Искатель предвосхищений неутомим и в области гуманитарных наук, где ему присвоили грубовато звучащий титул Quellenforscher (охотник за источниками). Сейнсбери выявил подходящего представителя этой когорты: Жерара Лангбена, довольно известного автора «Очерка об английских поэтах-драматургах». У английского критика
44 William James, Pragmatism: A New name for Some Old Ways of Thinking (New York:
Longmans, Green, 1907), 198. — Примеч. автора.
45 William James, The Meaning of Truth: A Sequel to «Pragmatism» (New York: Longmans,
Green, 1909), 181. — Примеч. автора.
46 George Sarton, «Johannes Antonides Vander Linden (1609—1664) Medical Writer
and Bibliographer», in Science, Medicine and History: Essays on the Evolution of Scientific
Thought and Medical Practice, Written in Honour of Charles Singer, collected and edited by E.
Ashworth Underwood (London: Oxford University Press, 1953), II, 15. Другой пример
этой модели, описанной историком, см. в A.R. Hall, The Scientific Revolution, 1500—
1800 (London: Longmans, Green, 1954) 255 ff., где отражены во многом такие же ста
дии восприятия теории света Ньютона. — Примеч. автора.
нет даже намека на бесстрастность при создании портрета французского искателя предвосхищений:
Обладая некоторой начитанностью и хорошей памятью, он обнаруживает, что поэты, как правило, не являются родоначальниками избранной темы, и ему кажется, что он одерживает над ними своеобразную победу, указывая, где они ее взяли. С чисто исторической точки зрения против этого, конечно, ничего не возразишь: иногда это интересно и никогда не должно быть оскорбительным. Однако на самом деле чаще всего выглядит именно так, а у Лангбена только так... «Если бы м-р У. водрузил на нос очки, он бы увидел, что это напечатано было таким образом», и т.д. и т.п.... Боюсь, что Данте, знай он Лангбена, организовал бы для него особые bolgia*; да и в дальнейшем он бы не испытывал недостатка в обитателях47.
У преднамеренного поиска предвосхищений в биологических и естественных науках есть мощный аналог в социальных науках. Например, в социологии это явление также имеет свои корни. Хотя нам недостает сравнительных монографических исследований по этому вопросу, современная социология на ранних стадиях своего развития, по-видимому, не носила такого кумулятивного характера, как физические и биологические науки48. Пристрастие социологов в девятнадцатом веке, а у некоторых и поныне, к развитию своих собственных «систем социологии» означает, что в них, как привило, изначально видят соперничающие мыслительные системы, а не консолидированный кумулятивный продукт. Из-за этого исторический анализ развития теории сосредоточивается на том, чтобы показать, что предполагаемая новая система совсем не нова. История идей в этом случае превращается в выяснение претензий и контрпретензий на такую оригинальность, которая нетипична для прогресса науки. Чем меньше внимания уделяется различным уровням аккумуляции идей, тем сильнее тенденция к поиску сходств между прежней и со-
* «злые щели» (ит.) — глубокие рвы в восьмом круге «Ада» Данте. — Примеч. пер.
47 George Saintsbury, A History of Criticism and Literary Taste in Europe from the Earlier
Texts to the Present Day (Edinburgh and London: William Blackwood & Sons), II, 400—
401. -Примеч. автора.
48 Мы не хотим сказать, что модель развития в физических и биологических на
уках — это модель постоянной, неуклонной преемственности и кумулятивное™ зна
ния. Для истории этих наук, безусловно, характерны многие повторные открытия
спустя годы или даже десятилетия после того, как предоткрытие исчезло из виду. Но
такие паузы в непрерывности интеллектуальной традиции, впоследствии заполнен
ные независимыми повторными открытиями, заставляющими наблюдателей обра
титься к забытым версиям, встречаются реже и не столь значительны, как в соци
альных науках. — Примеч. автора.
временной идеей, а от этого недалеко и до выискивания предвосхищений.
Историки социологии то вступают на эту зыбкую почву, то движутся в противоположном направлении. В разной степени49 они колеблются между двумя описанными нами основными предположениями относительно развития социологии: с одной стороны, они занимаются выискиванием предвосхищений; сдругой — они полагают, что социология развивается благодаря появляющимся время от времени новым ориентациям и благодаря включению в знания новых дополнений, полученных на основе исследований, проведенных в свете этих ориентации, — иногда здесь имеют место подтвержденные документами предоткрытия, предвидения и предвосхищения.
Наверное, никто из историков социологической теории не занимался столь тщательно вопросом предоткрытий, предвидений и предвосхищений, как Питирим Сорокин в своем солидном труде «Современные социологические теории»50, пользующемся большой популярностью и сейчас, через сорок лет после первой публикации. В книге, построенной на анализе школ социологической мысли и задуманной «для соединения современной социологии с ее прошлым», перед аналитическим обзором каждой школы дается список предшественников. Вероятно, из-за того, что в книге приводятся ссылки на более чем тысячу авторов, в ней применяются весьма различные критерии идентичности прежних и последующих идей.
Одна крайность заключается в утверждении, что древние труды — Священные книги Востока, Конфуций, даосизм и т.д. — содержат «все основные» идеи современных социологических или психологических школ; последние описываются как «всего лишь повторения» или «простые повторения» (например, стр. 5п, 26п, 309, 436—437). В каких-то случаях сходство состоит в ссылках прежних классиков на определенные «факторы» в общественной жизни, которые также обсуждаются в более поздних работах: например, в Священных книгах «подчеркивается роль», которую играют «факторы расы, отбора и наследственности»
49 При методологическом анализе следующих современных работ по истории со
циологической теории обнаруживается большое разнообразие в этом отношении: N.M.
Timasheff, Sociological Theory: Its Nature and Growth (New York: Doubleday & Co., 1955);
Dan Marlindale, The Nature and Types of sociological Theory (Boston: Houghton Mifflin Co.,
1960); Harry E. Barnes and Howard Becker, Social Thought from Lore to Science (Washington:
Harran Press, 1952, 2nd ed.); Charles P. Loomis and Zona K. Loomis, Modern Social Theorists
(New York: D. van Nostrand, 1961); Harry Elmer Barnes, Ы.Ап Introduction to the History of
Sociology (Chicago: Universty of Chicago Press, 1948); Lewis A. Coserand Bernard Rosenberg,
Sociological Theory (New York: Macmillan, 1964, 2d ed). — Примеч. автора.
50 Pitirim A. Sorokin, «Contemporary Sociological Theory» (New York and London:
Harper & Brothers, 1928). — Примеч. автора.
i td 219); «тот факт, что мыслители с незапамятных времен осознавали важность роли «экономических факторов» в поведении человека, организации общества, социальных процессах...» (стр. 514) и т.д. В каких-то случаях замечание, что некая школа мысли является очень старой, оскорбляет своей несправедливостью. Так, формальная школа (Зиммель, Теннис, фон Визе), считающая себя новой, охарактеризована как «очень старая, возможно, даже самая старая среди школ социологии» (стр. 495); об экономической школе, главным образом об отвергнутых взглядах Маркса и Энгельса, говорится, что она «стара, как сама человеческая мысль» (стр. 523); тогда как психосоциологическая «теория о том, что вера, особенно магическая или религиозная, — это самый действенный фактор в человеческой судьбе, является, наверное, старейшей формой социальной теории» (стр. 662).
С другой стороны, в книге Сорокина четко выражена концепция, согласно которой эти древние идеи были существенным образом разработаны в более поздних работах, не являющихся «простыми повторениями». Это выражено в следующем противоречивом замечании: «...ни Конт, ни Виниарский, ни кто-либо другой из социологов конца девятнадцатого века не может претендовать на то, что является родоначальником вышеизложенной или практически любой другой теории. Они лишь развивали то, что было известно много веков и даже тысячелетий назад» (стр. 368, курсив мой). Или опять: социологическая школа, «как почти все современные социологические системы, зародилась в далеком прошлом. С тех пор с различными вариациями принципы этой школы можно обнаружить во всей истории социальной мысли» (стр. 437; курсив мой).
Эта промежуточная формулировка допускает возможность важных новых отправных точек в истории социологической мысли. Так, И. Де Роберти назван «одним из первых пионеров в социологии» (стр. 438); Ковалевский «разработал свою [демографическую] теорию независимо от Лориа на три года раньше» (стр. 390п); блистательный Тард «оставил много оригинальных планов, идей и теорий» (стр. 637); недавние изучения общественного мнения «значительно прояснили наше представление об этих явлениях» (стр. 706); Гиддингс — «пионер американской и мировой социологии» (стр. 727п); и как последний пример развития за счет постоянных дополнений к имеющимся знаниям: «социальная физиология... таким образом, шаг за шагом... была расширена, и в настоящий момент мы наблюдаем первые попытки построить общую, но основанную на фактах теорию социальной мобильности» (стр. 748).
Это стремление распознать степени сходства между более старыми и более современными теориями становится намного более замет-
ной в парном томе Сорокина «Социологические теории сегодня»51, опубликованном тридцать лет спустя. Какая-то часть того, что в прежней работе описывалось как предоткрытия, теперь фактически трактуется как предвидения, а названное ранее предвидениями — как предвосхищения. Новая работа остается такой же непримиримо критической, как и прежняя, но тем не менее, за редкими исключениями, передает ощущение роста и развития в теории. Два примера, выделенных курсивом, отражают этот сдвиг во взглядах автора.