Формирование унитарного суверенного 5 страница

³⁷ Зимин А. А. Источники по истории местничества в XV—первой трети
XVI в. // АЕ за 1968 г. М., 1970.

³⁸ Зимин А. А. Дьяческий аппарат в России... С. 281.

³⁹ Зимин А. А. Россия на рубеже XV—XVI столетий. С. 241.

фическая система федерации, при которой великое княжество считалось коллективной собственностью всего рода, а уделы нахо­дились лишь во владении у отдельных членов рода, прекратила свое существование, а власть великого князя формально ни с кем не делилась.

На практике, однако, Иван III еще вынужден был ее делить с им же назначенными соправителями — сначала с Дмитрием (вну­ком, сыном старшего сына от первого брака), затем с Василием (сыном от второй его супруги Софьи, племянницы последнего ви­зантийского императора). Неудачно закончилась и попытка Ива­на Ш провести секуляризацию монастырского и церковного зем­левладения и превратить церковных иерархов в государевых слуг, встретившая, хотя и был недавний прецедент — конфискация церковных земель в Новгороде, — яростное сопротивления церк­ви.

Впрочем, распоряжение высшими церковными должностями оставалось в руках великого князя, как и верховное право собст­венности на имущество, переданное церкви. Под контролем госу­дарства находились и управление приходским духовенством, и от­ношения между различными слоями духовенства.⁴⁰ Несмотря на это последнее обстоятельство, православная церковь, владея ог­ромным имуществом, защищенным иммунитетными привилегия­ми, сохраняла значительные элементы самостоятельности в отно­шениях со светской властью. Кроме того, идеологи сильной цер­ковной власти пытались обосновать первенствующее положение в государстве духовных иерархов и подчиненное — монарха. Все это свидетельствует о том, что власть великого князя еще не была аб­солютной. Однако претензии на такой ее характер проявлялись в полной мере, и тенденция эволюции монархии в данном направ­лении стала доминирующей. В этой связи возникла необходимость утвердить идею политического суверенитета Русского государства — как внутри страны, так и во внешнеполитической практике.

Основная внутриполитическая задача — закрепление достиг­нутого единодержавия — первоначально идеологически мотивиро­валась исконностью политической власти великого князя, ее преем­ственностью, опирающейся на наследственные права, восходящие к киевскому периоду и переходящие через Владимирско-Суздаль-скую Русь к Москве, с безраздельной полнотой этой власти и ее внешнеполитической функцией (оборона от врага)/¹ Эта док­трина возникла в процессе борьбы Ивана III за присоединение Новгорода и приписывается ему, заявившему, согласно летопис­ному своду 1472 г., послам, направляемым в Новгород зимой

⁴⁰ См.: Флоря Б. Н. Отношения государства и церкви у восточных и западных
славян: (Эпоха средневековья). М., 1992. С. 118—126

⁴¹ Алексеев Ю. Г. Историческая концепция Русской земли и политическая
концепция централизованного государства // Генезис и развитие феодализма в
России: Проблемы идеологии и культуры. Л., 1987. С. 141 — 143.

1470/71 г.: «Отчина есте моя, людие Новгородстии, изначала от дед и прадед наших, от великого князя Володимира, крестившаго землю Русскую, от правнука Рюрикова, перваго великого князя в земле вашей. И от того Рюрика даже и до сего уже знали есте один раз тех великих князей, преже киевских, до великого князя Дмит-реа Юрьевича Всеволода Володимерьского. А от того великого кня­зя даже и до мене род их. Мы владеем вами, и жалуем вас и бо­роним отовселе. А и казнити волны же есмы, коли на нас не по старине смотрети начнете».⁴²

Обращает на себя внимание персонифицированный характер изложения истории государственной власти. Тем самым она при­обретает патримониальную форму, характерную для средневеко­вого сознания, и свидетельствует об интерпретации Иваном III единодержавия не иначе, как в форме единовластия.

Следующим этапом выработки концепции суверенных прав Ивана III как главы унитарного суверенного государства стала концепция митрополита Зосимы, провозглашенная им в преди­словии к «Изложению пасхалии» 1492 г. Согласно ей, история русской государственности становится частью истории всего пра­вославного мира. Первый православный царь Константин сотво­рил «Новый Рим» — «град Констянтина», «еже есть Царьград». Святой Владимир, крестивший Русь, назван «вторым Констян-тином», хотя подлинным Константином в настоящем является «сродник» Владимира Иван III, которого Зосима славит как «благовернаго, христолюбивого великого князя..., государя и са­модержца всея Руси, нового царя Констянтина новому граду Констянтину — Москве и всей Русской земли и иным многим землям государя».⁴³ Эти два уподобления — Ивана III византий­скому императору Константину и Москвы Константинополю — носит характер противопоставления и вытеснения «новым гра­дом», т. е. новым центром православия, «старого», византийско­го, с опорой на евангельское предсказание: «...и будут перви по­следний и последний перви». Таким образом, Москва была про­возглашена единственным духовным центром православного мира.⁴⁴ Идея государственности приобретает характер патримо­ниально-теократической.

Вскоре, однако, внешнеполитические амбиции Ивана III, стре­мившегося приобрести международный авторитет и включиться в систему международных отношений, подтолкнули его к углубле­нию и видоизменению концепции происхождения великокняже­ской власти. Русскому дипломату, греку Юрию Траханиоту, вед­шему переговоры со Священной Римской империей немецкой на­ции, было поручено заявить в 1489 г. о том, что род русских князей уходит в глубокую древность, когда и установились их «приятельство и любовь» с теми римскими императорами («царя­ми»), «которые Рим отдали папе, а сами царствовали в Визан-

⁴² ПСРЛ. М., 1949. Т. 25. С. 285.

⁴³ РИБ. Т. 6. Стб. 797—799.

⁴⁴ Исследование сочинения Зосимы см.: Лурье Я. С. Идеологическая борьба в
русской публицистике конца XV—начала XVI в. М.; Л., 1960. С. 375—391.

тии».⁴⁵ Эта концепция отчасти заменила патримониально-теокра­тическую теорию и положила начало выстраиванию генеалогии русского государя, предки которого обладали властью еще при ве­ликом Константине и находились «в любви» с ним, что обеспечи­вало великому князю, по мысли его окружения, неоспоримую ле­гитимность внутри страны и достойное его положению место среди европейских государей.

Следующий шаг на этом пути зафиксирован в первоначальном тексте «Сказания о князьях Владимирских» — так называемой «Чудовской повести», возникшей, по предположению Л. В. Череп-нина, подкрепленному убедительной аргументацией А. А. Зими-■ на, в 90-е годы XV в.⁴⁶ В ней обосновывается преемственность вла­сти русских государей от римских и византийских императоров в рассказе о венчании князя Владимира Всеволодовича царским венцом византийского императора Константина Мономаха, кото­рый якобы подарил его Владимиру Мономаху. Правда, вероятно, текст «Чудовской повести» сложился в связи с венчанием на пре­стол Дмитрия-внука в 1498 г. и тем самым в данном конкретном случае не обосновывал власть самого Ивана III, но после опалы первого легенда довольно быстро приобрела обобщенный смысл. Значение легенды о ритуале венчания Владимира Мономаха праг­матически определялось тем, что при короновании Дмитрия-вну­ка на него возложили те же регалии, обозначенные как «бармы Мономаховы и шапка», что и на Владимира Мономаха. «Чудов-ская повесть» развивала теорию Зосимы и явилась вместе с по­следней зародышем идеи переноса империи, имевшей широкое распространение в средневековой Европе.⁴⁷

«Чудовская повесть» удревняет связь Руси и с Римской импе­рией, указывая на то, что Рюрик, предок Владимира Мономаха, был прусским князем, генеалогически восходившим к самому Ав­густу (преемнику Юлия Цезаря), создателю Римской империи и правителю, при котором была основана христианская церковь.⁴⁸ Новая генеалогия великокняжеского рода, знаменовавшая отказ от варяжских корней, которые провозглашались еще в «Повести временных лет», и замену их германскими, связана с упадком мо­гущества скандинавских завоевателей и осознанием ведущего по­ложения в Европе Империи.

Таким образом, генеалогическая связь великокняжеского рода с Империей призвана была уравнять его с родом императорского

⁴⁵ Памятники дипломатических сношений древней России с державами ино­
странными (далее: ПДС). Т. 1: Памятники дипломатических сношений с Импе-
риею Римскою. СПб., 1851. Стб. 17—18.

⁴⁶ Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в
XIV—XV вв. С. 16; Зимин А. А. Россия на рубеже XV—XVI столетий. С. 148—
159. Р. П. Дмитриева полагает, что «Сказание о князьях Владимирских» было пер­
вичным по отношению к Чудовской повести и датирует их вторым и третьим де­
сятилетиями XVI в. (Дмитриева Р. П. О текстологической зависимости между
разными видами рассказа о потомках Августа и дарах Мономаха // ТОДРЛ. Л.,
1976. Т. 30).

⁴⁷ Хорошкевич А. Л. История государственности в публицистике времен цен­
трализации // Общество и государство феодальной России. М., 1975. С. 116—117.

⁴⁸ Там же. С. 119—120.

дома. Она, по-видимому, имела и другие, внешнеполитические, аспекты. В частности, «Чудовская повесть» противостояла претен­зиям литовских великих князей доказать римское происхождение литовцев, и особенно теориям Яна Длугоша, согласно которым русские князья еще в начальной истории Киевской Руси были под­данными поляков, а все русские — и юго-западных, и северо-вос­точных, и северо-западных земель — подданными поляков и ли­товцев.⁴⁹ Более того, в ранних русских генеалогиях литовских князей, существовавших вместе с «Чудовской повестью», их пре­док Гедимин лишен знатного происхождения, а сами они связы­ваются с русскими великими князьями.⁵⁰ «Чудовская повесть» фактически обосновывала также претензии русского великого князя на Балтику, поскольку, согласно ей, именно в Пруссии на­чал княжить великий князь, прежде чем прибыл на Русь.⁵¹ Нако­нец, отказ от варяжских корней великокняжеской династии в «Чудовской повести» также имел внешнеполитическую направ­ленность. Русско-шведская война, начавшаяся в 1496 г. из-за Вы­борга, и вообще борьба между Россией и Швецией за карельские земли, возможно, предопределила отчасти генеалогическую пере­ориентацию.⁵²

Претензии Ивана III на генеалогию, восходящую к римским цезарям, а следовательно, на свое равенство с императором Свя­щенной Римской империи немецкой нации были им подкреплены учреждением не позднее 1497 г. печати с двуглавым орлом, сим­волом власти, верховенства, принятым за полстолетия до этого (в 1442 г.) в качестве государственного герба императором Фридри­хом III,⁵³ заимствованием некоторых элементов имперского дип­ломатического протокола.

Однако первая попытка реально встать вровень с европейскими монархами не увенчалась для Ивана III полным успехом. Об этом свидетельствует, в частности, его отказ от коронования в качестве царя. Принятие этого титула (=императору) означало бы реализа­цию имперских амбиций — не только сосредоточение всей власти в руках его носителя внутри страны (с усиливающимися внешне­политическими территориальными притязаниями), но и получе­ние исключительного права представлять ее в международных от­ношениях,⁵⁴ признание престижа государства и его права на су­веренитет.

⁴⁹ Там же. С. 122.

⁵⁰ Бычкова М. Е. Отдельные моменты истории Литвы в интерпретации рус­
ских генеалогических источников XVI в. // Польша и Русь: Сб. статей. М., 1974.

⁵¹ Хорошкевич А. Л. История государственности в публицистике времен цен­
трализации. С. 122.

⁵² Там же. С. 123.

⁵³ Хорошкевич. А. Л. Символы русской государственности. [М.], 1993. С. 21—28.

⁵⁴ Хорошкевич А. Л. Царский титул Ивана IV и боярский «мятеж» 1553 г. //
Отечественная история. 1994. № 3. С. 25.

⁵⁵ См.: Лакиер А. История титула государей России//ЖМНП. 1847. Ок­
тябрь—ноябрь; Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России (по
1800-й год). М., 1894. Ч. 1. С. 1.

Правда, в сношениях с Ливонией Иван III и его наследник иногда назывались «царями»,⁵⁶ этот титул признавали за Ива­ном III (так же, как за его преемником — Василием III) ганзей­ские города и ливонской магистр,⁵⁷ а любекский городской совет в 1489 г. титуловал его даже «императором всея Руси». Но импе­ратор Империи называл Ивана III только «государем всея Руси», «государем русским». И все же этот титул в отличие от титула «великого князя», первого среди равных, «господина» в ряду дру­гих «господ», означал, что его носитель — единственный, возвы­шающийся надо всеми неполноправными подданными-министери-алами, тем более что с 1500 г. Иван III добился его признания да­же литовским князем.⁵⁸

Эта так называемая субъективная часть титулатуры, состоя­щая из наименования носителя титула, сочеталась со второй, объ­ективной (территориальной) частью, содержавшей перечисление подвластных ему земель.⁵⁹ Эта часть титула к концу великого княжения Ивана III определялась следующим образом: «Влади­мирский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Тфер-ской, и Югорский, и Вятцкий, и Пермский, и Болгарский и иных».⁶⁰ Титул «Болгарский», имевший в виду Казанское ханство, и титул «Псковский» были титулами притязаний и отражали вас­сальное подчинение великому князю, а не прямое вхождение в состав Русского государства.⁶¹ Появление на первом месте титула «Владимирский» вместо прежнего (с 1449 г.) «Московский и Вла­димирский» связывается с легендарной генеалогией именно вла­димирских великих князей, восходящей якобы к роду Августа-ке-саря.⁶Я

Параллельно с борьбой за расширение территории государства и международный престиж его главы Иван III вел активную внеш­нюю политику, направленную на установление экономических от­ношений на Юге, Западе и Северо-Западе и вообще международ­ных связей (инструментом которых, в частности, были династи­ческие браки Ивана III с Софьей Палеолог и его сына Ивана Ивановича Молодого с Еленой Волошанкой). В 1485—1494 гг. бы­ли заключены союзы с Молдавией, Венгрией, Империей, Данией, которые имели антиягеллонскую и антиганзейскую направлен-

⁵⁶ Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца
XIV—начала XVI в. М., 1958. Т. 2. С. 521.

⁵⁷ Хорошкевик А. Л. Русское государство в системе международных отноше­
ний конца XV—начала XVI в. М., 1980. С. 87, 116—117.

⁵⁸ Памятники дипломатических сношений Московского государства с Поль­
ско-Литовским государством. Т. 1: 1487//Сб. РИО. СПб., 1882. Т. 35. № 64.
С. 296—297.

⁵⁹ Хорошкевич А. Л. Из истории великокняжеской титулатуры в конце XIV—
конце XV в. (на примере Московского княжества и Русского государства) // Рус­
ское централизованное государство: образование и эволюция. XV—XVIII вв.: Чте­
ния, посвященные памяти акад. Л. В. Черепнина. М., 1980 С. 27.

⁶⁰ ПДС. Т. 1. Стб. 37, 38.

⁶¹ Каштанов С. М. О титуле Московских государей XV—XVII вв. // Россия
в X—XVIII вв.: Проблемы истории и источниковедения. Тез. докладов и сообще­
ний Вторых чтений, посвященных памяти А. А. Зимина. М., 1995. Ч. 1. С. 230.

⁶² Там же. С. 230—231.

ность, связанную с постоянным антагонизмом России и Великого княжества Литовского, заключившего союз с ганзейскими города­ми. Попытки Ивана III заключить союзы с итальянскими города­ми не увенчались успехом, но длительные дипломатические кон­такты с ними приводили к притоку в Москву итальянских ма­стеров-ремесленников, литейщиков, архитекторов, денежников, ювелиров. Подобные же контакты устанавливались с Венгрией, Империей, Данией, Шотландией, Пруссией. Особенно впечатля­ющим было строительство итальянскими архитекторами соборов Московского Кремля, Грановитой палаты и других зданий, пере­стройка стен и башен Кремля. Таким образом, Россия вышла из состояния культурной и политической изоляции. Но церковь, сто­явшая на позициях богоизбранности православной религии и на­родов, ее исповедующих, осознавая свою мессианскую роль, пре­пятствовала инославным культурным контактам и влияниям, вела постоянную борьбу с проникновением (часто мнимым) «латин­ства» в Россию.

Оценивая итоги великого княжения Ивана III в сфере государ­ственного строительства, следует иметь в виду, что единство ему подвластных территорий скреплялось слабым и архаически орга­низованным аппаратом, не имевшим возможности управлять стра­ной централизованно. Впрочем, средневековые государства по своей природе и структуре и не могли быть централизованными. Поэтому получившая широкое распространение концепция, со­гласно которой к концу XV в. относится образование Русского централизованного государства,⁶³ встретила решительные возра­жения.⁶⁴ А. А. Зимин противопоставил ей другую концепцию и показал, что объединение земель под великокняжеской властью само по себе еще не означало создания централизованного госу­дарства, а всего лишь единого государства и что следует избавить­ся от переоценки степени централизации государственного аппа­рата в России.⁶⁵ Она в большей степени соответствует реальному положению страны, но не учитывает наличия огромного массива земель, населенных русскими людьми, исповедовавшими право­славие и входящими в состав Великого княжества Литовского.

Можно констатировать, что поставленная Иваном III задача достичь единовластия и единодержавия была им решена, хотя и не в полном объеме. Государство, суверенным главой которого

⁶³ Ее обоснованию посвящена фундаментальная монография Л. В. Черепнина
«Образование Русского централизованного государства в XIV—XV вв.» (М., 1960).

⁶⁴ В частности, А. Л. Хорошкевич выступила против самого понятия «центра­
лизованное государство», считая его необоснованным теоретически, не наполнен­
ным конкретным содержанием, не внесшим ясности в историографию и не способ­
ствовавшим глубокому пониманию развития русской государственности {Хорошке­
вич А. Л. Опричнина и характер Русского государства в советской историографии
20-х—середины 50-х годов // История СССР. 1991 № 6.

⁶⁵ См.: Зимин А. А. Россия на пороге нового времени: (Очерки политической
истории России первой трети XVI в.). М., 1972.

стал Иван III, все в большей степени приобретало черты унитар­ного.

На протяжении всего XVI в. и даже отчасти XVII в. унитарные черты государственного устройства России получали дальнейшее развитие. И вообще по направлениям и методам реализации вся внутренняя и внешняя политика русских государей XVI—XVII вв. была развитием, разумеется, с рядом модификаций, тех основ, ко­торые закладывались Иваном III. Российская империя строилась именно на том фундаменте, существенная часть которого была со­оружена уже в конце XV—начале XVI в.

Процесс объединения русских земель при Иване III происхо­дил не на основе экономической консолидации, не в результате социальных и политических компромиссов, а путем насильствен­ного присоединения их к Московскому княжеству с опорой на во­енную мощь. Попытка включения в состав России территорий, на­ходящихся в составе Великого княжества Литовского и населен­ных русскими, также была связана с войнами. Наметились направления экспансии на северо-запад (к Балтийскому морю) и на Восток — в Поволжье, Заволжье и далее на Урал и в Зауралье. Она была связана, в частности, с невыгодным геополитическим положением России — открытостью границ, оторванностью от мо­рей, затруднявшей внешнеполитические и торговые контакты, ко­ротким летом и громадными неосвоенными территориями, обус­ловливающими экстенсивность сельскохозяйственного производ­ства, что в свою очередь постоянно требовало приращения земель.

Встав на путь насильственного объединения земель, населен­ных русскими, и завоевания других территорий, великие князья, а затем и цари провоцировали тем самым перманентную ситуацию действительной внешней угрозы, стимулирующую в свою очередь, с одной стороны, укрепление и увеличение в формирующемся го­сударстве правящей элиты и войска вообще, обеспечивая их един­ственно возможным тогда способом — наделением все новыми и новыми поместьями, — ас другой, продолжение завоевательных войн с целью получения для этого необходимого земельного фонда и удержания в составе Руси ранее завоеванных территорий. В силу сказанного выдвинутая П. Н. Милюковым концепция складыва­ния русской государственности под влиянием исключительно внешних потребностей самозащиты и самосохранения,⁶⁶ развитая и ставшая в советской историографии под влиянием высказываний И. В. Сталина⁶⁷ господствующей, представляется не соответству­ющей действительному положению.

Безусловно, все средневековые государства в любой момент могли стать и становились объектом внешней экспансии. Не иск­лючением была и Русь. В частности, Великое княжество Литов­ское придерживалось позиции, согласно которой все русские земли являются составной его частью. Но ведь, по официальной концеп­ции Москвы, и Литва входила в состав России. Что касается ор-

⁶⁶ Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. СПб., 1898. Ч. 1.

⁶⁷ См.: Сталин И. В. Соч. М., 1947. Т. 5. С. 34.

дынцев, то после так называемого «стояния на Угре», распада Зо­лотой Орды и гибели в 1502 г. Большой Орды они уже не могли осуществлять территориальные захваты. Правда, Русь периодиче­ски становилась объектом набегов крымцев, но их цель не своди­лась к каким-либо территориальным аннексиям, да и оборони­тельные рубежи по Оке, а впоследствии строительство засечных черт в значительной степени предотвращали вторжения,⁶⁸ хотя полностью исключить их не могли. Наконец, Ливония также в это время не угрожала захватом русских земель. Напротив, она не один раз становилась объектом вторжения со стороны Руси с целью аннексирования ряда территорий.

Так что, по нашему мнению, нет оснований для поисков ка­кой-либо единственной причины интеграционных процессов, при­ведших к образованию унитарного государства и связанной с ними завоевательной политики русских великих князей и царей. Госу­дарственные внешнеполитические и внутриполитические интере­сы, однако, в той форме, в которой они проявлялись, опережали экономические возможности страны, а следовательно, их подры­вали. Вследствие этого критерии экономической эффективности в общегосударственном масштабе оказывались принесенными в жертву политическим целям и срокам их достижения. Источника­ми преодоления подобных противоречий между политической целесообразностью и хозяйственными возможностями с неизбеж­ностью становились, кроме природных ресурсов (в частности, вы­вода из сельскохозяйственного производства вследствие истоще­ния почв огромных площадей, преимущественной продажи за гра­ницу сырья при ввозе готовой продукции), усиление налогового пресса, принудительный труд и все новые территориальные при­обретения. Но все эти внеэкономические и даже отчасти экономи­ческие факторы, казалось бы, призванные компенсировать скла­дывавшийся дисбаланс, на самом деле'консервировали хозяйст­венную жизнь страны на низком уровне, усиливая ее отсталость по сравнению с западными соседями.

⁶⁸ См.: Загоровский В. П. Белгородская черта. Воронеж, 1969.

Глава 3. „,

if РЕФОРМЫ СЕРЕДИНЫ XVI в. И ИХ СУДЬБА;

Процесс формирования самодержавной власти при Василии III. — Политический кризис в период боярского правления 30 — 40-х годов. —

Венчание на царство Ивана IV. — Реформы 50-х годов. <

> '".! йк.! < I *

Gt;. ' • h 1

Вступившему на великокняжеский престол в 1505 г. Васи­лию III удалось углубить процесс консолидации уже вошедших в состав образующегося унитарного государства земель. Его собст­венные приобретения при этом были сравнительно невелики. В итоге трех смоленских войн с Великим княжеством Литовским был заключен в 1528 г. мир, закрепивший за Москвой всю Смолен­скую землю. Из Смоленска в результате были выселены местные бояре и купцы, а освободившиеся земли раздавались на поместном праве.¹ В 1510 г. состоялось присоединение Пскова, а в 1521 г. — Рязани, которые давно уже пребывали в сфере влияния москов­ского великого князя. Кроме того, Ливонский орден признал права России на Дерпт (Юрьев, Тарту) и выплачивал дань за владение им. Таким образом, если Иван III, став великим князем в 1462 г., унаследовал территорию, вряд ли превышавшую 430 тыс. кв. км, то к концу великого княжения Василия III (1533 г.) государствен­ная территория России достигала 2800 тыс. кв. км, т. е. возросла более чем в шесть раз. Плотность населения, однако, была неве­лика. Его численность, правда, не поддается точному подсчету и, по разным оценкам, колеблется от 2 до 15 млн. человек.² По по­следним оценкам, на начало XVI в. численность населения колеб­лется от 4,5 (С. М. Каштанов) до 9—10 млн. человек (А. И. Ко-панев).³ Сохранялось старое самоназвание страны — Русь. Вместе с тем получило распространение и новое — Русия. Стержнем по­литической истории Руси в первой трети XVI в. стало укрепление власти великого князя, все в большей степени приобретавшей са­модержавный характер, и создание зачатков централизованного государственного аппарата.⁴ Этому, в частности, способствовал

¹ Кром М. М. Меж Русью и Литвой: Западнорусские земли в системе русско-
литовских отношений конца XV—первой трети XVI в. М., 1995 С. 220—228.

² См.: Горская Н. А. Историческая демография России эпохи феодализма:
(Итоги и проблемы изучения) М., 1994. С. 91—93.

³ Копанев А И Население Русского государства в XVI в. // ИЗ. 1959. Т 64;
Водарский Я Е. К вопросу о численности населения России в XVI в // История
географических знаний и историческая география. Этнография М, 1970 Вып 4
С. 17; Каштанов С. М. К вопросу о численности русского войска и народонаселе­
ния в XVI в. // Реализм исторического мышления: Проблемы отечественной исто­
рии периода феодализма. Чтения, посвященные памяти А. Л Станиславского. Тез
докладов и сообщений. М., 1991. С. 115.

⁴ Исследование этой политики см: Зимин А. А. Россия на пороге нового вре­
мени: (Очерки политической истории России первой трети XVI в). М., 1972.

Иван III, распределивший в завещании уделы младших своих сы­новей Юрия, Дмитрия, Семена и Андрея так, что ни один из них не получил сколько-нибудь крупной компактной территории в од­ном месте, да и в уделы было роздано меньшее число уездов, чем прежде. Львиную долю владений отца получил сам Василий III, причем в их состав входили столицы недавно присоединенных крупных политических единиц — Новгород, Тверь, Ярославль, Белоозеро. Согласно завещанию, при отсутствии мужского потом­ства уделы младших братьев Василия III после их смерти перехо­дили к великому князю.⁵ Сам Василий III фактически запретил братьям жениться, так как опасался, из-за отсутствия у него в пер­вом браке детей, за судьбу престола после его смерти. Следствием этого запрета и могла стать ликвидация уделов Юрия, Семена, Дмитрия Ивановичей и двоюродного брата Василия III Федора Бо­рисовича как выморочных. И действительно, в 1513 г. прекрати­лось существование Волоцкого княжества, в 1518 г. — Калужско­го удела, в 1521 г. — Углицкого удела. Лишь Андрею Старицкому было разрешено жениться в 1533 г. только потому, что к этому времени у Василия III было уже два сына от второго брака — с Еленой Глинской.

Несмотря на сохранение ряда суверенных прав удельных князей на подвластных им землях, их участие в общегосударственных де­лах было ограничено чисто формальной процедурой «совета» вели­кого князя с ними. Василий III осознавал опасность сепаратистских акций своих удельных братьев (мятежей, бегства в Литву) и в слу­чае какой-либо опасности, исходящей извне (например, вражеских набегов), а также военных походов или поездок по монастырям стремился держать их при себе. Удельные князья обязаны были в той или иной форме (сами или посредством посылки своих воевод) участвовать в крупных общерусских военных походах.