9. Прежде всего, следовательно, нужно обернуться страхом Бо-
жиим для познания Его воли, [предписывающей], что мы должны
желать и от чего удаляться (Пс. 11, 2)1. Этот страх необходимо воз-
буждает мысль о нашей смертности и о будущей смерти и как бы
пригвождает к крестному древу всякое возбуждение гордыни, при-
колачивая [нашу] плоть. Затем нужно сделаться кроткими посред-
ством благочестия и не прекословить Божественному писанию,
[независимо от того], понятно оно, когда язвит некие наши пороки,
или не понятно, как будто мы можем лучше разуметь и лучше на-
ставлять. Скорее нужно думать и верить в то, что лучше и истин-
нее написанное в нем, даже если оно неясно, чем в то, что мы мо-
жем стать мудрыми лишь благодаря самим себе.
10. За этими двумя ступенями — страха и благочестия следует
третья ступень — [ступень] знания, о чем я сейчас решил вести речь.
Ибо на этой [ступени] испытывает себя тот, кто усердно стремится
к изучению Божественного писания. Ничего иного он в нем не найдет,
' Мысль о страхе Божьем как о начале познания — сквозная христианская
мысль. Ср.: «А где Бог, там и страх Божий, который есть начало премудрос-
ти» (Пс. 110, 10; Притч. 1, 7). «Где страх Божий, там и добросовестная серь-
езность, ревностное прилежание, беспокойная забота, вдумчивое посвящение
в сан, обдуманное общение, продвижение по заслугам, благоговейное подчи-
нение, преданное служение, скромное появление, единая церковь и все — Бо-
жье» (Тертуллиан. О прескрипции против еретиков // Тертуллиан. Избран-
ные сочинения. М., 1994. С. 128; далее: Тертуллиан. Избранные сочинения).
кроме того, что нужно любить Бога ради Бога и ближнего ради Бога,
и любить Его всем сердцем, всею душою, всеми помыслами, ближне-
го же, как самого себя (Мф. 22,37-39), то есть чтобы всецелая любовь
к ближнему, равно как и к себе самим, была бы похожа [на любовь]
к Богу, Об этих двух заповедях мы толковали в предшествующей кни-
ге, когда вели речь о вещах. Значит необходимо, чтобы вначале каж-
дый обращался к Писанию, обладая любовью к этому миру, то есть
к временным вещам, и, будучи тесно с ним связан, оказывался надол-
го отлученным от такой любви к Богу и от такой любви к ближнему,
которой требует Писание. Тогда же тот страх, благодаря которому он
помышляет о Божием суде, и то благочестие, благодаря которому он
и может только верить и повиноваться авторитету священных книг,
побуждают его скорбеть о самом себе. Ибо этакое благонадежное зна-
ние созидает человека не превозносящего себя, но горько на себя се-
тующего. С помощью этого аффекта он усердными молитвами доби-
вается божественной помощи, чтобы не истощить себя отчаянием,
и ступает на четвертую ступень, то есть [на ступень] отваги (fortitudo),
где он алчет и жаждет праведности. При такой страсти он избавляет-
ся от всякой смертоносной вещной привлекательности и, вследствие
этого, отвратившись [от нее], нацеливается на любовь к вечному, то
есть на неизменяемое единство и равенство в Троице.
11. Как только он, насколько возможно, узрит Ее в сияющей да-
ли и глубоко прочувствует, что по слабости зрения он не может вы-
держать такой свет, то на пятой ступени, то есть в совете милосер-
дия, он постарается очистить некоторым образом бунтующую душу,
обеспокоенную охватившей ее нечистотой из-за страсти к низкому.
Здесь же он усердно упражняет себя в любви к ближнему и в этом
совершенствуется. И уже исполненный надежды и крепкий силами,
достигнув состояния любви к врагу, восходит на шестую степень,
где уже сам очищает око, которым может видеть Бога столько,
сколько могут видеть те, кто, по мере возможного, умирает для это-
го мира. Ибо видят они настолько, насколько умирают для этого ми-
ра, а поскольку живут в нем, не видят. И потому хотя уже истиннее
и не только терпеливее, но даже приятнее начинает казаться виде-
ние света того, однако до сих пор о нем говорят, что он видится «га-
дательно» и «сквозь [тусклое] стекло» (1 Кор. 13,12), ибо [человек]
ходит скорее «верою, чем видением (species)» (2 Кор. 5, 7), так как
мы пришельцы в сей жизни, «наше же жительство — на небесах»
(Флп. 3, 20). На этой же ступени он так очищает око сердца, что не
предпочитает истине самого себя, и не равняет [с нею] ближнего,
следовательно, и себя самого, так как [не равняет с нею] того, кого
любит как самого себя. Значит, он будет святым по сердечной про-
стоте и чистоте настолько, что не сможет отвратиться от истины ни из
человекоугодия, ни из желания избегать неких невыгод своих, кото-
рые противятся такой жизни. Такой сын достигает мудрости, кото-
рая есть последняя седьмая ступень, которою он наслаждается, уми-
ротворенный и успокоенный. Ибо «начало мудрости — страх Госпо-
день» (Пс. НО, 10). Ведь от страха к мудрости стремятся через эти
ступени и проходят их.
