Михаил Абрамович Трилиссер 3 страница

– Будешь с нами работать?

Быстролетова инструктировали в течение нескольких дней, договорились о том, как поддерживать связь, и перетравили обратно в Турцию. Оттуда он переехал в Чехословакию, где поступил учиться в Пражский украинский университет. Хорошо изучил обстановку и условия жизни в Германии, во Франции. Сейчас он закончил университет.

Дзержинский и Трилиссер отлично понимали, что наступил решающий этап в подготовке Быстролетова. От того, как будет проведен его инструктаж, определены его возможности и поставлены задачи, во многом зависит вся его последующая работа. Этот инструктаж должен был провести лично Трилиссер. К тому же, у Трилиссера были в Финляндия и другие дела.

Давая Трилиссеру последние напутствия, Дзержинский опросил:

– Обстановку в Финляндии вы знаете. Вас никто не узнает из прежних знакомых, ведь вы работали там в начале девятисотых годов среди военнослужащих царской армии?..

– Прошло много лет, Феликс Эдмундович.

– Во всяком случае, будьте предельно осторожны. Желаю успеха.

Когда поезд стал приближаться к столице Финляндия, защемило в груди: «Двадцать лет прошло с тех пор, как я жил ж работал в этом городе!

В ту пору должен был таиться, работал под чужой фамилией. Господин Капустянский! Может ли кто-нибудь вспомнить Капустянского?.. Во всяком случае, это нужно исключить! Предстоит очень важная встреча!»

Трилиссер раньше знал несколько проходных дворов, где можно проверить, нет ли слежки. Знал кафе и чайные, в которых можно разговаривать, не опасаясь, что кто-то подслушивает. «А как сейчас? Нужно будет предварительно проверить!»

Михаил Абрамович вышел с вокзала и направился по улице в сторону от порта. Он заранее выбрал гостиницу, в которой будет удобно и безопасно жить: подальше от центра города и в том районе, где он редко бывал.

Вечером прошелся мимо дома на Хагазундской улице, в которой проживал в те далекие годы. Сильно забилось сердце: здесь, в меблированных комнатах «Хильстрем», встречался с товарищами по партии, прятал документы.

Прошелся одним проходным двором… Другим… Все так же, как и было…

 

Встреча состоялась на следующий день вблизи небольшого кафе «Голубое озеро». Михаил Абрамович издали увидел высокого молодого человека с книгой в правой руке. Приблизившись, он увидел в книге закладку зеленого цвета. Ошибки быть не могло. Трилиссер подошел к незнакомцу и спросил:

– Это у вас томик Беранже? – слова пароля.

– Нет, это мой любимый Пушкин.

– Здравствуйте, товарищ Быстролетов.

Крепко пожал протянутую руку.

Прошли в кафе и сели за столик. Кроме них, в помещении никого не было. Подав угощение, хозяин тоже удалился.

– Как доехали? Никаких приключений не было? – заговорил Трилиссер.

– Все тихо и спокойно.

Потом стал расспрашивать об условиях жизни в Праге, о том, как прошли годы учебы в университете, о новых знакомствах, которые состоялись у Быстролетова. Перешел к делу:

– Где вы теперь намерены работать?

– Надеюсь получить должность преподавателя в Праге.

– Для нас было бы важно, если бы вы сумели переехать в Германию. Ведь вы владеете еще и венгерским языком?

– Немного.

– Мы достанем для вас документы венгерского графа. Не очень богатого, но достаточно обеспеченного. Сумеете ли вы оправиться с таким поручением?

«Германия? Почему Германия? Венгерский язык? Венгерский граф? – Быстролетов задумался. – Для того чтобы выступать в роли аристократа, нужно иметь соответствующее воспитание, манеры. Ну, за этим дело не постоит, я достаточно хорошо воспитан и умею держать себя в обществе. Что касается языка: пожалуй, в течение двух лет смогу овладеть…» Прежде чем ответить на вопрос Трилиссера, Быстролетов спросил:

– Извините, а почему нужно в Германию?

– Там сейчас назревают наиболее важные события, и важно получать оттуда надежную информацию.

– Думаю, что в течение двух лет сумею овладеть языком в достаточной степени.

Трилиссер и Быстролетов разговаривали долго, и им никто не мешал. В последующем Дмитрий Быстролетов будет менять много паспортов, выступать как гражданин различных государств: в Германии под видом венгерского графа он будет перехватывать особо секретную переписку между Гитлером и Муссолини. Сделает много полезных дел для Родины.

Дмитрий Александрович Быстролетов, советский разведчик, был выдающимся человеком. Свободно владел английским, французским, немецким, венгерским и чешским языками. Прекрасно рисовал. После возвращения на Родину был принят в члены Московского товарищества художников. Является автором документально-художественной повести «Парабеллум» и киносценария «Человек в штатском».

 

Наступила зима 1925 года. Были нанесены мощные удары эмигрантским организациям в Европе, главари этих организаций, шпионы империалистических разведок, Сидней Рейли и Борис Савинков, понесли заслуженное наказание и сошли с политической арены. У после суда, подводя «итоги» своей бесплодной борьбы, Савинков писал:

«Для меня теперь ясно, что не только Деникин, Колчак, Юденич, Врангель, но и Петлюра, и Антонов, и эсеры, и „савинковцы“, и грузинские меньшевики, и Махно, и Григорьев, и даже кронштадтцы не были поддержаны русским народом и именно потому и были разбиты; что, выбирая между всеми разновидностями бело-зеленого движения, с одной стороны, и Советской властью – с другой, русский народ выбирает Советскую власть. Всякая борьба против Советской власти не только бесплодна, но и вредна».

Теперь настала очередь для нанесения удара на Дальнем Востоке. Трилиссеру позвонил Менжинский:

– Михаил Абрамович, можете зайти ко мне? Если у вас есть новые материалы в отношении Анненкова, то захватите, пожалуйста, их.

– Хорошо. Сейчас приду.

Когда Трилиссер вошел в кабинет Менжинского, там уже находился Артузов.

– Присаживайтесь. Давайте обсудим, что можно сделать с этим преступником. Что нового у вас о нем?

– Как вам известно, в Китае Анненков держал себя вызывающе. Не хотел подчиняться китайским властям. Имел намерение продвинуться далее к востоку, чтобы соединиться с отрядом атамана Семенова и снова творить свои кровавые дела. Китайским властям надоело, и они разоружили бандитов, а самого атамана Анненкова засадили в тюрьму, где он пробыл около трех лет. Только благодаря вмешательству влиятельных англичан и японцев в феврале 1924 года его освободили. Об этом я вам уже докладывал. С тех пор он проживает неподалеку от города Ланьчжоу.

– Чем он там занимается? – спросил Менжинский.

– Разведением лошадей…

– Не может быть!.. – невольно вырвалось у Арбузова: так не вязался весь облик Анненкова с этим занятием.

Менжинский и Трилиссер улыбнулись.

– Естественно, это не главное его дело, – продолжал Трилиссер. – Сейчас он широко распространяет среди своего окружения слухи о том, что намерен явиться к советским властям с повинной. Сильно сказано, не правда ли? – Трилиссер посмотрел на Менжинского и Артузова.

Можно подумать, что этот бандит и впрямь сожалеет о содеянном! – вставил Артузов.

– А вот какие сведения я получил совсем недавно: «В ноябре 1925 года Анненков встретился с бывшим начальником своего личного конвоя, Ф.К. Черкагдиным который приехал в Ланьчжоу под видом закупщика пушнины и передал Анненкову письмо от М.А. Михайлова, начальника штаба русской белогвардейской группы в войсках Чжан Цзолина. Анненкову предлагают организовать отряд из русских белоэмигрантов для борьбы с революцией в рядах Чжан Цзолина, с таким расчетом, чтобы затем отряд был использован в борьбе с Советским Союзом. Анненков согласился. В ответном письме, переданном тому же Черкашиоу, Анненков пишет: „Сбор партизан (анненковских бандитов. – В. Л.) и их организация – моя заветная мечта… Я с большим удовольствием возьмусь за ее выполнение…“

В письме бывшему участнику своего отряда П.Д. Иларьеву, служащему при штабе Чжан Цзолина, Анненков сообщает, что получил предложение создать отряд, командовать которым поручает ему, Иларьеву.

 

„Для того чтобы я выбрался отсюда, из Синцзяна, нужно добиться того, чтобы мое имя совершенно не упоминалось в причастности к отряду. Лучше наоборот, распускать слухи о моем отказе вступать в дальневосточные организации, о моей перемене фронта… Иначе не усыпить бдительной слежки за мной. Верь в меня, и, что бы ты ни услышал, знай про себя, я делаю все, что только можно, для общего блага…“

 

– Каков Анненков! – усмехнулся Менжинский.

– Анненков не может быть другим. Он пьянеет при виде крови. С ним нужно кончать. Любыми средства мивытащить в Советский Союз и судить, – заключил Трилиссер.

– А как вытащить?! Что вы предлагаете? – спросил Менжинский.

– У меня есть один вариант, но об этом давайте думать вместе. Ланьчжоу – район Китая, который контролируется 1-й Народной армией. Анненков понимает, что просто так выбраться из этого района и перейти на сторону враждебной армии Чжан Цзолина ему не удастся. Поэтому ему понадобились слухи о том, что он раскаялся. Формирование отряда, на которое согласился Анненков, в помощь Чжан Цзолину, затрагивает интересы маршала Фэн Юйсяна, командующего Народной армией. Мое предложение состоит в том, чтобы рассказать обо всем маршалу Фэн Юйсяну и просить оказать содействие в задержании Анненкова.

– Правильно, – поддержал Артузов и продолжил мысль Трилиссера: – А для того, чтобы захватить Анненкова, мы воспользуемся затеянной им же провокацией: начнем переговоры о якобы готовящемся его прощении. В армии Фэн Юйсяна руководителем группы наших военных советников служит герой гражданской войны Виталий Маркович Примаков. Вы его, Вячеслав Рудольфович, знаете. Его можно попросить договориться обо всем с маршалом.

– А что из себя представляет маршал Фэн Юйсян? – спросил Менжинский. – Можем ли мы полагаться на него?

– Я думаю, что можем, – ответил Артур Христианович. – Насколько мне известно, он происходит из рабочей семьи, отец его – бывший каменщик, затем служил писарем в армии, так как был грамотным. Сам маршал участвовал в Боксерском восстании, после разгрома был приговорен к пожизненному заключению. Освобожден в 1911 году революционными силами. Был командиром полка, комбригом, губернатором провинции.

– Ну что ж, действуйте.

Так была разработана операция по поимке Анненкова. По приказу маршала Фэн Юйсяна Анненков, ничего не подозревая, отправился в город Калган, где был выдан Советскому правительству компетентными китайскими властями. Вскоре состоялся суд.

В те же годы стараниями Трилиссера и сотрудников его отдела были выведены на советскую территорию матерые враги Советской власти: Иванов-Ривов, Краковецкий, Яковлев. Все они были преданы суду за совершенные злодеяния.

 

Вскоре после возвращения из Финляндии Трилиссер получил сообщение о том, что разыскиваемый ОГПУ бывший белый офицер Петр Соколов проживает в Гельсингфорсе, часто выезжает в Терпоки, а оттуда – в Ленинград. Соколов связан с английской разведкой, у него Дома время от времени бывает известный профессиональный разведчик Койс.

Это сообщение насторожило Трилиссера. Память сработала мгновенно: „Газета „Известия“ в июле 1921 года… Из доклада ВЧК о заговорах против Советской власти… Петроградский заговор… Во главе Таганцев профессор-географ… Как его имя? Сейчас это неважно. Упоминался некий Соколов… Нужно поддать материалы!“

Работник отдела спустя час докладывал:

 

„…Раскрытая организация через своих ответственных курьеров находилась в постоянных сношениях с финской контрразведкой, с американской, английской и французской разведывательными организациями в Финляндии. Многие члены организации состояли также на службе контрразведок: финской (Орловский, Паськов), английской (Вилькен, Соколов…)“.

 

Трилиссер задумался: „Контрразведка, разведка – тесная связь. Все сходится… Можно докладывать Дзержинскому“.

…Феликс Эдмундович на этот раз был чем-то расстроен. Одобрив информацию и предложения Михаила Абрамовича, он спросил, известно ли Трилиссеру постановление Политбюро ЦК ВКП (б), обязывающее его, Дзержинского, работать только четыре дня в неделю в связи с плохим состоянием здоровья и присутствовать на заседаниях Совнаркома лишь по особо важным вопросам. Голос Дзержинского звучал глухо, чувствовал он себя плохо.

Михаил Абрамович ответил, что он об этом знает, сожалеет, что все-таки загружает Дзержинского такими нерадостными известиями. С горечью добавил:

– Я докладываю вам только самое существенное…

– Да, я это знаю. Сейчас речь идет не о том, – Дзержинский улыбнулся, глаза потеплели. Он стал говорить как бы доверительнее. К служебным делам примешивалось нечто личное: – Ко мне поступает все больше и больше важных документов. По всем этим докладам я должен принимать срочные решения, внимательно читать, потом выслушивать устную информацию, обдумывать, вникать в суть дела и давать указания. Кроме того, много важных, неотложных вопросов я должен решать как председатель ВСНХ. – Дзержинский замолчал, посмотрел на реакцию собеседника. Трилиссер слушал молча, не понимая, к чему клонит Феликс Эдмундович. Дзержинский продолжал:

– Я хотел бы, чтобы вы помогали мне. Поставлю вопрос о вашем назначении моим заместителем.

Трилиссер покраснел, его глубоко взволновало предложение Феликса Эдмундовича. Он ожидал всего, чего угодно, только не этого предложения. Вместе с тем он был польщен доверием Дзержинского.

– Благодарю вас, Феликс Эдмундович. Я сделаю все, чтобы снять с вас часть нагрузки.

Вскоре Феликса Эдмундовича не стало.

В траурные дни июля 1926 года М.А. Трилиссер выступил с трибуны Мавзолея и от имени чекистов страны произнес слова клятвы:

 

– Дорогой наш вождь, друг и товарищ. Огненное знамя, под которым ты жил и боролся, мы удержим на той высоте, на которую ты его поднял своей величайшей преданностью социалистической революции. И мы клянемся, что твои заветы о беспощадной борьбе со всеми еще многочисленными врагами нашего Октября и нашей партии мы выполним и твердой рукой доведем до конца.

 

Трилиссер и Артузов, как обычно, работали сообща, и спустя год в Ленинграде была разоблачена и предана суду многочисленная резидентура английской разведай, собиравшая сведения о Военно-Морском Флоте, об авиационных заводах и воинских частях. При обысках было изъято много оружия, боеприпасов, военно-топографических карт, иностранной валюты и документов секретного содержания. Перед советским судом предстали 20 участников этой шпионской организации.

Опасность для молодой Советской страны росла с каждым днем и надвигалась с востока. Совсем недавно Советское правительство подписало договор с Китаем. Впервые на протяжении многовековой истории этого государства Китай был признан равноправным и независимым. Руководитель революционно-национального правительства в Кантоне Сун Ятсен это признание принял с благодарностью. А вот мукденская группировка во главе с Чжан Цзолином, имеющая за собой поддержку японских милитаристов, продолжала провокации на КВЖД. Все это делалось под нажимом японской военщины. Трилиссер хорошо знал этот регион.

Михаил Абрамович не раз добрым словом вспоминал Алексея Николаевича Луцкого. И все же нужно было усилить получение своевременной информации оттуда, где скопилось много эмигрантских бандитских формирований.

Михаил Абрамович послал работать в Маньчжурию наиболее опытных чекистов: Рощина, Пудина, доктора Фортунатова, который блестяще владел японским языком. На советскую разведку в Маньчжурии работал теперь и Эрих Такке, который спустя некоторое время после встречи с Трилиссером в Берлине прибыл в СССР и вступил в партию большевиков. Советские разведчики в Маньчжурии перехватывали массу документов. С наиболее важных снимали копии, а подлинники отправляли но назначению… В потоке секретных писем нужно было разбираться, из массы второстепенных сведений отбирать главные, чтобы „пустая“ информация не заслонила такую, на которую необходимо было немедленно реагировать, принимать ответные меры. Поэтому в помощь советским разведчикам в Харбине Михаил Абрамович послал опытных японоведов.

В 1927 году в руки разведчиков попал документ, на котором стояло множество всевозможных печатей, что свидетельствовало о его особой секретности. Печати были осторожно сняты, – чтобы потом поставить их незаметно на прежнее место…

В предисловии указывалось, что премьер-министр Японии генерал Танака обращался к микадо (императору), и последний одобрил содержание доклада. Это был так называемый „Меморандум Танака“, в котором излагались главные цели и задачи японской политики.

 

„Мы должны страшиться того дня, когда Китай объединится и его промышленность начнет процветать… Для того чтобы завоевать подлинные права в Маньчжурии и Монголии, мы должны использовать эту область как базу и проникнуть в остальной Китай под предлогом нашей торговли. Вооруженные уже обеспеченными правами, мы захватим в свои руки ресурсы всей страны. Имея в своих руках все ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы…

В программу нашего национального роста входит необходимость вновь скрестить мечи с Россией на полях Монголии в целях обладания богатствами Северной Маньчжурии… Мы будем всемерно наводнять Северную Маньчжурию нашими силами. Советская Россия должна будет вмешаться в это, и это будет для нас предлогом для открытого конфликта“.

 

Так благодаря работе чекистов под руководством М.А. Трилиссера стали известны цели агрессора,

Осенью 1929 года заместитель председателя ОГПУ Михаил Абрамович Трилиссер собирался выступить на пленуме Сокольнического райкома партии, членом бюро которого он избирался неоднократно.

Он должен был дать отпор новым вылазкам троцкистов. Трилиссер с горечью вспомнил декабрь 1923 года, бурное собрание большевиков в центральном клубе ОГПУ, когда троцкисты пытались внести раскол в чекистскую партийную организацию.

Выступление Трилиссера было эмоциональным и убедительным. Когда он возвратился в здание ОГПУ, сильно разболелось горло. Секретарь Валентина Николаевна Чибисова хотела вызвать врача.

– Что с вашим горлом? Вы часто обращаетесь к врачам и, как видно, они вам не, могут помочь. Может быть, показаться хорошему специалисту? – спросила она.

Михаил Абрамович только махнул рукой, повернулся и ушел к себе в кабинет. Она растерянно посмотрела ему вслед.

Поздно вечером он подошел к Чибисовой.

– Извините, Валентина Николаевна, – сказал он. – Я никогда никому об этом не рассказывал и, кроме моей жены, Ольги Наумовны, никто об этом не знает…Моему горлу уже не поможет ни один врач. Во время ареста белобандиты повредили мои голосовые связки…Раньше, когда был юношей, я даже пел в хоре. А теперь, как небольшая перегрузка – не моту говорить… Прошу вас, Валентина Николаевна, по этому поводу не вызывать ко мне врачей.

– Хорошо, Михаил Абрамович…

Потом Валентина Николаевна Чибисова стала докладывать, кто звонил по телефону во время отсутствия Трилиссера:

Звонил ваш шофер и спрашивал, нужен ли будет вам завтра, в выходной день. Я ответила, что вы собираетесь поехать за город на прогулку с сыном.

– Спасибо, Валентина Николаевна. Позвоните, пожалуйста, шоферу и окажите, что завтра он свободен. Может заниматься своими делами…

– А прогулка с сыном на машине?

– Для моего сына и трамвай – удовольствие. А машина выделена для служебных дел.

В конце 1930 года Трилиссера вызвал Сталин,

– Товарищ Трилиссер, мы решили дать вам новое поручение, необходимо усилить работу органов Рабоче-Крестьянской Инспекции… – После небольшой паузы, во время которой Трилиссер внимательно смотрел на Сталина, тот, улыбнувшись, продолжал: – Как вам известно, наркомом Рабоче-Крестьянской Инспекции РСФСР с марта 1919 года до апреля 1922 года был товарищ Сталин. Вам будет поручен ответственный пост заместителя наркома РКИ РСФСР. Если вы не возражаете, то я расскажу, что нужно сделать в первую очередь. – Сталин опять в упор посмотрел на Трилиссера.

– Я согласен, товарищ Сталин.

– Сейчас нужно подумать над улучшением структуры государственного аппарата, ликвидировать параллелизм. Принять меры к сокращению штатов и к укреплению трудовой дисциплины. В общем, устранить те недостатки, которые появились у нас за эти годы. Вы меня поняли?

– Да, товарищ Сталин.

Михаил Абрамович активно взялся за новую для него работу. Многое было сделано для совершенствования работы государственного аппарата. Были приняты меры к укреплению учреждений и ведомств. Некоторые наркоматы были реорганизованы, сокращены разбухшие штаты. Усилилась дисциплина в работе и более решительно стала вестись борьба с бюрократизмом.

Осень 1933 года сложилась трудной. В центральных районах страны, а также на Кубани, на Украине выдался неурожай. Народ голодал, приходилось напрягать все усилия, чтобы помочь голодающим. Закупали продукты за границей.

К активному участию в общественной жизни привлекли молодежь. Андрей Дерибас, сын бывшего начальника одного из отделов ВЧК – ОГПУ, назначенного в 1929 году полномочным представителем ОГПУ по Дальневосточному краю и проживающего теперь в Хабаровске, оставался в Москве, так как заканчивал институт. Теплые отношения с Михаилом Абрамовичем Трилиссером у него сохранились со школьных лет. Поэтому в один из октябрьских дней, когда сухая и теплая погода заставила вспомнить о „бабьем лете“, он позвонил по телефону Трилиссеру:

Михаил Абрамович, хотел бы посоветоваться с вами. У нас в институте возник деликатный вопрос.

– Заходи вечером домой. Сегодня я буду дома часов в десять.

В одиннадцатом часу Андрей зашел к Трилиссеру.

– Садись, Андрей, с нами ужинать, – пригласила Ольга Наумовна.

– Спасибо, мы только что поели. – Андрей сел в стороне на стул.

– Как дела у отца? – Михаил Абрамович повернулся к Андрею.

– У отца все нормально. Пишет, что очень много дел. И не только по линии ОГПУ, но и разных хозяйственных. Недавно пришлось заниматься Владивостокским портом, через который поступает закупленное нами зерно в Центральную Россию.

– А что там?

– Порт устарел и не может перерабатывать столько грузов одновременно. Отец пишет, что на разгрузку пароходов с зерном пришлось привлечь местных комсомольцев. Зерно ушло в Центр России.

– Там нужно держать порох сухим. Я те края знаю хорошо. Так какой у тебя вопрос ко мне?

– Студенты нашего института обеспокоены тем, правильно ли мы готовим специалистов? Таких ли инженеров ждет от нас государство? Вот я и решил посоветоваться с вами…

– Интересный вопрос, глубокий и своевременный. Молодцы ребята, что поднимают такие вопросы, и хорошо, что ты пришел ко мне. Мы в РКИ тоже сейчас задумываемся над этим. Но своим вопросом ты подсказал мне хороший план…

– Какой? – удивился Андрей.

– Вы, студенты, тоже должны принять участие. Нужно устроить поход к руководству ведомств и вместе обсудить, какие специалисты требуются.

Вскоре такие переговоры состоялись. Результаты анализа решено было обсудить на ученом совете Института народного хозяйства.

На заседание ученого совета приехал заместитель наркома РКИ Михаил Абрамович Трилиссер. Это было неожиданным. Он выступил с подробным анализом выявившихся недостатков и подсказал, каких специалистов и каким образом должен готовить институт.

В 1934 году Михаил Абрамович был назначен уполномоченным Советского контроля при Совете Народных Комиссаров Российской Федерации по Дальневосточному краю. Когда Трилиссер зашел к Дерибасу в кабинет в здании ОГПУ на Волочаевской улице, Терентий Дмитриевич был искренне рад.

– Будем опять трудиться рядом. Замечательно! А где семья? Как они?

– Как и у тебя, осталась в Москва. Все здоровы Перед отъездом видел твоих, у них все нормально. Многое знаю о тебе от Андрея. Как ты тут?

– Со здоровьем ничего. Но очень хлопотно. Дел все прибавляется. Японцы лезут напролом и активно используют эмигрантские организации. Да не я должен тебе рассказывать. Ты все знаешь не хуже меня.

Они беседовали долго, два старых друга, прошедших школу профессиональных революционеров, тюрьмы и ссылки. Им было что вспомнить: и свои встречи с Ильичей на заседаниях и съездах партии, и свою работу вместе с Дзержинским и Менжинским. Потом заговорили о делах насущных. Оба были единого мнения о том, что необходимо быстрее развивать экономику и транспортные магистрали Дальнего Востока, что нужно укреплять Дальневосточную армию, так как нарастает угроза с юга.

За год работы на Дальнем Востоке Михаил Абрамович Трилиссер ни дня не сидел в кабинете, все время находился в поездках, помогая дальневосточникам в организации четкой работы промышленных предприятий и строек. Не раз он навещал молодежную стройку – Комсомольск-на-Амуре – и помогал решать возникавшие проблемы. Здесь происходили его многочисленные встречи с бывшими партизанами и подпольщиками. Радостные и теплые, они согревали сердце, а воспоминания о пережитом наполняли душу новым приливом сил.

В июне 1935 года Трилиссер получил вызов в Москву. Сборы недолги, купил билет, продукты – ив дорогу. Было неясно, почему так срочно?

В день приезда домой Трилиссеру позвонил Дмитрий Захарович Мануильский, или Ману, как называли его близкие друзья, работавшие вместе с ним в подполье. Трилиссер работал с Мануильским в 1906–1907 годах в военных организациях РСДРП. Сейчас Мануильский работал в Коминтерне, о чем Трилиссер знал. Расспросив о самочувствии, о делах на Дальнем Востоке, Мануильский попросил Трилиссера зайти на следующий день в Коминтерн, размещавшийся на Моховой улице, к Отто Вильгельмовичу Куусинену.

„Зачем меня зовут? – подумал Трилиссер. – Может быть, интересует развитие революционного движения в странах Азии?“

На следующий день Михаил Абрамович надел свой костюм и отправился на Моховую, как сказал он жене.

Постучался в кабинет к Куусинену и открыл дверь. Там, кроме Куусинена, были Георгий Димитров и Дмитрий Мануильский. Все трое стали энергично приглашать его войти.

– Не нарушил я каких-либо правил международного порядка? – в смущении проговорил Трилиссер. – Ведь я никогда не бывал здесь?!

– Ну так будете теперь бывать! – с улыбкой проговорил Димитров.

– Требуется только ваше согласие, – добавил Куусинен.

– А как же Дальний Восток?

– Там ты и без того много лет пробыл, – заговорил Мануильокий по-дружески. – Даже ссылку отбывал. Обойдутся там и без тебя!

Трилиссер стал работать в Исполнительном Комитете Коммунистического Интернационала. Был избран членом VII конгресса Коминтерна, вошедшего в историю как конгресс борьбы за единство фронта против фашизма и подготовки войны. Стал ближайшим сподвижником Г.М. Димитрова, Д.3. Мануильского, с которым дружил многие годы, Бела Куна, Пальмиро Тольятти, Вильгельма Пика, Марселя Кашена, Клемента Готвальда. Своими незаурядными организаторскими способностями, разносторонним опытом революционной борьбы, большевистской честностью и непоколебимой верностью идеям марксизма-ленинизма он снискал высокое уважение к себе, стал широко известен в коммунистическом мире.

В 1927 году за особо ценные заслуги в борьбе с контрреволюцией Михаил Абрамович Трилиссер был награжден орденом Красного Знамени.

Умер он 2 февраля 1940 года.

 

А. КРАЮШКИН, Л. ПОЛЯНСКИЙ

ЕФИМ ГЕОРГИЕВИЧ ЕВДОКИМОВ

 

…С утра в приемной заместителя председателя Московской ЧК Василия Николаевича Манцева было всегда много народу. Среди посетителей ничем не выделялся стройный и подтянутый молодой человек в новенькой гимнастерке. Только плотно сжатые губы, уверенный и проницательный взгляд выдавали в нем человека волевого, решительного, смелого.

За плечами у двадцативосьмилетнего Ефима Евдокимова уже были революционное подполье, царские тюрьмы, бои с юнкерами на московских улицах в Октябрьские дни 1917 года, работа в ЦК РКП (б) и во ВЦИК. Теперь ему предстояло приступить к новому, не менее важному и ответственному делу. Несколько дней назад Оргбюро ЦК партии приняло решение о переводе сотрудника Регистрационного отдела ЦК РКП (б) Ефима Георгиевича Евдокимова в чекистские органы. Вчера состоялась беседа с Феликсом Эдмундовичем Дзержинским, который сообщил о назначении Евдокимова на должность начальника Особого отдела Московской чрезвычайной комиссии.

Ефим Георгиевич немного волновался. Предстояла встреча с новым коллективом, с которым ему придется работать. В этот день начиналась его чекистская биография. И начиналась она не с лекций и учебных пособий, которых в 1919 году еще не было у чекистов, а со смертельных схваток с непримиримыми врагами Советской власти.

…Василий Николаевич Манцев, член большевистской партии с 1906 года, один из активных участников революционного движения в Москве, вышел из-за стола, поправил полувоенный френч и протянул Евдокимову руку.

– Ну вот и пополнение к нам прибыло, – улыбнувшись, сказал он, – сотрудники Особого отдела уже? ждут своего начальника.

– Я в чекистской работе новичок. Мне бы постажироваться в другом отделе недели две, хоть немного освоить свою новую профессию…

– Нет у нас такой возможности, товарищ Евдокимов. Мы здесь одновременно и учителя и ученики. Иногда приходится и начальнику учиться у подчиненного. Так что для стажировки времени вам не отпущено. Враг не дает нам передышки.

Евдокимов взглянул на утомленное лицо Манцева, покрасневшие от бессонницы глаза. Вскоре ему станет известно, что Василий Николаевич, как и многие чекисты, проводил все время на работе, спал по три-четыре часа в сутки.