Маркс — Энгельс и их предшественники: от выискивания предвосхищений к предвидению 3 страница

Таким образом, теория наборов ролей, как любая другая теория среднего уровня, начинается с некоторой общей идеи и связанной с ней образности и порождает комплекс теоретических проблем. Так, предполагаемая структурная основа возможного нарушения набора ролей приводит к двойному вопросу (который, как показывают дан­ные, не возникал до появления теории): какие из социальных меха­низмов, если таковые имеются, вступают в действие для того, чтобы противостоять теоретически предполагаемой нестабильности наборов ролей, и соответственно при каких обстоятельствах эти социальные ме­ханизмы не срабатывают, приводя к падению эффективности, пута­нице и конфликту? Подобно другим вопросам, возникшим историчес­ки из общей ориентации функционального анализа, они тоже не пред­полагают, что наборы ролей неизменно работают с максимальной эф­фективностью. При этом данная теория среднего уровня занимается не историческим обобщением того, в какой мере в обществе преобла­дает общественный порядок или конфликты, а аналитической про­блемой выяснения социальных механизмов, приводящих к больше­му порядку или меньшему конфликту, по сравнению с тем, что было бы, если бы эти механизмы не вступили в действие.

Универсальные системы социологической теории

Поиски теорий среднего уровня требуют от социолога совершен­но иной устремленности, чем поиски единой универсальной теории. В дальнейшем изложении мы исходим из того, что этот поиск уни-

версальнои системы социологической теории, в которой результаты наблюдений за каждым аспектом социального поведения, организа­ции и изменения тут же находили бы заранее отведенное им место, так же заманчив и так же бесперспективен, как все те многочислен­ные всеобъемлющие философские системы, которые заслуженно пре­даны забвению. Этот вопрос следует хорошенько обсудить. Некото­рые социологи все еще пишут так, будто надеются тут же получить формулировку «той самой» общей социологической теории, достаточ­но обширной, чтобы охватить огромный массив точно установленных деталей социального поведения, организации и изменения, и доста­точно плодотворной, чтобы направить внимание исследователей в рус­ло проблем эмпирического исследования. Все это я считаю совершен­но неактуальным и апокалиптическим представлением. Мы не готовы к этому. Проделано мало подготовительной работы.

Историческое осмысление постоянно меняющихся интеллекту­альных контекстов социологии должно действовать достаточно от­резвляюще и избавлять этих оптимистов от нелепых ожиданий. Нач­нем с того, что некоторые аспекты исторического прошлого все еще дают о себе знать. Нужно помнить, что на ранних этапах социология развивалась в такой интеллектуальной атмосфере⁷, когда всеохваты­вающие философские системы наступали со всех сторон. Любой фи­лософ восемнадцатого и начала девятнадцатого века, не напрасно евший свой хлеб, должен был разработать свою собственную фило­софскую систему. Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель были лишь самыми известными из них. Каждая система была личной заявкой на наибо­лее полную картину мира материи, природы и человека.

Эти попытки философов создать всеохватывающие системы по­служили образцом для социологов того времени, и девятнадцатый век стал веком социологических систем. Некоторых отцов-основателей, таких как Конт и Спенсер, переполнял esprit de system*, отразивший­ся в их социологических учениях, как и в других частях их более гло­бальных философских систем. Другие, такие как Гумплович, Уорд и Гиддингс, позднее пытались придать интеллектуальную легитимность этой тогда еще «новой науке о древнем предмете». Для этого требова­лось скорее создание общей и наиболее полной структуры социоло­гической мысли, чем развитие специальных теорий, которые служи­ли бы ориентирами для исследования отдельных социологических проблем в только еще намечающихся рамках.

⁷ См. классическую работу: Theodore Merz, A History of European Thought in the Nineteenth Century (Edinburgh and London: William Blackwood, 1904), 4 тома. — Примеч. автора.

* дух системности (фр.). — Примеч. пер.

В этих условиях почти все пионеры в социологии пытались смо­делировать свою собственную систему. Многообразие систем, каж­дая из которых претендовала на звание подлинной, вполне естествен­но привело к созданию школ, и в каждой была своя группа учителей, учеников и эпигонов. Социология не только отделилась от других дисциплин, но стала и внутренне дифференцированной. Однако эта дифференциация проявилась не в специализации, как в естествен­ных науках, а скорее как в философии, в создании всеобъемлющих теорий, которые обычно типично считались взаимоисключающими и во многом не совпадающими. Перефразируя высказывание Бертрана Рассела относительно философии, можно сказать: эта всеохватываю­щая социология не воспользовалась тем «преимуществом, которым она обладает по сравнению с социологическими системами основателей социологии и которое состоит в том, что она способна решать свои проблемы одну за другой, вместо того, чтобы одним росчерком пера выдавать целостную теорию всего [социологического] мира»⁸.

Другим путем пошли социологи, пытавшиеся придать своей дис­циплине интеллектуальную легитимность: в качестве прототипа они взяли системы естественнонаучной теории, а не философии. Это тоже иногда приводило к попытке создать универсальные системы социо­логии — такую цель часто ставят, исходя из одного из трех основных неправильных представлений о естествознании.

В первом случае предполагается, что систему мышления можно эффективно разработать еще до того, как накоплена огромная масса основных эмпирических наблюдений. Получается, что Эйнштейн мог бы наступать на пятки Кеплеру, и не нужны были бы целые столетия исследований и систематического размышления о результатах иссле­дования для того, чтобы подготовить для этого почву. Системы соци­ологии, вытекающие из этого молчаливого предположения, в част­ности системы Сталя, Буассье де Соваж, Бруссэ, Джона Брауна и Бен­джамина Раша, во многом похожи на системы, введенные создателя­ми универсальных теорий в медицине за 150 лет. Почти до середины девятнадцатого века выдающиеся деятели медицины считали необ­ходимым разработать теоретическую систему заболеваний задолго до того, как было адекватно разработано предшествующее эмпиричес­кое исследование⁹. Если в медицине эти протоптанные тропинки дав-

⁸ Bertrand Russell, A History of Western Philosophy (New York: Simon and Schuster,
IW5), 834. _ Примеч. автора.

⁹ Wilfred Trotter, Collected Papers (Oxford: University Press, 1941), 150. Одеятелыю-
сти создателей систем рассказывается в каждой истории медицины, например: Fielding
Н. Gassrison, An Introduction to the History of Medicine (Philadelphia: Saunders, 1929) и
Ralph H. Major, A History of Medicine (Oxford: Blackweil Scientific Publications, 1954), в
Двух томах. — Примеч. автора.

но заросли, то для социологии до сих пор характерны попытки тако­го рода. Именно эта тенденция и вызвала замечание биохимика и со­циолога-любителя Л.Дж. Хендерсона:

Различие между созданием систем в социальных науках и системами мышления и классификации в естествознании проявляется в их эволю­ции. В естественных науках как теории, так и описательные системы раз­виваются, адаптируясь к увеличению знаний и опыта ученых. Появляю­щиеся в социальных науках системы нередко полностью являются плодом творчества одного человека. Потом их могут активно обсуждать, если они привлекают внимание, но постепенная адаптивная модификация как ре­зультат согласованных попыток большого числа людей — явление редкое™.

Вторая неправильная трактовка естественных наук вызвана не­верным предположением по поводу исторической одновременности, а именно допущение, что все продукты культуры, существующие в данный исторический момент, имеют одинаковую степень зрелости. На самом деле осознание существующих здесь различий определяется чувством меры. Тот факт, что и физика, и социология одинаково счи­таются научными дисциплинами в середине двадцатого века, не озна­чает, что достижения одной должны быть мерилом другой. Безуслов­но, социологи сегодня живут в такое время, когда физика достигла срав­нительно большого размаха и точности в теории и эксперименте; она располагает большим количеством инструментов исследования и по­лучает множество побочных технологических продуктов. Наблюдая происходящее, многие социологи воспринимают достижения физики как образец для самооценки. Им хочется сравнить свои бицепсы с би­цепсами старших братьев. Им тоже хочется, чтобы с ними считались. Но когда выясняется, что у них нет ни крепкого телосложения, ни убий­ственной силы удара, как у старших братьев, некоторые из них впада-ютвотчаяние. Они начинают задавать вопрос: а возможна ли действи­тельно наука об обществе, если мы не создадим универсальную систе­му социологии? Но при такой точке зрения не учитывают, что физику двадцатого столетия отделяют от социологии двадцатого столетия мил­лиарды человекочасов непрерывного, организованного и совокупного исследования. Вероятно, социология пока не готова к появлению сво­его Эйнштейна, поскольку еще не нашла своего Кеплера — не говоря уже о своем Ньютоне, Лапласе, Гиббсе, Максвелле или Планке.

В-третьих, социологи иногда неправильно истолковывают дей­ствительное состояние теории в естествознании. Эта ошибка пара-

¹⁰ Lawrence J. Henderson, The Study of Man (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1941), 19—20, курсив мой; если уж на то пошло, большинство из нас, социо­логов, может с большей пользой для себя прочитать всю книгу. — Примеч. автора.

поксальна, поскольку физики признают, что у них еще нет универ­сальной теоретической системы, и в основном возлагают мало надежд на ее появление в ближайшем будущем. Что характерно для физики, так это множество специальных теорий большего или меньшего мас­штаба и к тому же исторически оправданная надежда, что их будут продолжать объединять в группы. Как выразился один наблюда­тель: «хотя многие из нас действительно надеются на появление в будущем всеобъемлющей теории, которая объединит различные по­стулаты физики, мы не дожидаемся ее, а продолжаем заниматься важ­ным делом— наукой»". Совсем недавно физик-теоретик Ричард Фей-нман сообщил без всякого смущения, что «сегодня наши физические теории и законы — это множество различных частей и кусочков, ко­торые не очень-то сочетаются друг с другом»¹². Но наверное, наибо­лее убедительным является замечание самого обстоятельного из тео­ретиков, посвятившего последние годы своей жизни неустанному и безуспешному поиску, вызванному стремлением «найти для унифи­кации всех отраслей науки теоретическую основу, образованную ми­нимальным числом понятий и фундаментальных соотношений, из ко­торых логическим путем можно было бы вывести все понятия и соот­ношения отдельных дисциплин». Несмотря на свою глубокую и ред­кую для физиков преданность этой идее, Эйнштейн заметил:

Большая часть физических исследований посвящена развитию раз­личных отраслей физики; предметом каждой отрасли является теорети­ческое осмысление большего или меньшего числа областей опыта; в каж­дой из них законы и понятия остаются по возможности тесно связанны-• ми с опытом'³.

Над этими словами могли бы призадуматься те социологи, которые ждут обоснованной общей системы социологической теории уже в наше время — или в недалеком будущем. Если физике за целые столетия, по­священные расширению теоретических обобщений, не удалось разра­ботать всеобъемлющую теоретическую систему, тогда a fortiori социоло­гии, которая лишь начала накапливать эмпирически обоснованные тео­ретические обобщения в скромных масштабах, вполне можно было бы посоветовать умерить свое стремление получить такую систему.

¹¹ Henry Margenau, The basis of theory in physics, неопубликованная рукопись, 1949,
5—6. — Примеч. автора.

¹² Richard Feynman, The Character ofPhysical Law (London: Cox&Wyman Ltd., 1965),
"• — Примеч. автора.

¹³ А. Эйнштейн. Рассуждения об основах теоретической физики. — Собр. науч. тру­
дов; под ред. И.Е. Тамма и др. - М.: Наука, 1967. - В 4т. Т. IV, с. 229. — Примеч. автора.

Утилитарная потребность в универсальных социологических системах

Убежденность некоторых социологов в том, что нужно срочно создать грандиозную общетеоретическую систему, вызвана не только неуместным сравнением с естественными науками, но еще и реакци­ей на неясное положение социологии в современном обществе. Сама неуверенность втом, что накопленные в социологии знания соответ­ствуют тем огромным требованиям, которые к ним предъявляют по­литики (как реформаторы, так и реакционеры), бизнесмены и пра­вительственные чиновники, ректоры колледжей и первокурсники, провоцирует у социологов защитную реакцию и вызывает слишком усердное стремление как-то соответствовать этим требованиям, ка­кими бы преждевременными и нелепыми они ни были.

При такой позиции исходят из ошибочного предположения, что наука должна достичь такого уровня, чтобы отвечатъвсем требовани­ям, и умным и глупым, которые к ней предъявляют. Такая убежден­ность косвенно основана на кощунственном и мазохистском предпо­ложении, что мы должны быть всеведущими и всезнающими — при­знаться в меньшем означает расписаться в своем полном невежестве. Поэтому часто случается, что представители неоперившейся дисцип­лины неправомочно претендуют на создание универсальных теоре­тических систем, соответствующих всему кругу проблем, изучаемых этой дисциплиной. Именно на такую позицию ссылается Уайтхед в эпиграфе к данной книге: «Для науки на ее ранних стадиях характер­ны... как честолюбивая глубина поставленных задач, так и дилетант­ство в обращении с деталями».

Подобно социологам, бездумно сравнивавшим себя с современ­никами естествоиспытателями лишь потому, что и те и другие живут в один исторический момент, общество в целом и те, кто от его лица принимает стратегические решения, часто ошибаются, вынося окон­чательную оценку социологии на основе ее способности решить нео­тложные проблемы общества сегодня. Неуместный мазохизм социо­лога и невольный садизм общества вызваны тем, что они забывают, что социология, как и все науки, постоянно развивается и провидени­ем отнюдь не предусматривается, чтобы она в любой момент соответ­ствовала всему кругу проблем, стоящих перед человеком. В историчес­ком плане такие предположения были бы равносильны вынесению в семнадцатом веке окончательного суждения о статусе и перспективах медицины, основанного на том, способна ли она немедленно предос­тавить лекарство или хотя бы профилактику для сердечных заболева­ний. Если бы проблема получила широкую огласку — посмотрите на

овышение уровня смертности от тромбоза коронарных сосудов! — яма ее важность затмила бы совершенно самостоятельный вопрос, на­сколько адекватны медицинские знания 1650 года (или 1850-го, или 1950-го) для решения большого круга других проблем со здоровьем. Тем не менее именно эта нелогичность стоит за многими практическими требованиями, предъявляемыми к социальным наукам. Поскольку и война, и эксплуатация, и бедность, и расовая дискриминация, и психо­логическая незащищенность — это язвы современного общества, то со­циология обязана оправдать свое существование, дав решения всем этим проблемам. Ноу социологов сегодня, возможно, не больше средств для решения этих неотложных проблем, чем было у врачей, таких как Гар-вей или Сиденхем, для распознания, изучения и лечения тромбоза коронарных сосудов в 1655 году. И все же, как свидетельствует ис­тория, неспособность медицины справиться с этой отдельной про­блемой едва ли означала, что она не может развиваться. Если все ставят на фаворитов, то кто поддержит жеребенка, которому еще предстоит себя проявить?

Сделанный мною акцент на расхождении между практическими проблемами, предназначенными для социолога, и уровнем накоплен­ных знаний и навыков не означает, конечно, что социолог не должен стремиться разработать все более полную теорию или не должен ра­ботать над исследованием, имеющим непосредственное отношение к неотложным практическим задачам. И главное, это не значит, что социологи должны специально выискивать проблему, не имеющую серьезного практического значения. Различные эмпирические иссле­дования и теории с разной степенью вероятности могут оказаться уме­стными для конкретных практических проблем; у них разный потен­циал релевантности¹⁴. Но важно восстановить историческое чувство меры. Безотлагательность или масштабность практической социаль­ной проблемы не гарантируют ее немедленное решение¹⁵. В любой данный момент времени ученые бывают близки к решению одних про­блем и далеки от решения других. Следует помнить, что необходи-

¹⁴ Эта концепция развита в R.K. Merton, «Basic research and potentials of relevance»,
American Behavioral Scientist, May 63, VI, 86—90, на основе более раннего обсуждения
этой проблемы в работе «The role of applied social science in the formation of policy»,
Philosophy of Science, 1949, 16, 161-181. - Примеч. автора.

¹⁵ Что подробно изложено в таких работах, как: Paul F. Lazarsfeld, William Sewell
and Harold Wilensky, eds, The Uses of Sociology (New York: Basic Books, in press); Alvin W.
Gouldner and S.M. Miller, Applied Sociology: Opportunities and Problems (New York: The
rree Press, 1965); Bernard Rosenberg, Israel Gerver and F. William Howton, Mass Society
"i Crisis: Social Problems and Social Pathology (New York: The MacMillan Company, 1964);
Barbara Wooton, Social Science and Social Pathology (New York: The Macmillan Company,
1959). _ Примеч. автора.

мость — только мать изобретения; а его отец — накопленные общими усилиями знания. Если их не свести вместе, необходимость остается бесплодной. Она, конечно, может зачать когда-нибудь потом, когда произойдет нормальное соитие. Но ее партнеру нужно время (и под­держка), если он хочет приобрести величину и мощь, необходимые для того, чтобы соответствовать требованиям, которые будут ему предъяв­лены.

Ориентация этой книги на связь современной социологии и прак­тических проблем общества во многом такая же, как ее ориентация на связь социологии и общей социологической теории. Это скорее эволюционная ориентация, чем ориентация, полагающаяся на нео­жиданные мутации в работе одного социолога, которые вдруг дадут решения основных социальных проблем или создадут единую уни­версальную теорию. Хотя эта ориентация не претендует на чудеса и сенсации, она предлагает довольно реалистичную оценку современ­ного положения социологии и путей, по которым она развивается на самом деле.

Универсальные теоретические системы и теории среднего уровня

Исходя из всего сказанного, было бы разумно заключить, что со­циология будет продвигаться вперед в той мере, в какой ее главной (но не единственной) задачей будет разработка теорий среднего уров­ня, и задержится в своем развитии, если сосредоточит основное вни­мание на разработке универсальных социологических систем. Так, в своей инаугурационной речи в Лондонской школе экономики Т.Г. Маршалл умолял социологов «проложить дорогу до середины»¹⁶. Наша главная задача сегодня — разработать специальные теории, приме­нимые к ограниченным концептуальным областям, например: теории девиантного поведения, непредвиденных последствий целенаправлен­ного действия, социального восприятия, референтных групп, социаль­ного контроля, взаимозависимости социальных институтов, — а не искать сразу общую концептуальную структуру, адекватную для по­лучения этих и других теорий среднего уровня.

Социологическая теория, если хочет заметно продвинуться впе­ред, должна развиваться в следующих взаимосвязанных направлени-

¹⁶ Инаугурационная лекция была прочитана 21 февраля 1946г. Напечатана в Т.Н. Marshall, Sociology at the Crossroads (London, Heinemann, 1963), 3—24. — Примеч. ав­тора.

ях: (1) разрабатывая специальные теории, на основании которых со­здаются гипотезы, поддающиеся эмпирической проверке, и (2) раз­вивая, а не обнаруживая «вдруг» все более общую концептуальную схему, способную объединить группы специальных теорий.

Если сосредоточиться полностью на специальных теориях, то мы рискуем получить в результате отдельные гипотезы, которые объяс­няют ограниченные аспекты социального поведения, организации и изменения, но остаются взаимно несочетающимися.

Если сосредоточиться полностью на главной концептуальной схе­ме для получения всех второстепенных теорий, это чревато тем, что мы представим современные социологические аналоги больших фи­лософских систем прошлого со всей их многозначительностью, ар­хитектоническим великолепием и научным бесплодием. Социолога-теоретика, увлеченного исключительно разработкой универсальной системы с ее абстракциями, поджидает опасность того, что, как в слу­чае с современным стилем интерьера, обстановка в его голове будет голой и неудобной.

Препятствия на пути к эффектным общим схемам в социологии по­явятся только в том случае, если, как и в прежние времена в социологии, каждый харизматический социолог попытается разработать свою соб­ственную общую теоретическую систему. Придерживаться такой прак­тики — значит способствовать дальнейшей «балканизации» социоло­гии, когда каждым княжеством правит своя собственная теоретичес­кая система. Хотя этот процесс периодически оставлял свой след в развитии других наук — наиболее заметный в химии, геологии и ме­дицине, — нет необходимости воспроизводить его в социологии, если нас чему-то учит история науки. Мы, социологи, можем вместо этого стремиться ко все более полной социологической теории, которая, не являясь порождением ума одного человека, постепенно объединит те­ории среднего уровня/и они станут специальными проявлениями бо­лее общих формулировок.

То, что сейчас происходит в социологической теории, свидетель­ствует о том, что этой ориентации необходимо уделить особое вни­мание. Заметьте, как малочисленны, как разрозненны и невырази­тельны конкретные социологические гипотезы, выведенные из глав­ной концептуальной схемы. Заявки на универсальную теорию на­столько опережают подтвержденные специальные теории, что им суждено остаться нереализованными программами, а не объединения­ми теорий, которые сначала казались раздельными. Безусловно, как Указывали Талкотт Парсонс и Питирим Сорокин (в «Социологичес­ких теориях сегодня»), недавно мы достигли значительного прогрес­са. Постепенное слияние теорий в социологии, социальной психоло-

гии и антропологии сильно обогатило теорию и представляется еще более перспективным¹⁷.

Однако то, что сейчас называют социологической теорией, в ос­новном представляет собой общую ориентацию на данные, указываю­щие на типы переменных, которые теории должны каким-то образом учитывать, а не четко сформулированные, поддающиеся проверке ут­верждения о взаимоотношениях между точно определенными перемен­ными. У нас есть много понятий, но гораздо меньше подтвержденных теорий; много точек зрения, но мало теорем; много «подходов», но мало достижений. Возможно, некоторые дальнейшие сдвиги в акцен­тах пошли бы только на пользу.

Вольно или невольно люди распределяют свои скудные ресурсы в производстве социологической теории в такой же мере, как в произ­водстве водопроводных труб, и эти распределения отражают лежащие в их основе предположения. Цель нашего обсуждения теории средне­го уровня в социологии — прояснить, перед каким выбором стратеги-

" Я придаю большую важность замечаниям Талкотта Парсонса в его президентс­ком обращении к Американскому социологическому обществу после моей формули­ровки этой позиции. Например, «В конце этого пути возрастающей частоты и специ­фичности островков теоретического знания находится идеальная область, выражаясь научно, где большинство современных действующих гипотез эмпирического исследо­вания непосредственно выводится из общей теоретической системы. В сколько-ни­будь значительной степени... лишь физике из всех наук удалось достичь такой области. Мы же даже не приблизились к нему. Но из этого не следует, что, как бы мы ни были далеки от этой цели, шаги в этом направлении напрасны. Наоборот, любой реальный шаг в этом направлении — продвижение вперед. Только в этой конечной точке острова сливаются в единый континент.

Самое малое, таким образом, что может сделать общая теория, это дать широ­кие рамки для ориентации [п.Ь.]... Она также может служить для того, чтобы коди­фицировать, взаимно связать и предоставить огромную массу существующих эм­пирических данных. Она также нужна, чтобы обратить внимание на пробелы в на­ших знаниях и предоставить критерии для критики теорий и эмпирических обобще­ний. И наконец, даже если их нельзя систематически выводить [п.Ь.], она незаменима для систематического прояснения проблем и плодотворной формулировки гипотез» (курсив мой).

Т. Parsons, «The prospects of sociological theory», American Sociological Review, фев­раль 1950, 15, 3—16 на 7. Важно, что такой приверженец общей теории, как Парсонс, признает, (1) что фактически общая социологическая теория редко обеспечивает вы­водимость из нее специальных гипотез; (2) что по сравнению с такой областью, как физика, выводимость для большинства гипотез — это далекая цель; (3) что общая тео­рия дает лишь общую ориентацию и (4) что она служит основой для кодификации эм­пирических обобщений и специальных теорий. Стоит только это признать, и социоло­ги, увлеченные разработкой общей теории, не будут в принципе существенно отли­чаться от тех, кто наиболее перспективным в сегодняшней социологии считает разра­ботку теорий среднего уровня и их периодическое объединение. — Примеч. автора.

ческого решения стоят все социологи-теоретики. Чему отдать большую часть наших совместных усилий и ресурсов: поиску подтвержденных теорий среднего уровня или поиску всеобъемлющей концептуальной схемы? Я убежден — а, конечно, нашим убеждениям, как известно, свойственны ошибки, — что теории среднего уровня наиболее перс­пективны, при условии, что их поиск сочетается с неустанным стрем­лением объединить специальные теории в более общие множества понятий и взаимно согласующихся утверждений. Но даже в этом слу­чае нужно учитывать осторожную точку зрения наших старших бра­тьев и Теннисона:

Наши системки имеют успех; Имеют успех и сходят на нет.

Полярные отзывы о теорих среднего уровня

С тех пор как политика сосредоточения на социологических тео­риях среднего уровня была изложена в печати, мнения социологов понятным образом разделились. В общем, как представляется, на от­клики социологов в основном повлияли их собственные модели ра­боты. Большинство ученых, занимавшихся теоретически ориентиро­ванным эмпирическим исследованием, одобрили установку, которая лишь формулировала то, что уже было их рабочей философией. И наоборот, большинство ученых, придерживавшихся метода гумани­тарного изучения истории общественной мысли или пытавшихся раз­работать общую социологическую теорию немедленно, назвали эту политику отступлением от истинно высоких устремлений. Третья по­зиция промежуточная. Тут признают, что акцент на теории среднего уровня не означает исключительного внимания к этому виду обоб­щения. При этом более обстоятельную теорию предполагают полу­чить через объединение теорий среднего уровня, а не рассчитывают на то, что она целиком появится из широкомасштабного исследова­ния отдельных теоретиков.

Процесс поляризации

Подобно большинству полемик в науке, этот спор вокруг распре­деления интеллектуальных ресурсов среди разных видов социологи­ческой работы предполагает социальный конфликт, а не просто ин-

 

теллектуальную критику¹⁸. То есть этот спор вызван не столько про­тиворечиями между самостоятельными социологическими идеями, сколько соперничающими определениями роли социолога, которую они считают наиболее эффективной в данной момент.

Эта полемика развивается по классически определенным кано­нам социального конфликта. За атакой следует контратака со все боль­шим отчуждением сторон, вовлеченных в конфликт. Со временем, поскольку конфликт происходит на глазах у всех, он становится ско­рее борьбой за статус, чем поиском истины. Позиции становятся по­лярными, и затем каждая группа социологов начинает пространно от­вечать на стереотипные варианты того, что говорит другая. Теорети­кам среднего уровня стереотипно отводится роль простых «счетчиков голов», фактографов или описателей — социографов. А теоретиков, нацеленных на общую теорию, стереотипно представляют как закос­нело умозрительных, абсолютно не учитывающих бесспорных эмпи­рических данных или как безусловно преданных доктринам, сфор­мулированным так, что их нельзя проверить.

Эти стереотипы не так уж далеки от реальности; как и большин­ство стереотипов, они являются безоговорочными преувеличениями действительных тенденций или свойств..Но в ходе социального кон­фликта они превращаются в самоподтверждающиеся стереотипы, когда социологи отгораживаются от реальности, которая могла бы внести в них поправки. У социологов из каждого лагеря развивается глубоко избирательное восприятие того, что действительно происхо­дит в другом. Каждый лагерь видит в работе другого в первую очередь то, на что его настроил враждебный стереотип, и тогда он мгновенно принимает случайное замечание за устоявшуюся философию, а рас­ставленные акценты — за сложившийся подход. При этом у каждой группы социологов постепенно уменьшается мотивация к изучению работы другой, поскольку та заведомо не содержит истины. Они лишь быстро просматривают произведения внешней группы, чтобы найти патроны для дальнейшей стрельбы.