торией русского дворянства в послепетровскую эпоху, но
осуществленное не как опасный своим резонансом политический
акт, а как естественный этап создания новой местной системы уп
равления. <
* * *
В дворянской политике Екатерина II, оказавшись у власти, пошла по намеченному уже ранее пути, но при ней концепция отношений власти и дворянства обогатилась рядом важнейших положений, которые вытекали из просветительства — главной составляющей философии власти императрицы. Суть ее заключалась в том, чтобы, как писал А. С. Лаппо-Данилевский, «водворить правомерные отношения сословных групп друг к другу и к государственной власти. То же направление нетрудно усмотреть и в правительственной политике императрицы: благодаря ее посредству русское общество, как совокупность этих групп, получило несколько более самостоятельное значение в государстве, а деятельность подчиненных властей приобрела большую закономерность».21 Что это означает, показывает современный историк: «Екатерина мечтала, чтобы русское общество, подобно западному, было организовано на сословных принципах. Это подразумевало его разделение на несколько больших групп, каждая из которых должна была обладать набором специфических прав и привилегий, закрепленных в специальных законах. По мнению императрицы..., такая структура должна была обеспечить юридическую основу взаимоотношений власти и подданных, сословий между собой, а также правовых гарантий граждан, защищающих их от произвола монарха. Принадлежность к определенному сословию, таким образом, автоматически наделяла гражданина сословными привилегиями, то есть той мерой свободы, которая была определена для него законом».22 Можно с определенностью говорить о существовании социальных интересов различных групп, о противоречиях этих интересов, о различиях интересов верховной власти и социальных групп. Служилые люди, а потом и дворяне добивались от самодержавия различных экономических и социальных прав-привилегий: монополии на душевладение и владение населенными землями, на свободу распоряжения земельными владениями, преимущественного права занятия коммерцией и предпринимательством. Они же требовали более легких условий службы, гарантий их собственности на беглых крестьян и холопов, помощи государства в их возвращении, судебной справедливости и равных прав в тяжбах с «сильными», уменьшения государственных податей для крепостных крестьян и т. д. Самодержавие постепенно шло на удовлетворение этих требований.
По мере законодательного закрепления привилегий в среде дворянства усилились требования политического характера, про-
21 Лаппо-Данилевский А. С. Очерк внутренней политики императрицы Ека
терины II. СПб., 1898. С. 42.
22 Каменский А. Б. «Под сению Екатерины...». С 308—309.
явившиеся в дворянских проектах 1730 г. и сказавшиеся на привлечении дворян к местному управлению и законосовещательной работе в начале 1760-х годов. Но во всем этом процессе нельзя видеть осуществление некоей «диктатуры дворянства». Верховная власть не могла не считаться с «первым членом» общества, но рука дающая была и весьма тяжелой для дворянства, когда заходила речь о службе, о сохранении известного социального равновесия, о монополии самодержавия на политическую власть и т. д.
При разработке новой сословной политики все эти обстоятельства Екатерина II не могла не учитывать. К ее вступлению на престол дворянство получило ряд привилегий (принятый при Петре III Манифест о даровании вольности и свободы всему российскому дворянству от 18 февраля 1762 г. и др.). Отнимать их императрица как трезвый политик не думала, хотя она без восторга отнеслась к Манифесту — законодательному наследию ее предшественника-супруга.
Сам же Манифест был принципиально важным для дворян документом. Только перечень прав, которые он включал, свидетельствует о том, что ничего подобного в России еще не было. В нем сказано о праве дворянина оставлять службу в любое, кроме военного, время; дворянин может вообще не служить, выехать в свое поместье, за границу, поступить там на иностранную службу, обучать детей дома и т. д.23 Это был существенный шаг в направлении гражданского общества. В 1763 г. была создана Комиссия о вольности дворянской, которая продолжила обсуждение дворянских прав.
Работа Комиссии явно пошла не так, как бы хотела императрица. Кажется убедительным наблюдение Р. Джонса, что Екатерина II прежде всего увидела в предложениях Комиссии не мнение дворянства вообще, а спорные суждения его верхушки, аристократической элиты.24
Новый цикл обсуждения дворянского вопроса начался в Комиссии об Уложении. Наказ Екатерины II безусловно признавал дворянство как высшее сословие, но напрямую связывал достоинство и честь дворянина с его добродетельной, усердной службой и наградами государя — единственного источника его благополучия. Этот вопрос был принципиальным для самодержавия, и его обсуждение на заседаниях Уложенной комиссии вылилось в острую полемику между представителями родовитого дворянства (прежде всего князем М. М. Щербатовым) и защитниками принципов Табели о рангах (Я. П. Козельским и др.). Если первые настаивали на «очищении» корпуса дворянства от «неродословных» людей, которые «унизили» дворянское звание, введении дискриминирующих разрядов для «нечистых», то вторые считали, что «лишение выходцев из недворянской среды права на получение дворянства
23 ПС31. Т. 15. № 11444; см.: Вернадский Г. В. Манифест Петра III о вольно
сти дворянской и Законодательная комиссия 1754—1766 гг. // Историческое обоз
рение. 1915. Т. 20. С. 51—60.
