Философия познания И.Канта

Иммануил Кант (1724 — 1804 гг.) — сын шорника и домохозяйки. Он — основоположник классической немецкой философии, автор многочисленных сочинений, в том числе трех знаменитых " Критик ": " Кри­тики чистого разума ", " Критики практического разума ", " Критики способности суждения ". Им написаны: " Мысли об истинной оценке живых сил ", " Всеобщая история и теория неба ", " Ложное мудрствование в четырех фигурах силлогизма ", " Наблюдение над чувством прекрасного и возвышенного ", " Идеи всеобщей истории во всемирногражданском плане ", " Метафизические начала естествознания ", " Рели­гия в пределах только разума ", " О педагогике " и др.

Кант приходит к мысли о том, что метафизика, подобно физике, тоже должна быть переосмыслена в самой своей основе, причем методологически. Только это приведет ее к результатам той строгости и конкретности, которых достигла физика. Он исследует возможность совместимости физики и метафизики, обращается к анализу предельных оснований метафизики (познания). Высказывает убеждение, что геометрия и опыт немыслимы без поддержки метафизики. Кант при­ходит к выводу о том, что традиционная формальная логика существенноотличается от логики реальной действительности. Постепенно у него зреет мысль о том, чтобы вместо логических абстракций, этих "воздушных замков", было бы лучше обратиться к данным частных наук. Не остается в стороне от Канта и проблема доказательства бытия Бога. Он даже предлагает свое доказательство — "от возможного": невозможно, чтобы все было невозможным. Но воз­можное предполагает бытие как его условие. Значит, должно существовать нечто абсолютно необходимое; оно-то и есть Бог.

Кант отделяет этику от метафизики, ибо способность к теоретическому познанию истины не та же самая, что способность к добру. Благо улавливается "моральным чувством". Он приходит к выводу о необходимости отказа от преподавания философии в духе догматизма, а также скептицизма. Считал более важный научить людей думать, философствовать критически. Он с негодованием отнесся к сочинению Сведенборга (" Небесные тайны "), в котором снови­дения выдаются за науку. Сны, по Канту, потому и сны, что принад­лежат лишь тому, кто их видит, оставаясь в сфере личного, а потому непередаваемого. Наконец, он приходит к мысли о том, что метафизика должна заниматься выяснением пределов разума.

В подготовленной в 1770 г. диссертации " О форме и принципах чувственного и интеллигибельного мира ", Кант дает пропедевтику к метафизике, понятой как наука о принципах чистого ра­зума. Здесь четко проводятся границы между познанием чувственного и познанием умопостигаемого. Первое обязано воспринимающей чувственности субъекта, аффекты которого свидетельствуют о существова­нии объекта. Чувственное познание преподносит вещи, как они являются субъекту, а не каковы они сами по себе. Это — познание феноменов, как меры проявленности вещей (феномен — являющееся). Ум, интеллект имеют дело с тем, что не обнаруживается в чувствах. Это — ноумены, дающие представление о вещах, как они есть (ноу­мен — данное в размышлении). Именно интеллекту, считает Кант, мы обязаны такими понятиями, как возможность, существование, необходимость, и т. п., о которых чувства молчат.

Чувственное познание интуитивно, так как оно непосредственно. Все чувственное проявлено во времени и пространстве. Возникает вопрос о природе пространства и времени как условии чувственного познания. Так Кант приходит к идее написания своей основной работы — " Критики чистого разума ". Понадобилось 12 лет, чтобы эта работа вышла в свет.

Кант приходит к выводу о том, что научное познание по природе есть не что иное, как "априорный (доопытный, внеопытный) синтез". Это потребовало от него разработки проблемы основания такого синтеза. От того, насколько обоснован априорный синтез, зависит фундамент математики и геометрии, а также физики. Без такого обоснования, считает Кант, нельзя дать ответ и на вопрос отом, возможна ли метафизика как наука. Если выяснится, что это невозможно, тогда остается вопрос: почему человеческий разум упорно формулирует и питается рассматривать метафизические проблемы.

Научное познание интересуют суждениявсеобщие и необходимые, и при этом дающие прирост знания. Кант характеризует суж­дения, значимые для науки, дает их перечень. Он различает анали­тические суждения (например: всякое тело протяженно), в которых знание, содержащееся в предикате, уже заключено в субъекте, и синтетические суждения (например: всякое тело имеет вес), в кото­рых знание, заключенное в предикате, не содержится в субъекте суж­дения. В синтетических суждениях предикат добавляет к субъекту неч­то принципиально новое.

Аналитические суждения формулируются априорно (независимо от опыта), они универсальны и необходимы. Но такие суждения не при­бавляют нового знания. Такие суждения широко используются наукой для объяснения, но не для обоснования своих положений. Синтетические суждения дают приращение знания. Основываясь на опыте, мы чаще всего прибегаем к синтетическим суждениям, например, в экспе­риментальных науках. Но опытные (апостериорные) синтетические су­ждения не обладают всеобщностью и необходимостью. Это значит, что такие суждения не могут быть фундаментом науки. Фунда­ментом науки могут быть только суждения, в которых присутствует и всеобщность и необходимость, и способность давать новое знание, — априорные синтетические суждения. К числу последних относятся все арифметические и геометри­ческие суждения. Априорными синтетическими суждениями являются, по Канту, и все теоретические суждения физики. Метафизика — это сфера, где господствуют синтетические априорные суждения, характеризующиеся особыми условиями их обоснованности.

Кант ищет критерий обоснованности априорных синтетических суж­дений. Обоснованность аналитических априорных суждений заключена в них самих, поскольку в них имеет место совпадение субъекта и предиката. Эта обоснованность вытекает из принципов тождества и непротиворечия. Основание синтетических апостериорных (опытных) суждений — опыт. Априорные синтетические суждения, в отличие от двух предыдущих разновидностей, не могут опереться ни на принцип тождества, ни на принцип противоречия, не вытекают они и из опыта. Поиск обоснования априорных синтетических суждений и выльется в систему кантовского критицизма.

Кант считал, что разум видит только то, что создает по собственному плану, что он с принципами своих суждений должен идти вперед согласно постоянным законам и заставлять природу отвечать на свои вопросы. В противном случае, наблюдения, произведенные слу­чайно, без заранее составленного плана, не будут связаны необходимым законом, между тем как разум ищет такой закон и нуждается в нем. Разум должен подходить к природе, с одной стороны, со своими принципами, сообразно лишь с которыми согласующиеся между собой явления и могут иметь силу законов, и, с другой стороны — с экспериментами, придуманными сообразно этим принципам для того, чтобы черпать из природы знания, но не как школьник, которому учи­тель подсказывает все, что он хочет, а как судья, заставляющий свидетеля отвечать на предлагаемые им вопросы. Придержива­ясь такого подхода "естествознание впервые, — как считает Кант, — вступило на верный путь науки после того, как оно в течение многих веков двигалось ощупью". В метафизике, в отличие от естествознания, продолжаются все те же шатания, поэтому она все еще остается в донаучном состоянии.

Кант предлагает принцип, согласно кото­рому не субъект открывает законы в объекте, а, наоборот, объект должен приспосабливаться к субъекту, стать познаваемым по законам субъекта. Кант исходит из того, что объекты, возможно, приспосаб­ливаются к нашему чувственному созерцанию. Не интеллект вырабаты­вает понятия, способные выразить объект, но, наоборот, объекты, как только они помыслены, начинают регулироваться и согласовывать­ся с понятиями интеллекта. Таким образом, основанием априорных синтетических суждений становится чувствующий и мыслящий субъект, субъект с его законами чувственности и интеллекта.

Кант вводит понятие — " трансцендентальное ". Трансцендентальным он называет априорное знание, благодаря которому мы узнаем, что те или иные представления, созерцания, понятия приме­няются и могут существовать исключительно априорным способом, а также знание о том, как это возможно. Трансцендентальное ка­сается возможности, или применения априорного познания. Кант назы­вает трансцендентальными структуры чувственности и рассудка. Они априорны, поскольку свойственны субъекту. Это такие структуры, без которых невозможен никакой опыт по поводу какого бы то нибыло объекта. Трансцендентальное — это необходимое условие чувственной воспринимаемости и мыслимости объектов. У Канта объект существует только относительно субъекта. Субъект вносит организующее начало познания в объект в процессе познавательного действа.

Кант разрабатывает теорию чувственного познания и его априор­ных форм. Эту теорию он называет трансцендентальнойэстетикой, что не следует смеши­вать с обычным употреблением термина «эстетика». Трансценден­тальная эстетика изучает чувственные структуры, с помощью которых человек воспринимает ощущения, формы чувственного познания, апри­орные, опять же, принципы чувственности. По Канту: ощущение это действие предмета на способность представления; чувственность (восприимчивость) — способность получать представления тем спосо­бом, каким предметы воздействуют на нас; созерцание — непосредственное познание объектов. Человечес­кий рассудок не созерцает, но, когда он думает, всегда сверяется с чувственными данными. Объект чувственного познания (созерцания) называется феноменом. В чувственном опыте мы улавливаем не объект как таковой, но то, как он нам предстает. Ощущение — это изменение, которое объект производит в субъекте.
В феномене (в объекте, как он дан в чувственном опыте) Кант различает фор­му и материю. Материя всегда апостериорна. Форму задает субъ­ект, благодаря чему чувственные данные выстраиваются в определенные отношения. Форма как таковая — это способ функцио­нирования нашей чувственности, она является априорной. Кант назы­вает "эмпирическим созерцанием" познание, в котором присутствуют ощущения, а "чистым созерцанием" — форму, предшествующую материи и конкретным ощущениям. Есть две формы чувственности, или чис­того созерцания: пространство и время. Пространство и время у Канта из онтологических структур объектов превращаются в функции субъекта, становясь "чистыми формами чувственного созерцания как принципами познания",

Пространство и время как априорные формы чувственности позна­ются субъектом изнутри: как форма (способ функционирования)внешнего чувства или условие чувственного представления внешних объектов (пространство), и как форма (способ функционирования) внутреннего чувства, обнимающая все феномены (время). По Канту, у разумных существ, отличающихся от людей, пространство и время как формы чувственности могут вообще отсутствовать. Пространство и время эмпирически ре­альны (объект дан внутри них) и трансцендентально идеальны (они суть только формы субъекта, а не объекта, формы чувственного созерцания). Сами же по себе объекты открыты только созерцанию Божественного рассудка. Важно подчеркнуть, что хотя форма чувственного познания зависит от нас, содержание ее не зависит от нас, оно задано извне.

Геометрия и математика, считает Кант, своим фундаментом имеют не содержание, а форму, их основа заключается в "чистом созерцании пространства и времени". Отсюда вытекает абсолютность и всеобщая необходимость положений геометрии и математики. Так, в геометрии, когда мы говорим, что три линии образуют треугольник, то мысленно конструируем треугольник, синтетически ограничивая пространство посредством априорного созерцания. В математике в соответствии со вре­менем мы производим сложение, вычитание, умножение.

Используя априорные синтетические суждения, однако, мы не идем дальше чувственных объектов. Даже математика с геометрией, несмотря на их универсальность и необходимость, замкнуты в сфере феноменов.

Кант разрабатывает теорию априорных форм рассудочного познания, или трансцендентальную аналитику, которая следует за теорией чувственного познания (трансцендентальной эстетикой). После того, как объекты обретают чувственную данность, они обдумываются. Если без чувственности нет никакого объекта, то без рассудка ничто не может мыслимо. Мысли без созерцания пусты, созерцания без мыслей слепы. Познание рождается в союзе рассудка и чувств. Не следует, однако, смешивать чувства и рассудок.

Наука о рассудке — логика, которую Кант подразделяет на общую и трансцендентальную. Общая логика абстрагируется от содержания. Она изучает законы и принципы мышления, а также способы их упот­ребления. Это не что иное, как аристотелевская логика, которую можно уточнять лишь в деталях, т. к. она, по выражению Канта, родилась почти совершенной.

Трансцендентальная логика не абстрагируется от содержания. Эта логика исследует понятия в их содержании. Кант раз­личает эмпирические и чистые понятия. Эмпирические понятия содер­жат чувственные элементы. Чистые понятия не включают в себя ничего чувственного. Кстати, рассудок, рассматривая чистые созерцания пространства и времени, абстрагируется от эмпирических связей, но не абстрагируется от самих пространственно-временных связей. Трансцендентальная логика изучает также происхождение по­нятий, прежде всего априорных понятий рассудка.

В свою очередь, трансцендентальная логика подразделяется на аналитику и диалектику. Аналитика раскладывает рассудок в поиске априорных понятий, и систематически изучает их применение. Аналитика, "изучающая начало чистого рассудочного знания, и принципы, без которых нельзя мыслить ни один предмет, есть трансцендентальная аналитика и вместе с тем логика истины".

В отличие от чувственности, которая созерцает, рассудок мыслит посредством понятий. Понятия, по Канту, — это не созерцания, а функции. Понятия упорядочивают некие множества под знаком общего представления. Рассудок, следовательно, есть способность суждения. Рассудок занимается унификацией материала, представляемого чистым созерцанием, опирающимся на пространство и время как априорные формы созерцания. Эта унифицирующая активность рассудка именуется Кантом " синтезом ". Результатом такого синтеза становятся " чистые понятия ", или " категории ". Категории — своеобразные законы рассудка. Категории — это не содержательные понятия, представляющие признаки бытия, а синтезирующие формы. Они носят всеобщий и необходимый характер. По Канту, можно перечислить (инвентаризировать) все категории рассудка, коль скоро они формы рас­судка, а не отражение бесконечного содержания объекта. Категорий столько, сколько имеется форм суждений. Формальная логика во времена Канта насчитывала двенадцать форм суждений. Стало быть, и категорий должно быть двенадцать. Суждениям с точки зрения количества (общим, частным и единичным) соответствуют три категории — единство, множественность, целокупность. Трем видам суждений, различаемым по качеству (утвердительные, отрицательные, бесконечные) соответствуют категории реальности, отрицания и ограничения. Трем видам суждений по отношению (категорическим, гипотети­ческим и разделительным) соответствуют пары категорий: субстанции и ак­циденции, причинности и зависимости, взаимодействия активного и пассивного. Трем разновидностям суждений по модальности соответствуют также пары категорий: возможности—невозможности, существования—несуществования, необхо­димости—случайности.

Кант прибегает к т.н. трансцендентальной дедукции, благодаря которой как бы узаконивается познавательная ценность категорий. Это нужно для того, чтобы реализовать тезис, согласно которому не катего­рии вытекают из объектов, а, наоборот, объекты следуют из чистых понятий (категорий). Категории, как и трансцендентальные формы чув­ственности (пространство и время), суть условия мыслимости данного в опыте предмета. Кант видит два пути согласова­ния мыслимости с помощью понятий: 1) или опыт делает возможными понятия, 2) или наоборот, понятия делают возможным опыт. А по­скольку опыт не может присутствовать в априорных категориях, единственным путем является второй — рождение опыта из категорий. Рассудок с его категориями является предельным основанием любого опыта. Чтобы он при этом функционировал нормально, ему требуется помощь самосознания (апперцепции).

Кант разрабатывает концепцию трансцендентальной апперцепции. Поскольку основание объекта оказывается в самом субъекте, постольку опытное единство объекта задается неким синтетическим единством субъекта. Высшим единством синтеза субъекта является самосознание, утверждающее: " Я мыслю ". У Канта Я — это не инди­видуальное Я эмпирического субъекта, а сама структура мышления, общего для всех эмпирических субъектов, входящих в сферу мыс­ли. Этот момент кантовской системы и развил затем
по-своему Фихте (см. ниже). По Канту, любая мысль, любое созерцание имеют необходимую связь с мыслящим Я. Я — это место встречи многообразного и субъективности. Я также есть и некий акт спонтан­ности, поднимающейся над сферой чувственного, по преимуществу пас­сивного. Этот акт спонтанности Я Кант называет чистой апперцепцией, чтобы отделить его от эмпирической апперцепции, производя­щей представление "Я мыслю", сопровождающее все прочие представления. Высшее единство Я Кант называет трансцендентальным единством самосознания, а также условием возможности априорного познания. Синтетическое единство апперцепции (самосознания, Я) — наивысший момент в употреблении рассудка. С ним связаны логика и трансцендентальная философия. Здесь заключено тождество апперцепции, априорно предшествующей любой мысли. Упорядочение содержания ощущений —функция рассудка, подчиняющегося единству апперцепции. Это — высший принцип человеческого познания.

В аналитике Кант приходит к выводу о том, что универсальность и необходимость научного познания ограничива­ются лишь сферой явлений. Помимо этого существует безграничный океан иллюзий, где на каждом шагу познающего человека подстерегает опасность быть обманутым. Область познания феноменов — един­ственно надежное знание. Выход рассудка за пределы опыта (феноменов) по определению невозможен. Вне опыта, вне нашего созерцания остаются ноумены, как некие мыслимые объекты, порождающие в нашем сознании феномены, явления. Это некая "вещь в себе". Ноумены можно понимать либо, как то, что мыслимо без связи с нашим чувственным созерцанием, либо как некий объект интеллектуального созерцания. Человек не может позитивно знать ноумены. Интеллек­туальное созерцание доступно лишь сверхчеловеческому разуму.

Понятие ноумена необходимо Канту для того, чтобы чувственное созер­цание не преступало пределов вещи в себе, ограничиваясь объективной ценностью чувственного. Сфера за пределами феноменов пуста: разум лишь проблематично может знать о ней. Однако остается понятие ноумена как предела чувственности. Что же происходит с разумом в ноуменальной сфере, коль скоро он отваживается войти в нее? Выяснить это — задача трансцендентальной диалектики.

Кант придавал диалектике негативный смысл. Диалектика у Канта превратилась в логику видимости. У рассудка есть априорные формы, которые предшествуют опыту и имеют ценность лишь как условия возможного и реального опыта, которые сами по себе пусты. Как только разум пытается выйти за пределы возможного опыта, он попадает в ловушку иллюзий, и эти ошибки не случайны, они необходимы. Иллюзии разума Кант называл структурными. Необходима критика разума относительно его сверхопытного употребления. От иллюзий можно защи­щаться, но их невозможно устранить полностью. Неизбежность иллюзий Кант видел в природе субъект-объектных принципов познания. Для исследования проблемы иллюзий и нужна диалектика чистого разума.

Таким образом: трансцендентальная эстетика изуча­ет чувственность и ее законы, трансцендентальная аналитика — рассудок и его законы, трансцендентальная диалектика изучает разум и его структуры. Разум в общем смысле есть способность к познанию вообще. Разум — это рассудок, выхо­дящий за горизонт возможного опыта. Такое свойство разума Кант опре­деляет как " способность к безусловному ". Именно способность к безусловному толкает разум на поиск последних оснований. Разум создает метафизику, как своеобразное выражение томления по абсолюту, непознаваемому и запредельному.

У разума имеется силлогистическая способность, т. е. способность строить умозаключения. Подобно тому, как из перечня суждений были получены чистые понятия рассудка (категории), так же Кант из перечня различных видов умозаключений выводит чистые понятия разума, или " идеи ". Трем видам умозаключений (категорическое, гипотетическое, разделительное) Кант соотносит три идеи, соответственно: 1) душа (психологическая идея) 2) мировая душа как метафизическое единство (космологическая идея), 3) Бог (теологи­ческая идея). Правда, идеи вытекают не столько из видов умозаключений, сколько из трех традиционных частей мета­физики. Эти идеи становятся высшими понятиями разума, его структур­ными формами. Метафизика у Канта не является наукой, она есть чистая потребность разума. Таким образом, если у чувствен­ности имеются две априорные формы — пространство и время, у рассуд­ка имеются двенадцать категорий, то у разума — три идеи: душа, мировая душа и Бог. В понятиях разума нельзя искать предмета, адекватного чувствам. Когда мы имеем дело с идеями, мы должны говорить об объекте чистого разума. Идеи служат рассудку каноном, основным правилом, выступая связующим механизмом между понятиями о природе и моральными категориями.

Применительно к рациональной психологии, если исходить из идеи души, Кант выявляет ее т.н. основной софизм, связанный с подменой объекта субъектом. Он показывает, что в рациональной психологии единство сознания принято за созерцание субъекта, взятого как объект, а затем к нему применена категория субстанции. Но поскольку созерцание — это только единство мыслимого, то категория субстанции здесь неприменима. Мы осознаем себя лишь как феномены, онтологический субстрат каждого из нас от нас ускользает. Попытки вырваться за пределы феноменально­го (данного в созерцании) почти всегда заканчиваются логическими ошибками (паралогизмами).

Рассматривая вторую идею чистого разума — идею мировой души (космогоническую), Кант показывает, как возникают антиномии разума применительно к рациональной космологии. В этих антиномиях (парах суждений) одно утверждение (тезис) уничтожает другое утверждение (антитезис), и наоборот. Кант называет такие антиномии " неразрешимыми структурными противоречиями ". Космологические антиномии относятся не к объекту (миру в целом) как таковому, а только к разуму, пытающемуся познавать объект (мир в целом) без должного инструментария.

Исходя из формального основания — четырех групп категорий, Кант формулирует четыре проблемы и, соответственно, четыре антиномии, четыре пары утверждений:

1) Можно ли мыслить мир метафизически как конечный или бесконечный? (Тезис: Мир имеет начало во времени и ограничен также в пространстве. — Антитезис: Мир не имеет начала во времени и границ в пространстве; он бесконечен и во времени и в пространстве).

2) Мир делим или неделим до бесконечности? (Тезис: Всякая слож­ная субстанция в мире состоит из простых частей, и вообще существует только простое, или то, что сложено из простого. — Антитезис: Ни одна сложная вещь в мире не состоит из простых частей, и вообще — в мире нет ничего простого).

3) Причины мира необходимы или свободны? (Тезис: Причинность по законам природы есть не единственная причинность, из которой можно вывести все явления в мире. Для объяснения явлений необходимо еще допустить свободную причинность. — Антите­зис: Нет никакой свободы, все совершается в мире только по законам природы).

4) Есть ли у мира последняя, абсолютно необходимая безусловная причина, или нет? (Тезис: К миру принадлежит или как часть его, или как его причина безусловно необходимая сущность. — Антитезис: нигде нет никакой абсолютно необходимой сущности — ни в мире, ни вне его — как причины мира).

Антиномии внеопытны, а значит — неразре­шимы. Кант обращает внимание на то, что тезисы всех антиномий имеют практическое преимущество, они удовлетворяют существующую этику и религию. Антитезисы, с другой стороны, больше соответствуют духу науки.

Третья идея разума — Бог, или абсолютно безусловное и условие всего сущего. Здесь речь идет, скорее, об идеале, чем об идее. Кант критикует известные ему доказательства бытия Бога: онтологическое, космологическое и физико-телеологическое. В онтологическом доказательстве он указывает на подмену логического предиката реальным. В космологическом доказательстве Кант фиксирует целую серию ошибок, в частности, повторение ошибки онтологического доказательства и неоправданное перенесение принципа причинности, как относящегося к сфере чувственного мира, в сферу умопостигаемого, трансцендент­ного. Что касается физико-телеологического доказательства, то в нем просматривается его сводимость к космологическому, а затем и к онтологическому. В главном — онтологическом — доказательстве бытия Бога все строится на понятии наисовершенного существа, которое Кант считает не только доступным разуму, но и необходимым для разума. В то же время, Кант говорит о том, что из такого понятия нельзя вывести реальное существование, так как существование предполагает синтетический характер суждения, что в свою очередь требует последующего обоснования. Существование вещи — это не понятие, но реальный факт. Для объектов чистой мысли не существует средства установления их существования. Они даны только априорно в интеллектуальном созерцании.

Главный вывод Канта — метафизика как наука оказывается невозможной. Она предполагает априорный синтез, недоступ­ный человеку. Остается вопрос о собственной ценности идей чистого разума. Кант считает, что идеи обладают ценностью, и не сводятся только на уровень иллюзий разума. Но для выявления ценности трансцендентальных идей их нужно правильно понимать и правильно применять. Кант го­ворит, что правильно идеи следует употреблять лишь как регулятивные схемы, упорядочивающие опыт, сообщающие ему единство. Таким образом, идеи обретают силу эвристических принципов, позволяющих совершать различные открытия в сфере опыта. Идеи сами по себе не расширяют наше познание феноменов, но лишь унифицируют это познание. Идеи задают системное единство, укрепляющее и продвигающее рассудок, стимулирующее поиск до бесконечности. Это и есть позитивное применение разума и его идей, согласно "Критике чистого разума". В то же время Кант обнаруживает известную непротиворечивость, а значит и мыслимость, вероятность ноумена, хотя до конца и непознаваемого. Он ставит вопрос о возможности иного, нежели наука, пути к ноумену, сфере трансцендентного, и положительно отвечает на этот вопрос: таким путем является этика. Разум открывает переход от теоретической (собственно познавательной) сферы к практической.

Вопросов познания Кант касается в "Критике практического разума". Разум человека способен как к теоретическому познанию, так и к моральному действию. В "Критике чистого разума" Кант стремился показать разуму "собственную его территорию", нарушать границы которой незаконно. Теперь Кант показывает цель практического разума — обеспечение волевых движений, направ­ленных на обладание реальностью человеком. Существует "чистый практический разум", не смешанный с чувственностью и опытом.

В отличие от теоретического разума, задача практического разума как раз и состоит в том, чтобы с необходимостью выходить за пределы собственно эмпирического, опытного, оста­ваясь кровно связанным с опытной сферой. То, что в сфе­ре ноуменального было теоретически неприемлемым, вполне приемлемо в практике. Человек, как волевое существо, с необходимостью ста­новится " ноуменальной причиной ". Априорный синтез, не основанный ни на чувственной интуиции, ни на опыте, становится мораль­ным императивом, неким безусловным требованием. Априорный синтез в форме морального императива Кант оценивает чрезвычайно высоко, хотя и отмечает, что если бы разум мог всегда направлять волю, то все действия были бы безупречными.

Кант различает гипотетический императив, определяющий волю при условии наличия определенной цели, и категорический императив, который определяет волю независимо от эффектов — "должен, потому что должен". Категорические императивы — это моральные законы, всеобщие и необходимые, но в ином, нежели естественные законы, смысле. Естественные законы не могут быть обойдены, моральные законы могут и не реализоваться, ибо человеческая воля подчинена не только разуму, но и чувствам. Моральные законы выражают не необходимость, а только лишь долженствование. Пример естествен­ной необходимости — "люди должны умирать". Пример морального долженствования — "все люди как разумные существа должны свидетельствовать правду".

Человек проявляет себя как разумное существо, когда он на деле, а не только на словах, уважает закон как закон, т. е. закон как знак всеобщности: "должен, потому что должен". Только разум может предписать себе основной моральный закон, который у Канта звучит следующим образом: "Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице и в лица всякого другого также как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству".

Существование морального закона не нуждается в доказательствах: он есть первичная данность разума. По Канту, ска­зать: "Я должен" — равносильно тому, чтобы сказать: «Я свободен», иначе долженствование бессмысленно. Здесь мы имеем дело с уникальным фактом чистого разума, посредством которого разумная воля предстает изначальной законодательницей. Свобода — это незави­симость воли от природного феноменального закона; то, что находит­ся вне причинного механизма. Свобода ничего не объясняет в мире феноменов. Но свобода объясняет все в сфере морали, открывая путь человеческой автономии. Кант считал безрассудством вводить свободу в науку. Он, однако, активно использует знание морального содержания, например, знание человеком своего долга. Это знание не теоретическое, а практическое. Оно является объективным, как и первое. Объективность мо­ральных постулатов для Канта даже выше, чем объективность теорети­ческих принципов (догм), ибо любой интерес чисто спекулятивного (теоретического) разума, в конечном счёте, практичен.

Чтобы связать мир объектов чистого разума — феномены, и сверхчувственный мир — ноумены, т. е. объекты практического разума, Кант анализирует " способность суждения ", занимающую промежуточное между рассудком и разумом положение. Суждение — это способность видеть особенное во всеобщем. Кант выделяет суждение, в котором обнаруживается частное в общем, при нали­чии и того, и другого. Это т. н. определяющее суждение. Суждение, в котором дано только частное, а всеобщее еще только требуется най­ти, Кант называет рефлектирующим. Рефлектируя, человек ищет гармо­нию в предметах, а также в отношениях вещного и личностного. Здесь у Канта появляется своеобразное ведущее априорное начало, которым становится гипотеза о целесообразности природы во всем множестве ее проявлений, включая то, что еще не определено. Такое единство есть божественное проявление. По Канту, природа согласуется с моральной целесообразностью, поскольку ее собственная целесообразность делает ее открытой свободе. Кант различает в рефлектирующей способности суждения:
1) эстети­ческую и 2) телеологическую способности.

В эстетическом суждении целесообразность явля­ется целесообразностью без цели как таковой. Здесь объект как бы задается самим субъектом с целью гармонизации его собственных способностей. В телеологической способности суждения может присутство­вать природная целесообразность. Об этом и идет речь в третьей "Критике " — "Критике способности суждения". В ней Кант приходит к заключению, что человек есть не просто цель природы (одна из ее целей), но и ее последняя цель.

Общий итог всех трех " Критик " Канта состоит в том, что чело­век как феноменальное существо является конечным, но таким, которое, будучи наделено разумом, структурно открыто бесконеч­ному (идеям). Человек оказывается посвященным в тайны бесконечного. Отсюда постоянное стремление человека выйти за горизонт конечного, выйти в бесконечное.

Очерк о Канте можно закончить следующей большой выдержкой из «Критики практического разума»:

"Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удив­лением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне. И то и другое мне нет надобности искать и только предполагать как нечто окутанное мраком или лежащее за пределами моего кругозора; я вижу их перед собой и непосредственно связываю их с сознанием своего существования. Первое начинается с того места, которое я занимаю во внешнем чувственно воспринимаемом мире, и в необозримую даль расширяет связь, в которой я нахожусь, с мирами над мирами и системами систем в безграничном времени их периодического движения, их начала и продолжительности.

Второй начинается с моего невидимого Я, с моей личности, и представляет меня в мире, который поистине бесконечен, но который ощущается только рассудком и с которым (а через него и со всеми видимыми мирами) я познаю себя не только в случайной связи, как там, а во всеобщей и необходимой связи. Первый взгляд на бесчисленное множество миров как бы уничтожает мое значение как животной твари, которая снова должна отдать планете (только точке во вселенной) ту материю, из которой она возникла, после того как эта материя короткое время неизвестно каким образом была наделена жизнен­ной силой. Второй, напротив, бесконечно возвышает мою ценность как мыслящего существа, через мою личность, в которой моральный закон открывает мне жизнь, независимую от животной природы и даже от всего чувственно воспринимаемого мира. По крайней мере, это яснее можно видеть, чем этот закон, из целесообразного назначения моего существования, которое не ограничено условиями и границами этой жизни...

Этим можно, с одной стороны, предотвратить заблуждения еще грубого неискушенного суждения, с другой стороны, предотвратить взлеты гения, которые... без всякого методического исследования и знания природы обещают мнимые сокровища и растрачивают сокровища настоящие. Одним словом, наука (критически исследуемая и методичес­ки поставленная) — это узкие ворота, которые ведут к учению мудрости, если под этим понимают не только то, что делают, но и то, что должно служить путеводной нитью для учителей, чтобы верно и четко проложить дорогу к мудрости, по которой каждый должен идти, и предохранять других от ложных путей; хранительницей науки всег­да должна оставаться философия (выделено мной — СХ). В утонченных изысканиях ее публика не принимает никакого участия, но должна проявлять интерес к ее учениям, которые могут ей стать совершенно понятными только после подобной разработки".