Осенью 1932 года из Киева под Ленинград ехали в трех обыкновенных плацкартных вагонах люди в красноармейских и командирских гимнастерках, но без петлиц, в кепках; и у каждого был большой, туго набитый вещмешок. Была ночь, вагонные лампочки тлели, а странные пассажиры не спали и разговаривали, образовав в полутемных купе несколько кружков. Разговор шел в основном о прошлой войне, гражданской. Много курили, и иногда кто-нибудь выходил просвежиться в тамбур, к открытым дверям. Впрочем, в тамбуре подолгу не задерживались и возвращались довольно быстро в купе, потому что никто из ехавших в этих трех вагонах не мог позволить себе впасть даже в минутную сентиментальность, к которой обычно так влечет человека запах дороги и вид ночной, мирно спящей земли с ее таинственными, плывущими вдали огоньками. Не мог позволить себе никаких сантиментов, да уже и не умел, потому что неподвластность некоторым чувствам являлась как бы необходимым условием профессии, вообще жизни этих людей. Но, чтобы понять, что же объединяло этих людей, надо было возвратиться в десятилетней давности прошлое…
В 1921 году один из первых пролетарских полководцев М.В. Фрунзе писал: «Второе средство борьбы с техническими преимуществами армии противника мы видим в подготовке ведения партизанской войны на территориях возможных театров военных действий. Если государство уделит этому достаточно серьезное внимание, если подготовка „малой войны“ будет производиться систематически и планомерно, то и этим путем можно создать для армий противника такую обстановку, в которой при всех своих технических преимуществах они окажутся бессильными перед сравнительно плохо вооруженным, но полным инициативы, смелым и решительным противником». И далее подчеркивал, что «обязательным условием плодотворности этой идеи „малой войны“ является заблаговременная разработка ее плана и создание всех данных, обеспечивающих ее широкое развитие. Поэтому одной из задач нашего Генерального штаба должна стать разработка идеи „малой войны“ в ее применении к нашим будущим войнам с противником…» Он говорил также в 1922 году на совещании командного и политического состава войск Украины и флота Черного и Азовского морей: «Я указывал здесь на маневренность и подвижной характер наших будущих операций; крупная роль будет принадлежать в этих условиях партизанским действиям, для чего надо подготовить и организовать их проведение в самом широком масштабе, а отдельные группы войск планомерно и систематически воспитывать в духе подготовки к этим действиям».
Опыт для подобных выводов был. В Сибири, к примеру, в 1919 году воевали целые партизанские армии: армия Мамонтова – 30 тысяч человек, армия Лобкова – 10 тысяч, армия Каларандашвили и Кравченко – 25 тысяч. Итак, опыт, и немалый, сложился, теория пошла, ну а методологической основой для мероприятий в этой области стали принципиальные положения, сформулированные В.И. Лениным, который говорил о том, что марксизм не связывает движения народных масс с какой-либо определенной формой, что марксизм требует исторического рассмотрения вопроса о формах борьбы и что в различные моменты жизни общества в зависимости от конкретных политических, национально-культурных, бытовых и других условий на первый план выдвигаются то одни, то другие формы борьбы. Ленин как бы предугадал возникновение новой военной профессии и гениально сформулировал суть ее: «Партизанские выступления не месть, а военные действия».
Подготовка партизанской войны – прежде всего подготовка кадров, людей. Им необходимо было обладать определенным военным опытом. Но не только. Для овладения этой профессией нужны особые качества. Одним из таких людей и был Николай Архипович Прокопюк, родившийся 7 июня 1902 года на Волыни, в селе Самчики Старо-Константиновского уезда.
…Крестьянская семья из десяти человек, земли своей нет, и живут на заработки отца и старшего брата. Отец столяр, брат слесарь. В дождливые дни или свободнее от домашней работы часы мать усаживает всех детей вокруг и дает каждому его чулки и носки, заставляет штопать. Мать рассказывает о жизни, что знает, старается и покупать книги. А отец дома бывает редко, но уж когда принесет с сахарного завода, на котором работает, каждому по куску чуть желтоватого, кристаллического сахара – в семье праздник.
В 1914 году Николай оканчивает церковноприходскую школу. И тут же идет работать к помещику, потому что старшего брата забирают на фронт и без его заработка в семье катастрофически начинает не хватать денег. Отроческая мечта Николая – поступить в сельскохозяйственный институт, кажется, несбыточна, но все же в 1916 году, самостоятельно подготовившись, он экстерном сдает экзамен за шесть классов в Старо-Константиновской мужской гимназии.
После революции он уже пролетарий – работает на заводе в слесарном, потом токарном, потом котельном цехах. В шестнадцать лет добровольно вступает в вооруженную дружину завода. Что значит добровольно? А то, что душа к 1918 году сориентировалась; к тому же в шестнадцать лет стараешься быть похожим на взрослых, которые тебя окружают. В шестнадцатилетнем возрасте он уже почувствовал, что является частью той самой силы, которая организованно и неумолимо отстаивает не только свои жизненные права, но и свои идеалы. Мир как бы расширялся постепенно.
Сначала Николай оборонял завод, а в 1919 году участвовал в восстании против белополяков, защищал уезд. Потом, едва оправившись от сыпного тифа, дрался за республику – воевал в Красной Армии, в 8-й Червоно-Казачьей дивизии. Затем работал в Старо-Константиновском уездном военном комиссариате, принимал участие в борьбе с дезертирством и бандитизмом.
В 1921 году Николая Прокошока как опытного уже бойца, преданного делу революции, направляют на работу в Старо-Константиновскую Чрезвычайную комиссию. Это стало поворотным пунктом в его судьбе. Молодому чекисту дали особые полномочия, каких и требовала новая его работа – борьба с политическим бандитизмом, то есть с подрывом государственной власти. Одной из крупнейших диверсионно-террористических банд, в уничтожении которой принимал участие Николай Прокопюк, была банда Тютюнника, засланная польской разведкой на нашу территорию. Собственно, это были две тысячи недобитых петлюровцев. Но их добили. Клинками, маузерами, военной хитростью, на которую, впрочем, был горазд и сам Тютюнник, но главное – добили уверенностью в собственной силе. В свое время младшая сестра Николая Варвара спрашивала у него: «Коля, каким оружием лучше всего бороться против обидевших тебя людей?» «Насмешкой», – ответил он. Что ж, время, жизнь вносили свои коррективы.
В 1923 году Николая Архиповича Прокопюка за заслуги перед революцией наградили боевым именным оружием и грамотой Шепетовского окружного партийного комитета, исполкома и окружного отдела ГПУ. Еще можно добавить, что Николаю повезло: за пять лет боев, отступлений, наступлений, засад и тому подобного он ни разу не был сколько-нибудь тяжело ранен.
В 1924 году Николая Архиповича направляют в пограничные войска. До 1929 года он на разведывательной работе в 20-м Славутском пограничном отряде, а затем в течение двух лет – в 24-м Могилев-Подольском погранотряде. В эти годы и происходит его практическая боевая учеба как разведчика и контрразведчика.
Империалистические разведки забрасывали в нашу страну диверсантов и агентуру. Главари контрреволюционных банд продолжали антисоветские действия из-за границы. И контрабандная деятельность, развернутая граничащими с нашей страной буржуазными государствами, наносила огромный ущерб. Все это было совсем иное, нежели открытый бой, к которому привык Прокопюк в годы гражданской войны. Спирт, например, в бревнах переправляли. Для этого бревно распиливали, выдалбливали паз для помещения бачков со спиртом и вновь сбивали, а затем сплавляли вместе с плотом или поодиночке. Плывет бревно по реке, да еще ночью – разберись тут! Контрабандные товары, не поддающиеся порче при нагревании, запекали в хлебобулочные изделия. Из платины делали гвозди и вбивали их в крышки посылок. Золотые часы переправлялись в кусках туалетного мыла. Контрабандисты, промышлявшие наркотиками, заставляли своих верховых лошадей заглатывать кокаин в капсулах из металла, а после перехода через границу забивали животных и извлекали из желудка капсулы. Там, где граница проходила по реке, контрабандисты нередко протягивали по дну специальные канаты и по ним перетаскивали контрабанду. И тому подобное. Не прекращался политический бандитизм.
Разведывательные подразделения пограничных войск старались создавать в антисоветских бандах, окопавшихся в приграничных районах, атмосферу недоверия к главарям со стороны рядовых бандитов, убеждали их в бесполезности борьбы против Советской власти, склоняли к добровольной явке с повинной, выводили банды под удары оперативно-чекистских групп и войсковых частей Красной Армии. Николай Архипович организовывал проникновение разведчиков во вражеские спецслужбы, зарубежные антисоветские центры. Не все сразу, конечно же, получалось в то время ладно – ведь он учился, были и курьезы. Однажды ему попалась в руки книжка, написанная белоэмигрантом князем Долгоруким и выпущенная в те годы в Париже. Князь, в частности, описывал, как ему удалось перейти границу, обманув советских пограничников. Николай Архипович, к стыду своему, обнаружил, что князь-то прошел именно на его участке. Память у Прокопюка была отменная, и он сразу же вспомнил этого князя, притворившегося псаломщиком. Но что ж поделаешь, можно было только иметь в виду на будущее… Кстати, в будущем работу Николая Архиповича в пограничных отрядах отметят, и не раз.
«…Народному комиссару внутренних дел УССР… рапорт. В связи с празднованием 15-летия погранохраны ряд заслуженных пограничников представлены к наградам. В их число не включен бывший в течении 7-и лет Уполномоченным ИНО Славутского и Могилевского отрядов тов. Прокопюк, ныне работающий в особом отделе НКВД УССР. Я могу Вам доложить, что из числа оперативных работников Украинской границы тов. Прокопюк принадлежит к числу наиболее заслуженных оперативных работников. Его энергия, личные боевые заслуги известны по многим боевым чекистским операциям. Достаточно напомнить дела по диверсионным бандам Трейко, Цаль-Цалько… Вследствие того, что оперативная работа является важнейшим элементом охраны границы, а тов. Прокопюк является одним из старейших и заслуженных чекистов-оперативников по охране границы, ходатайствую о представлении его к награде – что он своей преданностью, личной храбростью и многочисленными чекистскими успешными операциями вполне заслужил. Нач. отдела НКВД УССР… 9 февраля 1936 г. Киев».
А пока что, в 1931 году, Николая Архиповича направили на работу в центральный аппарат ГПУ Украины. Сначала заместителем, а затем и начальником отдела. Это было повышение в должности, которое не исключало личного участия в боевых операциях. Например, по уничтожению групп диверсантов, забрасываемых на территорию нашей страны. И вот тут параллельно с основной работой он начинает заниматься подготовкой кадров для партизанской борьбы на случай войны. Да и сам, несмотря на десятилетний опыт службы в особых войсках, основательно изучает те дисциплины, приобретает те знания и навыки, которые позволили бы быстро и эффективно развернуть борьбу в тылу противника, на его собственной территории. Основными дисциплинами были: политическая, строевая, огневая, физическая и воздушно-десантная подготовка, тактика партизанских действий, минно-подрывное дело, разведка, маскировка и топография. Николай Архипович готовился в случае войны воевать в небольшом диверсионном отряде. Что это такое?
Советская военная наука предвидела высокую моторизацию и механизацию регулярных войск противника в будущей войне, широкое использование автомобильного и железнодорожного транспорта, больших масс авиации, танков, самоходной артиллерии – что, несомненно, должно было усложнить боевую деятельность партизан, вооруженных относительно легко. И поэтому стали разрабатываться такие средства партизанской борьбы, которые позволили бы уничтожать живую силу и технику врага, не вступая с ним в боевые столкновения. Для этого годились бы небольшие группы, способные с помощью диверсий наносить противнику значительные потери. Рассчитали, что одна диверсия (например, крушение воинского эшелона), совершенная группой в три-пять человек, может дать значительно больший эффект, чем бой партизанского соединения с крупной частью врага.
Итак, для партизанской работы отбирались высококвалифицированные специалисты: разведчики, подрывники, радисты, топографы, водители автомашин и даже паровозные машинисты. Напряженной и сложной была подготовка. Не раз, будучи выброшенным на парашюте в незнакомой местности, Николай Архипович со своей группой совершал длительные рейды с преодолением водных и прочих преград, и обязательно с тяжелым грузом за плечами. В войну конечной целью такого рейда могло стать, например, минирование железной дороги, вывод из строя вражеских пунктов управления, промышленных объектов, узлов связи и т. д. Поэтому особое внимание уделялось практическим занятиям по минно-подрывному делу. В то невоенное время эти занятия проводились на специальных полигонах.
Николай Архипович учился технике диверсий у Ильи Григорьевича Старинова – в будущем одного из организаторов партизанского движения в годы Великой Отечественной войны, профессора. Старинов вспоминал: «Было лето 1931 года. Теплая ночь. Тишина. Только доносятся шаги патрульных, шагающих по шпалам. Но вот взлетает ракета, осветив железнодорожный путь, за ней вторая и третья; затрещал учебный пулемет. Вдали показались паровозные огни. Это шел „воинский“ эшелон. Когда он проходил по охраняемому участку, сильно охраняемому – ведь это были практические занятия по минированию железной дороги в условиях ее сильной охраны, – под ним блеснули вспышки двух учебных противопоездных мин. Одна из них была установлена Николаем Архиповичем Прокопюком. И уже потом, в беседе после разбора учений Николай Архипович с похвалой отозвался о „нахальных“ минах с колесным замыкателем – так в шутку называли мины, которые в считанные секунды можно было установить на рельсах. Но обратил он на себя внимание тем, что задал вопрос: „А нельзя ли создать такие средства, чтобы уничтожать поезда, не выходя на железнодорожный путь?“ В то время мы как раз начали отрабатывать способы вывода из строя поездов и поджога подвижного состава путем их обстрела, и вопрос Николая Архиповича дал еще один толчок этим исследованиям. А в ту ночь я ему ответил: „Обещаю, что в ближайшее время вы возьмете и такие средства себе на вооружение“.
…Но вернемся к осени 1932 года. Николай Архипович ехал на большие учения под Ленинград и выделялся среди окружавших его специалистов, может быть, тем только, что вопросы его были особенно дотошными. „Он, – как вспоминал тот же Старинов, ехавший с ним в одном вагоне, – особенно интересовался способами введения противника в заблуждение и обеспечением внезапности. Это были уже своего рода тонкости профессии, и исходили они из практики прошедшей войны“.
По прибытии в район учений „партизан“ вооружили легкими японскими карабинами, а „диверсионные группы“ дополнительно еще и различными учебными минами – в зависимости от выполняемых задач. В ходе этих учений „партизанские отряды“ успешно осуществили ряд засад, но вот налеты на штабы, уничтожение которых считалось одной из главных задач, оказались неудачными: охрана была настолько бдительна, что обнаруживала „партизан“ еще на подходах их к району дислокации штабов. Надо сказать, что „партизанские отряды“ проникали в тыл условного противника по земле – скрытно переходили „линию фронта“, а мелкие „диверсионные группы“ перебрасывались по воздуху, с парашютами и действовали значительно эффективнее. Так, группа Николая Архиповича проникла незамеченной в населенный пункт, где находился штаб армии „синих“, и установила мины замедленного действия. Прямо в расположении штаба, под несколькими зданиями, и каждая мина была весом в пять килограммов. И тут же семеро человек скрылись в темноте осенней ночи. Побежали. А когда мины „взорвались“ и „противник“, всполошившись, организовал поиски „партизан“, эти семеро были уже далеко – отдыхали в сарае, на сене, за пределами зоны прочесывания. Это был лишь маленький эпизод учений.
Наиболее удачно „диверсионные группы“ действовали на путях сообщения „противника“. На сильно охраняемых участках „партизаны“ устанавливали „нахальные“ мины в сроки менее 30 секунд. На слабо охраняемых они применяли учебные неизвлекаемые противопоездные мины. Происходили и накладки: в результате вспышек учебных мин были случаи остановки поездов, потому что машинисты паровозов принимали мины за петарды и тормозили. Кое-кого за такую ретивость чуть не удалили с учений. Но в общем умелые действия „диверсионных групп“ были отмечены на разборе заместителем командующего Ленинградским военным округом В.М. Примаковым, который в годы гражданской войны сам прославился глубокими рейдами по тылам врага.
Илья Григорьевич Старинов вспоминал: „А возвращались мы с учений опять в одном вагоне с Николаем Архиповичем. Разговорились, Он был доволен учениями, но высказал ряд замечаний и предложений. Например, насчет оружия:
– Хорош японский карабин, – говорил он, – легкий, скорострельный… Но все же для диверсионных групп, проникающих в населенные пункты, лучше пистолет, гранаты, мины и зажигательные средства замедленного действия.
– Я согласился…
Оба еще не знали в то время, что не увидятся теперь пять долгих лет, до самой Испании… Такова армейская дружба!
Учения 1932 года были лишь одним из тех многих подготовительных мероприятий к партизанским действиям в возможной будущей войне, которые проводились в нашей стране еще с конца 20-х годов. В.И. Ленин в свое время подчеркивал, что партизанские действия должны обязательно осуществляться под контролем революционной партии, что глубоко ошибаются те, кто считает, что партизанские действия дезорганизуют и деморализуют политическое движение, что дезорганизуют это движение не партизанские действия, а слабость партии, не умеющей взять в руки эти действия. Мероприятия же были такие: составление планов организации партизанских действий; разработка необходимых инструкций, пособий, подготовка специальных средств; подбор, подготовка и обучение кадров; формирование и оснащение партизанских отрядов, разведывательных и диверсионных групп; создание скрытых баз с запасами материальных средств; организация связи с отрядами, группами и отдельными разведчиками; и, наконец, разработка и постановка задач командирам партизанских отрядов.
Огромная и сложная проводилась работа! Например, под созданием скрытых баз с запасами материальных средств подразумевалась массовая закладка тайников с оружием и продуктами питания вдоль всей линии наших приграничных укрепленных районов. Делалось это следующим образом. В земле рыли траншею для сруба па глубину линии промерзания. На дно устанавливалась деревянная решетка, под которой было пространство для стока воды. На решетку укладывали патроны в цинковых коробках и ящиках, густо промасленных и обернутых ветошью. Укладывали хорошо смазанное оружие, тол, бикфордов шнур в герметической упаковке, радиостанции, запасные части и электропитание к ним – все в резиновых мешках. Продукты хранились так: сахар в стеклянной посуде, а мясо, сало и масло – в прочной упаковке под десятисантиметровым слоем соли. Места расположения тайников тщательно маскировались. Для этого землю не просто копали, а прежде нарезали дерн большими пластами, не нарушая его растительного покрова. По окончании закладки восстанавливали прежний фон местности, все, вплоть до кустарника и камней. Землю уносили в мешках или ящиках куда-нибудь подальше, причем передвижение людей, связанных с земляными работами, совершалось по одним направлениям, чтобы не было проложено большого количества троп. Строго соблюдались правила конспирации. Количество материально-технических средств, закладываемых в тайники, было таким, что учитывался и возможный рост партизанских сил в ходе борьбы.
…Итак, „второе средство борьбы“ постоянно совершенствовалось и с самого начала возможной войны должно было оказать значительную поддержку нашим регулярным войскам в решении задач как оперативных, так и стратегических. Партизаны готовились начать боевые действия в первый же день войны. Но прежде чем говорить об этом, придется рассказать о другой войне…
Военно-фашистский мятеж в Испании начался 18 июля 1936 года. 3 августа того же года в Москве на Красной площади состоялась многотысячная демонстрация. Люди несли плакаты: „Дело испанского народа – наше кровное дело!“, „Протянем руку помощи испанскому народу!“ Стотысячный митинг солидарности с испанскими антифашистами состоялся на Дворцовой площади в Ленинграде. Многолюдные демонстрации прошли и в других крупных городах. Начали собирать деньги для испанцев, по радио передавались сводки испанского командования. Советский Союз присоединился к соглашению 27 европейских стран о невмешательстве, и почти одновременно с началом деятельности Лондонского комитета по невмешательству были установлены дипломатические отношения между Испанией и СССР. Наша страна стала помогать испанским республиканцам вооружением, продовольствием, медикаментами. Соглашение не запрещало также выезда добровольцев, и по многократным просьбам Испании Советское правительство разрешило выезд в Испанию добровольцев – военспецов, в которых остро нуждалась республиканская армия,
…„Совершенно секретно. Начальнику… отдела УГБ НКВД УССР майору государственной безопасности… рапорт. Имея опыт разведывательной работы и руководства специальными и боевыми операциями… и теоретический опыт партизанской борьбы и диверсий… прошу Вашего ходатайства о командировании меня на специальную боевую работу в Испанию… Н. Прокопюк. 4 апреля 1937 г. Киев“.
Выезд разрешили, и 1 июля 1937 года Николай Архипович прибыл в Испанию. Добирался поездом до Франции, оттуда на автомашине – через Пиренеи до Барселоны.
Здесь, в Испании, к тому времени уже воевало немало прославленных советских чекистов, причем у каждого было свое условное имя. Григория Сыроежкина испанцы звали Грандэ, Станислава Ваупшасова – Альфред, Кирилла Орловского – Старик, Александра Рабце-вича – Виктор. Находился здесь и Илья Григорьевич Старинов. Он создал партизанскую школу, на базе которой был сформирован отряд для действий в тылу противника. В отряд этот, кроме испанцев, входили поляки, югославы, болгары, чехи, словаки, немцы, австрийцы, итальянцы, финны, французы, американец.
Старинов был удивительно энергичным человеком. Совершенно не сведущих в партизанском деле людей он за короткое время обучил тактике партизанской борьбы, приемам организации и ведения диверсионной работы в тылу врага. Не хватало оружия, особенно диверсионных средств, и Старинов покупал в аптеках бертолетовую соль, селитру и различные другие химикаты, а затем в организованной им же лаборатории изготовлял с интербригадовцами самодельные мины и фугасы. Вместе с группами партизан-диверсантов он ходил на боевые задания в тыл фашистских войск. Результаты одной из его операций вызвали отклик во многих странах Европы. Вот как это было. В горах, где полотно железной дороги проходило рядом со стометровым обрывом, он устроил крушение пассажирского поезда, в котором ехали в войска Франко летчики военно-воздушных сил Италии. Целый поезд с тремястами асами от Муссолини полетел в пропасть. Катастрофа произошла в ущелье под Кордовой, и об этом вскоре узнали не только в Италии. Траурные обрамления запестрели в газетах и других стран, потому что многие из погибших являлись потомками баронов и графов, банкиров и вельмож, имевших широкие родственные связи за пределами своей страны. Что же касается республиканской Испании, то здесь вездесущие корреспонденты стали разыскивать исполнителей диверсионной акции, вызвавшей резонанс, если так можно выразиться, международного масштаба. Некоторые журналисты достигли своей цели, и на базу Старинова в Вильянуэва-де-Кордова началось паломничество корреспондентов. В числе других приехали Илья Эренбург и Михаил Кольцов. В целях конспирации Старинову пришлось перебазироваться в другое место. Испанцы звали его Рудольф, и вместе с ним в рейды ходила его боевая подруга Анна Обручева, или Луиза.
А Николай Архипович Прокопюк по приезде в Испанию стал советником и командиром партизанского формирования на Южном фронте. Был он человеком веселым и жизнерадостным, и испанцы быстро полюбили его, стали называть „команданте Николас“. Он носил форму республиканской армии без знаков различия, на голове черный берет, на боку кобура с небольшим пистолетом. Всегда был тщательно выбрит, подтянут и не изменял своей ироничной манеры поведения.
В августе 1937 года он встретился с Ильей Григорьевичем Стариновым, который в то время был советником в отряде знаменитого капитана Доминго Унгрия – в будущем командира 14-го партизанского корпуса. Встреча произошла в Андалузии, в городе Хаен, у общевойскового советника полковника Кольмана (Вильгельма Кумеланаса). Николай Архипович приехал к Кольману вместе с начальником курсов по подготовке диверсионных групп Максимом Константиновичем Кочегаровым. Как и обычно при таких встречах, вспоминали прошлое, говорили о настоящем. От Кольмана поехали на базу Старинова и там познакомились с начальником штаба сербом Любо Иличем – будущим партизанским генералом – и самим Доминго Унгрия. Старинов показал гостям свою лабораторию, в которой были и мины различного назначения, и самодельные гранаты, и зажигательные средства замедленного действия. Потом Доминго Унгрия дал обед в честь гостей. Переводила за столом Анна Корниловна Обручева, потому что у советников с испанским языком было довольно туго. В шесть часов вечера зазвонил колокол в близлежащем женском монастыре. Николай Архипович заметил:
– Удачное вы для себя место выбрали – соседи, наверное, прикрывают от авиации… Не будут же они бомбить монастырь?
– Соседки, – ответил Старинов, – монахини, ждут не дождутся франкистов. А насчет налетов – действительно тихо. Раз, правда, в соседний дом угодило, и у меня керосинка опрокинулась на смолу… А там в углу динамит… Ну, Аня потушила вовремя.
– Луиза… – сказал Доминго Унгрия и улыбнулся.
– Луиза, – поправился Старинов.
– Доминго сказал, – перевела Анна Корниловна, – что вы чересчур много курите, Николай Архипович. Это вредно.
Действительно, Прокопюк выкуривал сигарету одну за другой, и это всегда было так.
Вышли на улицу. Дул теплый ветер со Средиземного моря. Глядя на белые стены монастыря, за которыми таилась другая жизнь, Николай Архипович задумчиво произнес:
– Монахини… – И потом, как бы очнувшись: – Пора ехать!
На обратном пути, в машине, он говорил Кочегарову:
– Особенно хороши у Старинова эти магнитные мины. Очень удобные: приложил, и держится – никакого крепления. И легкие, – он взял в руки одну из мин, которую дал ему с собой Старинов, – килограмма два, не больше.
В конце декабря 1937 года Николай Архипович познакомился с будущей своей женой – Александрой Антоновной Вышинской. Она приехала в Испанию в качестве переводчицы, тоже добровольно. Как и Прокопюк, она добиралась до Франции поездом, а дальше на машине до Барселоны. В горах выпал снег, в заиндевевшем стекле машины Александра Антоновна видела белые пики гор. Что ее ждет в Испании?
В Барселоне, на побережье Средиземного моря, было довольно тепло, шел дождь, и тут Александра Антоновна узнала от встретивших ее людей, что место ее назначения – город Альмерия, до которого еще день пути. Выехали рано утром. Небо очистилось от облаков, поднялось солнце, но с моря тянуло свежестью. „Ну, пусть будет удачным это путешествие“, – подумала Александра Антоновна. Испанский пейзаж был прекрасен, но она ни на секунду не забывала, что на земле этой идет война.
Вечером при въезде в город Альмерию машину остановил испанский патруль и попросил следовать за ним. Подъехали к небольшому старинному особняку, окруженному садом. В доме Александру Антоновну встретил высокий, средних лет человек, одетый в хорошо сшитый летний костюм. Это был Николай Архипович. Он посмотрел внимательно на нее и улыбнулся.
– Сознаюсь, – сказал он, – я поскорее хотел встретиться с земляками, вот и устроил засаду при въезде в город.
Он оставался в Альмерии, а она работала в городке Берха, в сорока километрах. Иногда она приезжала в Альмерию по делам, и он никак не хотел ее отпускать. В лунные вечера увозил за город, к побережью. Там было похоже на Крым… Она спрашивала:
– О чем ты думаешь?
– О море. А ты?
– О войне. – Она старалась не думать о войне в те вечера, однако Ничего не получалось. –…Но мне не страшно с тобой.
Однажды она приехала на целых два дня – того требовала работа, но Николая Архиповича на месте не оказалось: только что со своей группой он ушел в тыл франкистов, на боевое задание. „Ничего, – подумала она, – впереди целых два дня, может, к моему отъезду вернется… Неужели что-нибудь серьезное? – И сама себя успокоила: – Да нет же, наверное, что-то обычное. – И тут же: – Да ведь не бывает обычного… – И снова сама себе: – Ну, ты же знаешь, что, помимо прочего, ему еще и везет!“
Да, ему повезло и на этот раз. Еще днем при содействии командира батальона, занимавшего близлежащий участок фронта, они изучили обстановку в зоне, где было намечено проникновение в тыл врага. Побывать в этом тылу было необходимо для того, чтобы захватить „языка“. С наступлением темноты тронулись в путь. Разведчики батальона, которыми командовал молодой испанский капитан, коммунист, проводили их на глубину около двух километров в зону, контролируемую противником, и, пожелав удачи, повернули назад. Они остались всемером. Ночь была темная, но слишком уж тихая. По пути наткнулись на оливковую рощу, и ноги стали вязнуть в раскисшей от долгих дождей земле. Пришлось двигаться медленно, осторожно поднимая ноги, чтобы не чавкало, и от этого сильно устали. Но за ночь все же вышли к намеченному пункту и в густых зарослях на склоне горы остались на дневку. Шоссе, на котором планировали захватить „языка“, находилось в полутора километрах. Взошло солнце, и тогда разулись, чтобы подсушить промокшие сандалии-апаргатос. Отдыхали по очереди, соблюдая полную тишину. День тянулся бесконечно долго. Наконец подошла очередь Николая Архиповича отдыхать, и это было уж в сумерках – он забылся тревожным полусном. Когда очнулся, было уже совсем темно. Перекусили и пошли к шоссе.
По нему проносились одиночные грузовые и легковые автомашины. Никаких признаков охраны шоссе или контрольно-пропускных пунктов не заметили. Часа через два после наступления темноты движение на дороге стало совсем редким. Два человека из группы Прокопюка спустились и установили поперек шоссе стальные колючки, замаскировав их травой, придорожным мусором. Стали ждать. Внезапно показались огни автомашины, выскочившей из-за поворота. Автомобиль проехал мимо кустов, за которыми залегла группа, и – по колючкам. Через две-три секунды вспыхнули позади машины красные стоп-сигналы и отплыли в сторону – к обочине, замерли. В темноте трудно было определить расстояние до автомашины, но, прикинув, решили, что ие менее 300 метров.
– Далековато, – прошептал Николай Архипович.
И все же он решил вести группу к машине. Как тени заскользили они вдоль дороги, то стремительно, то замирая, потому что под ногами нет-нет да шуршали камешки. Метрах в пятидесяти остановились и присели в придорожных зарослях. Теперь машина была видна довольно хорошо. Водитель устанавливал домкрат, а рядом топтался пассажир в офицерской форме и недовольно покрикивал на шофера. Домкрат скрипел, и это было кстати. Офицер щелкнул портсигаром, потом вспыхнула зажигалка и осветила на миг его лицо, блестящий козырек фуражки.
…Двадцать метров. Офицер подошел к радиатору и, покуривая, смотрел то за работой водителя, то по сторонам и явно прислушивался. Он находился по ту сторону дороги и наискосок за машиной, так что необходимо было переждать, пока он выйдет на более удобное место. Водитель наконец снял поврежденный скат, отложил в сторону и стал прилаживать запасной. Офицер отбросил окурок, приблизился к водителю,
…Теперь до них было десять метров.
В это время появились огни другой автомашины. Группа замерла. Подъехавший и затормозивший грузовик осветил офицера, которого намеревались захватить; небольшого роста, плечистый… Шофер грузовика высунулся из кабины: не нужна ли помощь? Но офицер громко сказал: „Грасиас“ – и еще что-то. Грузовик тронулся и скрылся за поворотом.
…До автомашины расстояние сократилось до семи метров, причем водитель стоял спиной к зарослям. Трое из группы остались в пятидесяти метрах как прикрытие, остальные приготовились к захвату.
Водитель установил запасный скат, принялся опускать домкрат. Пора! Николай Архипович первым бросился на офицера, но тот внезапно обернулся. Фашист оказался сильнее, чем предполагал Николай Архипович, и ему удалось выхватить пистолет. Но выстрелить он не успел: подоспевший командир группы выбил оружие, и Николай Архипович уложил подсечкой офицера на землю. Водитель сдался, не оказав сопротивления.
На рассвете плененный капитан из подразделения связи мятежников с имевшимися у него картами был доставлен в расположение базы, и тут же его отправили дальше – по назначению.
Возвратившись, Николай Архипович почувствовал безумную усталость, ему хотелось спать, но он продержался все-таки в то утро на ногах еще несколько часов, потому что, оказывается, его ждала Александра Антоновна. Он рассказал ей какую-то смешную историю из своего детства, куря сигарету за сигаретой, потом сделал коктейль, и оба, сидя в глубоких креслах, потягивали его. Потом он неожиданно уснул – тут же, в кресле…
О причинах поражения республиканской армии в Испания написано много, и поэтому нет смысла повторяться. Заметим только, что военное командование республиканцев долго недооценивало возможностей партизанской борьбы в тылу мятежников и не создавало всех условий, необходимых для развертывания этой борьбы. Официально сформирован был всего лишь один партизанский спецбатальон (под командованием Доминго Унгрия). И лишь в конце 1937 года решили объединить все силы, действовавшие в тылу противника, в 14-й специальный корпус, который боролся с фашистами до самого конца войны, а после падения республики продолжал воевать в Андалузии, Кастилии и Каталонии.
С марта по декабрь 1938 года Николай Архипович был старшим советником этого корпуса. А когда стало очевидным поражение республиканцев и интернационалисты постепенно стали покидать Испанию, Николай Архипович отплыл на пароходе из Валенсии на Родину. Он сделал для испанцев все, что мог, до конца исполнил свой интернациональный долг. Как, впрочем, и многие другие. Неделей позже уехала из Испании и Александра Антоновна Вышинская. По-разному добирались интернационалисты к себе домой. В сложной ситуации, например, проделала этот путь Анна Корниловна Обручева. Она везла с собой важную документацию и во время плавания на пароходе из Валенсии в Болгарию старалась держаться поближе к пароходным топкам, чтобы в крайнем случае можно было быстро уничтожить бумаги, которые она хранила под одеждой. Но все обошлось.
Прибыв порознь через несколько стран в Советский Союз, Александра Антоновна и Николай Архипович вскоре встретились. Спустя несколько месяцев поженились. Николай Архипович был награжден за Испанию орденом Красного Знамени. Его направляют на работу в центральный аппарат органов государственной безопасности.
…Эпопея партизанского движения в годы Великой Отечественной войны началась с первых месяцев и даже дней этой войны, хотя не сразу она приняла большой размах, достигла высокой эффективности.
До второй половины 30-х годов в нашей стране проводилась серьезная работа по подготовке к использованию партизанских форм борьбы в войне. Однако, затем эта работа по ряду субъективных факторов[20] была свернута: были изъяты инструкции и различные пособия по тактике партизанских действий, прекратилось проектирование, испытание и производство специальных технических средств для применения в тылу противника, перестали закладываться в приграничных районах скрытые партизанские базы, на военных учениях способы и формы партизанской борьбы не проверялись, теория использования партизанских сил в современных войнах так и не была разработана.
Все это привело к тому, что в начале войны военные специалисты не смогли оказать эффективной помощи партийным органам в развертывании партизанского движения. Мало того, нередко наши войсковые подразделения и части, попавшие в окружение и оказавшиеся в глубоком тылу противника, часто из-за незнания личным составом тактики партизанских действий гибли или попадали в плен. Эти и другие обстоятельства обусловили привлечение партией к участию в организации и ведении партизанской борьбы чекистов.
Благодаря усилиям Коммунистической партии с началом войны во многих районах в тылу врага удалось за короткие сроки создать подполье и сформировать большое количество партизанских отрядов.
Вместе с тем партия учитывала и то, что советские люди, вступающие в партизанские отряды, на первых порах не будут иметь необходимого опыта, а контрразведывательный и полицейский аппарат врага постарается сделать все, чтобы задушить партизанское движение в зародыше.
Поспешно созданные партизанские формирования горели желанием громить врага, но не имели ни опыта, ни достаточной подготовки для ведения эффективной борьбы в тылу противника. Вследствие этого многие отряды либо несли крупные неоправданные потери, либо были просто не способны организованно вступать в боевое столкновение с противником, когда это требовала обстановка. Действия многих отрядов были разрозненными, нецелеустремленными.
Аналогичное положение имело место и в подполье. И здесь многие тысячи патриотов страстно хотели драться с фашистами, но им не хватало умения. Ведь каждый подпольщик должен был обладать качествами артиста, уметь перевоплощаться. Надо было скрытно, не вызывая подозрений у врага, уметь завоевать доверие оккупантов, убедить их в своем лояльном отношении к гитлеровскому режиму.
Чрезвычайно сложной была обстановка и для действий городских партизанских формирований. Бойцы этих групп и отрядов дней работали на противника в различных мастерских, конторах, базах и т. п., а ночью им приходилось проводить стремительные боевые операции, после выполнения которых они снова возвращались к „легальному“ образу жизни.
Именно коммунисты вносили в партизанское движение сознательность и организованность. Стихийному тяготению масс к борьбе с фашизмом они придавали политически зрелый характер. История войн прежде не знала примеров, когда элемент стихийности играл столь незначительную роль в партизанском движении, когда бы так сильно в нем проявлялись элементы сознательности и высокой организованности.
Советские чекисты выполняли в ходе Великой Отечественной войны роль своеобразного „канала“ или особых „коммуникаций“, по которым передавалось умение громить врага.
Почему именно чекисты? Да потому, что с момента создания органов ВЧК – ОГПУ – КГБ они в тайной войне с классовыми врагами, со спецслужбами империалистических государств, которая не прекращалась ни на минуту, всегда находились на переднем крае. Это способствовало выработке у них особых качеств, необходимых для ведения подпольной и партизанской борьбы.
Фальсификаторы второй мировой войны, западные военные историки всячески подчеркивают, что партизанское движение на оккупированной территории Советского Союза было в значительной мере инспирировано органами НКВД. Но это не так, это утверждение намеренно ложно. Партизанская борьба в Великой Отечественной войне носила всенародный характер и являлась настоящим проявлением советского патриотизма. Да и сами чекисты в недалеком прошлом были шахтерами и металлургами, токарями и комбайнерами, счетоводами и зоотехниками, учителями и бухгалтерами, агрономами и трактористами. А партия, повторяем, посылала специалистов в тыл врага, чтобы повысить эффективность партизанской борьбы, имея цель соединить желание народа громить фашистских захватчиков с умением решать эту задачу.
В сентябре 1941 года Николай Архипович Прокопюк был назначен командиром 4-го батальона 2-го полка Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД СССР, созданной в начале войны по указанию ЦК ВКП(б). В батальоне было около тысячи бойцов. Собственно, бригада представляла собой крупный учебный центр по подготовке небольших разведывательных, диверсионных и организаторских групп, которые забрасывались в тыл немецкой армии и на базе которых вырастали партизанские отряды и соединения. Во время битвы под Москвой подразделения бригады использовались военным советом Западного фронта на опасных участках обороны столицы. Бойцы бригады минировали танкоопасные направления, вылавливали вражеских разведчиков и диверсантов, устраивали завалы и другие заграждения, взрывали мосты, совместно с оборонявшимися частями Красной Армии вели открытые бои с наступавшими гитлеровцами, действовали в ближайших тылах противника, нарушая его управление войсками, проводя засады и налеты. 7 ноября 1941 года части Отдельной мотострелковой бригады особого назначения участвовали в историческом параде на Красной площади.
Во второй половине ноября 1941 года Николай Архипович был направлен на Юго-Западный фронт начальником оперативной группы НКВД СССР при особом отделе. Здесь он организовывал и вел глубокую разведку в тылу противника на Киевском направлении.
В начале июня 1942 года Николай Архипович был вызван в Москву для подготовки к выполнению специального задания: в качестве командира вместе со своей группой он должен был десантироваться в глубокий тыл противника. Пребывание в тылу никаким сроком не было определено.
В течение месяца он отобрал в ОМСБОНе 64 обученных бойца, среди которых были чекисты, пограничники, минеры, радисты, медицинские работники, получил необходимые инструкции и снаряжение и к 1 августа доложил о готовности к выполнению задания. Группа его называлась „Охотники“.
…В тот год ему исполнилось сорок лет – расцвет сил.
В ночь на 1 августа 1942 года первый эшелон „Охотников“ в количестве 28 человек десантировался на парашютах в 800 километрах от линии фронта, в районе города Олевска Житомирской области. До 18 августа туда же были переброшены второй и третий эшелоны. Странно было тайком, ночью приземляться на своей же родной земле.
Первую зиму Николай Архипович со своей группой вел боевую работу в западных районах Киевской области. Вскоре группа выросла в отряд за счет притока местных патриотов. Налаживали связь с Центром, с взаимодействующими группами, с подпольем; нарушали работу железнодорожного транспорта всеми возможными способами: разрушали колею, портили средства связи, централизации и блокировки, выводили из строя систему электропитания, устраивали заграждения на железных дорогах, обстреливали составы во время движения и подрывали их. Почти все получалось, и люди, находившиеся в его отряде, сразу поверили ему, его опыту и знаниям, а это было чрезвычайно важно, особенно на первых порах – в отряде рождались высокий боевой дух, уверенность в своих силах.
В боевые столкновения с частями противника из-за малочисленности, да и особого назначения группы вступать было нежелательно, но несколько раз ввязаться в бой все-таки пришлось. Потерь либо вообще не было, либо они были незначительны. Сказывались знания и опыт Николая Архиповича.
В начале апреля 1943 года он уводит отряд в Цуманьские леса.
К географическому понятию „Цуманьские леса“ партизаны в годы войны относили все леса, расположенные на обширной территории в треугольнике Сарны – Ровно – Ковель. Места эти привлекали партизан возможностью эффективной боевой работы. Отсюда было совсем близко до Ровно, Луцка, Ковеля. Рядом пролегали две важные железнодорожные магистрали, по которым двигались эшелоны из Германии к фронту. Параллельно проходило шоссе Брест – Киев. Здесь воевали многие партизанские формирования: 1-й батальон соединения А.Ф. Федорова, спецотряд майора В.А. Карасева, отсюда уходило в Карпатский рейд соединение С.А. Ковпака. А севернее железной дороги Сарны – Ковель начинался сплошной партизанский край, где обосновались отряды А.П. Бринского, Г.М. Линькова (Бати), И.Н. Банова (Черного), и позже основные силы соединений А.Ф. Федорова (Черниговского), В.А. Бегмы, И.Ф. Федорова (Ровенского). Еще севернее были обширные территории, освобожденные от оккупантов партизанами Белоруссии.
В Цуманьских лесах – а это была Волынь – отряд действовал девять месяцев, оседлав железную дорогу Ровно – Ковель. Николай Архипович систематически отправлял группы в 3–5 человек подрывать вражеские эшелоны с живой силой и боевой техникой. Немцы в ответ значительно уменьшили скорость поездов. Это привело к снижению эффективности диверсий. Тогда Николай Архипович решил, что минирование нужно сочетать с налетами на вражеские эшелоны. После захвата подорванного эшелона партизаны уносили трофеи с собой, а все оставшееся в вагонах и на платформах поджигали. Подобные операции проводились за 15–20 минут. Горевшие поезда загромождали пути, и таким образом противнику наносился не только материальный ущерб, снижалась пропускная способность железной дороги.
Отряд Прокопюка все время перемещался, маневрировал, и это осложняло поначалу ситуацию с ранеными. Но вскоре у Николая Архиповича сложились дружеские отношения с партизанским вожаком Алексеем Федоровичем Федоровым, и появилась возможность передавать раненых в госпиталь его соединения, а иногда даже пользовались его аэродромом для отправки на Большую землю тяжелораненых и пленных.
Широкие связи с местным населением позволили отряду Николая Архиповича создать разведывательные позиции в крупных населенных пунктах, в том числе в Ровно, где, кстати, в то же время действовали разведчики отряда Д.Н. Медведева, и в Луцке. В отряде Николая Архиповича были иностранцы, которые вступали в контакты с немецкими солдатами и офицерами из службы ТОДТ. Благодаря этому Николай Архипович вышел на получение информации и из самой Германии.
Боевую деятельность на Волыни нашим отрядам приходилось вести в сложной обстановке не только из-за того, что они находились в тылу немецких войск. Это был вообще особый край – ведь воссоединение западных областей Украины и установление там Советской власти произошло лишь в сентябре 1939 года, в июне 1941 года территория была уже оккупирована. У немцев была здесь многочисленная агентура и „большие друзья“ – украинские националисты, банды которых воевали на стороне рейха. Эти банды сковывали передвижение партизанских формирований, часто охраняли железные дороги, нападали на мелкие группы партизан и на базы отрядов. Николай Архипович благодаря хорошо поставленной разведке регулярно отправлял в Центр информацию о националистах, и это способствовало правильной оценке обстановки на Волыни, определению наиболее эффективных путей борьбы с бандами.
Ни постоянные перемещения и маневр, ни стремительный, „короткий“ характер ударов по военным объектам противника не оберегали отряд Прокопюка от боевого соприкосновения с карательными экспедициями фашистов. С мая по ноябрь 1943 года таких боев было двадцать, и всякий раз враг проигрывал. В ноябре Николай Архипович получил приказ из Центра временно покинуть Цуманьские леса, поскольку стало известно, что против отряда намечается особо крупная операция под командованием генерала Пиппера, известного под кличкой „Мастер смерти“. Втягиваться в затяжные бои для отряда значило сковывать себя ситуацией, навязанной немцами, и идти на нежелательные потери.
Группа Прокопюка перебазировалась в леса севернее железной дороги Сарны – Ковель. Отряд расположился временно, пока не отойдет Пиппер, у села Великие Целковичи, в 15 километрах от соединения А.Ф. Федорова. Но в Цуманьских лесах Николай Архипович все-таки оставил подвижную группу под командованием майора Л.М. Доценко, которая вышла в тыл карателям и продолжала наносить удары по вражеским коммуникациям. Основная же часть отряда тем временем в некоторой степени отдохнула, дождалась самолетов с Большой земли, которые доставили боеприпасы, взрывчатку, обмундирование. К 25 декабря Пиппер снял блокаду, и отряд Прокопюка вновь возвратился в Цуманьские леса.
Это было время, когда фронт значительно приблизился к партизанам. Регулярные советские войска приступили к освобождению правобережной Украины. В конце декабря – январе начались Житомирско-Бердичевская, Кировоградская, Луцко-Ровненская, Корсунь-Шевчен-ковская и Никопольско-Криворожская операции. Цуманьские леса оказались в полосе наступления войск правого крыла 1-го Украинского фронта.
Ясно, что партизаны с нетерпением ожидали соединения с войсками фронта, потому что истосковались в этих лесах, мечтали о встрече с частями Красной Армии, чтобы продолжать сражаться в боевых порядках наступающих войск. Посматривали на командира отряда – спрашивать не полагалось, – а он молчал…
Пятого января 1944 года Прокопюк получил радиограмму из Центра, которая более или менее проясняла дальнейшее: „С приближением фронта, не дожидаясь дальнейших распоряжений, двигаться на запад в направлении города Брест“.
Командование, штаб, личный состав, который к тому времени насчитывал около 500 бойцов (отряд Прокопюка вырос в бригаду), начали подготовку к рейду. Нужно было пять суток, чтобы собрать все находившиеся на заданиях подразделения. Кроме того, решили взять с собой комсомольцев подпольной организации сел Суск, Хоп-нево, Тростянец и Словатичи у города Луцка. Ребята давно просились в отряд, но их легальное и полулегальное положение на оккупированной территории давало массу преимуществ. С уходом бригады надобность в этом отпадала.
10 января выступили на запад. К вечеру 12 января вышли к реке Стырь в районе села Четвертни. Как раз в это время, как сообщила Прокопюку разведка, в городе Камень-Каширский состоялось совещание представителей ОУН (украинских националистов) с гитлеровцами, на котором фашистское командование сообщило бандеровцам о своем решении передать им перед оставлением города все склады немецкого гарнизона с боеприпасами, медикаментами и продовольствием. Это делалось для того, чтобы обеспечить активные подрывные действия националистических банд в тылу советских войск. Бандеровцы быстро вывезли содержимое складов из города и спрятали в схронах (потайных ямах-амбарах) в селе Пески на реке Припять. Однако, доложили разведчики, нашлись люди, готовые показать схроны. Прокопюк принял решение задержаться.
25 января Николай Архипович во главе двух рот сам провел операцию по изъятию содержимого схронов, блокировав на рассвете село Пески. Подогнали 35 пароконных саней и начали загружать их военным имуществом, медикаментами, боеприпасами. Продовольствие отдавали крестьянам, с собой решили взять только 300 пудов сахара. Когда к селу сунулись банды УПА (Украинской Повстанческой Армии), их встретили партизанские заслоны и завязали бой. В этом бою было уничтожено 70 бандитов, в том числе руководитель северного „провода“ Сушко. Партизаны потеряли трех бойцов, еще трое были ранены.
После операции Прокопюк сосредоточил бригаду в районе села Яйно, в 20 километрах юго-восточнее Камень-Каширского, а сам с небольшой группой, захватив раненых и трофеи, направился в штаб А.Ф. Федорова. Алексей Федорович обрадовался встрече, трофеям, а главное, спискам ОУН на Волыни и кодам, которыми обменялись гестаповцы и бандеровцы и которые попали в руки партизан в селе Пески.
Надо сказать, что, направляясь в соединение Федорова, Николай Архипович надеялся прояснить для себя один волновавший его вопрос. Суть состояла вот в чем. Получив последний приказ из Центра, он понял, что дальнейший маршрут рейда будет пролегать через землю Польши. И тогда он задумался о национальном составе своей бригады. В случае выхода на польскую территорию роль нескольких поляков, находившихся в отряде, становилась несколько иной, чем прежде. На каком-то этапе полякам предстояло служить связующим звеном между русскими, украинцами, грузинами и другими бойцами бригады и их соотечественниками. Но для этого поляков в отряде было явно мало. Так, по крайней мере, казалось Николаю Архиповичу. И вот он решил поправить дело с помощью Федорова, в соединении которого польская прослойка была довольно значительной. Однако сразу по прибытии Прокопюк узнал, что в соединении Федорова создается польская бригада имени Ванды Василевской. Это меняло дело: теперь он уж не мог просить пополнения за счет партизан-поляков. Тогда Николай Архипович обратился к Федорову с просьбой отчислить на добровольных началах бойцов и командиров из числа военнопленных, бывавших на польской территории. Алексей Федорович согласился.
В начале марта 1944 года основные силы бригады Прокопюка выступили к Бресту, вперед была выслана разведывательная группа под командованием Доценко.
Напомним, что Советский Союз на протяжении всей войны оказывал разнообразную помощь движению Сопротивления многих стран. В СССР готовились кадры для национальных партизанских формирований. Советская страна заботилась об обеспечении их оружием, боеприпасами, медикаментами, о лечении раненых. Это был интернациональный долг.
В апреле 1944 года по просьбе польской эмиграции в СССР только что созданному Польскому штабу партизанского движения были переданы партизанские бригады и отряды, состоявшие из поляков. Большая часть этих отрядов, сформированных в западных районах Украины и Белоруссии, вскоре перешла на территорию Польши. Одновременно в Польшу стали переходить и наиболее опытные советские партизанские формирования.
В конце марта, перед началом рейда по территории Польши, Николай Архипович Прокопюк встретился с направлявшимися в Москву представителями Краевой Рады Народовой Марианом Спыхальским, Эдвардом Осубка-Моравским, Яном Хонеманом и Казимиром Сидора. Встречи с этими людьми дали возможность Николаю Архиповичу правильно понять и оценить обстановку в Польше. А ситуация там складывалась следующим образом. В стране действовали внутренние силы в лице многочисленных партий и союзов. Силы эти в условиях войны и оккупации делились на два противоположных лагеря. С одной стороны, партии и союзы, стоявшие на позициях непримиримой борьбы с фашистами и солидаризировавшиеся в этой борьбе с Советским Союзом. Этот лагерь возглавлялся Польской рабочей партией и был представлен большинством населения; с другой стороны – партии и организации, занимавшие выжидательную позицию в войне и враждебную по отношению к первому лагерю и Советскому Союзу. Руководящим органом второго лагеря было эмиграционное правительство Польши, засевшее в Лондоне – буржуазное правительство буржуазной Польши, которое проповедовало пассивность, „стояние с оружием у ноги“. Сторонниками подобной политики были прежде всего реакционно настроенные офицеры. С учетом политического положения в стране, расстановки польских сил Сопротивления командование бригады во главе с Прокопюком определило политическую линию поведения в ходе рейда как бригады в целом, так и каждого бойца в отдельности.
Бригада выходила на территорию Польши четырьмя эшелонами.
Первый эшелон – отряд под командованием майора А.Д. Коваленко в составе 40 человек – форсировал реку Западный Буг в ночь на 20 марта. К концу месяца отряд достиг района, расположенного в 6 километрах северо-восточнее города Остров-Любельский, где и остановился, ожидая прибытия основных сил бригады. Связавшись с членом ЦК ППР Яновским (Леоном Касманом) и с командующим Люблинским округом Армии Людовой полковником Метеком (Мечиславом Мочаром), майор Коваленко стал получать через них ценную разведывательную информацию и передавать ее в Москву. Одновременно его отряд развернул боевую деятельность на железных и шоссейных дорогах.
Второй эшелон – отряд под командованием майора Г.Ф. Мухина в составе 30 человек – переправился через Западный Буг в ночь на 27 марта в 15 километрах севернее города Влодавы и, совершив 200-километровый марш в сложных условиях степной полосы восточнее Люблина, 18 апреля вышел в район Липско-Яновских лесов, где установил контакт с бригадой Армии Людовой под командованием капитана Вицека (Игнатия Барковского)“ а также с другими польскими и советскими партизанскими отрядами. До прибытия главных сил отряд Мухина также деятельно занялся разведкой.
Третий эшелон численностью 136 человек во главе с заместителем командира по разведке майором И.П. Галигузовым форсировал Западный Буг 24 апреля в 10 километрах южнее города Влодавы. В составе этого отряда находилась часть штаба бригады. 1 мая эта группировка соединилась с отрядом Мухина.
Четвертый эшелон – основные силы бригады с тяжелым оружием и во главе с Николаем Архиповичем Проконюком – переправился через Западный Буг в ночь на 9 мая в 10 километрах севернее города Влодавы. На левом берегу партизаны разгромили во встречном бою подразделение немецкой полевой жандармерии.
12 мая эшелоны соединились.
Рейд подразделений бригады по территории Польши продолжался до 19 июля. За это время было проведено 11 встречных боев, осуществлено 23 диверсии, в которых был подорван и пущен под откос 21 вражеский эшелон и разрушено 3 железнодорожных моста. Было выведено из строя 38 фашистских танков, захвачено много оружия разного калибра и автомашин. Кроме того, по разведывательным данным бригады, Авиация Дальнего Действия Красной Армии (АДД) осуществила ряд воздушных налетов на военные объекты врага. Так, в частности, в ночь на 17 мая 1944 года по целенаводке партизан АДД нанесла бомбовый удар по скоплению эшелонов противника на станции Хелм, в результате чего были разбиты два эшелона с живой силой и подвижный состав с горючим; уничтожены местная база горючего и крупный склад зерна; повреждено несколько паровозов, стоявших в депо.
Все это данные из архива, и цифры говорят сами за себя. Если посчитать, то получается, что „Охотники“ совершали приблизительно одну диверсию в неделю, уничтожали в педелю один эшелон, в день – 13 солдат и так далее…
Наверное, эти четыре месяца были кульминацией в боевой деятельности Николая Архиповича – в жизни каждого человека существует такой пик.
В конце мая в связи с предстоящим крупным летним наступлением Красной Армии Центр отдал приказ передислоцироваться в Липско-Яновские леса. Николай Архипович, тщательно оценив обстановку, решил провести бригадой стремительный марш в назначенный район по степной местности в обход города Люблина с востока. Чтобы дезинформировать противника, днем 27 мая бригада начала рейд в северо-западном направлении, а ночью резко повернула на юг и, обходя населенные пункты, броском двинулась к цели. Это было очень смело, и успех замысла Прокопюка зависел от скорости передвижения. Вот почему он сам лично торопил ночью бойцов.
1 июня 1944 года бригада в полном составе сосредоточилась в Липско-Яновском лесу. К тому времени в ней было 600 бойцов.
В начале июня 1944 года в этих лесах находились также советские партизанские соединения В. Карасева и В. Чепиги, отдельные отряды В. Пелиха, М. Наделина, С. Санкова, И. Яковлева, польско-советский отряд Н. Куницкого, польские партизанские бригады имени Земли Любельской и имени Ванды Василевской Гвардии Людовой, отряд Армии Крайовой под командованием Конара (Болеслава Усова). В общей сложности группировка насчитывала 3 тысячи человек. И никто не знал, что через неделю-две придется им вести жесточайшие боя в окружении. Но, разумеется, предполагали, потому что совокупность обстоятельств оказалась такой, что немцы неминуемо должны были принять меры к очищению этих мест от партизан. Во-первых, слишком уж быстро росло партизанское движение в восточных областях Польши, а во-вторых, территория эта постепенно превращалась в непосредственный оперативный тыл немецких войск на Восточном фронте.
6 июня Николай Архипович, связавшись с Центром по радио, попросил ускорить высылку людей для укомплектования группы майора Коваленко, которая предназначалась к выходу на территорию Чехословакии, и параллельно сообщил: „Обстановка здесь такова, что задерживаться не придется; противник кровно заинтересован в занимаемом нами плацдарме на реке Сан и Вислеи, как свидетельствуют приготовления, намерен заняться нами всерьез“.
Решение Николая Архиповича покинуть Липско-Яновский лес было, безусловно, правильным: лучше несколько подорванных эшелонов, чем открытые бои с регулярными частями противника. Но было уже поздно, Немцы разработали операцию „Штурмвинд-1“ (на первом этапе) и „Штурмвинд-П“ (на втором этапе). И начали окружение.
7 июня в штабе Николая Архиповича собрались на совещание командиры, комиссары и начальники штабов всех отрядов, находившихся в Липском лесу. Присутствующие были в большей или меньшей мере осведомлены о карательной экспедиции и в связи с этим решили: действовать сообща, взаимно информировать друг друга об обстановке, не покидать лес в порядке односторонних решений, в затяжные бои не ввязываться в одиночку, чтобы не распылять сил, а под напором превосходящих сил противника отходить к деревне Лонжек – пункту общей концентрации партизанских отрядов в Липском лесу. Было также решено дать карателям бой, если это потребуется. Важно было поддержать престиж Польской рабочей партии в ее бескомпромиссной борьбе с фашистами.
Стычки начались 9 июня. Вплоть до 13 июня они носили характер боевого прощупывания партизанских сил, 11 июня определился замысел противника, пытавшегося замкнуть партизан в Липском лесу. Разгадав это намерение, партизанская группировка переместилась восточнее, в район Порытовой высоты на реке Бранев, где к рассвету 13 июня были заняты более выгодные в тактическом и оперативном отношении позиции.
В тот же день взяли в плен гауптмана, доставили в штаб, и Николай Архипович допросил его. Были получены сведения о составе немецкой карательной экспедиции и планах ее на ближайшее время. Наступление немцев было назначено на 14 июня.
Вечером 13-го было образовано объединенное командование польско-советской партизанской группировкой во главе с подполковником Прокопюком. Его заместителем стал майор В. Карасев. Тогда же были созданы объединенный штаб и госпиталь.
Со стороны немцев в карательной операции участвовали: 154-я резервная дивизия под командованием генерал-лейтенанта Альтрихтера, 174-я резервная дивизия под командованием генерал-лейтенанта Эбергардта, часть 213-й охранной дивизии под командованием генерал-лейтенанта Решена, 4-й полк СС жандармерии, кавалерийский корпус, один моторизованный батальон СС жандармерии и несколько других частей вермахта, полиции и ВВС.
Три генерал-лейтенанта против одного подполковника! 30 тысяч карателей против 3 тысяч партизан!
Партизаны заняли круговую оборону, которая представляла собою эллипс и была разделена на 11 секторов – по количеству входивших в группировку формирований. К утру 14 июня были полностью завершены работы по оборудованию всех позиций, четко определены стыки и порядок связи как между соседними отрядами, так и всех отрядов и бригад со штабом объединенного командования.
Наряду с выделением тактических резервов партизанских отрядов и бригад был создан и резерв командования, который состоял из нескольких подразделений численностью от 15 до 120 человек.
Утром начался бой. Немцам сразу же удалось вклиниться в позиции партизан на стыке участков обороны отряда связи ЦК ППР и бригады имени Ванды Василевской. Создалось угрожающее положение, поскольку этот частный успех в начале боя не только нарушал общую систему обороны, но и мог оказаться решающим по своему психологическому воздействию. Леон Касман и его сосед справа майор Карасев прибыли на командный пункт и доложили Николаю Архиповичу о неспособности локализовать прорыв собственными силами. Николай Архипович бросил на ликвидацию прорыва 80 человек из оперативного резерва. Немцы не выдержали контратаки и отошли на исходные позиции.
В 12 часов дня образовался еще один прорыв в связи с потерями, понесенными 1-й ротой бригады Николая Архиповича. В прорыв было введено 120 человек резерва, и немцы были опять отброшены.
В 4 часа дня совершил подвиг младший лейтенант Михаил Петров. Он в свое время десантировался в тыл вместе с Николаем Архиповичем и сначала был командиром взвода разведки, а потом стал командовать 1-й ротой бригады. Так вот. С 9 утра Петров со своей ротой отбивал непрекращающиеся атаки усиленного полка эсэсовцев, поддерживаемых авиацией и сильным артиллерийско-минометным огнем. Атаки шли одна за другой. Перед сектором обороны образовалась гора трупов карателей. Около 16 часов в атаку поползли танкетки, а под их прикрытием подтянулась артиллерия, готовая стрелять прямой наводкой. Петров сосредоточил расчеты противотанковых ружей на направлении движения танк
