».²⁷

Как представляется, этот демарш был предпринят в следующих целях. Во-первых, стремление показать себя достойным преемником Ленина в качестве теоретика. Во-вторых, с разгромом троцкистской оппозиции, закрепленным в решениях XIII съезда РКП (б), Сталин, очевидно, приходит к мысли об устранении от власти в партии двух своих соперников, соратников по «три-

²⁴ Там же. С. 49—62; Сталин И. В. Соч. Т. 5. С. 197—222.

²⁵ Двенадцатый съезд РКШб): Стенографический отчет. С. 210—214.

²⁶ Цит. по: Волкогонов Д. А. Триумф и трагедия: Политический портрет И. В. Сталина. М., 1989. Кн. 1. Ч. 1. С. 197.

²⁷ Сталин И. В. Соч. Т. 6. С. 258.

умвирату». Выпад против вчерашних союзников по поводу диктатуры партии и был пробным шаром, который открывал полуторагодичный период борьбы с ними, маскируемой в том числе теоретическими разногласиями, завершившийся в декабре 1925 г. раз-

" 1 Й

громом новой оппозиции/⁸

Что касается термина «диктатура партии», то его использование все усиливавшимся сталинским руководством в ЦК и Политбюро постепенно сошло на нет. Арьергардные бои в защиту правомерности такой оценки характера власти в Советской России вели лишь оппозиционеры в выступлениях на съездах партии, в Коминтерне и в записках в Политбюро ЦК ВКП(б) (Зиновьев, Каменев, Троцкий). Сталин и его окружение, например В. М. Молотов и Л. М. Каганович, употребляли лишь термин «диктатура пролетариата», фетишизируя, по мнению Троцкого, понятие «рабочего государства», чтобы освятить с его помощью данное государство.²⁹

В записке Л. Д. Троцкого в Политбюро от 6 июня 1926 г. говорилось: «Сталинская постановка вопроса о диктатуре класса, противопоставляемой диктатуре партии, ведет неизбежно к диктатуре аппарата, ибо класс с дезориентированным авангардом (отсутствие свободного обсуждения, контроля над аппаратом, выборности...) только и может, что стать объектом руководства централизованного аппарата».

Советы формально были провозглашены как органы власти при диктатуре пролетариата. По свидетельству Бухарина, Советы оценивались большинством видных деятелей РКП (б) не только как «специфически национальная, чисто российская» форма пролетарской диктатуры, но и как «универсальная, всеобщая» ее форма.³¹Между тем сами Советы после Октябрьской революции переживали явный процесс превращения в инструмент диктатуры партии. Сложная обстановка гражданской войны и послевоенного времени привели к резкому сужению демократических начал в работе Советов и постепенному перемещению властных функций от Советов всех уровней к партийным инстанциям.

Свертывание первоначально наметившейся полновластной деятельности Советов на широкой коллективной основе стало проходить весьма стремительно и сразу по нескольким направлениям. На городском, губернском и уездном уровнях наблюдалось падение роли съездов, конференций и пленумов Исполкомов Со-

²⁸ См.: XIV съезд ВКП(б): Стенографический отчет. М.; Л., 1926. С. 455.

²⁹ Там же. С. 454—455; XV Конференция Всесоюзной коммунистической партии (Б): Стенографический отчет. М.; Л., 1926. С. 523, 666, 668; Пути мировой революции: Седьмой расширенный пленум ИККИ. М., 1927. Т. 2. С. 80—81, 203; Троцкий Л. Д. Сталинская школа фальсификации: Поправки и дополнения к литературе эпигонов. М., 1990. С. 144—145.

³⁰ Архив Троцкого: Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923—1927. Т. 1-С. 237.

³¹ Восьмой съезд РКП(б): Стенографический отчет. М.; Пг., 1919. С. 35, 36.

ветов. Власть все более либо концентрировалась во временных чрезвычайных органах, не предусмотренных Конституцией (различные ревкомы, комбеды и т. п. весьма узкого по руководству состава), либо принятие большинства решений в Советах переходило от представительных органов широкого состава к исполкомам Советов или их президиумам, к тому же часто в лице их председателей или двух-трех активно действующих членов. Исполкомы в свою очередь оказались ограниченными в своих полномочиях, ибо построенное в годы гражданской войны управление «по вертикали»'привело к обособлению от своих губиспол-комов аппарата ряда отделов (военного, ЧК, хозяйственных и т. д.), которые фактически работали под началом соответствующих центральных ведомств: комиссариатов, ВСНХ, ВЧК и даже финансировались ими.

В верхнем эшелоне Советов наблюдалось такое же усиление высших исполнительных органов государства по отношению к высшим законодательным. Значительная доля законодательной работы сохранялась в ведении высшего исполнительного органа — Совета народных комиссаров (СНК), что, впрочем, не противоречило и конституции, признававшей за последним право на законотворчество.

Падение реальной власти Советов, уровня демократизма и коллегиальности при принятии решений очень скоро стали вызывать озабоченность в рядах правящей партии, стали предметом дискуссий на ее съездах. Уже на VIII съезде РКП (б) были обозначены все основные деформации советской системы.

В выступлениях на этом съезде Н. Осинского (В. В. Оболенского) отмечалось смещение центра тяжести всех властных полномочий в Советах к их исполнительным органам и нередко — к личной политике партийных авторитетов различного уровня. В речах других представителей оппозиции система функционирования Советов с гипертрофированной ролью чрезвычайных или исполнительных органов называлась «исполкомией», «умиранием Советов», критиковалась практика «назначенства», все более вытеснявшая выборность, «централизация по вертикали» или управление «по столбикам», когда отделы исполкомов различных уровней (губерния, уезд) фактически не подчинялись своим Советам и их исполкомам, а управлялись путем «ведомственной

иерархии».³²

Второй вопрос, возникший также уже на VIII съезде РКП (б), касался неправомерности, по мнению ряда делегатов, существования двух параллельных высших органов государственной власти, наделенных законодательными правами: речь идет о Президиуме ВЦИК Советов и СНК. Так, опираясь на большевистское отрицание принципа буржуазного парламентаризма о разделении законодательной и исполнительной власти, Н. Н. Осинский выступил за полное сосредоточение законодательных функций в руках вы-

³² Восьмой съезд РКП(б): Стенографический отчет. С. 161 — 164, 170, 172, 174—175, 262—265 (выступления Н. Осинского, Е. Н. Игнатова, В. А. Антонова-Овсеенко, Т. В. Сапронова).

сшего органа власти страны — ВЦИК.³³ В советской историографии нередко представляется как достижение конституционное закрепление именно за высшим исполнительным органом власти — СНК — права издавать также и основополагающие законы (декреты) по всем главным направлениям жизни государства и общества в первые послеоктябрьские годы.³⁴ Автономное положение СНК, отражавшее общую тенденцию развития партийно-государственной системы в сторону усиления исполнительной власти, ограничения влияния на нее сколько-нибудь широких кругов избираемых лиц, делало вряд ли приемлемым для большевистского руководства даже перенесение его под крыло (или под весьма приблизительный контроль) выборного ВЦИК. Наконец, именно в эти годы складывалось полное подчинение деятельности Советов всех уровней, их исполнительных органов, не исключая и СНК, соответствующим структурам большевистской партии. Предложение включить СНК в схему ВЦИК было решительно отклонено.

К концу гражданской войны, собственно, и сложилась абсолютная бесправность ВЦИК Советов как главного законодательного органа власти в стране. В этом отношении весьма характерна оценка меньшевиками работы VIII Всероссийского съезда Советов (декабрь 1920 г.) и его руководящих органов. На нем еще присутствовали представители оппозиции от меньшевиков — Ф. Дан, Д. Далин, С. Ежов, А. Югов, от Бунда — И. Рубин, И. Юдин. «Для характеристики настроения делегатов, — говорилось в меньшевистском журнале, — примечательно то, что при выборах ВЦИК были забаллотированы все милитаристские чрезвычайнин-ские элементы во главе со Смилгой (герой похода на Варшаву). Стеклов не попал даже в кандидаты; снова говорят, что это начало конца. В Президиум ЦИК введены не только „либералы" типа Л. Каменева, но и заведомые оппозиционеры: Лутовников и Сапронов... О дно время возникла идея сделать Ленина председателем ВЦИК, чтобы поднять престиж сего учреждения, но махнули рукой»³⁵ (разрядка наша. —Авт.). И действительно, основные законодательные права фактически перешли в руки ЦК РКП (б) и СНК, —оба возглавлял уже к тому времени Ленин. Вдохнуть новую жизнь в увядающий высший орган власти никто из большевистского руководства вовсе и не стремился. Состояние Советов и увенчивающего их систему ВЦИК к концу 1920 г. было хорошо охарактеризовано в речи Ф. Дана на VIII съезде Советов.

В последний раз в советское время проблема законодательных прав СНК и ВЦИК была затронута в 1922 г. на XI съезде РКП (б). В отчетном докладе ЦК, с которым выступил В. И. Ленин, была сделана вялая попытка «приподнять» роль ВЦИК в законодательной работе государства. «Надо добиться, — говорил В. И. Ле-

³³ Там же. С. 164—165, 241, 243, 250—251, 265, 268—269.

³⁴ См.: Ирошников М. П. Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин): Очерки государственной деятельности в 1917—1918 гг. Л., 1974. С. 248—249.

³⁵ Социалистический вестник. 1921. № 2. С. 7.

нин, — чтобы ВЦИК работал более энергично и правильно собирался на сессиях, которые должны быть более длительными. Сессии должны обсуждать проекты законов, которые иногда наспех вносятся в Совнарком без обязательной надобности. Лучше отложить и дать местным работникам внимательно обсудить и строже требовать от составителей законов, чего у нас не делается».³⁶ Несколько приободренный такой в общем декларативной постановкой вопроса Н. Осинский вновь попытался противопоставить всевластию ЦК РКП (б и СНК своеобразный советский «парламентаризм», предложив передать ВЦИК всю законодательную власть, оставив СНК лишь исполнительную. На первый взгляд это выглядело довольно радикально, но было тем не менее игрой по правилам и в рамках той реальной политической системы, которая олицетворялась в диктатуре партии. Нельзя было добиться реанимации подлинной законодательной власти через усиление ВЦИК Советов, если, по остроумному выражению одного из меньшевистских публицистов, в нем «как известно, было ноль процентов оппозиции».³⁷ Никакого обсуждения этого предложения Н. Осин-ского на съезде не было.

Наряду с ВЦИК и Всероссийский съезд Советов — этот «полновластный» советский парламент — превратился просто в декорум партийно-государственного аппарата. В качестве примера можно привести последний при жизни Ленина X Всероссийский съезд Советов (декабрь 1922 г.), который положил начало образованию СССР.

Что касается Советов среднего и низшего звена, следует сказать, что к началу 1920-х годов все характерные особенности их деятельности приобрели устойчивость. Об этом свидетельствует продолжение острой полемики на IX съезде РКП (б) между противниками и сторонниками стожившейся практики жесткой централизации управления Советами при практической ликвидации горизонтального — через губисполком — сокращения демократических принципов их функционирования, принятие решений узким кругом лиц. В выступлениях В. Т. Сапронова, Н. Осинского, А. И. Рыкова выражалось беспокойство по поводу превращения демократического централизма в бюрократический, всевластия центра над губернскими Советами, милитаризации государственного аппарата и нежелания даже в пределах возможного отступать от армейских методов работы, опасности порождения фигуры «красного губернатора» как диктатора в пределах губернии, «исполнителя воли Наркомвнудел» и упразднения всяких коллегиальных органов принятия решений. Возникла острейшая дискуссия о коллегиальности или единоличии как методе принятия решений.³⁸ «Конечная тенденция идет к тому, —делал, например, вывод Осинский, — чтобы ввести единоличное управление во всех звеньях советского аппарата. Это означает, что, раз ставши на

³⁶ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 115.

³⁷ См.: Социалистический вестник. 1922, № 8(30)- С. 9.

-114,

³⁸ См.: Девятый съезд РКП(б): Стенографический отчет. С. 43—44,101-119—122, 155—161.

этот путь и зайдя по нему достаточно далеко, мы рухнем под тяжестью бюрократии».³⁹

Интерес в связи с этим представляют слова Бухарина: «Относительно развитого социалистического строя никто не доказал, что там будет господствовать принцип коллегиальности. В развитом социализме будет следующее. Сегодня сижу я и управляю, и мне верят как компетентному человеку, а назавтра, в силу товарищеского разделения труда, будет сидеть другой. Он будет указывать и ему будут доверять».⁴⁰

Еще более определенно и жестко на IX съезде высказался В. И. Ленин: «...советский социалистический демократизм единоличию и диктатуре не противоречит... волю класса иногда определяет диктатор, который иногда один более сделает и часто более необходим».⁴¹

Л. Б. Каменев в полемике с Н. Осинским потребовал от критиков принципиальной постановки этого вопроса.⁴² Л. Д. Троцкий, касаясь вопроса о коллегиальности, роли исполкомов в работе Советов и опасности появления «красного губернатора», заметил, что «хороша такая коллегия, при которой управляет заведомо один».⁴³

X съезд партии, знаменовавший переход к нэпу, голосами прежних противников и защитников крайне деформированной с точки зрения демократических начал системы Советов уже довольно дружно констатировал все недостатки ее функционирования и не пытался оспаривать необходимости перемен. Критики из рядов демократических централистов (децистов) продолжали подчеркивать ненормальность и гибельность «замены Советов... отдельными бюрократическими ведомствами», отмечая, что это стало не случайным явлением, а «целой политикой». Они требовали отмены использования «военных приемов» по «отношению к формам демократизма», предлагали «раскрепостить местные советские органы от опеки бюрократического центра».⁴⁴

Выступивший от имени ЦК РКП (б) с докладом о партийном строительстве Н. И. Бухарин, в сущности, признал, что способы руководства государством и обществом в годы гражданской войны были выдвинуты партией как «исторически целесообразные». «Это была форма милитарного централизма, в методе работы — система боевых приказов», которая сопровождалась такими явлениями, как «бюрократический отрыв от масс», система привилегий, «ненужных нажимов», «назначенств», «мандатов» и т. п. Полагая, что эти методы и способы работы как исторически обусловленные должны «уступить место новой форме», Бухарин тем не менее призывал «проявлять чрезвычайную осторожность в выборе... организационных мероприятий». Он объяснял это сложившимся поло-

³⁹ Там же. С. 106—107.

⁴⁰ Там же. С. 116—117.

⁴¹ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 40. С. 272.

⁴² Девятый съезд РКП (б): Стенографический отчет. С. 143—144.

⁴³ Там же. С. 168—169.

⁴⁴ Десятый съезд РКП (б): Стенографический отчет. С. 90—92, 244—246, 287.

жением, которое было охарактеризовано им как двойственное и противоречивое: с одной стороны, закончена полоса необычайно интенсивных войн с капиталистическим миром, с другой — началась борьба на внутреннем фронте, «иногда в форме настоящей войны, иногда в форме, чрезвычайно близкой к этой войне».⁴⁵

Иными словами, большой уверенности в необходимости коренным образом менять методы работы Советов и всей системы органов государственной власти и управления у большевистского руководства тогда все еще не было.

Наиболее серьезные исследования по истории складывания системы Советов в послереволюционной России позволяют, кроме указанных тенденций и явлений, отметить еще целый ряд особенностей их деятельности.

Выборы в местные Советы в соответствии с Конституцией не были равными для разных категорий населения, в том числе рабочих и крестьян. Они регулярно сопровождались составлением списков «лишенцев», число которых во второй половине 1920-х годов постоянно увеличивалось. Выборы были не прямыми, а многоступенчатыми, что позволяло отбирать и фильтровать состав депутатов вышестоящих органов на всех стадиях избирательного процесса. Сам этот процесс также не был единовременным, а растягивался на значительный период, порою до нескольких месяцев. Выборы не были, за редким исключением, тайными, голосование было открытым. Конкретные нормы представительства и порядок выборов в местные Советы, кроме того, не устанавливались Конституцией, в ней были даны лишь общие принципы. В большинстве случаев выборы в городах проводились не по территориальному, а по производственному или отраслевому принципу: заводы, учреждения, профсоюзы. В городах депутаты избирались по числу избирателей, а не численности взрослого населения. Как правило, подготовка и проведение выборов проходили под контролем партийных, советских и профсоюзных организаций; последние посылали от отдельных профсоюзов еще и дополнительных депутатов. Созыв съездов Советов всех уровней, сроки выборов, поначалу более или менее выдерживавшиеся, в дальнейшем, как правило, не соответствовали Конституции. Периодичность выборов стала постоянно нарушаться в сторону увеличения времени полномочий депутатов местных и высших выборных органов. Отчасти это было вызвано чрезвычайной обстановкой военного времени, отчасти выявившейся нереальностью быстрого обновления состава Советов: 4 раза в год выборы в местные уездные и городские Советы, ежегодные — во всероссийские (всесоюзные) съезды Советов и др.⁴⁶После окончания гражданской войны хотя и была сделана попытка возобновить прежнюю периодичность выборов в Советы,⁴⁷они повсеместно стали проходить гораздо реже. В результате де-

⁴⁵ Там же. С. 227—230.

⁴⁶ См., например: Гимпельсон Е. Г. Советы в годы иностранной интервенции и гражданской войны. М., 1968.

⁴⁷ Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства (далее СУ). 1921. № 11.

кретом ВЦИК от 7 октября 1921 г. срок полномочий городских и сельских Советов был увеличен, а перевыборы устанавливались не реже двух раз в год.⁴⁸ Продолжались переносы сроков выборов в местные Советы и созывы всесоюзных съездов Советов, которые собирались теперь один раз в 2 года по постановлению ВЦИК, что нередко мотивировалось прагматическими соображениями (внутриполитические и хозяйственные затруднения партийно-государственного руководства).⁴⁹

В течение 1920-х годов, пока государство не ввело особых мер контроля за участием населения в выборах, избирательные кампании характеризовались весьма невысокой активностью населения. Так, в 1926 г. в РСФСР в горсоветы голосовало всего 52 % от числа имевших избирательное право, в сельские Советы 47,5 %.⁵⁰ В целом число участников выборов в горсоветы по отношению к имеющим право голоса составляло: в 1922 г. — 36,5 % в 1923-38,5%, в 1923-24-40%, в 1925-26-52%, в 1927 г. —59,5 %; в сельские Советы соответственно —22,3; 37,2; 41,1; 47,5; 47,4.⁵¹

К середине 1920-х годов не произошло радикальных перемен в функционировании системы Советов и с точки зрения вовлечения трудящихся в работу местных органов власти. Эта задача была выдвинута еще постановлением ВЦИК от 8 февраля 1921 г., в котором говорилось, что новая обстановка «повелительно диктует вовлечение широких трудящихся масс в созидательную работу, активное участие в которой лежит в основе Конституции РСФСР».⁵²По-видимому, задача осталась нерешенной, так как в мае 1925 г. III Всесоюзный съезд Советов наметил программу их «оживления». В постановлениях этого съезда по докладу М. И. Калинина («По вопросам советского строительства», «О выборах в Советы», «О вовлечении в управление государством широких рабочих и крестьянских масс») вновь констатировались все недостатки работы советского государственного аппарата: бюрократизм, административный произвол, взяточничество, хищения, бесхозяйственность, оторванность Советов от широких слоев населения, небольшая активность избирателей, а что касается методов управления — «умаление роли Советов как коллективной организации и вытекающая отсюда замена сельского Совета — его председателем, волостного, уездного, губернского исполкомов — их президиумами, городского Совета — президиумом уездного или губернского исполкома».⁵³

В довольно многочисленных отечественных исследованиях по истории Советов приводится немало данных о работе при них различных секций и комиссий (в основном из рабочих), излагаются факты многообразной деятельности Советов, в том числе крупных

⁴⁸ Там же. № 72.

⁴⁹ Там же. 1924. № 18; Известия. 1928. 6 янв., 16, 17 авг.

⁵⁰ Итоги десятилетия Советской власти в цифрах: 1917—1927. М., 1927. С. 8—9.

⁵¹ Известия. 1927. 26 июня, 3 июля.

⁵² СУ. 1921. № 11.

⁵³ Там же. 1925. № 35.

городов, например Москвы и Ленинграда. Однако историки обычно избегали даже постановки вопросов, которые были способны высветить степень демократизации органов государственной власти: характер выборов во второй половине 1920-х годов, механизм принятия решений, явно подчиненное положение в этом самих Советов, их пленумов по отношению к аппарату исполкомов и узкому кругу советских чиновников-управленцев. Ознакомление с фактами, сообщаемыми периодической печатью, показывает, что и после кампании по «оживлению» Советов на первый план были выдвинуты хорошо продуманные средства создания видимости демократизма — широкого и заинтересованного участия народа в выборах и работе органов власти.

Наиболее разительный контраст представляет собой парадная сторона деятельности при «оживлении» Советов — «театрализованные постановки» выборов — и реальная — разрешение вопроса о «лишенцах», т. е. составление к каждой избирательной кампании все увеличивающихся за счет новых категорий списков лиц, лишенных избирательных прав. Реформаторство же, связанное с началом нэпа, сменялось все более жестким курсом, осуществляемым сталинским окружением и в политике, и в экономике.

Что касается организации самих выборов, то после «оживления» Советов сохранились все прежние атрибуты внешнего демократизма при фактической невозможности свободного волеизъявления граждан, имевших право голоса: открытое голосование, отраслевой принцип выдвижения и обсуждения кандидатов, решающая роль партийной, советской и профсоюзной бюрократии в подготовке выборов. Этому же способствовало создание громоздких, заведомо неработоспособных по своей численности Советов, как бы предрешавшее передачу принятия решений узкому кругу советских чиновников из исполнительных органов (частью избираемых, частью наемных сотрудников аппарата).

Другой важнейший элемент избирательной системы 1920-х годов — составление и применение на практике списков «лишенцев» — также продолжал развиваться и совершенствоваться. В наиболее либеральные годы (1925—1926 гг.), когда нэп как бы приобрел второе дыхание, официальная пропаганда с воодушевлением отмечала, что критика советской власти за недемократичность избирательной системы несостоятельна. «Как бы вы думали, сколько процентов составляют у нас „под большевистским террором", „под ужасной диктатурой пролетариата" граждане, лишенные избирательных прав? — с иронией вопрошало одно из официальных изданий. — Оказывается, всего-навсего 1 процент общего числа граждан избирательного возраста».⁵⁴ Приводились данные, согласно которым число «лишенцев» по отношению ко всем избирателям в сельской местности в 1925—1926 г. снизилось до 1 % против 1,4 % в 1924—1925 г.; в губернских городах — до 3,9 % против 5,3 %.⁵⁵ Тем не менее уже осенью 1926 г.

⁵⁴ См.: Выборы в Советы РСФСР в 1925—26 гг. М., 1926. С. 3—4; Правда.

1926. 8 июля.

⁵⁵ Правда. 1926. 8 июля; Известия. 1926. 10 апр.

Президиумы ВЦИК и ЦИК СССР отменили либеральные инструкции о выборах в Советы от 13 октября 1925 г. и утвердили новые с самым широким спектром категорий граждан (до полутора десятков) и членов их семей, лишаемых избирательных прав.⁵⁶ Эти инструкции явились прямым результатом вмешательства партии, объединенный пленум ЦК и ЦКК которой в июле 1926 г. резолюцией «Об итогах перевыборов Советов» потребовал усилить борьбу с буржуазными элементами города и деревни и отметил «неправильность сокращения числа лиц, лишенных избирательных прав, в то время как... происходит некоторый рост буржуазных элементов». Было предложено «исправить избирательные инструкции центральных и местных органов», чтобы «граждане, не имеющие по советской Конституции избирательных прав, не могли участвовать в выборах в Советы».⁵⁷ В результате применения новых инструкций выборы в Советы зимой—весной 1927 г. вызвали тревогу даже официальной печати, где констатировалось, что, по данным избирательных комиссий, число «лишенцев» в городах и сельской местности увеличилось более чем в два раза, появились материалы на тему «о неправильности лишения избирательных прав на выборах в Советы».⁵⁸ Согласно официальным данным, в ходе выборов весной 1927 г. в городские Советы были лишены избирательных прав 7,7 % граждан против 4,5 % в 1925—1926 гг., в сельские Советы—3,3 % против 1,1 % в 1925—1926 гг.⁵⁹

* * *

Процесс превращения Советов в органы, в своих решениях и действиях полностью зависимые от воли партии, быстро прогрессировал. РКП (б) добилась путем ограничения, а затем запрещения деятельности других социалистических и революционных партий утверждения своего монопольного положения в составе Советов. Так, например, на губернских съездах Советов делегаты-коммунисты составляли в 1919 г. 75,4 %, в 1920 г. —78,6 %, тогда как число представителей других социалистических партий почти сошло на нет: в 1918 г.-14,2%, в 1919-3,6%, в 1920г. -0,2 %.⁶⁰

Еще более разительна динамика роста численности коммунистов в составе делегатов всероссийских съездов Советов. Если на I Всероссийском съезде Советов (июнь 1917г., Петроград) коммунистов было 10 %, а представителей прочих партий и беспартийных — 90 %, то после Октября 1917 г. картина резко меняется. Начиная с VII Всероссийского съезда Советов (декабрь 1919 г.) и до XI съезда (январь 1924 г.) неизменно, за одним исключением,

⁵⁶ СУ. 1926. № 66; № 78; Правда. 1926. 2 окт.

⁵⁷ КПСС в резолюциях... М., 1984. Изд. 2-е. Т. 4. С. 36—48.

⁵⁸ Известия. 1927. 6 февр., 4, 10 марта.

⁵⁹ Там же. 26 июня, 3 июля.

⁶⁰ См.: Гшлпельсон Е. Г. Советы в годы иностранной интервенции... С. 37— 38, 76—77, 199—200, 206—207.

число коммунистов в их составе превышает 90 %, представителей других партий и беспартийных колеблется от 6 до 9 %.⁶¹ При этом следует учесть, что в последнюю общую категорию входили либо беспартийные, должным образом отфильтрованные при выборах, «сочувствующие» советской власти делегаты, либо же выдаваемые за беспартийных те же большевики.

Механизм второй «большевизации» Советов, а точнее — вытеснения из них основных политических противников, прежде всего социал-демократов (меньшевиков), хорошо раскрыт в корреспон-денциях заграничного «Социалистического вестника». В номере от 4 мая 1921 г. сообщалось, что последние выборы в Моссовет (февраль 1920 г.), несмотря на все меры власти, предпринятые против оппозиционных партий, все же принесли меньшевикам 45 мест. По Конституции следующие выборы должны были состояться через полгода, но они были отменены «под видом невозможности проводить выборы в обстановке войны». Затем война закончилась, но выборы были признаны властями «преждевременными». Между тем политические позиции большевиков были сильно поколеблены в 1921 г. в связи с кронштадтским мятежом и X съездом РКП (б). В этих условиях, когда эсеры были фактически поставлены вне закона, шансы меньшевиков на выборах были весьма высоки, ибо X съезд по существу вынужден был признать правильной меньшевистскую платформу продовольственной политики, допущения свободного рынка, концессий и т. п. Большевистское руководство предприняло все меры — от репрессивных до элементарного жульничества, чтобы обеспечить себе победу на очередных выборах в Моссовет. Все сколько-нибудь активные деятели партии меньшевиков оказались в тюрьмах. В официальном протесте ЦК РСДРП в Исполком Моссовета говорилось: «Перевыборы назначаются в момент, когда свыше ста членов РСДРП арестованы без предъявления к ним каких-либо обвинений, содержатся в Бутырках, Таганской, Новинской тюрьмах и на Лубянке и механически устранены из перевыборной кампании».⁶² Далее в номере приводились основные методы «системы предвыборных ухищрений» большевистского руководства Москвы. Выборы были назначены Моссоветом с 15 по 25 апреля, а объявлено о них лишь 14 апреля. По оценке журнала, «избирателей было необходимо застать врасплох: ведь какой-нибудь минимальный, хотя бы двухнедельный, срок до начала выборов дал бы возможность и беспартийной массе, и оппозиционным партиям подготовиться и собраться с силами». Кроме того, предупреждал автор, большевики, «партия рабочей демократии», строго сохраняют «принцип открытых выборов. Тайная подача голосов, как известно, принадлежит к системе буржуазной». В результате такой «избирательной фальсификации

⁶¹ Итоги десятилетия Советской власти... С. 6.

⁶² Социалистический вестник. 1921. № 7. С. 12. В целом же по России было произведено 2 тыс. арестов меньшевиков в течение нескольких недель февраля— марта 1921 г., и в их числе все члены ЦК РСДРП. Десяти членам ЦК было разрешено выехать за границу, где уже находился Л. Мартов, остальные были сосланы в Сибирь (см.: Верт Н. История Советского государства: 1900—1991. М., 1992. С. 129).

и мошенничества, нигде и никогда не практиковавшейся в таких гомерических размерах» и была достигнута «полная победа коммунистов»: 90 % членов Моссовета оказались большевиками. Московские власти рапортовали, что из 1300 делегатов Моссовета избрано только 18 меньшевиков.⁶³ Аналогичные действия были предприняты властями в Петрограде, где перед выборами в Пет-росовет поздней осенью 1921 г. были арестованы все известные члены ЦК меньшевиков (всего 80 членов этой партии), и в Харькове при выборах в городской Совет 27 октября 1921 г., когда в тюрьмы было брошено 120 оппозиционеров, и в их числе 54 меньшевика, и т. д. ⁶⁴

Сведения о партийном составе сельских и городских Советов в годы нэпа отражают постоянное увеличение численности членов большевистской партии и комсомольцев (хотя, конечно, их было гораздо меньше в первых, чем во вторых). Так, в РСФСР с 1922 по 1927 г. число членов РКП (б) и комсомольцев увеличилось в сельсоветах с 6 до 13 % (председателей —до 24 %), в составе волостных и районных Советов — с 12 до 31 %, остальные были беспартийными. Еще более впечатляющая картина вырисовывалась в городских Советах. Здесь с 1922 по 1927 г. число коммунистов и комсомольцев составляло от 52 до 70 %.⁶⁵

Что еще более важно — большинство работников исполкомов Советов всех уровней также приходилось на членов партии и комсомольцев. В сельских волостных исполкомах РСФСР в 1922— 1927 гг. они составляли от 40 до 55 %, в уездных и окружных — от 67 до 81 %, в губисполкомах —от 72 до 92 %.⁶⁶

При этом некоторый рост числа беспартийных с середины 1920-х годов по отношению к коммунистам отражал продуманную линию партии на камуфлирование коммунистического большинства под то, что впоследствии получило название «блок коммунистов и беспартийных». В докладе В. М. Молотова на XIV съезде партии говорилось, что «это была сознательная и совершенно правильная, оправдавшая себя политика партии по увеличению беспартийного элемента в составе губисполкомов и... исполкомов. Это уменьшение процента коммунистов... ни в коей мере нельзя рассматривать как уменьшение влияния и руководства партии Советами; это была политика на создание беспартийного крестьянского и рабочего актива вокруг нашей партии в Советах».⁶⁷

Помимо численного преобладания коммунистов во всех звеньях Советов, и особенно их исполнительных органах, инструментом прямого воздействия партии на принятие ими решений стали повсеместно созданные коммунистические фракции в Советах.

В 1919—1920 гг. была проведена своеобразная «реформа» в области финансирования партийных организаций на местах, чтобы

⁶³ Социалистический вестник. 1921. № 7. С. 3—4.

⁶⁴ Там же. № 21. С. 12; № 22. С. 13.

⁶⁵ Итога десятилетия Советской власти... С. 14—15.

⁶⁶ Там же.

⁶⁷ Х1Усъезд РКП (б): Стенографический отчет. С. 66. См. также: КПСС в резолюциях... М., 1984. Т. 4. С. 41—42.

освободить их от всякой зависимости от Советов (до весны 1919 г. большинство партийных органов получало денежные средства от местных Советов). Это, как отмечал секретарь ЦК РКП (б) Н. Н. Крестинский, «ставило партийные организации в зависимость от местных исполкомов, и задачи контролирования работы исполкомов партийными комитетами затруднялись». К концу 1920 г. порядок был повсеместно изменен: финансирование партийных органов на местах стало осуществляться через НКВД из центра по указанию ЦК. Средства направлялись в адрес губкомов партии, которые распределяли их далее по городским и уездным комитетам РКП (б).⁶⁸ Тем самым для партии была создана возможность повсеместного проведения своей политической линии вне всякой зависимости от органов государственной власти.

У правящего большинства РКП (б) с этого времени стала закрепляться практика полного подчинения деятельности Советов — как исполнительных и законодательных органов всех уровней — соответствующим партийным инстанциям. По мнению Н. И. Бухарина, даже сама постановка вопроса о приоритете высшего органа государственной власти над высшим партийным выглядела смешной: «Характерен один момент в речи т. Осинского, — говорил он на IX съезде РКП (б), — когда он угрожал партийному съезду апелляцией к советскому съезду. Метод довольно странный, особенно при гегемонии нашей партии».⁶⁹

О подчинении высших советских органов партийным при решении кардинальных проблем государства и общества весьма определенно сказал В. И. Ленин в докладе на X съезде РКП (б): «Наша партия — правительственная партия, и то постановление, которое вынесет партийный съезд, будет обязательным для всей

республики».

О решающей роли ЦК РКП (б) в определении деятельности высших органов власти и органов управления Советской России свидетельствует его отчет о работе за период от IX до X съезда РКП (б), где говорилось: «В области советской работы ЦК руководил проведением июньской, сентябрьской и октябрьской сессий ВЦИК, направлял, систематически, не вмешиваясь в детали, работу Совнаркома, Совета Труда и Обороны и Президиума ВЦИК и провел VIII Всероссийский съезд Советов. Вопросы о порядке дня этого съезда были предварительно детально обсуждены на заседаниях ЦК, затем подверглись обсуждению в Совнаркоме и Президиуме ВЦИК и уже после этого были поставлены на съезде. За исключением небольших мелких поправок, съезд единодушно присоединился ко всем предложениям ЦК».⁷⁰

В советское время в связи с переходом к нэпу была сделана первая и оказавшаяся единственной попытка пересмотреть хотя бы некоторые, наиболее заметные, отрицательные стороны взаимоотношений между партией и советским государственным аппаратом. Не кто иной, как В. И. Ленин незадолго до прекращения

⁶⁸Девятый съезд РКП(6): Стенографический отчет. С. 25—26.

⁶⁹Там же. С. 116.

⁷⁰Известия ЦК РКП(б). 1921. 7 марта. № 29.

своей активной деятельности, в политическом отчете ЦК XI съезду РКП (б), поставил вопрос о «неправильном отношении между партией и советскими учреждениями».⁷¹ Выступление Ленина как бы открыло шлюз для потока высказываний на съезде партийных работников различного ранга, констатировавших фактическое подчинение советских органов партийным комитетам и подмену их последними в принятии решений.

Однако партия слишком далеко зашла по пути подчинения себе государственных органов, чтобы набранная инерция оказалась преодолимой. XII съезд РКП (б), утверждая концепцию «диктатуры партии», фактически знаменовал собою конец непродолжительной заминки, связанной с началом нэпа и предложениями В. И. Ленина о повышении авторитета Совнаркома, экономических совещаний на местах и т. п. По существу они были отброшены в ходе дискуссии о роли и месте партии в советской политической системе. «Партия — не артишок, — заявил, например, Зиновьев. — Нельзя отрывать от нее листок за листком. Руководящая роль партии должна быть закреплена во всех формах и-во всех областях».⁷²

Настроения в правящей верхушке того времени на этот счет суммировал Ю. Ларин в «правилах», опубликованных незадолго до съезда: «РКП никогда не ошибается. РКП всегда права, РКП всегда предвидит правильно ход событий, РКП обладает в максимальной мере талантом, умом и характером. В промежутке между партийными съездами этими качествами обладает ЦК РКП, а в промежутках между заседаниями пленума они принадлежат Политбюро ЦК».⁷³ Хотя зачитанные на съезде выдержанные в гротескной форме «Правила» сопровождались ремаркой: «Смех», все это, очевидно, воспринималось вполне серьезно большинством ЦК во главе с «триумвиратом». Во всяком случае именно этот образ мыслей определял и образ действий руководящей группировки РКП(б).

Вполне закономерным поэтому стало сделанное В. М. Молотовым в Организационном отчете ЦК XIV съезду ВКП(б) замечание, что ЦК перед последними съездами Советов России и других союзных республик «дал директиву» — в составе ЦИК должно быть до 30 % беспартийных рабочих и крестьян. Он же от имени ЦК подтверждал прежнюю линию партии по отношению к Советам: «Укрепить руководящую роль партии в госаппарате. Эта роль не ослабевает, она крепнет, но мы должны и дальше осуществлять задачу укрепления влияния и руководства партии, ибо мы теперь находимся в полосе действительного социалистического строительства».⁷⁴

Во второй половине 1920-х годов прямое руководство Советами и подмена партийными органами Советов и их исполнительных органов стали обычным делом. На XV съезде ВКП(б) в организа-

⁷¹ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 113—114.

⁷² Двенадцатый съезд РКП (б): Стенографический отчет. С. 207—208.

⁷³ Там же. С. 103.

⁷⁴ XIV съезд РКП (б): Стенографический отчет. С. 67, 75.

ционном отчете ЦК констатировалась «целая полоса трений... между секретарями парткомов и председателями исполкомов, большей частью на почве неумелого и неправильного подхода секретарей и вообще партийных работников к руководству советской и профессиональной работой».⁷⁵ За этим нетрудно разглядеть практику грубого приказа работникам советских государственных или хозяйственных органов — со стороны представителей партии. Важным инструментом практической реализации диктатуры партии стало объединение работы двух высших контрольных органов: партийного — Центральной контрольной комиссией при ЦК РКП(б) (ЦКК) и государственного — Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ). Идея создания единой государственно-партийной службы была высказана в последних работах В. И. Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин (предложение XII съезду партии)» и «Лучше меньше, да лучше». Помимо несомненного желания перестроить работу РКИ, Ленин, предлагая расширить эти контрольные органы, введя в них до 100 новых членов из рабочих и крестьян, имел также намерение с помощью постоянного участия новых членов ЦКК в работе ЦК РКП (б) уменьшить и нейтрализовать влияние в нем «чисто личных и случайных обстоятельств и тем самым понизить опасность раскола».⁷⁶ Это предложение, с одной стороны, отражало известную ленинскую идею усиления контроля со стороны партии за деятельностью советских и хозяйственных органов, с другой — его желание всячески предохранить ЦК партии от раскола, опасность которого он предвидел в своем тогда же написанном «завещании», давая характеристику отрицательных черт И. В. Сталина и других членов высшего руководства ЦК и Политбюро. Предложения Ленина вызвали решительное противодействие ряда членов Политбюро и секретариата ЦК, не хотевших даже опубликовать статью, — Сталина, Бухарина, Молотова, Рыкова, Калинина, Куйбышева. Ввиду несогласия с этим Л. Д. Троцкого, настойчивости Н. К. Крупской, некоторой поддержки Л. Б. Каменева статью Ленина все же решили напечатать. Однако сталинская группа в Политбюро, заявив, что она согласна с предложениями Ленина, решила их «обезвредить, сделать так, чтобы под покровом нескольких внешних изменений (увеличения числа членов ЦК и ЦКК) фактически осталось прежнее положение, т. е. всем по-прежнему продолжала командовать маленькая группка во главе с генеральным секретарем».⁷⁷ Соответствующие решения были приняты на XII съезде РКП (б), причем специально подчеркивалась та же идея усиления роли партии в системе власти, чтобы она «не на словах, а на деле могла осуществлять направляющее руководство государственными и хозяйственными органами» путем создания «наиболее тесной организационной связи между руководящими органами государственного и

⁷⁵XV съезд РКШ6): Стенографический отчет. С. 115.

⁷⁶ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 393, 387.

'' L*M.: I pUU,K.UU л. д. ^lojmrn-^anш|чилы v^i*..^..^,......^..-.. _. —— типов Н. (Н. Вольский). Новая экономическая политика. С. 300—301.

⁷⁷См.: Троцкий Л. Д. Сталинская школа фальсификаций. С. 83—85; Вален-

IT ftt г>„_. —— ...-. I Urtnon 41,/M,nvi,,f,I*>ri,3a ППГТМТИКЯ С. 300 ——— 301.

партийного контроля».⁷⁸ В результате ЦКК, руководимая сна М. Ф. Шкирятовым, а затем ее председателями, одновременно³'¹³вмещающими должность наркомов РКИ, В. В. Куйбышевь ^С°~ Г. К. Орджоникидзе, не только не способствовала созданию'я* ^Ировой атмосферы в партии, но стала придатком сталинской rpvrf °~ в Политбюро и ЦК партии. «Единство» достигалось не путем не¹"¹¹трализации личных амбиций и групповых интересов, а гонения против оппозиции и инакомыслящих, поддержкой в этих цеая доносительства, привлечением аппарата следственных органов ОГПУ, развертыванием системы оргвыводов, использованием по выражению самого Куйбышева, «карательной функции».⁷⁹

Если это направление деятельности ЦКК было обращено к «регулированию» внутрипартийной жизни, то совместная работа ЦКК — РКИ предусматривала неусыпный контроль и руководство по отношению к советским государственным хозяйственным органам. Главенство партийных и контрольных органов в решении экономических вопросов во многом способствовало половинчатости реформ нэпа и в конце концов привело к их быстрому свертыванию. Сама же новая экономическая политика по этой причине уступила место жестким партийно-государственным методам руководства промышленностью и сельским хозяйством страны.

Именно переход к нэпу остро поставил вопрос о месте и роли партии в руководстве государственными хозяйственными органами, о пределах ее компетенции в этой области. Уже на XI съезде РКП (б) В. И. Ленин занял двойственную позицию в этом вопросе. В политическом отчете ЦК он, с одной стороны, сетовал на недостаточность партийного контроля за осуществлением новой экономической политики и руководства ею, с другой стороны, указывал на недопустимость переноса решений даже по незначительным хозяйственным делам из советских органов в партийные. Переход к нэпу вплотную подвел к проблеме: насколько допустимы и возможны прежние методы партийного диктата в отношении государственных органов и специалистов. Инициатором обсуждения этой проблемы стал Л. Б. Красин. Накануне XII съезда РКП (б) он выступил со статьей «Контроль или производство? (по поводу статьи тов. Ленина „Лучше меньше, да лучше")», опубликованной в газете «Правда». В ней он, в сущности, возражал против всеобъемлющего партийного контроля над решением задач в тех направлениях государственной деятельности, которые требуют специальных знаний. Л. Б. Красин писал, что «пережитая эпоха оборонительной войны привила нам многие качества, от которых надо теперь отучаться. Одним из таких навыков является всезнайство и презрение к какому-либо вообще знанию и в еще большей степени специальному знанию... Войну мы выиграли с

⁷⁸ КПСС в резолюциях... М., 1983. Т. 3. С. 95.

⁷⁴ См.: Двенадцатый съезд РКШб): Стенографический отчет. С. 221—2/о, Тринадцатый съезд РКП (б): Стенографический отчет. М., 1963. С. 263—280, XIV съезд РКП(б): Стенографический отчет. С. 525—632; XV съезд РКШб): Стенографический отчет. С. 433, 438, 474—475, 540—545, 552—553, 1411 — 1 1470.

олоссальной растратой средств и сил, и эти методы работы для ^к _перешнего нашего строительства в значительной степени непри-10ДНЫ»- Касаясь затронутого в статье В. И. Ленина вопроса о соединении партийных учреждений с государственными, он, не воз-оажая против значительной роли партии, решительно выступал

•тем не менее против гипертрофированной контрольной службы, предлагаемой Лениным, и особо отмечал, что «организация верхушки нашей партии, унаследованная нами от изжитого уже периода, не соответствует более тому громадному усложнению и ко-

•тичественному увеличению задач, разрешать которые приходится этим высшим органам партии».⁸⁰

Статья Л. В. Красина была подвергнута критике известным меньшевиком А. Мартыновым (ставшим, по словам Троцкого, «новым теоретиком сталинизма»),⁸¹ который выступил с правоверно большевистских позиций: «Основная ошибка Красина заключается в том, что он торопится заменить политику хозяйством в условиях, когда еще не устранены классовые противоречия в нашем обществе».⁸²

Через десять дней в «Правде» появилась новая статья Л. Б. Красина — «Ответ тов. Мартынову», где была значительно усилена отрицательная оценка вмешательства партийного руководства в решение хозяйственных задач. «Строго выдержанная политическая линия партии и государственной власти, — писал Красин, — не должна мешать восстановлению производства, а чтобы этого не было, надо, чтобы в самом государственном и руководящем партийном аппарате производственникам и хозяйственникам, конечно, партийным, была отведена по меньшей мере такая же доля влияния, как газетчикам, литераторам и чистым политикам... Верхи нашей партии до сих пор построены так, как это было два десятка лет тому назад, когда главная задача партии состояла в кидании лозунгов в массы, литературе, агитации, пропаганде».⁸³

Взгляды Л. Б. Красина были квалифицированы на XII съезде РКП (б) прежде всего «чистыми политиками» — Г. Е. Зиновьевым, Л. Б. Каменевым, Н. И. Бухариным, Л. С. Сосновским и другими как «уклон Красина», как «паника» и склонность к уступкам иностранному капиталу, «пораженческая психология», «специальная инженерная точка зрения», как «политический манифест» тех, «которые во всей нашей политике поняли и приняли только нэп».⁸⁴В результате съезд одобрил концепцию «диктатуры партии», отказавшись от «расширительного истолкования» положений XI съезда партии о разделении функций партийных и государственных органов.

⁸⁰ Правда. 1923. 24 марта: Дискуссионный листок № 2.

⁸¹ Троцкий Л. Д. Сталинская школа фальсификаций. С. 40.

⁸² Правда. 1923. 4 апр.

⁸³ Там же. 15 апр.

70S

⁸⁴ См.: Двенадцатый съезд РКП(б): Стенографический отчет. С. 42—43, 97, 99, 108, 113—119, 124—125, 137—138, 140—145, 176—177, 189—192.

23 Власть и реформы

Эти решения стали отправной точкой для практического установления полновластия РКП (б) в осуществлении экономической политики. Одним из наиболее эффективных инструментов проявления диктатуры партии в этой области стала кадровая политика В организационном докладе Сталина на XII съезде намечалась линия на установление наиболее полного контроля партийного аппарата не только над всеми старыми, но и нарождавшимися при нэпе новыми институтами в управлении народным хозяйством. Он говорил, что «прежде учраспред ограничивался рамками губкомов и укомов, теперь, когда работа пошла вглубь..., замыкаться в рамки укомов и губкомов нельзя. Необходимо охватить все без исключения отрасли управления и весь промышленный комсостав, при помощи которого партия держит в руках наш хозаппарат и осуществляет свое руководство».⁸⁵

Год, прошедший после XII съезда РКП (б), стал решающим в установлении контроля партии над государственными экономическими органами союзного, республиканского уровня и среднего звена управления промышленностью. Главная роль в этой работе принадлежала учраспредотделу Секретариата ЦК.

Уже в 1924 г. специальным постановлением Центрального Комитета РКП (б) была введена номенклатура работников двух уровней. Из 3500 должностей первой группы (назначаемых с ведома ЦК), 1880 (53,7 %) приходилось на аппарат ВСНХ, синдикатов, трестов, заводоуправлений и торговых организаций; из 1500 должностей второй группы на те же органы приходилось 906, или 60,4 %.⁸⁶

В дальнейшем «забота и попечительство» относительно должной «насыщенности коммунистами» через соответствующие отделы ЦК всех ступеней государственного руководства экономикой становились все более неусыпными. Они постоянно совершенствовались и приобретали все новые грани. К концу 1920-х годов в активе соответствующих отделов ЦК ВКП(б), кроме учета и распределения кадров руководителей разного уровня в сфере народного хозяйства, были созданы бригады по отраслям экономики (каждая состояла из коммунистов — от одного до нескольких десятков человек). Такие бригады с участниками на постоянной или временной основе проверяли работу кадров хозяйственных ведомств и предприятий, решая вопросы об их пригодности, «засоренности чуждыми элементами», снятии с работы, сокращении и т. п.⁸⁷ В итоге в 1927 г. Сталин пришел к выводу, что губкомы и обкомы ВКП(б) «настолько уже овладели делом хозяйственного строительства, что парторганизации стоят во главе хозяйственного строительства, а не в хвосте его». Именно тогда, в 1927 г., на XV съезде ВКП(б), на основании собственных ощущений, что «партия продвинулась далеко вперед в деле планового руководства нашим хозяйственным строительством как на местах, так и в цен-

⁸⁵ Сталин И. В. Соч. Т. 5. С. 212.

⁸⁶ См.: Дробижев В. 3. Главный штаб социалистической промышленности: (Очерки истории ВСНХ. 1917—1932 гг.). М., 1966. С. 234—235.

*> См.: XVI съезд ВКП(б): Стенографический отчет. М., 1930. С. 93—94.

_тре», им была выдвинута волюнтаристская концепция допустимости полного диктата со стороны партии в отношении характера и темпов экономического развития государства. «Наши планы есть не планы-прогнозы, не планы-догадки, а планы-директивы, которые обязательны для руководящих органов и которые определяют направление нашего хозяйственного развития в будущем в масштабе всей страны».⁸⁸

Постепенно обычной практикой стали решения высших партийных органов о хозяйственных задачах, выполнение которых во многом зависело от действия объективных экономических законов и уровня развития техники, технологии, дисциплины труда и организации производства. Так, например, резолюция пленума ЦК ВКП(б), состоявшегося 7—12 февраля 1927 г., «О снижении отпускных и розничных цен (по докладам тт. Микояна и Куйбышева)» требовала «достижения в текущем же хозяйственном году серьезного, в среднем не менее 5 %, снижения себестоимости продукции промышленности».⁸⁹

Таким образом, диктатура партии распространялась как на деятельность государственных органов власти, так и на хозяйственную жизнь страны. Крайними, наиболее экстремистскими формами этого стало насилие над экономикой, воплощенное в принудительной коллективизации крестьянства и форсированной индустриализации страны.

⁸⁸ Сталин И. В. Соч. Т. 10. С. 325—327.

⁸⁹ КПСС в резолюциях... Т. 4. С. 142.