Власть и реформы при Петре великой 1 страница

Кризис власти в конце XVII в и начало петровских реформ — Северная война и эволюция государственного аппарата. — Западные образцы и новый цикл государственных преобразований. — Издержки, реформ. — Новая доктрина самодержавия Петра I У истоков «регулярной» государственности. — Экономическая политика Петра I

Реформы Петра Великого — одно из сложнейших явлений новой истории России. Вначале следует сказать о предпосылках петровских реформ, о тех явлениях и событиях, которые привели к началу грандиозных преобразований Петра I.

В конце XVII в. Россия вступила в очередную полосу кризиса, выход из которого был найден как раз на путях петровских преобразований. Кризис этот был своеобразен, он не был похож на тот, который Россия пережила в первой половине XVII в., не затрагивал все стороны жизни России, но его проявления были остры и потенциально опасны для общества и государства.

Последние двадцать лет XVII в. оказались сравнительно спокойными для России. Центральные, наиболее густонаселенные уезды страны избежали обычных для тех времен опустошительных пожаров, страшных неурожаев и эпидемий. Увеличилось население городов, богатели купеческие кланы Москвы и других городов, непрерывно росли обороты торговли, как внутренней, так и внешней — через Архангельск и вполне мирную западную границу со Швецией и Речью Посполитой.¹ Умеренны были налоги и повинности государства. В эти годы росла численность крестьянского населения, шло непрерывное освоение новых земель, развивались крестьянские промыслы.²

За годы, предшествовавшие петровским реформам, русское крестьянство жило без особых потрясений, что позволило правительству Петра I длительное время вести тяжелую войну, осуществлять реформы и все это — за счет непрерывного усиления на-

¹ Сербина К Н Очерки из социально-экономической истории русского горо
да Тихвинский посад в XVI—XVIII вв М, Л, 1951, Тарловская В Р Торговля
России периода позднего феодализма (Торговые крестьяне во второй половине
XVII—начале XVIII в) М, 1988, Волков М Я Формирование городской буржу
азии России XVII—XVIII вв // Города феодальной России Сб статей памяти
Н В Устюгова М, 1966, С 178—206

²Очерки истории СССР Период феодализма XVII в М, 1955 С 57 См
статьи в кн К вопросу о первоначальном накоплении в России (XVII—XVIII вв)
М, 1958, Аграрная история Северо-Запада России XVII века Л, 1989, Серби
на К Н Крестьянская железноделательная промышленность Центральной России
XVI—первой половины XIX в Л, 1978, и др

лотового пресса на крестьянство. Лишь примерно к середине 10-х годов XVIII в. стали заметны черты упадка народного хозяйства, усилилось бегство крестьян, увеличились недоимки в сборах налогов. Власти это почувствовали после того, как начала давать сбои тогдашняя налоговая система — подворное обложение, успешно служившее фиску почти 35 лет со времен последней подворной переписи 1678 г.³

И тем не менее страна вошла в полосу кризиса. К концу XVII в. стало очевидно все большее отставание России от развитых стран Европы как в объемах промышленного производства, так и в темпах промышленного строительства и выпуска промышленной продукции. Слабые попытки московских властей основать в Тульском и других подмосковных уездах металлургическое производство не дало необходимого результата: как и раньше, железо приходилось привозить из Швеции и других стран. Россия, нуждавшаяся в металле и многих других товарах, была полностью зависима от европейского купечества и его флота. Страна не имела выхода к Балтийскому и Черному морям, но и на Каспийском, и на Белом, где России никто не мешал, русское торговое мореплавание и судостроение было в самом зачаточном состоянии. Именно наличие металла для пушек, ружей и снарядов, как и существование военного и торгового флотов, считалось по тем временам главным показателем могущества государства, его способности вести наступательную победоносную политику или эффективную оборону. Между тем, несмотря на внешнее благополучие страны, ее руководители были серьезно обеспокоены состоянием вооруженных сил, очевидным военным кризисом.

Кризис наметился давно и крайне болезненно бил по амбициям властителей «Третьего Рима». Дело в том, что со времен малоуспешной войны с Турцией (1677—1679 гг.) стало ясно, что русская армия теряет боеспособность и как будто фатально обречена на поражения. Крымские походы 1687 и 1689 гг. это подтвердили, попытки же правительства Софьи что-либо изменить в военном деле к успеху не привели. Петр I и его окружение считали, что Крымские походы покрыли Россию позором из-за бездарности главнокомандующего — князя В. В. Голицына. Но пришел 1695 год, и первый Азовский поход самого Петра закончился так же плачевно. Лишь на следующий год, мобилизовав огромные силы, Петру I удалось, да и то с немалыми трудами, взять Азов — второстепенную, устаревшую по тем временам турецкую крепость с немногочисленным гарнизоном. И наконец, ставшая хронической полоса военных поражений завершилась сокрушительным разгромом под Нарвой осенью 1700 г., когда армия потеряла всю артиллерию, знамена и генералитет, плененный Карлом XII.

Истоки военных «нестроений» крылись в том, что разрушался фундамент, на котором с давних пор стояла армия, — поместная система. Главным источником обеспечения служилых людей XVI—XVII вв. было наделение их на время службы поместьями.

³ Клочков М. В. Население России при Петре Великом по переписям того времени. Т. 1: Переписи дворов и населения (1678—1721 гг.). СПб., 1911.

В течение XVII в. поместье, в силу различных причин, эволюционировало в сторону сближения с вотчиной — наследственным владением, что приводило к незаинтересованности помещика служить «с земли», к распаду традиционной системы службы, основанной на иерархии поместных окладов. Одновременно активные раздачи земель московским чинам в провинции приводили к разрушению уездного служилого города — военно-служилой организации уездного дворянства, бывшей важным элементом при формировании полков на войне. Неудачны оказались и начатые еще со времен Михаила Федоровича попытки реформировать армию путем устройства «новоманирных» полков по западноевропейскому типу. В конце XVII в. такие полки составляли большинство армии, но терпели поражение так же, как и дворянская конница. Это неудивительно, ибо основа обеспечения «новоманирных» полков была все та же — поместье, да и в солдаты шли, как правило, обедневшие дети боярские.

Пришли в упадок и привилегированные стрелецкие полки. Размещенные в столице, в особых слободах, стрельцы усердно занимались торговлей, что мало способствовало поддержанию их боеспособности. К тому же близость к властям предержащим, стремление последних подкупить и «приласкать» стрельцов — все это в условиях политического и династического кризиса приводило к распространению в стрелецкой среде преторианских настроений, превращало эту наиболее боеспособную часть армии в опасный инструмент политической борьбы.

Таким образом, кризис имел в своей основе серьезные социальные проблемы — недееспособной оказалась не только армия, но и вся система служилых чинов, которые, собственно, эту армию и составляли. У Петра I даже не было необходимости разрушать старую чиновную систему — к концу XVII в. она окончательно выродилась и быстро распадалась. Выход из этого социального тупика царь видел в кардинальном изменении статуса одних социальных групп, ликвидации других, создании третьих. Следствием стала крупномасштабная социальная реформа.

Не менее остро кризис русского общества конца XVII в. проявился в сфере общественного сознания. Многие люди, привыкшие жить «по старине», были смущены ожесточенной борьбой, которая развернулась во второй половине XVII в. в недрах русской православной церкви между сторонниками патриарха Никона и сторонниками протопопа Аввакума, а потом перекинулась на отношения между Никоном и царем Алексеем Михайловичем. Страшное слово «раскол» разделило всех православных на два непримиримых лагеря: никониан и старообрядцев. Церковные диспуты сменялись ссылками, сожжениями на костре идейных противников официальной церкви. Эти жестокие меры в отношении вчерашних единоверцев, а теперь, по терминологии властей, «раскольников» порождали народное религиозное движение старообрядцев, их скрытое и даже вооруженное сопротивление власти, посягнувшей на священную веру отцов и дедов. Раскол в церкви не был случаен, он отражал общий разброд в сознании русских людей. Это традиционное, средневековое сознание дало глубокое трещину. У людей

второй половины XVII в. стало меняться отношение к окружающему миру и многим жизненным ценностям, что особенно заметно по художественной литературе: на смену традиционному герою — тихому праведнику, думающему о Боге, отрицающему суету мира, приходит новый человек — жизнелюбивый, активный, с новыми, вполне прозаичными, материальными целями в жизни.⁴ Для многих думающих людей становится очевидно, что выход России из тупика, раздора — в приобщении к плодам европейской культуры, а плоды эти и достижения понимались как успехи техники, коммерции, естественных наук. В Москву приезжало все большее число военных, инженеров, мастеров разных профессий. За ними потянулись деятели культуры, прежде всего — церковные деятели из Киева — центра тогдашней православной богословской и литературной учености. Они несли с собой новые знания, эстетические и философские представления, менявшие старинные традиции русской православной и культурной изоляции. Все это встречало ожесточенное сопротивление консерваторов. Русское общество бурлило в спорах и разногласиях. Этот идейный кризис еще больше обострился, когда разгорелась распря между патриархом Никоном и царем Алексеем Михайловичем. В основе борьбы этих двух незаурядных, честолюбивых людей лежал старый серьезный конфликт между светской и духовной властью. Он закончился победой первой: Никон был лишен сана и отправлен в ссылку, но сам факт борьбы двух лидеров был встречен обществом с немалым смущением — подобного скандала ранее не было со времен Ивана Грозного.

Идейный кризис русского общества еще больше обострился в начале 80-х годов XVII в., во время драматических событий 1682 г. Они свидетельствовали, что кризис в России получил еще два новых аспекта — династический и одновременно политический. Он продолжался довольно долго, до 1689 г., и в немалой степени способствовал расшатыванию некогда незыблемых основ традиционного общества и его государственности. Страна вступила в полосу политической борьбы за власть. После смерти царя Федора Алексеевича в апреле 1682 г. группа, сплотившаяся вокруг второй жены царя Алексея Михайловича царицы Натальи Кирилловны из рода Нарышкиных и боярина Артамона Матвеева, совершила, в сущности, дворцовый переворот: на престол возвели Петра I, хотя старшим в роду был царевич Иван, сын Алексея от первого брака с Марией Милославской. Ответ «партии» Милославских был страшен: поднятые на бунт стрельцы растерзали Матвеева, братьев царицы Натальи и многих других ее сторонников. В результате стрелецкого мятежа установилось двоевластие царей Петра и Ивана, а фактически власть оказалась в руках волевой, честолюбивой царевны Софьи Алексеевны, приблизившей к себе князя Василия Голицына и Федора Шакловитого. До 1689 г. сохранялось неустойчивое положение, когда власть находилось у Софьи, но она начала испытывать давление со стороны группировки мужавшего

Демин А. С. Писатель и общество в России XVI—XVII веков. М., 1985.

Петра. Все это сопровождалось интригами при дворе. Нарыв лопнул в августе 1689 г., когда заподозривший покушение Петр бежал из Преображенского в Троице-Сергиев монастырь и противостояние двух «партий» — Нарышкиных и Милославских — закончилось поражением последних. Царевну Софью отправили в монастырь, а ее сподвижники оказались в опале. Этим политическая борьба не завершилась: она отразилась в заговоре И. Цыкле-ра и А. Соковнина в 1697 г., а позже — ив восстании стрельцов

Подавив стрелецкий бунт и жесточайшим образом расправившись с побежденными, Петр отказал в доверии правительству своего дяди боярина Льва Нарышкина и взял управление страной в собственные руки. С этого момента Петр начинает проводить новую кадровую политику, направленную на замену старой правительственной верхушки новыми людьми, на утверждение новых принципов продвижения по службе.

В связи с вышесказанным возникает вопрос о личностном факторе в реформах. Раз кризис назрел, то он должен был неизбежно разрешиться, с участием Петра I или без него. «Ветер истории» уже дул в направлении реформ, и мы можем предположить, что без Петра I средства выхода из кризиса, возможно, были бы иными, постепенными и не такими жестокими. И все же влияние личности Петра I, его интеллекта и психологических установок имело огромное значение для реформ. Намерения начать преобразования были обусловлены тем, что царь не только осознавал кризис в политической, военной и социальной сфере, но и полностью отрицал старомосковский, традиционный образ жизни. Конечно, истоки этого неприятия не в том, что Петру I были неудобны старые одежды, противен вид бород. Важно, что политическая судьба молодого Петра I складывалась крайне драматично. Начиная с майского 1682 г. бунта стрельцов, когда на глазах десятилетнего мальчика толпа растерзала ближайших его родственников, и до ночного бегства Петра I в Троице-Сергиев монастырь в августе 1689 г. политическая обстановка была враждебна молодому царю. Да и позже, придя к власти, он опасался заговоров и бунтов, и не без оснований. В итоге тот заряд ненависти к боярам, стрельцам, старому укладу жизни, который царь Петр I вынес из своих детских и юношеских лет, стал важным психологическим стимулом в его реформаторской деятельности, способствовал ее радикализации. Так, в истории строительства новой столицы, Санкт-Петербурга, проявилась не только рациональная предусмотрительность царя, стремившегося освоить и закрепить за Россией невские берега, но и максималистское желание начать свою жизнь заново, вдали от традиционной, враждебной ему Москвы. Петербург создавался отчетливо как антипод Москвы, противопоставлялся ей как город, обладавший иными, лучшими, т. е. европейскими чертами. Это крайне важно для понимания реформ.

Поездка за границу (1697—1698 гг.), длительное пребывание в Голландии и Англии — странах, в то время технически очень развитых (а это было решающим критерием в тогдашнем европейском понятии культуры), укрепило отвращение Петра I к русской

традиционной жизни. Он считал «старину» не просто опасной и враждебной лично ему, царю Петру I из клана Нарышкиных, но тупиком для России, свидетельством ее очевидного технического, военного, культурного отставания от других европейских стран. Западная же модель жизни во всем ее многообразии — от орудий труда до государственных институтов и мелких черточек быта — стала для него образцом, по которому он переделывал свою страну, беспощадно расправляясь со «стариной».

Важен еще один факт, поясняющий это. Петр I, устраненный от власти в 10 лет, оказался в Преображенском, вдали от Кремля, от той культурной среды, которая сразу и стесняла личность царевича, и воспитывала ее. Он обрел полную свободу, которая сформировала его весьма своевольный нрав. В то же время царь не получил, подобно своему отцу или старшему брату Федору, традиционного православного образования, позволявшего им разбираться в сложных вопросах веры, церковной литературы и культуры на равных с церковными иерархами. Более того, русский царь оказался совершенно безграмотным человеком, до конца жизни не знавшим правил орфографии и писавшим многие слова по фонетическому принципу. Конечно, дело не в уровне богословской подготовки царя или его грамотности (хотя и это весьма важно), а в том, что Петр не усвоил той совокупной системы ценностей, которые были присущи традиционной русской культуре, основанной на православии и гордом сознании исключительности православного духа и образа жизни. Наоборот, Петра втянула в себя типично протестантская модель существования в реальном, прагматическом мире конкуренции и личного успеха, который и освящал такой не похожий на православного протестантский Бог. Этой модели жизни Петр во многом и следовал в своей деятельности.

Следствиями упрочения этой идеи в петровском (можно сказать и шире — в русском) реформаторстве стали, с одной стороны, неизвестная допетровской России открытость общества, готового перенять все самое новое, хорошее (как, впрочем, оказалось на практике — и вполне плохое), а, с другой стороны, — то, что в современной историографии называется «догоняющей моделью» развития. Она подразумевает непрерывную, подчас на пределе сил общества, гонку за наиболее развитыми странами, а также острое, почти эсхатологическое сознание отставания, неминуемо ведущего Россию к гибели. Противовесом этому мировосприятию в позднейшем времени стала консервативная по сути идея некоей исключительности России, особого «русского пути» в истории.

Еще одно общее наблюдение. Речь идет о роли войны в петровских реформах. Кажется преувеличением широко распространенное утверждение о том, что Северная война отражала «стремление молодой нации к морю» (К. Маркс). На протяжении всего XVII в. шведы не препятствовали русской торговле через захваченные ими территории Восточной Прибалтики, да и западное направление не было никогда главным для русской торговли, ориентированной на Архангельск. Петру с огромным трудом, драконовскими мерами удушения архангелогородской торговли удалось

повернуть товарные потоки в западном направлении — к Петербургу и Риге. Но и потом, до времен Елизаветы и Екатерины II, Петербург как торговый центр и порт требовал постоянных финансовых вливаний и поддержания парниковой, искусственной атмосферы исключительных для него льгот и привилегий. То же самое можно сказать о русском коммерческом мореплавании: русские торговые корабли до середины XVIII в. были экзотической редкостью в портах Европы, а практически вся торговля велась на иностранных судах, т. е. так же, как при шведах.

Другое дело, что начатая в 1700 г. Северная война действительно преследовала цель возвращения «отчин и дедин» — территорий, некогда отобранных шведами у России в начале XVII в. В тех условиях фактор «восстановления справедливости», реваншизма играл важную роль во внешней политике. Кроме того, война не рассматривалась в те времена как несчастье, катастрофа. Тогда была распространена концепция полезности войны, приносившей славу и новые территории государю, чины и ордена генералам, подвиги и приключения офицерам, трофеи солдатам и престиж государству, военной мощи которого должны были побаиваться соседи. Война была и средством решить внутренние проблемы, «выпустить застоявшуюся кровь» армии. Наконец, война была вызвана и агрессивностью молодого царя, который, как его коронованный приятель Август II и коронованный же враг Карл XII, искал войну, «поле» войны, чтобы утвердить себя как государя-воина и, конечно, как победителя. Наконец, эта война отражала характерные для русской политики предшествующего периода геополитические цели России.

Говоря о связи войны и реформ, заметим, что Северная война была стимулятором многих технических, социальных и иных процессов. Благодаря острой военной потребности, усугубившейся в результате поражения под Нарвой, процесс реформирования в стране пошел просто стремительно. Это касалось не только разрушения уже непригодной служилой структуры и других институтов, но и создания всего того нового, что в иное, мирное, время создавалось бы десятилетиями. Так, война дала невиданный по силе стимул для экономического строительства, русская промышленность была создана исключительно благодаря военным заказам, финансировалась казной и полностью ориентировалась на войну.

Еще одна особенность петровских реформ состоит в неясности хронологии преобразований. Дело в том, что точно сказать, когда начались реформы, мы не можем. Условной гранью их начала следует считать рубеж XVII и XVIII вв., а конец приходится на 1725 год, когда, со смертью Петра I, реформы оборвались. Важно отметить, что преобразования в различных сферах начинались разновременно и поэтому надолго растянулись. Это для русского общества оказалось весьма мучительным испытанием. Реформаторский процесс проходил в «рваном» ритме, реформы не согласовывались между собой, и создаваемые элементы новой государственной и социальной структуры долгое время не складывались в единое целое. Лишь к концу петровского царствования стали

видны очертания новой постройки, главные части всей конструкции того «регулярного государства» (так впоследствии его назовут историки), которое создавал Петр I.

Эти особенности петровских преобразований привели некоторых исследователей (прежде всего П. Н. Милюкова) к выводу о том, что не было никакого плана реформ, а была просто суета психопатичного царя, «затыкание» образующихся в ходе тяжелой Северной войны «дыр» в экономике и политике,так что Петр I лишь по ошибке назван царем-преобразователем, а на самом деле реформа прошла без реформатора.⁵ Разумеется, это крайняя точка зрения, и она страдает односторонностью. Конечно, у Петра I часто не бывало не только плана некоторых конкретных преобразований, но и достаточно ясного представления обо всех аспектах реформ. И все же следует признать, что при нем в стране произошли крайне важные реформы, повлиявшие на все стороны ее жизни, и эти реформы были вполне осмысленны, целенаправленны, а некоторые — очень хорошо обеспечены значительной подготовительной работой. В немалой степени именно поэтому преобразования Петра I в конечном счете и достигли своих целей, а созданные в ходе них институты пережили реформатора на два столетия.

Государственные преобразования Петра I отчетливо делятся на два этапа. Первый начинается с конца XVII в. и продолжается до 1711 г. Затем до 1717 г. идут лишь некоторые корректировки в созданных в ходе первого этапа институтах, но без кардинального изменения их. С конца 1717—начала 1718 г. наступает второй этап реформ и активность реформаторской деятельности резко возрастает. Преобразования, начатые в сфере государственного аппарата, перебрасываются на другие области жизни русского общества, прежде всего — на социальную. И когда в январе 1725 г. Петр Великий умер, масштабы и глубина произведенных им преобразований были таковы, что, несмотря на желание пришедших после него контрреформаторов вернуться к «старому порядку», это было уже невозможно. Рассмотрим главные черты и особенности первого этапа реформ Петра Великого.

Довольно скоро после нарвского начала Северной войны было признано, что победа в войне не может быть достигнута, как ошибочно думали поначалу и Петр I, и его окружение, только реформированием армии, созданием новой системы набора солдат, вооружения, снабжения и тактики ведения войны, или строительством заводов и фабрик, обеспечивающих армию всем необходимым. Одной из первоочередных проблем реформ — по мере нарастания масштабов войны — стала проблема власти, точнее — совершенствования всех механизмов властвования, которые должны были обеспечить не только порядок в стране, но и эффективную работу

⁵ Милюков Л. И. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. 2-е изд. СПб., 1905.

аппарата, а через него — всего государства — на нужды войны. Здесь возникли новые проблемы. Строительство флота, создание новой армии, сама война — все это привело не только к резкому увеличению объемов работы учреждений, но и к расширению и без того уже значительной сферы деятельности государства. Так, например, в 1695—1696 гг. в России впервые появилось довольно сложное адмиралтейское дело. Поначалу им ведал Судный Московский приказ, для которого это было явно постороннее занятие, и поэтому к 1700 г. возникла потребность передать дела флота вновь созданным специализированным приказам — Адмиралтейскому и Военно-Морскому: первый ведал материальной основой флота, а второй — кадрами моряков, специалистов, рекрутов для флота. Но создание специализированных учреждений тогда не было правилом и не знаменовало собой новый подход к реформе аппарата. Так, в 1700 г. вместо двух самостоятельных приказов, Рейтарского и Иноземного, был создан Военный приказ, ведавший делами армии. Но это не привело к централизации в военном управлении: рядом с ним сохранялось еще около десятка учреждений, которые тоже занимались проблемами армии.⁶ Очень часто появление нового дела вело не к созданию специализированного приказа, а лишь к передаче его уже существующему приказу, который руководил массой подобных же дел. Так, Посольский приказ — внешнеполитическое ведомство — долгое время отвечал за промышленность на том основании, что некогда, при царе Алексее Михайловиче, заводы организовывали иностранцы, находившиеся в компетенции Посольского приказа. Эта практика сохранялась и при Петре I до образования коллегий по делам промышленности. Очевидные, естественные процессы централизации управления, проходившие в конце XVII—начале XVIII в., могли неожиданно прерваться встречным движением — децентрализацией его. В 1699 г. была создана Ратуша, которая стала центральным финансовым органом, однако значительная часть приказов — таких крупных, как Военный, Адмиралтейский, Земский, продолжала иметь собственные финансы и взимать свои общегосударственные налоги. Одновременно возникали и новые финансовые учреждения, дробившие финансовое ведомство.

Поначалу у Петра I не было цели кардинальным образом реформировать всю систему власти или самые важные ее элементы. Он стремился достичь победы в войне с помощью тех учреждений, которые у него были под рукой, образуя, подобно своим предшественникам, по мере надобности новые приказы (их стало модно называть с начала XVIII в. «канцелярии») или перераспределяя функции старых.

Но уже первые годы войны показали, что государственная машина не в состоянии справиться с масштабами все возрастающей нагрузки и начинает давать сбои. Схема допетровского государственного аппарата была достаточно проста: Боярская дума—прика-

Автократов В Н. Военный приказ: (К истории комплектования и формирования войск в России в начале XVIII века) // Полтава К 250-летию Полтавского сражения М., 1959 С. 228—245.

зы—воеводы и органы

ской думы. В литературе ст™о тоадипи ^КРИЗИС ^инститУ^та Бояр-нейшие черты Думы посланий пепип°^ННЬШ ^{отличать} характер-черт, которые были примечательны лл*^Д ^ее ^ствования от тех од. Речь идет об Усил^иГб_юрократ^Д„₃"о^Нии V^* ^РЗННИЙ ^Пер«-с одной стороны, в увеличении спели?^Ц' ^КОтоР^ая выразилась, ставителей неродовитой ™у7ы₀Твъ£"™1 ™ ^числа W лу преобладания принципа личной р:^Р_г^ОкР^атии' выдвинутых в си-ности, а, с другой стороны - _Вобоа₃о?^УГИ ^НЗД ^пР^инЧ^ипом знат-щего судебного института Бояпской л^Г™ ™^{стоянно} Д^ейс™ую-Действительно, процесс бюшкпати^ ~ ^РаспР^авной палаты.? шедший в России XVII в _KOSf«R ^Ц™ Управления, активно лишь коснулся - к концу ХУЛ в Бо^пг^ЯР"^СК0Й ^думы' ^но ^именно одолеть свою аморфность и приобрести -^ДУМе ^не У^далось ^пРе-структурные, ДелопроизводстЕые фоЕ^Иот^ВЫС ^юР^{вдически}^ дение от группы приглашенных на cnZ^P ' ^0Тличающие учреж-них» людей. Это позволило В И Сеогеа^ЩаНИе ^К ^МОнархУ ^<<ближ" обще никакой Боярской думы не быж>*^У ^yTBeP^^aTb- что во-

Было несколько причин кпичигя _м ^

Боярской думы. Возможно, Sa из "^ВДу^Щей ликвидации

заключалась в том, что в России благолап ^КШС ^^и ^паР^аД°^кс^ьно,

так и не сложилась аристократая??а п^Я ^CBOeo6P^a³™ ее истории

ростки ее уничтожали сначала татао?ки^Р°^{ТЯЖеНИИ} ^МНОГИХ ^веков

бииственных распрях князья - ипеЙ»*™¹ ^П°^Т°^М ^В ^братОу"

цари. Как известно, упрочение koSI " ^СОседи ^и' «^аконец,

сопровождалось рег^л^ым и поЗ_ВНк^°" ^ВЛа5™ ^В ^ЕврОПе ^не

ванной знати, а практика постоянных цеь ^{истреблени}ем титуло-