Михаил Абрамович Трилиссер 6 страница

Ефим Георгиевич внимательно выслушал рассказ чекиста.

– А что это за семья? – спросил он.

– Скромные, работящие люди. Анна Лукинична, мать Ивана, в деревне большим уважением пользуется, также, как и дочь ее. Да и об Иване раньше никто не мог плохого сказать, за хозяина в доме остался, когда отец в шестнадцатом на империалистической погиб.

– Ну и что же будем с ним делать?

– Засаду в доме надо устроить, арестовать Чалого. Может быть, удастся получить у него сведения о расположении банды.

Ефим Георгиевич на минуту задумался.

– Вряд ли что получится. Даже если возьмем Чалого без шума, Шпака насторожит его отсутствие, и он снимет банду со стоянки. Серьезное дело. Но на то мы и чекисты, чтобы четко и оперативно решать сложные задачи. Вот что я придумал.

…Никто в Хромцах не удивился, что двух плотников, подрядившихся работать в деревне, определили на постой к вдове Чалой. Хата у нее большая, живет вдвоем с дочерью, так что места много.

Плотники сразу же всем в деревне понравились: Николай, высокий, жилистый, лет тридцати пяти; и Василий, скромный голубоглазый парень лет двадцати.

– Племяш мой. В этом году с собой на работу взял, говорил Николай, ловко обстругивая топором бревно.

Пришлись они в деревне как нельзя кстати. Покосились за войну хаты, не было рук их поправить, да и поставить новые. Работы навалилось много. Плотничали Николай с Василием быстро и ладно. Остапу Нескромному, соседу Анны Чалой, хорошую баньку за три дня срубили и взяли недорого. Обрадовался мужик, пригласил плотников к себе поужинать. Гуся забил по этому случаю, поставил на стол большую бутылку с мутным самогоном. Но Николай только пригубил чарку, а Василий, тот и вовсе пить не стал.

– Ты уж извини нас, хозяин, – сказал Николай. – Но горилка плотнику плохой помощник. Не пью я, да и племяннику не велю.

…Было уже за полночь, когда раздался стук в окно. Анна быстро вскочила с постели, отодвинула занавески, затем распахнула ставни. Увидела заросшее густой щетиной лицо сына.

Иван прошел в горницу, в это время Алена уже зажгла керосиновую лампу и поставила ее на стол. Чалый жадно ел хлеб с салом, запивал молоком прямо из крынки.

– Долго еще по лесам будешь скитаться, сынку? – спросила его сидевшая рядом Анна.

– Плохи мои дела, мамо. Нету назад дороги. Видно, так и подохну в лесу, как зверюга дикий.

Он замолчал, закрыл лицо руками.

– Рано ты хоронить себя начал, Иван Чалый, – послышался рядом незнакомый голос.

Иван быстро вскочил с лавки. Перед ним стоял высокий мужчина в пиджаке и серой косоворотке. А у окна был другой, помоложе.

Иван протянул руку за винтовкой, но тут же вспомнил, что оставил ее в сенях. Разве же он мог подумать, что ему в его же доме засаду устроят? Чалый с силой стукнул кулаками по столу так, что чуть лампу не свалил. Зло взглянул на мать и сестру.

– Сколько ж грошей вам за меня в ЧК дать обещали? А я-то жалел вас, оттого и из банды не тикал, чтобы вам за меня не отомстили…

– Успокойся, Иван. Не сердись на мать и сестру. Они добра тебе желают, поэтому и согласились с нами свести. Мы из полтавской ЧК. Меня Николаем Шевченко зовут. А это Василий Дзюба, мой товарищ. Из-за тебя нам в Хромцах пришлось целую неделю плотничать. Сейчас женщины оставят нас, вот и потолкуем.

Иван сделал самокрутку, закурил.

– А теперь расскажи-ка нам, Иван Чалый, почему ты из Красной Армии дезертировал? – спросил его Шевченко.

– Да струсил я. Учили нас плыть с оружием. Пловец из меня плохой, наглотался я воды и винтовку потопил. Взводный на меня набросился, обещал под трибунал отдать, если я ее не вытащу. А как ее достать, там глубина метров пять? Вот я и сбежал. Только потом понял, что никто бы меня за это судить не стал. Подержали бы под арестом, да и все. Просто погорячился взводный, а я поверил и испугался. Правда, чего уж теперь об этом говорить!

– Ну а в банду как попал?

– У матери хотел укрыться, в Хромцы пешком шел. По дороге, верст за тридцать отсюда, меня трое конных перехватили, в лес потащили. Сам батько меня допрашивал. Хорошо, что среди них Богдан Куцый был, дружки мы с ним с детства. Он за меня и поручился. А чтобы не поверили, могли повесить как красного лазутчика.

– Забирайте меня, комиссары, судите. Но одно я вам могу сказать. Нет на мне крови. В банде я всего три месяца. Грабить грабил, но никого не убил.

– Не нам твою судьбу решать, – сказал Николай. – Но имею я полномочия руководства ЧК сделать тебе одно предложение. Если поможешь нам ликвидировать банду, суд это примет во внимание и облегчит тебе приговор. Вот, решай.

– Шпака и его свору мне не жалко. Сам бы порешил сволочей. Только непросто взять их. Он стоянки часто меняет и выбирает такие, что подобраться к ним трудно. С большим отрядом не подойти.

– Знаем. Пробовали, и не раз. Поэтому и просим тебя помочь.

Иван задумался. Шевченко внимательно наблюдал за ним.

– Без Шпака, Терещенко и Шило, его подручных, банда развалится, – сказал Иван. – Осталось-то всего семьдесят всадников, не более, да и добрая половина из них вроде меня, из страха в лесу сидит. Главарей надо захватить, а без них остальные сами сдадутся. Ездит Шпак со своими дружками по ночам куда-то. Я это раза два замечал. И Богдана Куцего они с собой берут. Тот на гармони играет и поет хорошо. Не иначе гуляют где-нибудь.

– А нельзя узнать, где?

– Попробую. Надо об этом Богдана спытать. Добро напоить и спытать. Он по пьянке дюже болтлив бывает. Думаете, почему я домой-то хожу? Это Куцый меня в тихую от батьки за харчами и горилкой отпускает. Он сотником в банде зовется, хотя под его командой я да еще восемь человек.

Иван поднялся.

– Пора мне, а то к рассвету не успею. Если удастся что узнать, сразу же приду.

– Ну что ж, Василий, – сказал, вздохнув, Шевченко, – придется нам с тобой здесь еще немного поплотничать.

Прошло четыре дня. Иван не приходил. Шевченко стал беспокоиться.

– Так и жди, придет он теперь. Больше его ноги здесь не будет. Вспугнули мы бандита. Как бы они и нас, Николай Карпович, здесь не прихватили, – говорил своему старшему товарищу Василий.

– Не бойся, Вася. Не подведет нас Иван Чалый. Я немного в людях научился разбираться. Есть у меня основания поверить ему.

…Пришел Иван только на шестой день, поздней ночью.

– Сейчас можно Шпака с дружками взять. Они на Глебовском хуторе гуляют у вдовы Катерины Шмелько, зазнобы Шпака. Богдан Куцый помогать нам будет, договорился я с ним…

– Подожди, Иван, – перебил его Шевченко. – Доложи все по порядку.

Чалый сбивчиво, торопясь, начал рассказывать.

Вернувшись тогда из деревни, Иван отдал Куцему самогон, сало, яйца.

– Пропустим по чарке, – предложил тот.

Они пошли в глубь леса, расположились на небольшой полянке.

– Эх, Иван, обидел меня батько, кровно обидел, – сказал захмелевший Куцый. – Як собаку бездомную, плеткой отстегал при дружках своих и при бабе поганой. К Катьке, потаскухе этой, приревновал спьяну. Такое унижение мне нанес, на посмешище выставил. Вот уж неделю хожу сам не свой. Не прощу я ему этого, пристрелю гада!

Посмотрел Иван на Богдана. Не играет ли он, может быть, провокацию ему устраивает? Да нет. Не годится Куцый на эту роль. Его Иван с малых лет знает, не умеет тот прикидываться. Вон он какой стал. Глаза бешеные, губы трясутся, чуть не плачет. Самолюбивый он парень, никому не простит обиды. А раз так, то надо рискнуть.

– Жить тебе, Богдан, что ли, надоело? Ну, пристрелишь ты батьку, так все равно с тобой другие расправятся. А вот если мы Шпака вместе с его сворой в ЧК сдадим, то и с бандой покончим, и прощенье себе этим заработаем. Хватит нам с тобой по лесам разбойничать. У нас с Советской властью никаких счетов нет, оба из бедняков.

Богдан удивленно взглянул на своего друга.

– Да ты что! Разве гоже это – своих предавать?

– Своих? Это Шпак тебе свой? Он бывший царский есаул. А ты кто? Или, может быть, Никиту Шило, дружка его, ты за своего считать стал? У него в Еременках своя торговля была, а вы с отцом всю жизнь на других спину гнули.

– Это все верно. Они меня за человека не считают, за глаза батраком кличут. Только как их схватишь? Заманить если только куда-нибудь?

– Когда они на гулянку поедут?

– В пятницу должны. Слышал, как договаривались.

– Куда?

– Опять к Катьке, на Глебовский хутор. Только меня они теперь уж не возьмут.

– Сколько их будет?

– Шпак, Терещенко да Шило.

– А теперь послушай, что надо будет сделать…

После этого разговора Иван не мог найти себе места. Боялся, как бы не передумал Богдан и не выдал его бандитам. В пятницу вечером заметил, что Шпак надел новый китель, побрился. Значит, действительно собирается куда-то.

Чалый быстро разыскал Богдана:

– Я в деревню, как стемнеет, поскачу, а ты жди нас возле двух стогов на большой дороге, что к Глебовскому хутору ведет.

…Шевченко внимательно слушал рассказ Чалого. Представилась возможность одним ударом обезглавить банду. Можно было взять их сейчас, этой ночью. А может быть, установить наблюдение за Глебовским хутором, дождаться следующего прихода туда бандитов и захватить их большими силами? Но придут ли они туда еще раз? С другой стороны, Николай опасался ловушки. Если об Иване у него сложилось четкое мнение, то Куцего он никогда не видел и не мог доверять ему всецело. Тем не менее Шевченко решил все-таки рискнуть.

– Далеко до Глебовского хутора?

– Часа за два доедем.

– Ну давай, запрягай лошадь,

К хутору подъехали на рассвете. Огромный цепной пес у дома Шмелько залаял было на них, но, узнав Богдана, сразу же завилял хвостом. Куцый, бросив ему кусок хлеба, быстро поднялся на крыльцо и три раза постучал в дверь.

– Кто там? – послышался женский голос.

– То я, Богдан. Открой, Катя. Срочно дело до Константина Трофимыча есть.

Скрипнул засов, дверь отворилась, и все четверо, Куцый, Чалый, Шевченко и Дзюба, быстро вошли в хату.

Никто из бандитов даже не успел вытащить оружие. Через полчаса, связанные, они лежали на телеге.

К полудню Иван и Богдан вернулись в банду. Куцый сказал, что Шпак приказал ему взять командование на себя, всем сняться со стоянки и двигаться по направлению к Волчьему оврагу.

До него они дошли только к вечеру. Там их уже ждал вызванный из города отряд красноармейцев. Куцый приказал бандитам сделать у оврага привал. Не прошло и десяти минут, как красноармейцы разоружили их.

После завершения операции Евдокимов принял Шевченко и Дзюбу.

– Молодцы, – сказал он, пожимая им руки. – Отлично сработали. Без потерь с нашей стороны ликвидировали целую банду. Оба будете представлены к награде.

– В этом и ваша большая заслуга, Ефим Георгиевич, – сказал Шевченко.

– А я-то тут при чем?

– Ведь операция осуществлялась по разработанному вами плану. Признаться, я сомневался, что Чалый согласится помогать нам. А вы как-то сразу это почувствовали.

Таких, как Иван Чалый, еще много в стане наших врагов. Кто-то был обманут, поверил в посулы бандитов и белогвардейцев, а кого-то мы сами в спешке, по незнанию обидели, оттолкнули от себя. И наша задача бороться за них, отбить у врагов этих людей и сделать полноправными строителями новой жизни.

 

Продолжительной и нелегкой была борьба чекистов на Украине с бандитскими формированиями.

Назначенный в 1921 году начальником управления ВУЧК, а затем полномочным представителем ОГПУ на Правобережной Украине, Ефим Георгиевич Евдокимов лично участвовал в разработке операции по выводу на Украину и аресту петлюровского генерала Тютюнника. Эту операцию чекисты готовили тщательно. Когда с инспекционной проверкой на Украину прибыл заместитель председателя ГПУ СССР Иосиф Станиславович Уншлихт, Ефим Георгиевич подробно доложил ему о состоянии и результатах борьбы с бандитизмом, махновщиной и петлюровщиной. Знакомясь с документами, И.С. Уншлихт особенно заинтересовался тем, что сделано по закордонному петлюровскому центру. Позже, звоня из Москвы, он не раз давал ценные рекомендации. Осенью 1922 года в Киев с группой сотрудников центрального аппарата ГПУ по делам службы приехал начальник Контрразведывательного отдела Артур Хриетианович Артузов. Он внимательно просмотрел все материалы, касающиеся Тютюнника. В разговоре с А.X. Артузовым Ефим Георгиевич поделился подробно планами украинских чекистов, сказал, что „…мы должны во что бы то ни стало достать Тютюнника из Польши и этим самым положить конец бандитизму на Украине…“. А.X. Артузов одобрил план операции и пообещал, в свою очередь, подумать о том, как это быстрее и лучше осуществить.

Тактически правильными действиями чекисты сумели склонить Тютюнника к решению лично прибыть нелегально на Украину, чтобы проверить состояние повстанческого подполья и принять руководство „Радой трех“ – легализованной (по предложению Евдокимова) контрреволюционной националистической организации. В конце мая 1923 года вместе с переправщиком Дулькевичем Тютюнник был арестован при переходе границы. На суде Тютюнник заявил, что раскаивается в содеянном и признает Советскую власть. На этом основании он был выпущен на свободу. В 1929 году Тютюнник возобновил антисоветскую деятельность, за что был вновь арестован и осужден.

4 октября 1923 года Волынский губотдел ГПУ Украины и его полевой штаб совместно с частями 44-й дивизии Красной Армии нанесли сокрушительный удар по последнему оплоту петлюровщины – „Волынской повстанческой армии“. 12 октября ее ликвидация завершилась арестом почти всех участников, изъятием большого количества оружия. Наряду с этим чекисты разгромили и „Казачью раду“, арестовав свыше 300 ее членов. Так была завершена еще одна крупная операция под руководством Ефима Георгиевича Евдокимова.

За большую работу по укреплению и воспитанию чекистских кадров Украины, участие в ликвидации белогвардейских, махновских, петлюровских и иных банд, шпионских и националистических организаций Ефим Георгиевич Евдокимов был награжден двумя орденами Красного Знамени, соответственно в 1921 и 1923 годах,

В приказе, подписанном Ф.Э. Дзержинским 2 августа 1921 года, говорилось:

 

„…Более трех лет борется российский пролетариат с русской и мировой контрреволюцией, посягающей на его священные права, добытые ценою неисчислимых жертв. Наряду с Красной Армией в авангарде революционных сил, защищая своей грудью пролетарские красные знамена, идет Всероссийская чрезвычайная комиссия.

В этой великой борьбе бессменно, рискуя жизнью, открывая контрреволюционные заговоры и подавляя контрреволюционные восстания, особенно отличались нижепоименованные товарищи, коих Президиум ВЦИК нашел справедливым своим постановлением от 18 июля с. г. наградить высшей воинской наградой „орденом Красного Знамени…“

 

Далее следовали фамилии: Артузов Артур Христианович, заместитель начальника Особого отдела ВЧК; Евдокимов Ефим Георгиевич, начальник управления ВУЧК; Кожевников Яков Николаевич, уполномоченный ВЧК; Манцев Василий Николаевич, полномочный представитель ВЧК на Украине; Павлуновский Иван Петрович, полномочный представитель ВЧК в Сибири; Самсонов Тимофей Петрович, начальник Секретного отдела ВЧК.

Приказ заканчивался словами: «…награждением орденом Красного Знамени отдельных работников Президиум ВЦИК дал свою оценку и свое доверие ЧК. Будем же сильны этим доверием».

Ефим Георгиевич всегда отличался скромностью. Принимая орден, который вручался ему 19 июня 1923 года на общем собрании сотрудников ГПУ УССР, он сказал, что очень смущен лестными словами в его адрес и считает, что разделяет эту награду со всеми работавшими с ним товарищами, которые рука об руку, рискуя жизнью, проделали колоссальную работу по искоренению контрреволюции и бандитизма.

А вот еще примечательный факт из его биографии. Командование Юго-Западного фронта наградило Е.Г. Евдокимова золотым портсигаром, отметив таким образом его заслуги в обеспечении безопасности армии.

- Ефим Георгиевич, дал бы закурить из своего золотого портсигара, – как-то сказал ему в шутку один из командиров.

Евдокимов улыбнулся и полез в карман. Но, к удивлению своего собеседника, достал не портсигар, а сложенный вчетверо листок бумаги. Это была квитанция Одесской центральной губернской комиссии, свидетельствовавшая о том, что от Е.Г. Евдокимова принят золотой портсигар в фонд помощи голодающим.

Вклад Е.Г. Евдокимова в разгром контрреволюции на Украине был отмечен также двумя знаками «Почетный чекист», другими поощрениями. Ефим Георгиевич избирался депутатом Харьковского Совета, являлся членом ВУЦИК.

Подводя итоги деятельности Е.Г. Евдокимова в чекистских органах Украины, хочется привести выдержку из его служебной характеристики: «Тов. Евдокимов своим личным непосредственным участием в руководстве административной и оперативной сторонами работы и… личным участием в ликвидации вынес на своих плечах титанический этан борьбы с организованной контрреволюцией, пытавшейся организовать восстания, подпольные боевые дружины, шпионские организации».

 

В 1923 году Е.Г. Евдокимов получает назначение полномочным представителем ОГПУ по Северо-Кавказскому краю в Ростове-на-Дону. Здесь он служит с небольшими перерывами (с 1929 по 1931 г. был начальником секретно-оперативного управления и членом коллегии ОГПУ СССР, в 1931–1932 гг. – полномочным представителем ОГПУ в Средней Азии) до 1934 года. Под руководством Е.Г. Евдокимова чекисты Кубани вели успешную борьбу с остатками улагаевских, Темирхана Шишпева и других кулацко-белогвардейских банд.

…На столе у Евдокимова лежал вырванный из школьной тетради листок линованной бумаги, на котором типографским способом был отпечатан текст. Листовка призывала к саботажу мероприятий Советской власти, к вооруженной борьбе с коммунистами. Текст заканчивался подписью: «Союз борцов за свободную жизнь».

– Такие листовки в последнее время стали появляться во многих районах края, – сказал Евдокимову Василий Николаевич Горшков, один из ответственных сотрудников ОГПУ Северо-Кавказского края. – Вот эту, например, бандиты оставили у сожженного ими клуба в одной из станиц под Ростовом. Такие же несколько дней назад были расклеены на заборах в Усьмани.

– Что нам известно об этом «союзе»?

– В 1920 году двум белогвардейским офицерам, штабс-капитану Дергаусову и поручику Рудакову, удалось бежать из-под стражи. Ими была создана на Дону монархическая организация, члены которой проживали в нескольких станицах. В 1923 году она была нами раскрыта и большинство ее членов арестованы. Но Дергаусову и еще нескольким его сообщникам тогда удалось бежать. По нашим данным, в 1925 году они воссоздали эту организацию под названием «Союз борцов за свободную жизнь». Очень осторожны, вся деятельность строго законспирирована и строится по принципу троек.

Ефим Георгиевич стал внимательно рассматривать листовку.

– Станочек-то у них примитивный, в любом подполе разместить можно, – сказал он. – Да и печатают их наверняка где-то в станице, тетради на это переводят. Писчую бумагу и в Ростове не всегда купишь, а тетради есть везде. В каких еще районах появлялись листовки?

– Сейчас, одну минуту.

Горшков открыл папку, стал перебирать бумаги. В это время Евдокимов встал из-за стола и подошел к висевшей на стене карте края.

Горшков стал перечислять районные центры и станицы, Ефим Георгиевич делал мелом отметки на карте.

– Теперь посмотрим, что у нас получилось, – сказал Евдокимов, приглашая Горшкова к карте. – Итак, в Семикаракорске и близлежащих станицах листовки не распространяли. А в остальных районах центральной части края они были обнаружены. Что вы об этом думаете?

Горшков молчал.

– Можно предположить, – с улыбкой сказал Ефим Георгиевич, – что «борцы за свободную жизнь» изготовляют листовки именно в этом районе. Думают, что этим самым не наведут на свой след. Элементарная психология преступника – не совершать преступлений у своего логова. Но на этот раз такой расчет не оправдал себя. Надо начать с Семикаракорска и обратить внимание на писчебумажные лавки.

На следующий день оперативная группа во главе с Горшковым выехала в Семикаракорск. Чекисты приступили к тщательному изучению обстановки в районе.

…В писчебумажную лавку в Семикаракорске вошел молодой мужчина. Он предъявил документы и поинтересовался, не покупает ли кто-нибудь в больших количествах школьные тетради.

Продавец сказал, что в последнее время за тетрадями стал часто приходить старик, как-то раз он назвался сторожем школы одной из станиц.

– Какой-то странный старик. Уже несколько раз покупал по триста тетрадей. Другие, что из школ, тоже берут много тетрадей. Но они еще покупают чернила, перья. А этот нет.

Чекисты дождались «школьного сторожа». Его маршрут привел их в одну из станиц. Тетради он завез в дом местного священника.

Через два дня в районе была арестована группа участников «Союза борцов за свободную жизнь» – контрреволюционной организации, опиравшейся на реакционное духовенство, кулачество, бывших белогвардейцев. Во время ликвидации организации чекисты изъяли огнестрельное оружие, типографские шрифты, антисоветские документы. Вскоре был арестован и главарь этой организации Дергаусов.

Заслуги Е.Г. Евдокимова в руководстве чекистскими органами были отмечены еще двумя орденами Красного Знамени, в 1927 и 1930 годах.

В 1934 году Е.Г. Евдокимова выдвигают на партийную работу и избирают секретарем Северо-Кавказского крайкома ВКП(б). Он являлся делегатом XVII съезда партии. Впоследствии Ефим Георгиевич работал секретарем Азово-Черноморского крайкома ВКП(б). Избирался членом ЦК ВКП(б) и депутатом Верховного Совета СССР. За большую партийно-политическую и организаторскую работу его наградили орденом Ленина.

Вся жизнь Е.Г. Евдокимова была неразрывно связана с революционной борьбой трудящихся, со становлением и упрочением Советской власти. Ради этого он не щадил ни своих сил, ни здоровья, непримиримо борясь с врагами социализма.

 

ИГОРЬ ДОРОНИН