Готье Ю. В. Из истории законодательной мысли XVIII в.: Наказ Главной полиции в Уложенной комиссии 1767 г. // Россия и Запад. Пгр., 1923. Вып. 1. С. 101—103

торией русского дворянства в послепетровскую эпоху, но
осуществленное не как опасный своим резонансом политический
акт, а как естественный этап создания новой местной системы уп­
равления. <

* * *

В дворянской политике Екатерина II, оказавшись у власти, по­шла по намеченному уже ранее пути, но при ней концепция от­ношений власти и дворянства обогатилась рядом важнейших положений, которые вытекали из просветительства — главной составляющей философии власти императрицы. Суть ее заключа­лась в том, чтобы, как писал А. С. Лаппо-Данилевский, «водво­рить правомерные отношения сословных групп друг к другу и к государственной власти. То же направление нетрудно усмотреть и в правительственной политике императрицы: благодаря ее посред­ству русское общество, как совокупность этих групп, получило несколько более самостоятельное значение в государстве, а дея­тельность подчиненных властей приобрела большую закономер­ность».²¹ Что это означает, показывает современный историк: «Екатерина мечтала, чтобы русское общество, подобно западному, было организовано на сословных принципах. Это подразумевало его разделение на несколько больших групп, каждая из которых должна была обладать набором специфических прав и привилегий, закрепленных в специальных законах. По мнению императри­цы..., такая структура должна была обеспечить юридическую ос­нову взаимоотношений власти и подданных, сословий между со­бой, а также правовых гарантий граждан, защищающих их от про­извола монарха. Принадлежность к определенному сословию, таким образом, автоматически наделяла гражданина сословными привилегиями, то есть той мерой свободы, которая была опреде­лена для него законом».²² Можно с определенностью говорить о существовании социальных интересов различных групп, о проти­воречиях этих интересов, о различиях интересов верховной власти и социальных групп. Служилые люди, а потом и дворяне добива­лись от самодержавия различных экономических и социальных прав-привилегий: монополии на душевладение и владение насе­ленными землями, на свободу распоряжения земельными владе­ниями, преимущественного права занятия коммерцией и предпри­нимательством. Они же требовали более легких условий службы, гарантий их собственности на беглых крестьян и холопов, помощи государства в их возвращении, судебной справедливости и равных прав в тяжбах с «сильными», уменьшения государственных пода­тей для крепостных крестьян и т. д. Самодержавие постепенно шло на удовлетворение этих требований.

По мере законодательного закрепления привилегий в среде дворянства усилились требования политического характера, про-

²¹ Лаппо-Данилевский А. С. Очерк внутренней политики императрицы Ека­
терины II. СПб., 1898. С. 42.

²² Каменский А. Б. «Под сению Екатерины...». С 308—309.

явившиеся в дворянских проектах 1730 г. и сказавшиеся на при­влечении дворян к местному управлению и законосовещательной работе в начале 1760-х годов. Но во всем этом процессе нельзя видеть осуществление некоей «диктатуры дворянства». Верховная власть не могла не считаться с «первым членом» общества, но рука дающая была и весьма тяжелой для дворянства, когда заходила речь о службе, о сохранении известного социального равновесия, о монополии самодержавия на политическую власть и т. д.

При разработке новой сословной политики все эти обстоятель­ства Екатерина II не могла не учитывать. К ее вступлению на пре­стол дворянство получило ряд привилегий (принятый при Пет­ре III Манифест о даровании вольности и свободы всему рос­сийскому дворянству от 18 февраля 1762 г. и др.). Отнимать их императрица как трезвый политик не думала, хотя она без вос­торга отнеслась к Манифесту — законодательному наследию ее предшественника-супруга.

Сам же Манифест был принципиально важным для дворян до­кументом. Только перечень прав, которые он включал, свидетель­ствует о том, что ничего подобного в России еще не было. В нем сказано о праве дворянина оставлять службу в любое, кроме во­енного, время; дворянин может вообще не служить, выехать в свое поместье, за границу, поступить там на иностранную службу, обу­чать детей дома и т. д.²³ Это был существенный шаг в направлении гражданского общества. В 1763 г. была создана Комиссия о воль­ности дворянской, которая продолжила обсуждение дворянских прав.

Работа Комиссии явно пошла не так, как бы хотела императ­рица. Кажется убедительным наблюдение Р. Джонса, что Екате­рина II прежде всего увидела в предложениях Комиссии не мнение дворянства вообще, а спорные суждения его верхушки, аристок­ратической элиты.²⁴

Новый цикл обсуждения дворянского вопроса начался в Комис­сии об Уложении. Наказ Екатерины II безусловно признавал дво­рянство как высшее сословие, но напрямую связывал достоинство и честь дворянина с его добродетельной, усердной службой и на­градами государя — единственного источника его благополучия. Этот вопрос был принципиальным для самодержавия, и его обсуж­дение на заседаниях Уложенной комиссии вылилось в острую по­лемику между представителями родовитого дворянства (прежде всего князем М. М. Щербатовым) и защитниками принципов Та­бели о рангах (Я. П. Козельским и др.). Если первые настаивали на «очищении» корпуса дворянства от «неродословных» людей, ко­торые «унизили» дворянское звание, введении дискриминирую­щих разрядов для «нечистых», то вторые считали, что «лишение выходцев из недворянской среды права на получение дворянства

²³ ПС31. Т. 15. № 11444; см.: Вернадский Г. В. Манифест Петра III о вольно­
сти дворянской и Законодательная комиссия 1754—1766 гг. // Историческое обоз­
рение. 1915. Т. 20. С. 51—60.