Политические идеалы Павла Петровича и проблема престолона­следия. — Самодержавие Павла I

Готовя в середине 1780-х годов проект Наказа Сенату, Екате­рина II особенно тщательно прорабатывает важную для нее в тот момент проблему — возможность лишения права на престол ут­вержденного ранее наследника. Работая над проектомг-Екатери-на II знакомилась с основополагающими актами Петра I на эту тему. Среди причин, которые могли привести к лишению наслед­ника права на престол., в ее проекте выступали: попытка сверже­ния царствующего монарха наследником, участие его в бунте про­тив государя, отсутствие у наследника необходимых для правле­ния человеческих качеств и (способностей, принадлежность к другой вере, владение престолом другого государства и, наконец, акт царствующего монарха по отрешению наследника от престола. Принципиально важным было положение о создании — в случае несовершеннолетия наследника — системы регентства, причем ре­гентом должен был быть назначен кто-либо из членов император­ской фамилии высшими правительственными учреждениями — Советом и Сенатом, которые должны были гарантировать соблю­дение закона о престолонаследии.

Вся эта тщательная работа над положением об отрешении на­следника была непосредсгеенно связана с современной проекту Наказа Сенату династической ситуацией, сложным положением в императорской семье. Отношения Екатерины II с сыном, наслед­ником престола Павлом, были неровными, но в 1780-е годы эти отношения стали откровенно плохими и оставались такими до са­мой смерти Екатерины II. Общество было полно слухами о наме­рении императрицы, воспользовавшись законом 1722 г., лишить сына престолонаследия и передать эти права внуку Александру Павловичу, в котором она души не чаяла. Для слухов было много оснований. Существует версия, что намерение провозгласить Александра наследником было высказано императрицей на Совете и что по найденному в кабинете матери и уничтоженному Павлом завещанию императрицы престол отходил к Александру. Смерть пришла к Екатерине II неожиданно, и она не успела, как, возмож­но, думала раньше, воспользоваться правом назначить, согласно «Уставу» Петра о престолонаследии 1722 г., своего преемника и в

манифесте публично назвать его имя. 6 ноября 1796 г. Павел I, так же беспрепятственно, как в декабре 1761 г. его отец — наслед­ник Елизаветы Петр III, вступил на русский престол.

О личности и политических взглядах Павла I в литературе не стихают споры второе столетие — столь противоречивой и слож­ной представляется эта трагическая фигура русской истории. Яс­но, что политические концепции и взгляды Павла I сложились под влиянием многих факторов и претерпели определенную эволюцию в течение его жизни. Взгляды цесаревича опирались на общий для просвещенных людей XVIII в. и близкий Екатерине II круг идей Просвещения, преследовали общую для XVIII в. утопическую цель «общего блага», выраженного Павлом I формулой о «счастье всех и каждого», но эти идеи интерпретировались и реализовыва-лись Павлом I в ином, чем у Екатерины II, ключе. Это и опреде­лило в конечном счете не только разительное отличие преобразо­ваний Павла-императора от преобразований. Екатерины II, но и его судьбу.

Известно, что на мировоззрение цесаревича Павла Петровича сильное влияние оказал его воспитатель граф Н. И. Панин — по­следовательный сторонник ограничения императорской власти в России. Смысл преобразований, предлагаемых Н. И. Паниным в 1763 г., сводился к установлению ограничивающего власть импе­ратрицы института Государственного совета явно аристократиче­ского типа. В системе воспитания наследника Паниным была за­ложена более общая идея верховенства «фундаментальных зако­нов», без которых править истинно достойному государю неприлично и невозможно. Сама по себе система «фундаменталь­ных законов» по Панину и обоснование им причин установления таких законов не являются особенно оригинальными. Со времен Монтескье, Ивана Шувалова об этом писали и говорили много, идеи эти носились в воздухе. Достаточно полно логику суждений Панина раскрывают его «Рассуждения о непременных законах», составленные накануне его смерти в 1783 г. и переданные Павлу. Рассуждения эти типичны для XVIII в.: 1. Власть вручается госу­дарю единственно для блага народа; 2. Благо может дать только абсолютно добродетельный государь — «добродетель на троне». 3. Учитывая естественные для государя как человека слабости, до­стичь абсолютной добродетели немыслимо. Отсюда вывод: госу­дарь может достичь блага народа только единственным путем — «постановя в государстве своем правила непреложные... основан­ные на благе общем и которых не мог бы нарушить сам».¹ При таком обосновании введения «фундаментальных законов» набор самих законов не столь важен, а важно как раз последнее прин­ципиальное положение, которое, как и во времена верховников и Шувалова, сводило бы самодержавие на нет, т. е. ликвидировало бы самый важный постулат самодержавия — полное, бесконтроль­ное право в любой момент менять законы, устанавливать их по

¹ Шумигорский Е. С. Император Павел I: Жизнь и царствование. СПб., 1907. Приложение. С. 4.

собственному усмотрению, а также править без всяких законов, т. е. когда законом является воля государя.

Разумеется, все эти идеи Панина были тесно связаны с акту­альной для тех времен политической ситуацией, содержали осуж­дение царящего при дворе Екатерины II фаворитизма. Вся пробле­ма в том, что господствовал не закон, а «страсти», открывающие путь к произволу, когда «не нрав государя приноравливается к за­конам, но законы к его нраву» и когда, наконец, государь порабо­щен выразителем страстей — любимцем, как правило, недостой­ным. Вот тогда самовластие «достигает невероятия», все, по мне­нию Панина, зависит от произвола любимца, его боятся и «взор его, осанка, речь ничего другого не знаменуют как: „Боготворите меня, я могу вас погубить!"».²

Читая это, Павел Петрович представлял хорошо ему знакомую фигуру Потемкина, Орлова или любого другого фаворита Екате­рины II. Но для Павла конституционные идеи Панина были важ­ны не только с точки зрения морали, достойного и полезного слу­жения Отечеству, России (для Павла Петровича эти понятия не были пустым звуком), но и с точки зрения его будущего. А оно было весьма туманно. Екатерина II, в целом недовольная цесаре­вичем Павлом, вела себя с ним так же, как некогда Елизавета с неугодным ей Петром Федоровичем, иначе говоря, попросту угро­жала наследнику «Уставом» Петра Великого 1722 г., позволявшим ей назначить себе в преемники любого из своих подданных и от­менить при необходимости принятое уже решение о престолонас­ледии. Если к этому прибавить другие факторы: распространяемые врагами Павла I инсинуации о его «незаконнорожденности», осо­бая, демонстративная любовь Екатерины II к внуку Александру, унижение и притеснения наследника со стороны фаворитов, вос­поминания о трагической судьбе отца — Петра III, а также подо­зрения и страхи Павла I за свою жизнь, то проблема утверждения такого «фундаментального закона», как закон о престолонаследии по прямой мужской нисходящей линии, казался Павлу Петровичу первостепенной. В отсутствии закона о престолонаследии он видел причину и политической нестабильности в России, и своего не­устойчивого положения. Такой закон естественно укладывался в общий блок панинских «фундаментальных» законов, цель кото­рых была уничтожение «царства страстей» и утверждение «власти здравого рассудка», законности.

Уезжая в 1787 г. на войну со Швецией, Павел Петрович соста­вил проект закона о престолонаследии по праву первородства, «да­бы государство не было без наследника, дабы наследник был на­значен всегда законом самим, дабы не было ни малейшего сомне­ния, кому наследовать и дабы сохранить право родов в наследии, не нарушая права естественного и избежать затруднений при пе­реходе из рода в род». Эти соображения подстегнули Павла I в день коронации утвердить и публично зачитать закон о престоло­наследии от 5 апреля 1797 г., который должен быть выше воли

² Там же. С. 5. Подробнее см.: Сафонов М. М. Конституционный проект Н. И. Панина—Д. И. Фонвизина // ВИД. л:, 1974. Т. 6. С. 261—280.

Власть и реформы 193

конкретного самодержца и который отменял петровский «Устав» 1722г.³

Но отмечая стабилизирующий момент закона 5 апреля 1797 г., историки мало обращают внимания на то, что этот закон ничуть не спас Россию от нестабильности при смене власти. В сущности, Па­вел I издал очередной «Тестамент» Екатерины!, который должен был регулировать престолонаследие его потомков-самодержцев, обладавших полной властью изменить любой неудобный им закон. Так, собственно, и было. В 1881ir.lH. И. Дитятин писал: «В течение всего XVIII столетия ни один носитель верховной власти не назна­чался на престол „законом самим" — он вступал на него или по во­ле прежде царствовавшего императора, или в силу переворота».⁴ К сказанному Дитятиным добавим, что об этом же говорит и история XIX в. Известно, что сам Павел I, автор «фундаментального зако­на» 1797 г., был в немалом затруднении, думая о том, что престол его отойдет к старшему сыну, весьма далекому от отца по своим взглядам, скрытному и двуличному. Дочь Павла I, нидерландская королева Анна, впоследствии вспоминала, что в последние годы жизни отецсособой нежностью относился к младшим детям, гово­ря, «что поскольку его отдалили отхтарших детей, забирая их у не­го, как только они появлялись на свет, то он бы хотел окружать себя младшими детьми, чтобы быть с ними ближе».⁵ Это подтверждает некоторые соображения современников о том, что Павел I хотел пе­редать престол не чуждому ему Александру, а воспитанному по его системе Николаю, что явно противоречило бы норнам закона 1797 г. События 1825 г., приведшие к мятежу на Сенатской площа­ди, в немалой степени произошли из-за возникшей в декабре про­блемы престолонаследия. Они тоже свидетельствуют, что исход­ным моментом династического кризиса, породившего политиче­ский кризис, стала передача престола Александром не по букве закона 1797 г., а по воле царствующего монарха, тайно назначив­шего наследником Николая, а не следующего за императором по династическому «счету» Константина. Могла обостриться династи­ческая ситуация и позже — при Александре II, любившем своих де­тей от морганатической супруги княгини Юрьевской и готовившем им более завидный удел.

Философия шласти цесаревича Павла Петровича была противо­речива. Он пытался сочетать самодержавие и человеческие свобо­ды, «власть закона», исходя из представлений о традициях, идеалов и даже географического фактора. В записке 1783 г. он так выражает эту обсужденную с Паниным мысль: «Поверено было о неудобствах и злоупотреблениях нынешняго рода администрации нашей, про­ходя разныя части и сравнивая.с таковою в других землях и опять с обстоятельствами нашей, нашли за лутчее согласовать необходимо

³ Шумигорский Е. С. Император Павел I. С. 58—59; ПС31. Т. 24. № 17910.