Теория структурации Э. Гидденса

Нетрудно заметить, что большинство авторов структурали­стских концепций стремится совместить объективное и субъек­тивное, осознанное и неосознанное, индивидуальное и коллек­тивное, необходимое и случайное в рамках единого теоретиче­ского осмысления социальной реальности. Мечтает об этом и английский исследователь Э. Гидденс (1938), стремясь предло­жить свой вариант единой социологической теории. Констатируя тот очевидный факт, что существует множество соперничающих теоретических подходов, он считает, что можно все же выделить некий смысловой инвариант, присущий этим подходам. Этот инвариант заключается в признании активного, рефлектирующего (т.е. осмысленного) характера человеческого действия, значения в нем языка и когнитивных способностей. Само изменение об­щественной структуры рассматривается как проявление возрас­тающей рефлективности действия. По мнению Э. Гидденса, зна­ние агентов о своих действиях (т.е. сама рефлексия) становится элементом структуры социального действия. Так как подобная рефлексия представляется автором как объект социологического познания, то и социология приобретает характер особой прак­тической науки. Эти положения и являются отправной точкой авторской концепции структурации.

В своей "теории структурации" автор ставит цель исследо­вать природу человеческого действия и социальных институтов, выяснить характер взаимоотношений между ними. Он стремит­ся интегрировать понятия "действие", "система" и "структура" через постулат рефлективности социального действия. "Изучать

структурацию социальной системы, — пишет Э. Гидденс, — зна­чит изучать способы, которыми эта система через применение интегративных правил и средств, а также в контакте непредви­денных последствий, организуется и воспроизводится во взаи­модействии" [74, 66].

Построение теории начинается с определения основного понятия, в качестве которого выступает понятие социального агента. Именно в структуре этого агента, или субъекта социаль­ного действия и усматривается, как в капельке воды, структура социума.

Структура агента включает в себя, по мнению автора, три стратификационных уровня: мотивация действия, рационализация действия и рефлективный мониторинг действия. Каждый из этих уровней имеет свои ограничения и специфическое истолкование.

Так, через понятие мотивации действия автор стремится выделить из всей массы обыденных (привычных, автоматических, нерефлексируемых) действий такие, которые имеют необычный, проблемный характер и привлекают внимание агента.

Специфично и понимание рационализации действия. Это не просто его когнитивная подоплека, осмысление агентом своих собственных поступков, а, скорее, понимание совместной, кол­лективной деятельности, в рамках которой люди должны знать и понимать, что они делают и что делают другие, уметь объяс­нить, для чего они предпринимают те или иные действия. Это своего рода реализация практического разума.

Рефлективный мониторинг действия — это постоянное от­слеживание агентом своих собственных действий, действий со­трудничающих с ним людей, а также сознательная оценка физи­ческих и социальньгх условий действия. Здесь реализуется втор­жение критического разума, дискурсивного сознания в структуру действия.

Таким образом, анализ структуры агента плавно переходит к анализу социального действия, которое, в свою очередь, свя­зано с переосмыслением понятий "структура" и "система", состав­ляющих основное содержание теории структурации. При этом ав­тор критикует как функционалистов за отождествление понятий структуры и системы, так и структуралистов за чрезмерную он-тологизацию понятия структуры, ее экспансию над индивидом. С точки зрения Э. Гидденса, структура — это не статичная сис­тема как некая кристаллическая решетка, а своеобразный набор правил или программ, определяющих трансформацию практик.

Эти правила отличаются своей дуальностью, т.е. они одновре­менно являются и результатом, и условием действия индивидов. Социальная структура, благодаря своему императивному харак­теру, оказывается и вне субъекта, и внутри него; выступает и как возможность действия, и как его реальное воплощение.

Интерпретированное подобным образом понятие социаль­ного действия становится исходным элементом социальной сис­темы, реализуясь в ее институтах. На этой основе упорядочивает­ся смысл исходных категорий (структура, система, структурация), сохраняя, правда, их авторское видение.

Структура в этой теории задает правила трансформации действий, представляя собой повторяющиеся типы отношений, воспроизводимых субъектами действия; система выражает сово­купность действий, отношения между индивидами и коллекти­вами, воспроизводимые как социальные практики; структурация определяет условия, задающие преемственность изменяющихся социальных систем.

При всей своей универсальности и логической строгости теория структурации не сумела преодолеть "извечный грех" струк­туралистских теорий, т.к. продолжила традиционную линию рас­смотрения социальной структуры, двигаясь от субъекта к объекту. И при всей ее модерности (и в определенном смысле классич­ности) она сохранила в себе пункты для критики и альтернатив­ных предложений. Теоретическая социология на этом примере как бы демонстрирует свою вечную незавершенность и стремле­ние к новым синтезам. Для примера можно сослаться на творче­ство немецкого исследователя Н. Лумана, который также стре­мится к созданию единой социологической теории, но не более успешно, чем все его предшественники.

2.3.12. Концепция самореферентной системы Н. Лумана

Один из корифеев современной теоретико-социологичес­кой мысли, немецкий исследователь Никлас Луман (1927) свою концепцию структурной организации общества, как и многие его предшественники, начинает с постулирования кризиса теорети­ческого знания в социологии, проявляющегося в отсутствии в ней единой теоретической системы, которая бы органично син­тезировала все богатство накопленного эмпирического материа­ла и, максимально упростив проблему, привела бы к выработке

общего понятия общества, преодолела бы метафизические поня­тия его эволюции (прогресса) и предложила бы более адекватные методы его изучения. Одним словом, с чего социология начина­ется в начале XIX в., к тому же она и приходит в конце XX в. Не вполне оригинален автор, когда выход из создавшейся ситуа­ции он находит в системном подходе. Что же касается понимания этого подхода, то здесь он предлагает ряд неординарных идей, стремясь синтезировать представления биолого-органического пла­на с идеями теории систем и теории информации. В сущности, он дает обзор развития системного анализа в социологии, тре­тий этап которого и связывает со своим собственным видением системы социума. В этом видении он пытается совместить такие понятия, как "коммуникация", "действие", "взаимодействие", "ожи­дание", "окружающий мир", "оперативная закрытость", "различе­ние", "самовоспроизведение" (аутопоейсис), "самореферентация" и т.д., которые с точки зрения автора, должны разрушить уста­ревшее понимание системы.

На первом этапе развития системного подхода, по мнению Н. Лумана, общество воспринималось как некая целостность, на­поминающая биологический организм. Отсюда господство био­логических аналогий и попытки представить общество как орга­низм, состоящий из взаимосвязанных частей (в качестве которых выступали люди, группы, коллективы, общности или институты, иначе говоря, некие физические объекты). Предметом социоло­гии в этом случае мыслилась необходимость изучения взаимосвя­зей и взаимозависимостей этих объектов в рамках социальной системы.

Постепенно, однако (по мере развития теории систем и ки­бернетики), ученые начинают осознавать, что при наличии ряда аналогий между организмом и обществом, они существенно от­личаются друг от друга. Основное различие, по мнению Н. Лу­мана, следует искать в понятиях закрытой (энтропийной, стре­мящейся к гомеостазу) и открытой (негэнтропийной) систем. Меняется представление и об элементах системы, которые те­перь мыслятся не как простые, далее неделимые части, а как сложные подсистемы, т.е. часть сама начинает мыслиться как система, а взаимосвязь — как сложная сеть прямых и обратных связей. Эта переориентация и составляет суть второго этапа сис­темного подхода в социологии, который связан, по мнению Н. Лумана, с творчеством Т. Парсонса. На этом этапе особую теоретическую значимость приобрели понятия фаниц открытых систем и их эмерджентных (системно-целостных) свойств.

Третий этап развития системно-социальных представлений связан, по мнению Н. Лумана, с понятием самореферентных сис­тем, т.е. таких систем, которые способны отличать себя от внеш­ней среды и фиксировать границы этого различия. Сама способ­ность системы осознавать свое внутреннее и внешнее состояние, отграниченность от внешнего мира начинает рассматриваться в качестве ее базисного элемента, что существенно меняет и пред­ставления о ее функционировании. При этом связь элементов системы понимается как коммуникация, в рамках которой осо­бое значение приобретает не столько сигнал как сообщение, сколько расшифровка этого сигнала, его понимание и интерпре­тация. Коммуникация в этом случае мыслится как смысловой, самореферентный процесс. При таком подходе меняется и смысл понятия "действие". Последнее означает не физическую деятель­ность людей, а элементарные акты проявления самой коммуни­кации, некие элементарные события, благодаря которым соци­альная система упрощает саму себя в процессе самореферента-ции. Таким образом, система состоит из различений (комму­никаций), приводящих к другим различениям. Коммуникации (осмысленные порции информации, или различения) произво­дят и воспроизводят себя посредством самих себя, т.е. элементы системы отождествляются с самими системными операциями. Отсюда определенная закрытость социальной системы. Она вос­производит себя посредством собственных операций, не имею­щих отношения к внешнему миру, что и представляется автору в качестве главной характеристики процесса саморазличения.

Итак, элементами сложной системы социального типа вы­ступают не физические объекты (человек или человеческие объ­единения), а коммуникации, распадающиеся на действия, или события. Подобное понимание элементов системы приводит к реинтерпретации и понятия структуры. Последнее означает не отношение элементов, а некую внутреннюю программу, ограни­чивающую число допустимых в системе отношений. И предпо­лагается, что только благодаря ограничивающему структурирова­нию система получает столько "указаний", сколько необходимо ей для воспроизводства. Здесь можно было бы сослаться на такой пример. Количество желудочного сока определяется количеством поглощенной пищи. По аналогии с вышесказанным можно бы­ло бы утверждать, что ни пища, ни сок не составляют структуру живой системы. Таковой выступает некий третий элемент (своего

рода коммуникатор), который и регулирует отношения между данными элементами в процессе пищеварения и тем самым спо­собствует обновлению организма. Вот этот-то коммуникатор и есть подлинная структура системы.

Н. Луман полагает, что предложенное им понимание со­циальной системы помогает устранить те логические трудности, которые возникают при механическом переносе понятий систем­ного подхода на объяснение общественных явлений. При этом понимании границы системы, оставаясь подвижными (нечетки­ми, размытыми), могут быть в то же время весьма определен­ными в силу оперативной закрытости системы и ее стремления воспроизводить свою границу. Оперативная закрытость решает и проблему эмерджентных свойств, так как системные операции остаются внутри системы. Люди, таким образом, не являются элементами общественной системы, они представляют собой лишь часть окружающей среды. Социальная система представляет со­бой в этой интерпретации своеобразную совокупность коммуни­каций, обладающих свойством самоописания, а действие-собы­тие — это своеобразное проявление самой коммуникации.

Таким образом, мы познакомились с рядом теоретических концепций, по-своему интерпретирующих структуру общества: его элементы и процессы функционирования социальных систем как проявление действий. При всей оригинальности этих кон­цепций они оказались не единственными. Дело в том, что не для всех исследователей очевидным было восприятие действия в ка­честве очевидного факта социальной системы, т.к. действие ас­социировалось в большинстве случаев с поведением отдельно взя­того человека, индивида. Социальность же понимается многими как проявление отношений между людьми, по крайней мере, между двумя индивидами, и выражается понятием не столько действия, сколько взаимодействия. Именно это понятие и опре­делило особое понимание социальной структуры, оформившись в ряде новых теоретических концепций.

2.2.13. Структуралистская версия марксизма Луи Альтюссера

Несмотря на некоторую растерянность обществоведов в странах постсоветского пространства, марксизм был и остается одной из ведущих теорий, объясняющей устройство и развитие общества. Помимо чисто антимарксистских теорий, стремящих-

ся опровергнуть марксизм в целом или в его отдельных частях, на Западе имеется и ряд достаточно солидных подходов, стремя­щихся модернизировать это учение в свете новейших теоретиче­ских данных. Наиболее популярной стала структуралистская вер­сия марксизма, развиваемая в работах французского исследовате­ля Луи Альтюссера. Абстрагируясь от бинарно-классового истол­кования общественной структуры, этот исследователь выделил такой структурообразующий элемент, как "практика", связав его с деятельностью человека или его действием, с его стремлением к определенной цели и выбором средств ее достижения. Дея­тельность понимается как акт производства с добавлением мен­тальных составляющих. По' Л. Альтюссеру, практика состоит из трех элементов: исходного материала (представляющего собой ма­териально-духовную структуру, т.е. сырье, а также план действия и мотивы действия); средства производства (достаточно сложная подсистема практики, включающая в себя орудия труда, инфра­структурные средства производства, самого рабочего с его навы­ками, опытом и способами осуществления трудовой деятельно­сти); конечного продукта (или результата деятельности). Особое значение для осуществления практики имеет соединение рабочей силы со средствами производства. Действие в этом случае пони­мается не как отношение человека к человеку, а как отношение человека к предметам материального мира. Сама практика при­обретает производственно-экономический характер, хотя автор и пытается преодолеть такое узкое ее истолкование, вводя в свою теорию понятия различных видов практики. К таковым Л. Аль-тюссер относит: экономическую, политическую и идеологическую разновидности практик, называя их иногда "уровнями общест­ва". При этом он анализирует как собственную структуру указан­ных практик, так и их взаимоотношения друг с другом в рамках целостной социальной структуры, или "социальной формации". Подчеркивая определенную автономность практик в структуре общества, Л. Альтюссер считает, что они имеют свою логику становления и развития, взаимно взаимодействуя друг на друга, поэтому как экономика может влиять на политику и идеологию, так и эти последние могут иметь обратное воздействие на эко­номику. Источником социального развития признаются проти­воречия, которые имеют место как внутри отдельных практик или "уровней общества", так и между ними в рамках "структуры структур", или в "социальной формации". Таким образом, Л. Аль­тюссер отходит от идеи какого-то одного, доминирующего про-

тиворечия в обществе (например, между трудом и капиталом, буржуазией и пролетариатом) и склоняется к мысли, что в об­ществе проявляется целая сеть различных противоречий, одни из которых как бы нейтрализуют друг друга, другие же, наоборот, могут друг друга усиливать. В результате переплетения различ­ных противоречий в обществе и происходит либо стагнация и упадок, либо революционные изменения с достаточно радикаль­ными преобразованиями во всех трех сферах общественной жиз­ни. В качестве конкретного примера приводится ситуация Ок­тябрьской революции в России с достаточно интересным ана­лизом того многообразия противоречий, которые сложились в России накануне и в ходе Первой мировой войны. Стремясь конкретизировать учение о трех основных сферах общественной жизни и их взаимовлиянии друг на друга, Л. Альтюссер все же склоняется к выделению экономической сферы в качестве глав­ной и определяющей. Именно эта сфера, по мнению исследова­теля, определяет социальный строй общества, разделяя людей на "работающих" и "не работающих", на не обладающих средствами производства и обладающих средствами производства, определяя их "социальные позиции". На этой основе выделяются четыре основных типа способов производства: феодализм, промежуточ­ный, капитализм и социализм, в которых по-разному реализуют­ся отношения между работающими и не работающими в зависи­мости от владения собственностью и формами контроля. Специ­фика анализа классовой структуры, предложенного Л. Альтюссе-ром, проявляется в том, что выделение классов определяется не только экономическими предпосылками, но политическими и идеологическими структурами; что в рамках одного и того же общества одновременно могут существовать различные способы производства, поэтому классовые противоречия имеют не би­полярную, а многополярную основу своего проявления, то есть классовых различий может быть намного больше, чем просто от­ношения между двумя группировками. Таков главный итог струк­туралистской переработки классовой теории марксизма. Иная идея многополярности социальной структуры представлена в концеп­циях стратификации, позволяющих перетолковать марксистское учение о классах в духе структуралистских концепций, либо про­тивопоставить классовой трактовке общества идеи стратификаци­онного устройства социальной структуры, переосмысливая при этом и понятия класса, личности, практики, формации и т.д., развиваемые в рамках марксистской теоретической традиции.

2.4. Теории социального взаимодействия в структуре малых групп и межгрупповых отношений

2.4.1. Общая характеристика

Возникновение нового класса социологических теорий (вспомним о том, что, говоря о развитии социологических тео­рий, мы имеем в виду не линейно-хронологический процесс их возникновения, а скорее картину веерного развития, когда, воз­никнув почти одновременно, теории развиваются параллельно, подпитывая друг друга идеями, что, тем не менее, не мешает им бороться друг с другом) было связано с явным отторжением идеи упрощенного толкования социальной структуры, выводимой из психологии индивида. Многие исследователи стали обращать свое внимание не столько на природу индивида, сколько на элемен­тарные человеческие отношения в рамках первичных человече­ских коллективов (семья, группа и т.д.). Этот интерес привел к тому, что, с одной стороны, первичная группа становится объ­ектом социологического анализа, стимулируя формирование осо­бой ветви теоретического знания: микросоциологии, социомет­рии, теории малых групп, имевших в основном логико-методо­логическую направленность, а с другой стороны, продолжались попытки общего истолкования социальной структуры, которые стали строиться, исходя из закономерностей функционирования малых групп и процессов взаимодействия. Именно поэтому тео­рии взаимодействия быстро стали перерастать рамки теорий сред­него и частного уровня, приобретая характер общесоциологиче­ского знания.

Теории взаимодействия развивались в основном в рамках американской социологической мысли, в которой сильны были традиции утилитаризма, прагматизма и бихевиоризма. Суть этих теорий заключается в том, что бихевиористскому принципу "сти­мул — реакция" был придан рационально-утилитарный смысл и тем самым он приобретал социально-осмысленный характер. Стимул и реакция стали рассматриваться в аспекте человеческого взаимодействия, когда действие одного человека (или членов ма­лой группы) определяет действие (поведение) другого человека и наоборот. Затем это взаимодействие возводится в ранг осно­вополагающего принципа организации социальной системы. К классическим теориям этого направления могут быть отнесены: теория "зеркального Я", теории символического интеракциониз-ма, теории обмена и теории социального конфликта.

Эти теории, определяя структуру малых групп, тем не ме­нее, имеют и общесоциологический смысл.

2.4.2. Теория "зеркального Я"

Основоположником этой теории является американский социолог и социальный психолог Ч. Кули (1864-1929), который в работах "Человеческая природа и социальный порядок", "Со­циальная организация", "Социальный процесс", "Социологичес­кая теория и социальное исследование" изложил свое видение социальной структуры, суть которого хорошо выражается стихо­творной строчкой из произведения Гете: "Лишь в людях можно познать себя". С точки зрения этого автора, общество, группа и индивид объединяются в некую сверхцелостность. Общество и индивид — это не части целого, а разные стороны, разные про­явления целого. Общество — это кумулятивный (а не сумматив-ный) аспект целостности, индивид — дискретная сущность це­лого. Как говорили древние — все в малом и малое во всем.

Целостность общества, группы и индивида определяется такими метафизическими понятиями, как "большое сознание", "человеческая жизнь", "общественная целостность", "социальная самость".

Важной системообразующей категорией оказывается обмен сознанием (информацией) между индивидами. Этот обмен дос­тигается в процессе социализации личности в рамках малой груп­пы, т.е. такой группы, в которой реализуется непосредственный контакт между людьми. Это, прежде всего, семья, соседская об­щина, в рамках которых начинает формироваться человек с по­следующим включением его в различные социальные структуры (организации и институты).

В процессе социализации происходит трансформация ин­дивидуального сознания в коллективный разум с усвоением со­циальных норм и переоценкой своей личности с позиции вос­приятия окружающими, т.е. осуществляется переход от интуитив­ного "самоощущения" к "социальным чувствам". Человек смот­рит на другого человека, как в особое зеркало и видит в нем свое собственное отражение.

Причем это отражение отнюдь не всегда совпадает с соб­ственной оценкой человека. Социализация, по Ч. Кули, и озна­чает необходимость согласования оценки и самооценки, превра­щение индивидуального "Я" в коллективное "Я". Отсюда следует

вывод о том, что индивидуальная природа человека приобретает социальный смысл только лишь в коммуникации, в межлично­стном обращении внутри первичной группы. "Социальная са­мость" — это и есть тот ментальный элемент, который переходит через конкретных людей из общества в личность, встраивая ее в социальную структуру, превращает личное "Я" в "Я" социальное. При этом особая роль отводится "чувству присвоения", которое реализуется в жизни человека от элементарного присвоения ве­щей (как предметов собственности) до присвоения ментальных объектов, т.е. присвоения мнений других людей о себе. В этой связи Ч. Кули пишет: "Самость проявляется наиболее заметным образом в присваиваемости объектов общего желания соответст­вующей индивидуальной потребности во власти над такими объ­ектами, чтобы обеспечить свое собственное развитие, а также уг­розе противодействия со стороны других людей, которые также испытывают потребность в них. Это относится не только к мате­риальным объектам, но предполагает и стремление точно также завладеть вниманием и привязанностью других людей" [37, 316]. И далее эта мысль выражается еще более лаконично: "Чувство присвоения всегда есть, так сказать, тень общественной жизни" [37, 318].

Усваивая (присваивая) мнения других о себе, человек, по мнению Ч. Кули, вырабатывает "представления представлений", отделяет свое социальное "Я" от всей его остальной части. В этой связи Ч. Кули считает, что "Я" — это не все сознание целиком, "но какая-то особенно сосредоточенная, энергичная и сплочен­ная его часть, обособленная от остального, но постепенно сли­вающаяся с ним и все же обладающая некоторой фактической вычлененностью, так что человек, в общем, достаточно ясно по­казывает в своем языке и поведении, что есть его "Я" в отличие от тех мыслей, которые он не присваивает" [37, 318].

Это присвоение личностью мнения других о себе и состав­ляет доминантную часть его социализированного "Я", которое определяет структуру личности, ее взаимодействие с другими людьми в рамках социальной самости, в рамках первичного со­циального коллектива.

Особенность непосредственного взаимодействия в рамках малой группы состоит в том, что в ней происходит "встреча" ин­дивидуального и общественного сознания, индивидуального "Я" и социальной самости, зарождаются и передаются моральные нормы и общественные традиции. Именно поэтому, с точки

зрения Ч. Кули, изучение структуры личности, процессов взаи­модействия личностей в рамках первичных коллективов с после­дующим выходом на анализ общесоциальных явлений и должно стать объектом социологической теории. Этот акцент на изуче­ние взаимодействия в рамках первичных коллективов как сис­темообразующего элемента усиливается в последующих теориях. Учитывая также тот факт, что в теории "зеркального Я" ключе­вым термином оказывается понятие "присвоения", эту теорию можно было бы назвать и "теорией присвоения" по аналогии с теорией обмена.

2.4.3. Символический интеракционизм

Теория "зеркального Я", обозначив новое понимание со­циальной структуры, не имела достаточно глубокой концепту­альной проработки, носила скорее описательно-бытийный харак­тер, не отвечала канонам строго обоснованного знания. Однако идея, заложенная в ней, оказалась достаточно плодотворной. Она содействовала тому, что целая плеяда американских ученых взя­лась за разработку нового теоретического направления, суть ко­торого заключалась в осмыслении социальной структуры через факт взаимодействия между людьми в процессе их совместного проживания. Теоретические идеи символического интеракцио-низма как раз таки и явились одной из первых попыток кон­цептуализации этого факта.

Основоположником символического интеракционизма счи­тается американский исследователь Дж. Мид (1863-1931); правда, само название этого направления появилось несколько позже, в трудах его последователей. Дж. Мид попытался ответить на во­прос, как человек, появляясь на свет в виде чисто "физического субъекта", превращается в личность, в необходимый элемент со­циальной структуры, в "социальное Я".

В работе "Разум, я и общество" (вышедшей в 1934 году и представляющей собой посмертное издание лекций, прочитан­ных в Чикагском университете) Дж. Мид попытался раскрыть сущность социального через такие понятия, как "коммуника­ция", "общение", "соучастие", "приспособление", "подражание", "отклик", "установка", "символ", "смысл", "самость".

Концептуализация социальности, с точки зрения Дж. Мида, достигается путем анализа тех связей, которые устанавливают­ся между людьми в рамках единой социальной целостности.

Именно поэтому понятие "коммуникации" становится основным и определяющим в теоретической конструкции Дж. Мида. К нему стягиваются и остальные из вышеуказанных понятий, хотя каж­дое из них имеет свою особую концептуальную нагрузку. Ком­муникация трактуется Дж. Мидом как общение на основе языка и жеста, т.е. особых символов взаимодействия (отсюда и назва­ние этого направления — символический интеракционизм, т.к. по-английски взаимодействие — interaction). "Принцип, который я предлагаю для определения социальной организации, — пишет Дж. Мид, — есть коммуникация, вовлекающая других в процесс соучастия. Он требует присутствия других в самости, идентифи­кации других с самостью, обретения самосознания через других" [46, 253].

Коммуна и коммуникация, имея общий корень, предпола­гают и совместное проживание, и обмен социализирующей ин­формацией. В основе этого обмена лежит принцип подражания, выделение главных основных смыслов общения. "Здесь налицо некий избирательный процесс, — пишет Дж. Мид, — который из­бирает то, что является общим. "Подражание" зависит от инди­вида, воздействующего на себя самого так, как другие воздейст­вуют на него, так что он находится под воздействием не только другого, но и самого себя" [46, 213].

Коммуникация в данном случае понимается как много­кратное отражение человеком самого себя и мыслей других о самом себе до тех пор, пока социальная самость, как некий свод взаимоприемлемых установок, правил, оценок и самооценок, не превратится в личностную самость. "Более или менее бессозна­тельно мы видим себя так, — пишет Дж. Мид, — как видят нас другие... обращаемся к себе так, как обращаются к нам другие... Мы бессознательно ставим себя на место других и действуем так, как действуют другие. Я хочу просто выделить здесь некий всеобщий механизм, потому что он обладает фундаментальным значением для развития того, что мы называем самосознанием и возникновением самости. Мы постоянно, особенно благодаря ис­пользованию голосовых жестов, пробуждаем в себе те отклики, которые мы вызываем у других, так что мы перенимаем установ­ки других, включая их в свое собственное поведение" [46, 215].

Акты общения и символического взаимодействия и есть та среда, в которой формируется личность, происходит превра­щение физического человека в "социальное Я". Возможность такого превращения объясняется тем, что индивид, общаясь с

другими индивидами, являющимися представителями различных социальных групп и слоев общества и тем самым выступающи­ми живыми носителями различных программ поведения, как бы списывает, считывает с них программы поведения и сознательно или несознательно превращает их в правила собственного пове­дения. Человек тем самым из простой живой формы превраща­ется в "социальное Я".

Возможность такого считывания программы поведения оп­ределяется как индивидуальная перспектива. В такой перспекти­ве выражается специфичность взаимодействия субъекта с окру­жающей средой. В силу того, что субъект общается не с одним человеком, а с множеством людей, которые являются носителями разных программ поведения, то перспективы приобретают харак­тер объективно существующего феномена. Наличие этого фено­мена, по мнению автора, и определяет природу "социального Я". Социален и субъект, т.е. он погружен в систему индивидуальных перспектив, и его личная социализация представляет собой итог группового общения, или интериоризации "обобщенного дру­гого". Социализированная личность представляет собой сложную систему, состоящую из сугубо индивидуальных черт, или того, что определяется понятием "Я" и социализированных качеств, определяемых понятием "Мы". Последнее представляет собой со­вокупность установок "других Я", "роли другого" и "обобщенного другого", т.е. интернализированную структуру групповой деятель­ности как своеобразную функцию, взаимодействия индивидов в рамках малой группы. Так в процессе перехода от принятия ро­ли "другого", "других", а затем "обобщенного другого", происходит превращение физиологического организма в "социальное Я".

Социализируясь, человек не только других людей, но и себя начинает воспринимать в качестве объекта, т.е. становится объектом самопознания, предметом внутреннего самообщения и самооценивания, что и отличает человека от всех других объек­тов живой и неживой природы. Человек, находясь в символиче­ском поле, стремится понять жесты (действия) других людей и сам ведет себя в соответствии с общепринятыми нормами, т.е. той самостью, которая утверждается в обществе и постепенно становится частью его внутреннего мира, важным элементом его социального мышления.

Эти общие идеи символического интеракционизма полу­чили свое дальнейшее развитие в творчестве другого американ­ского исследователя Г. Блюмера (1900-1967), который в работе

"Символический интеракционизм: перспективы и метод" и ввел в научный оборот само название этого направления.

Суть теоретической конструкции Г. Блюмера выражается следующими понятиями:

—деятельность человека в отношении объектов (а тако­выми могут выступать как и сам человек, так и другие люди) осуществляется на основании тех значений, которые этим объ­ектам придаются;

—значения есть продукт социального взаимодействия (ин­теракции) между индивидами в процессе их совместного прожи­вания;

—символизация значений, способы их изменения и при­менения есть результат интерпретации знаков.

Взаимопонимание людей в процессе общения и поведения есть результат однозначного восприятия языка и тех символов, которые вырабатываются у людей в рамках той или иной куль­турной среды.

Оригинальный вариант символического интеракционизма развивается в работах Э. Гоффмана (1922-1982), который назы­вается автором "драматургического подхода", выражающим про­явления личной и общественной жизни в театральной термино­логии. При этом человек одновременно выступает в качестве ав­тора, режиссера, актера, зрителя и критика, как бы примеривая на себе разные социальные роли.

В обобщенном виде варианты символического интерак­ционизма предстают в качестве концептуализированных систем. Однако самим авторам такая интенция не присуща. Для них бо­лее характерным было описание конкретных ситуаций. Общест­во, понимаемое интеракционистами как общение, находится в постоянном движении и изменении, поэтому, с их точки зре­ния, здесь не может быть каких-либо устойчивых абстракций и обобщений. Однако помимо их воли сами идеи, которые исполь­зовались для описания и объяснения тех или иных конкретных ситуаций, постепенно приобретали концептуально обобщенный характер, что и позволяет выделять интеракционизм в качестве самостоятельного теоретического направления.

Дальнейшая концептуализация идей интеракционизма на­блюдается в таких направлениях теоретической социологии, ко­торые получили название "феноменологической социологии", ос­новным представителем которой является американский ученый (и предприниматель) А. Шюц (1899-1959) и "этнометодологии"

Г. Гарфинкеля (1917). Специфика этих направлений теоретиче­ской мысли определяется тем, что они касаются не столько про­блем структурной организации общества, сколько способов ее понимания и объяснения, т.е. они акцентируют свое внимание на природе социального познания и знания, на способах фор­мирования социологических понятий. И в этом плане они в зна­чительной мере дополняют и углубляют идеи символического интеракционизма, вскрывают глубинные аспекты социального взаимодействия на уровне повседневного общения.

Теории социального обмена

Сторонники символического интеракционизма стремились в основном раскрыть ментальные основы механизма общения и взаимодействия, т. е. попытались дать ответ на вопрос, как осу­ществляется взаимодействие, какова его психико-символическая основа. Однако не менее важное значение имеет и вопрос, что заставляет людей вступать во взаимодействие (если отбросить чисто кровнородственные, биологические связи и отношения), чем определяется ценность и необходимость самого взаимодей­ствия. На эту сторону проблемы обратили внимание сторонники концепции обмена. Сама идея обмена, имеющая четко выражен­ные экономические (утилитаристские) и социально-антрополо­гические предпосылки, довольно широко представлена в запад­ной теоретической мысли, имея специфические проявления в экономике, социальной психологии, антропологии и социологии.

С точки зрения классического утилитаризма, человек пред­стает как разумное существо, стремящееся к максимальной по­лезности своих действий, к получению (если речь идет об эко­номике) максимальной прибыли в процессе товарного обмена. Постепенно, однако, идея товарного обмена приобретает более широкий социальный контекст, т.к. объектами обмена могут выступать не только материальные ценности, но и ценности культурно-духовного характера. Понятие обмена тем самым приобретает более широкий философский смысл, становится центральным понятием в ряде научных теорий, в том числе и в социологии, которая попыталась природу социума, социального взаимодействия осмыслить именно через идею обмена.

Оригинальную концепцию социального действия и взаи­модействия на основе обмена предложил американский иссле­дователь Дж. Хоманс (1910). В своих основных работах ("Чело-

веческая группа", "Социальное поведение: его элементарные фор­мы", "Природа социальной науки") он сформулировал основные идеи теории социального обмена.

Как и многие его предшественники, Дж. Хоманс начал с критики уже существующих социологических теорий за их чрез­мерное увлечение абстрактными схемами общественного устрой­ства. Особенно его не устраивали марксистская трактовка этого вопроса и идеи структурно-функционального анализа. Однако общая направленность его рассуждений была достаточно тради­ционной, так как и он попытался описать природу общества, исходя из деятельности индивидов, психика которых трактова­лась в сугубо бихевиористском духе. Определяя основы своей социологической концепции, Дж. Хоманс отмечал, что задача социологии состоит в показе того, "как поведение многих людей в соответствии с психологическими положениями сплетается для образования и поддержания относительно устойчивых социаль­ных структур".

Природа человека отождествляется, таким образом, с его психикой, с сознанием, с рациональными актами мышления, что трактуется как стремление к получению рационально максималь­ных выгод. В качестве элементарного акта социального поведения рассматривается непосредственный контакт между индивидами и процесс обмена ценностями, что, по мнению Дж. Хоманса, в конце концов, приводит к возникновению и поддержанию раз­личных социальных институтов, к формированию макрострук-турных образований и социальной организации.

Ключевыми понятиями новой теории стали: "деятельность", "взаимодействие", "чувства", "ценности", "обмен", "группа".

Деятельность относится к тому, что люди делают в той или иной конкретной ситуации в рамках своей группы. Взаимодей­ствие означает процесс, в котором один человек (член группы) стимулирует деятельность другого члена группы. Чувства же трак­туются как внутреннее сопровождение актов действия и взаимо­действия в рамках данной группы. Чаще всего это чувства сим­патии или антипатии. Все это определяется как "внутренняя сис­тема", изменение в каждом элементе которой ведет к изменению в других элементах и системы в целом, т.е. осуществляется "раз­работка" группы. Таким образом, группа разрабатывает самое себя, усложняет себя, выходя за пределы первоначальной ситуа­ции. Развиваясь подобным образом, она порождает новые типы деятельности, новые формы взаимодействия, новые чувства; все

более и более усложняясь, преобразуется в социальный орган. На этой основе несколько проясняется и понятие обмена. "Со­циальное поведение, — пишет Дж. Хоманс, — представляет собой обмен ценностями (как материальными, так и нематериальны­ми, например, знаками одобрения и престижа). Люди, которые много дают другим, стараются получить много и от других, и люди, которые получают много от других, испытывают с их сто­роны воздействие, направленное на то, чтобы последние могли получить много от первых. Такой процесс оказания влияния имеет тенденцию к обеспечению равновесия или баланса между обменами" [78, 90].

Сформировав эти теоретические положения и обобщив эм­пирический материал по изучению деятельности отдельных групп в рамках промышленного производства, Дж. Хоманс сформиро­вал ряд закономерностей, описывающих поведение индивидов в структуре малых групп. В обобщенном виде их можно сформу­лировать следующим образом:

— если частота взаимодействия между членами группы воз­растает, то усиливается и степень их симпатии друг к другу, и наоборот;

— лица, у которых взаимное чувство симпатии усиливается, выражают эти чувства посредством усиления активности своих действий, и наоборот;

— чем чаще лица взаимодействуют друг с другом, тем большее сходство проявляется в их действиях и чувствах, и на­оборот;

— чем выше ранг человека в группе, тем в большей степени его действия согласуются с нормами этой группы, и наоборот;

— чем выше социальный ранг человека, тем шире диапа­зон его взаимодействия;

— чем выше социальный ранг человека, тем шире круг лиц, порождающих для него взаимодействие либо непосредственно, либо через посредников;

— чем меньше различия в социальном ранге у людей не­которого круга, тем чаще они взаимодействуют друг с другом;

— чем чаще люди взаимодействуют друг с другом, притом, что никто из них не порождает взаимодействие гораздо чаще, чем другие, тем выше степень их взаимной симпатии и тем бо­лее явно их чувство свободы и непринужденности в общении друг с другом;

— когда два человека взаимодействуют друг с другом, то чем чаще один из них порождает взаимодействие для другого, тем сильнее проявляется у последнего чувство уважения (или вражды) к первому.

Разобрав подобным образом процесс взаимодействия как обмена ценностями в структуре малой группы, Дж. Хоманс по­пытался перенести ее признаки на социальную структуру в це­лом, полагая, что общество представляет собой своеобразную группу, членами которой выступают различные социальные обра­зования, взаимодействующие между собой на основе обмена. И именно стабильность и устойчивость малых групп должна слу­жить моделью стабильности социальной структуры. "На уровне малых групп, — пишет он, — общество всегда было способно со­хранять согласованность. Мы делаем, таким образом, вывод, что если цивилизации суждено сохраниться, она должна поддержи­вать в отношениях между группами, образующими общество и обеспечивающими центральное направление развития общества, некоторые из признаков самой малой социальной группы" [78, 68].

Так, начав с природы человека и элементарных актов взаи­модействия, Дж. Хоманс постулирует свое особое видение соци­альной структуры, свое особое понимание общества.

Заключая, необходимо отметить, что законы и объясняю­щие их принципы, постулируемые Дж. Хомансом, его очевидное стремление свести (редуцировать) макроструктуру общества к его микросоциальным процессам, вызвали широкую волну критики в американской социологии. Однако в них был и какой-то скры­тый смысл (особенно в плане изучения человека и межличност­ных отношений в структуре малых групп), который импонировал определенной части исследований, поэтому его идеи получили дальнейшее развитие в ряде работ его соотечественников.

Наиболее видным его последователем стал П. Блау (1918). В работах "Динамика бюрократии", "Обмен и власть в социаль­ной жизни" и "Американская структура занятости" П. Блау про­должает американскую традицию социального теоретизирования, стремясь на основе микропроцессов социального действия опре­делить природу более крупных социальных образований и про­цессов: организаций, институтов, крупных социальных конфлик­тов. Иначе говоря, на основе поведения человека в малых груп­пах он пытается объяснить функционирование общества в целом. Нетрудно и здесь заметить некую аналогию между обществом и

большим базаром, на котором люди или представляемые ими учреждения торгуются с целью получения максимальной выгоды, т.е. и здесь экономический мотив поведения оказывается до­минирующим. На этой основе им предлагается ряд правил (или принципов) поведения, которыми осознанно или неосознанно руководствуются субъекты действия в процессе общения друг с другом, что и обусловливает формирование особых социальных подструктур, т.е. ставится задача выведения из простейших форм обмена интегральных, или эмерджентных, свойств социальной структуры, таких, как ролевые отношения, власть и законность, взаимоотношения организаций и институтов. Такими принципами являются:

— чем большую выгоду один человек ожидает от другого, осуществляя определенную деятельность, тем более вероятно, что он будет осуществлять эту деятельность;

— чем большим количеством вознаграждений человек об­менялся с другим человеком, тем более вероятно возникновение последующих актов обмена;

— чем чаще нарушаются при обмене взаимные обязатель­ства, тем меньшей властью располагают партии, склонные к негативному санкционированию лиц, нарушающих нормы вза­имности;

— с приближением момента вознаграждения, являющегося результатом определенной деятельности, эта деятельность пада­ет в цене и вероятность ее осуществления снижается;

— чем больше установилось отношений обмена, тем более вероятно, что управлять этими отношениями будут нормы "спра­ведливого обмена";

— чем меньше соблюдаются в отношениях обмена нормы справедливости, тем меньше власти имеют партии, склонные к негативному санкционированию лиц, нарушающих эти нормы;

— чем более стабильный и сбалансированный характер но­сят отношения обмена между социальными единицами, тем ме­нее сбалансированный и стабильный характер приобретают дру­гие отношения обмена.

Поскольку люди вступают в многочисленные варианты об­мена, постольку наблюдается определенная рассогласованность этих вариантов, баланс и стабильность в одних отношениях об­мена предполагает дисбаланс и напряжение в других. Поэтому, по П. Блау, социальная жизнь полна "дилемм", напряжений, кон­фликтов, решая которые, люди вынуждены смягчать одни инте-

ресы и переориентироваться на другие, поддерживая тем самым многообразие социальных отношений. Такое регулирование осу­ществляется с помощью политических организаций, в структуре которых важную роль играет оппозиция.

Таким образом, задав определенную ситуацию обмена в структуре взаимодействия, теория социального обмена затронула многие аспекты социальной жизни от характеристики личности до проблем экономического и политического сотрудничества, от вопросов устойчивости социального мира до проявлений кон­фликтности и социальной борьбы. Последнее, однако, затраги­валось здесь лишь вскользь. Тем не менее, проблема конфликт­ности в западной социологии приобрела особое значение и сти­мулировала появление целого класса специальных теорий, в рамках которых социальное взаимодействие стало рассматривать­ся через призму конфликта.