Выбранные места из переписки с аспирантом

Вся эта история началась с того, что в 1980 году я написал статью о специфике современной культурной ситуации. Она прошла Ученый Совет ВНИИ искусствознания, где я тогда работал, и была рекомендована в печать. Однако замдиректора института NN, жуткий перестраховщик, категорически отказывался включать ее в сборник. Господи, как он меня мурыжил! Целый год, а, может, и больше он делал массу замечаний, я старался их учесть, но к каждой нашей встрече он находил все новые и новые поводы для критики. Особенно его возмущала мысль, что «результат художественной деятельности в массовом эстетическом сознании признается как факт искусства, если существует социально одобренная и разделяемая большинством концепция, объясняющая его как факт искусства». Я помню, как он выговаривал мне в своем кабинете: «Вы что, не понимаете, какую огромную мину подводите под марксистско-ленинскую эстетику?!» и т.д. Не буду описывать все перипетии наших отношений. Но в конце концов я его переиграл. Однажды прихожу к нему (уж не помню, в десятый или пятнадцатый раз). Как всегда, все у меня кипит, и я готов спорить до бесконечности. Но, на мое счастье, он был долго занят, и я, сидя в приемной, остыл и подумал, что моя стратегия отношений с этим человеком неверна, что ее надо менять. Наконец, он вызвал меня, и я видел (ВИДЕЛ!), как он потирает руки, заранее зная, что и на сей раз пересилит меня. Однако, когда он выдал очередной порцию замечаний, я сказал: «Забудем про замечания, уважаемый NN. Я должен сказать, что вы – единственный, кто действительно понял эту статью. Я глубоко благодарен вам за все ваши советы. Конечно же, они пошли статье только на пользу» и т.д. и т.п. Через полчаса такого рода комплиментов он подписал статью, и сборник пошел в издательство. Правда, через день-два он опомнился и попросил редакцию статью вернуть. Но зам. главного редактора, который был в курсе всей этой истории, отказал под предлогом, что для этого: а) требуется решение Ученого Совета и б) тогда издательство отказывается от публикации сборника. Я сейчас проверил выходные данные: «Сдано в печать 12.08.83. Подписано в печать 05.12.83». Итак, статья вышла в начале 1984 г. И целых восемь лет не было ни одной ссылки на нее. Я, признаюсь, думал – неужто идиотизм написал? Переживал, честно. Мне-то казалось, что проблема – ой, ой, ой!. Про гибель «Титаника» знают все, а про смену культурной парадигмы – никто!

Даже думалось иногда: может быть, я выдал в ней желаемое за действительное? Такое ведь бывает… Хотя три масштабных, дорогих мне человека, умницы – я имею в виду ребе Леню Невлера, Ингу Розовскую и Даню Дондурея –оценили ее высоко.

Единственное, что успокаивало – рассказ Д. Дондурея, как он вошел в кабинет к директору НИИ культуры В.Б. Чурбанову, который читал эту статью. «Вы знаете, Г.Г., – рассказывал он. – В.Б. имеет обыкновение подчеркивать идеи цветными карандашами. Так вот, практически вся ваша статья была подчеркнута им». А через восемь лет молчания начался обвал ссылок, они посыпались как из рога изобилия: то ли коллеги созрели до понимания, то ли решили, что можно, то ли изменения стали более явственны – не знаю. А в 1991 г., когда мы делали закон о культуре, В.Б. Чурбанов сказал мне вроде бы в шутку, но в сердцах: «Это все ты виноват, что у нас с культурой такое происходит!»

Я сожалею, что слишком поздно узнал о характеристике современной ситуации в музыке нашего замечательного композитора А. Шнитке – «полилог культур». Конечно, оно лучше, чем мое определение сущности новой художественной системы как «парадоксальной стилевой целостности». Но, как говорится, поезд ушел…

И последнее. Году в 1986 я делал по этой теме доклад в Институте социологии Болгарской академии наук. После, уже в ресторане, директор института Крысто Горанов сказал мне: «Вы характеризуете новую культуру как метаонтологию. Это слишком научно. Я хочу подарить вам нашу пословицу, чтобы вы заканчивали ею свое сообщение: «Нужен третий человек, который объяснит второму, что говорит первый». Ай, молодца! Тут не прибавить, не убавить…