Мне кажется, что мы не имеем права абстрагироваться от времени написания конкретной работы. Мы как-то забываем, что в авторитарном советском обществе пресекалось любое частное предпринимательство – Уголовный кодекс предусматривал наказание вплоть до крайней меры «социальной защиты». Мы все, служивые, были государственными крепостными. Как сказал век назад Н.Г. Помяловский «Не труд нас кормит – начальство и место кормит». А у начальства были свои «бзики». Так, в середине 70-х годов сижу я на коллегии Министерства культуры СССР и с удивлением слушаю, как министр культуры П.Н. Демичев, ностальгируя по клубам своего детства, призывает вкладывать в культурно-спортивные комплексы (КСК) гигантские, чуть ли не миллиардные, средства на пятилетку. Ничего не понимаю, так как все исследования показывали тогда востребованность специализированных учреждений культуры – эстрады, театров, музеев и т.д. – при полном равнодушии народа к клубной деятельности. Кто-то мне потом объяснил, что нашему министру не давали покоя лавры его французского коллеги Андре Мальро, который понастроил КСК в своей стране. Конечно, на следующий день во всех НИИ культуры заскрипели перья, описывающие острую необходимость этих самых КСК у нас. Впрочем, сколько-то комплексов, кажется, все-таки построили, хоть за это спасибо.
Другой «бзик», кстати, сохраняющийся до наших дней, идея «выравнивания» регионов страны по уровню «культурных услуг». Не понимаю и, видимо, никогда не пойму – почему? Не требуем же мы, чтобы везде были Гжель, Хохлома и Кубачи? Как раз наоборот, прекрасно, что здесь Гжель, там Хохлома, а там Кубачи, а где-то там – вятская игрушка. Это же естественно и нормально. Зачем нам строить театры там, где нет соответствующих традиций, культурной среды, эстетической потребности и т.д.? Но социальные нормативы требуют их открывать в городах с определенной численностью населения, независимо от всего остального. Убей меня, но это советская отрыжка единообразия всего со всем. Принцип самоорганизации, о котором я пишу в статье, тем и хорош, что обеспечивает культурное разнообразие за счет инициатив снизу. Как говорится, не человек для субботы, а суббота для человека.Но мы и сегодня живем в представленияхнавязывания государством своих решений. Лучше было бы отдать все эти средства на поддержку новых, конкурентноспособных идей, пробивающихся снизу. Но власть не приемлет неопределенности, она ведь лучше нас с вами знает, что нам хорошо, а что плохо. И не в указ им опыт открытия Самаркандского театра оперы и балета в конце 60-х годов. Выстроили огромное здание на полторы тысячи мест, практически постоянно пустующее: в традициях мусульманской ментальности негоже публично лицезреть обнаженных гурий в балетных пачках. Я был там в 1981 году. За десять лет здесь сменилось столько же директоров, восемь или девять режиссеров, а оркестранты даже избили – то ли на репетиции, то ли на спектакле – дирижера. Такое вот оперно-балетное искусство…
Теперь объясните мне, как быть, если начальство, которое «нас кормит», яростный адепт выравнивания, а я – столь же яростный противник?
Легко было Тимирязеву протестовать против решений правительства: уволившись, он переходил из государственного университета в частный. А нам-то как быть? Вот и приходилось в статьях все аккуратно упаковывать в стилистические вензеля, в социально-одобренный текст. Пример тому – наша с Д. Дондуреем статья про социальные функции искусства. Моя идея была проста: у искусства нет имманентных ему социальных функций, они появляются только тогда, когда общество в целом и/или его подсистемы (военный, политический, экономический и прочие социальные институты) используют искусство как инструмент для достижения своих целей. И – все. Редактором сборника был тот самый научный перестраховщик, о котором я уже писал. Мы так упаковали ее в такое научное словоблудие, что я не могу сейчас заставить себя прочитать ее. Хоть убей, не могу. Конечно, обидно, но ведь времена не выбирают, не так ли? Будем радоваться, что хоть вашему поколению повезло.
