6 Francis Bacon, The Works of Francis Bacon. Собраны и изданы: James Spcdding,
Robert Leslie Ellis, and Douglas Denon Heath (Cambridge: England: Riverside Press, 1863),
VI, 70. — Примеч. автора.
7 Gottfried Wilhelm Leibniz,P/i/tojop/z/jce/j^c/jn/Ce/), С.I.,Gerhardt,ed. (Berlin, 1887),
HI, 568, в своем письме Луи Бурке из Вены, 22 марта 1714 г. — Примеч. автора.
По сути, и Бэкон, и Лейбниц говорят о том, что исходные материалы, необходимые для истории и для систематики науки, отличаются существенным образом. Но поскольку ученые обычно публикуют свои идеи и находки не для того, чтобы помочь историкам восстановить их методы, а чтобы сообщить современникам и, как они надеются, потомкам о своем вкладе в науку, они по большей части продолжают публиковать свои работы скорее в логически обоснованном виде, чем в исторически описательной манере. Эта практика продолжает вызывать такого же рода замечания, как у Бэкона и Лейбница. Почти через два века после Лейбница Мах отметил, что, на его взгляд, положение дел не улучшилось за тысячелетия после появления евклидовой геометрии. Научные и математические описания все еще тяготели скорее к логической софистике, чем к отображению путей исследования: «Евклидова система восхищала философов своей логической безупречностью, и, очарованные ею, они не разглядели ее недостатков. Великие исследователи, даже в недавние времена, были сбиты с толку и представляли результаты своих исследований, следуя примеру Евклида; тем самым они фактически скрыли свои методы исследования, что нанесло науке огромный ущерб»8.
И все же в некотором отношении наблюдение Маха возвращает нас вспять. Он не смог понять того, что так ясно осознал Бэкон несколько веков назад: научные отчеты и протокольные записи будут неизбежно различаться в зависимости от того, имеют ли они своей целью внести определенный вклад в современную систему знаний или улучшить понимание того, как исторически развивается научная работа. Но Мах подобно Бэкону и Лейбницу все-таки дает понять, что нельзя надеяться восстановить подлинную историю научного поиска, уделяя внимание лишь конвенционализированным опубликованным сообщениям. Это же недавно подчеркнул физик А.А. Моулз, сказавший, что ученые «профессионально подготовлены скрывать от себя свои самые глубокие мысли» и «невольно преувеличивать рациональный аспект» работы, проделанной в прошлом9. Здесь необходимо подчеркнуть, что эта привычка сглаживать недостатки реального хода исследования в основном вызвана сложившимися правилами научных публикаций, предусматривающими безликость языка и формы сообщения. Из-за этого создается впечатление, что идеи развиваются без участия человеческого ума, а исследования проводятся без
8 Ernest Mach, Space and Geometry, перевод TJ. McCormack (Chicago: Open Court Publishing Co., 1906), 113, курсив мой. — Примеч. автора.
' А.А. Moles, La creation scientifique (Geneva, 1957) приводится по цитате: Jacque Barzun, Science: The Glorious Entertainment (New York: Harper & Row, 1964), 93. — Примеч. автора.
привлечения рук человека. Это наблюдение обобщил ботаник Агнес Арбер, заметивший, что «манера представления научной работы... формируется идейными пристрастиями этого периода». Но хотя стили научного изложения разнятся в зависимости от преобладающих интеллектуальных предпочтений конкретного отрезка времени, все они представляют собой скорее стилизованное. Это наблюдение обобщила ботаник Агнес Арбер, заметившая, что «способ представления научной работы... формируется идейными пристрастиями того периода, когда она создается». Но хотя стили научного изложения разнятся в зависимости от преобладающих интеллектуальных предпочтений конкретного отрезка времени, все они представляют собой скорее стилизованное воссоздание исследования, чем точное описание его фактического развития. Так, Арбер отмечает, что во времена Евклида, когда высоко ценилась дедукция, действительный ход исследования был скрыт за «искусственным методом нанизывания утверждений на произвольно выбранную нить дедукции», что делало неясным его эмпирический аспект. Сегодня у ученого «из-за господства индуктивного метода, даже если он на самом деле пришел к гипотезе по аналогии, возникает инстинктивное желание замести следы и представить всю свою работу — а не просто доказательство — в индуктивной форме, как будто фактически все выводы получены благодаря именно этому методу»10.
Агнес Арбер отмечает, что лишь в художественной литературе можно обнаружить попытки передать переплетающийся ход мысли:
Лоренс Стерн и некоторые современные авторы, на чью манеру письма он повлиял [довольно явная аллюзия на таких импрессионистов, как Джеймс Джойс и Вирджиния Вульф], отчетливо представили себе и попытались передать посредством языка сложное, нелинейное поведение человеческого ума, как он мечется, пренебрегая оковами временной последовательности; но немногие [ученые] отважились бы на такой эксперимент»".
Тем не менее есть основания надеяться, и далеко не в силу наивного оптимизма, что социологам в конечном счете удастся преодолеть свое неумение отличить историю от систематики теории. Преж-
w Agnes Arber, «Analogy in the history of science», Sudies and Essays in the History of Science and Learning offered in Homage to George Sarton, cd. By M.F. Ashley Montagu (New York: Henry Schuman, 1944), 222-233 at 229. — Примеч. автора.
1' Agnes Arber, The Mind and the Eye: A sudy of the Biologist's Standpoint (Cambridge: University Press, 1954), 46. Главу 5 «Биолог и письменное слово» и фактически всю эту проницательную, тонкую и очень содержательную книгу надо включить в список обязательной литературы для историков каждой научной дисциплины, не исключая социологии. — Примеч. автора.
де всего некоторые из них осознали, что обычные публикации представляют собой недостаточную основу для того, чтобы докопаться до истинной истории социологической теории и исследования. Они восполняют этот пробел, обращаясь к другим источникам: научным дневникам и журналам (например, Кули),'переписке (например, Маркса — Энгельса, Росса — Уорда), автобиографиям и биографиям (например, Маркса, Спенсера, Вебера и многих других). Современные социологи начинают издавать беспристрастные хронологические записи того, как практически проходили их социологические исследования, подробно описывая, какие интеллектуальные и социальные влияния они испытывали, как случайно натолкнулись на те или иные факты и идеи, отмечая свои ошибки и оплошности, отклонения от первоначального замысла исследования и всякого рода другие эпизоды, которые возникают при работе, но редко попадают в опубликованные сообщения12. Хотя это только начало, хроники такого рода значительно расширяют практику, введенную Лестером Ф. Уордом в шеститомных «Зарисовках космоса»13, когда каждое эссе он предварял «историческим наброском о том, когда, где и почему именно оно было написано»133.
Другой многообещающий знак — это появление в 1965 г. «Журнала истории поведенческих наук», первого журнала, полностью посвященного истории этих наук (тогда как истории естественных и биологических наук посвящены несколько десятков основных и сотни второстепенных журналов). Третий признак — растущий интерес
12 Примеры: детальное методологическое приложение Уильяма Фута Уайта к рас
ширенному изданию Street Comer Society: The Social Structure of an Italian Slum (Chicago:
University of Chicago Press, 1955); изложение И.Г. Сазерленда о развитии его теории
дифференциальной ассоциации в The Sutherland Papers, ed. By Albert Cohen, Alfred
Lindesmith and Karl Schuessler (Bloomington: Indiana University Press, 1956); Edward A
Shils, «Primordial, Personal, Sacred and Civil ties», British Journal of Sociology, June 1957,
130—145; MarieJahoda, Paul F. Lazarsfeldand hansZeisel, DieArbeitslosen von Marienthal,
2-е непереработанное издание (Bonn: Velag fur Demoskopie, 1960), с новым вступле
нием Лазарсфельда об интеллектуальном происхождении, обстановке социологичес
кого и психологического мышления и ходе исследования. В 1964 г. интерес к тому,
как на самом деле проходили различные социологические исследования, отражен в
двух сборниках таких описаний: Phillip E. Hammond, ed Sociologists at Work: The Craft
of Social Research (New York: Basic Books) and Arthur J. Vidich, Joseph Bensman and
Maurice R. Stein, eds., Reflections on Community Studies (New York: John Wiley & Sons). —
Примеч. автора.
13 New York and London: G.P. Putman, 1913—1918. — Примеч. автора.
№ Еще один пример взаимодействия между работой, биографией социолога и социальной организацией в этой области см. в биографическом эссе: William J. Goode, Larry Mitchell, Frank Furstenberg in Selected Works of Williard W. Waller (в печати). — Примеч. автора.
к истории социального исследования. Именно на этот путь указал, например, Натан Глейзер в своем подлинно историческом эссе о «Происхождении социального исследования в Европе», а Поль Ф. Лазарс-фельд основал программу специальных монографий, посвященных раннему этапу развития эмпирического исследования в Германии, франции, Англии, Италии, Нидерландах и Скандинавии14. А Олвин Гоулднер своей недавней работой о социальной теории Платона создает явный прецедент для монографий, связывающих окружающую социальную структуру и культуру с развитием социальной теории15. Таковы лишь некоторые признаки того, что социологи обращаются к явно историческому и социологическому анализу развития теории.
Преемственность и прерывность в социологической теории
Как и прочие мастера своего дела, историки идей подвержены разнообразному профессиональному риску. Самая интересная его разновидность появляется каждый раз, когда они пытаются идентифицировать историческую преемственность и прерывность появления идей. Заниматься этим — все равно что ходить по проволоке, так как часто достаточно немного отклониться от вертикального положения, чтобы потерять равновесие. Для историка идей это чревато или тем, что он будет утверждать, что обнаружил преемственность мысли там, где ее фактически не существовало, или тем, что ему не удастся выявить ее там, где она действительно была16. Когда наблю-
14 Nathan Glazer, «The rise of social research in Europe», in The Human Meaning of the
Social Sciences, Daniel Lerner, ed. (New York: Meridian Books, 1959), 43—72. См. пер
вую монографию, опубликованную в программе Лазарсфельда: Anthony Oberschall,
Empirical Social research in Germany 1848—1914 (Paris and the Hague: Mouton, 1965). —
Примеч. автора.
15 Alvin W. Goulgner, Enter Plato: Classical Greece and the Origins of Social Theory (New
York: Basic Books, 1965). — Примеч. автора.
" Вот характерный пример: я натолкнулся на во многом сходное с этим разграничение через несколько лет после того, как детально его разработал в курсе публичных лекций. См. Обсуждение «предшественников»: Joseph T. Clark, S.J., «The Philosophy of science and the history of science», в Clagett, op. cit., 103—140, и комментарии по поводу этой статьи И.Е. Драбкина [I.E. Drabkin], особенно стр. 152. Это совпадение идей вдвойне удачно, поскольку я уже долгое время высказываю то мнение, что истории и социологии идей являются примерами некоторых одинаковых исторических и интеллектуальных процессов, которые они описывают и анализируют. Отметьте, например, такое наблюдение, что теория многократных независимых открытий в науке подтверждается ее собственной историей, так как ее периодически открывали заново на протяжении нескольких поколений. R.K. Mcrton, «Singletons and multiples in scientific discovery: a chapter in the sociology of science», 1961, 105,470—486, на 475—477. См. другие случаи
даешь за поведением историков науки, то складывается четкое впечатление, что их ошибки чаще всего, если не всегда, сводятся к первому из этих заблуждений. Они, недолго думая, указывают на наличие ровного потока предвестников, предвидений и предвосхищений во многих случаях, где более тщательное исследование выявляет их как плоды воображения.
Вполне понятно, что для социологов это характерно не в меньшей степени, чем для историков науки. Ибо и те и другие принимают модель исторического развития науки как приращение знаний; с этой точки зрения редкие паузы случаются только из-за неудачной попытки восстановить полную информацию из трудов прошлого. Не зная предыдущих работ, ученые других поколений делают открытия, оказывающиеся переоткрытиями (то есть концепциями и сведениями, уже изложенными раньше в каждом функционально существенном отношении). Для историка, имеющего доступ и к ранним, и к более поздним вариантам открытия, это является показателем интеллектуальной, хотя и не исторической преемственности идей, о которой не подозревал более поздний автор открытия. Это предположение о преемственности подтверждается тем фактом, что в науках имеют место многократные независимые открытия, о чем свидетельствуют многочисленные примеры17. Отсюда, конечно, не следует, что поскольку некоторые научные идеи были полностью предвосхищены, то так было во всех случаях. В действительности историческая преемственность знаний включает в себя новые дополнения к предыдущим знаниям, которые не были предугаданы; в какой-то мере также имеет место настоящая прерывность в форме квантовых скачков в формулировке идей и открытии эмпирических закономерностей. Фактически одна из мер по развитию социологии науки как раз и состоит в решении проблемы определения условий и процессов, вызывающих преемственность и прерывность в науке.
Эти проблемы воссоздания степени преемственности и прерывности присущи всей истории науки. Но они приобретают особый характер в истории таких наук, как социология: здесь она в основном ограничивается кратким обзором идей, расположенных в хроноло-
гипотез и теорий, являющихся примерами самих себя, занесенные в указатель в: R.K. Merion, On the Shouldersof Giants (New York: The Free Press, 1965; Harcourt, Brace & World, 1967). — Примеч. автора.
" О последних работах, в которых собраны доказательства такого рода, по крайней мере со времен Фрэнсиса Бэкона до времени Уильяма Огберна и Дороти Томас, и которые дают дополнительные систематические подтверждения, см. Merton, «Singletons and multiples in scientific discoveries», op. cit. и «Resistance to the systematic study of multiple discoveries in science», European Journal of Sociology, 1963, 4, 237—282. — Примеч. автора.
гическом порядке. В трудах, исключающих серьезное изучение взаимодействия идей и социальной структуры, на авансцену выдвигается утверждаемая связь между ранее и позднее высказанными идеями. Историк идей, признает он это или нет, в этом случае ограничивается различением степени сходства между такими идеями, причем спектр различий описывается терминами «переоткрытие», «повторное открытие», «предвидение», «предвосхищение» и, что уже крайность, «выискивание предвосхищений».
1. Повторное открытие и предоткрытие. Строго говоря, многократные независимые открытия в науке относятся к сущностно идентичным или функционально эквивалентным идеям и эмпирическим данным, изложенным двумя или более учеными, не подозревающими о работе других исследователей. Когда это происходит примерно в одно и то же время, их называют «одновременно сделанными» независимыми открытиями. Ученые не разработали общепринятых критериев «одновременности», но на практике многократные открытия описывают как одновременные, когда они происходят в пределах нескольких лет. Когда между функционально взаимозаменяемыми открытиями более длинный промежуток времени, более позднее называют повторным. Поскольку у историков науки нет устоявшегося обозначения для более раннего, мы будем применять термин предоткрытие.
Не так-то легко определить степень сходства между независимо выдвинутыми идеями. Даже в таких более точных дисциплинах, как математика, решительно оспариваются претензии на независимые многократные открытия. Вопрос в том, при какой степени совпадения можно говорить об «идентичности»? При тщательном сравнении неевклидовых геометрий, созданных Больяй* и Лобачевским, например, выясняется, что Лобачевский разработал пять из девяти основных компонентов их совпадающих концепций более систематически, плодотворнее и более детально18. Точно так же было отмечено, что среди тех двенадцати ученых, кто «сам выявил важнейшие компоненты понятия энергии и ее сохранения», не было даже двух с абсолютно одинаковой концепцией19. Тем не менее, немного ослабив критерии, их в целом описывают как многократные независимые от-
* Больяй (правильнее Бойай) Янош (1802—1860) — выдающийся венгерский математик. — Примеч. пер.
18 В. Petrovievics «N. Lobatschewsky et J. Bolyai: etude comparative dun cas special d
inventeurs simultanes», Revue Philosophique, 1929, cviii, 190—214; и более ранняя статья
того же автора на ту же тему для другого случая: «Charles Darwin und Alfred Russei
Wallace: Beitrag zur hoheren Psychologie und zur Wissenschaftsgeschichte», Isis, 1925, vii,
25—57. — Примеч. автора.
19 Thomas S. Kuhn, «Energy conservation as an example of simultaneous discovery», в
Clogett, op. dr., 321—356. — Примеч. автора.
крытия. А для характерно менее точных формулировок в большинстве социальных наук становится еще труднее установить сущностное сходство или функциональную эквивалентность независимо разработанных концепций.
Вместо радикального сравнения ранних и поздних вариантов «одного и того же» открытия подтверждение другого рода может служить предположительным, если не определяющим доказательством идентичности или эквивалентности: это сообщение более позднего автора, что другой пришел к открытию раньше его. По всей видимости, все эти сообщения правдивы. Поскольку нынешний век науки поощряет оригинальность (в отличие от прежних времен, когда новые идеи преднамеренно относили к авторитетам древности), маловероятно, чтобы авторы открытий отрекались от оригинальности своей собственной работы. Во всех науках мы находим свидетельства того, что авторы более позднего открытия сами сообщают о предоткрыти-ях. Например, автор многих открытий в физике Томас Юнг сообщал: «Я потом обнаружил, что несколько неизвестных английским математикам положений, которые, как мне казалось, я открыл первым, были уже открыты и доказаны зарубежными математиками». Перед Юнгом, в свою очередь, извинился Френель, узнавший, что невольно воспроизвел работу Юнга по волновой теории света20. Так и Бертран Рассел отмечал, говоря о своем вкладе в книгу «Principia Mathematica», написанную им и Уайтхедом, что «большая часть работы уже была сделана Фреге, но мы тогда этого не знали»21.
В каждой области общественных и гуманитарных наук тоже есть свой ряд случаев, когда более поздние авторы заявляют, что их опередили, давая тем самым красноречивое подтверждение факту многократных открытий в этих дисциплинах. Рассмотрим хотя бы некоторые примеры: Павлов настойчиво утверждал, что «честь проделать первые шаги на этом пути [нового метода исследования Павлова] принадлежит И.Л. Торндайку»22. Фрейд, который более 150 раз подтвердил в печати свою заинтересованность в приоритете своего открытия, сообщает, что позже «нашел существенные характеристики и наиболее значительную часть своей теории сновидений — сведение искажения
20 Alexander Wood, Thomas Young: Natural Philosopher 1773—1829 (Cambridge: University
Press, 1954), 65, 188—189. Френель пишет Юнгу: «Когда я подал ее [свою статью о тео
рии света] в институт, я не знал о Ваших экспериментах и выводах, которые Вы из них
сделали, и получилось, что я представил как новые те объяснения, которые Вы уже
давно сделали». — Примеч. автора.
21 Bertrand Russell, «My menial development», в James R. Newman, ed., The World of
Mathematics (New York: Simon and Schuster, 1956), I, 388. — Примеч. автора.
22 I.P. Pavlov, Lectures on Conditioned Reflexes, перевод W.H. Gantt (New York:
International Publishers, 1928), 39—40. — Примеч. автора.
сновидения к внутреннему конфликту, своего рода внутренней нечестности — у автора, знакомого с философией, но не с медициной, у инженера Дж. Поппера, опубликовавшего свои «Phantasien eines Realisten» под именем Линкеуса»23. Р.Г. Эллен и Дж.Р. Хикс, которые самостоятельно довели современную экономическую теорию стоимости до высшей точки развития в 1934 году, специально постарались привлечь внимание публики к тому, что позднее узнали о предоткрытии русского экономиста Евгения Слуцкого, опубликовавшего ее в итальянском журнале в 1915 году — в такое время, когда война вышла на первый план, оттеснив свободное распространение идей. Эллен посвятил статью ранней теории Слуцкого, а Хикс в честь него назвал фундаментальное уравнение в теории стоимости «уравнением Слуцкого»24.
Такую же картину можно наблюдать среди философов. В работе Мура «Принципы этики», возможно, самой влиятельной книге по этической теории в двадцатом веке, встречается теперь уже хорошо знакомый нам тип описания достигнутых результатов: «Когда эта книга была закончена, я обнаружил у Ф. Брентано в «Происхождении нравственного познания» идеи, более созвучные моим собственным, чем у какого-либо другого известного мне автора». И затем Мур кратко излагает четыре главные концепции, о которых пишет со сдержанным юмором: «Брентано, по-видимому, полностью со мной согласен»25. В сообщениях о предшествующих формулировках указывают даже на такие второстепенные детали, как вновь созданные риторические фигуры. Так, Дэвид Рисмен вводит понятие «психологического гироскопа», а затем сообщает, что, «написав это, потом обнаружил применение той же метафоры у Гарднера Мерфи в его книге «Личность»26.
23 Sigmund Freud, Collected Papers, trans by Joan Riviere (London: Hogarth Press,
1949), I, 302. Подробное изложение участия Фрейда в предвидениях, предоткрытиях,
повторных открытиях и приоритете см.: Merton «Resistance to the systematic study of
multiple discoveries in science», op. cit., 252—258. — Примеч. автора.
24 R.G. D. Allen, «Professor Slutsky's Theory of Consumer Choice», Review of Economic
Studies, февраль 1936, Vol. Ill, 2, 120; J.R. Hicks, Value and Capital (Oxford: Clarendon
Press, 1946). — Примеч. автора.
25 Мур Дж. Принципы этики. М., «Прогресс», 1984, с. 40. Будучи скрупулезным
исследователем, Мур также сообщает об основном различии между своими идеями и
идеями Брентано. Тем самым он приводит пример главной составляющей той точки
зрения, которую мы здесь понемногу излагаем: что даже сходство определенных идей
в двух или более независимо созданных теориях не обязательно означает радикаль
ное сходство между теориями как целыми системами. У социальных и гуманитарных
теорий, а иногда и у физических и биологических, нет такой упорядоченной логичес
кой связности, когда сходство частей равно сходству целого. — Примеч. автора.
26 David Riesman, in collaboration with Reuel Denney and Nathan Glazer, The Lonely
Crowd (New Haven: Yale University Press, 1950), 16, 6n. — Примеч. автора.
Когда наталкиваешься на предоткрытие своей собственной идеи, это может привести в такое же замешательство, как неожиданное столкновение в толпе со своим двойником. Экономист Эдит Пенроуз, безусловно, говорит о переживаниях множества ученых, когда заявляет, что, «тщательно разработав самостоятельно то, что считала важной и «оригинальной» идеей, я часто приходила в замешательство, обнаружив впоследствии, что какой-нибудь другой автор выразил ее гораздо лучше»27.
Есть и другого рода подтверждения подлинных предоткрытий — это когда ученые прерывают исследования, обнаружив, что их уже опередили. У более поздних авторов, наверное, был бы стимул разглядеть хотя бы малейшие различия между более ранними работами и своими собственными; если же они прекращают поиск в определенном направлении, это говорит о том, что, по их мнению, еще до них там были получены важные результаты. Карл Спеарман, например, рассказывает, что не успел он создать тщательно разработанную теорию «коэффициентов корреляции» для измерения степени корреляции, как обнаружил, что «большую часть моей теории корреляции уже разработали — и намного лучше — другие авторы, особенно Гэлтон и Адни Юл. И опять-таки, значит, огромная работа была впустую, а оригинальное открытие, в которое так верилось, было, к сожалению, как таковое выброшено за ненадобностью»28. Говорить об опережении в исследовании можно также в отношении к отдельным деталям научной работы. Например, историк Дж.Х. Хекстер сообщает со всей прямолинейностью, присущей ему вначале, что почти закончил приложение, где подвергал сомнению «тезис, что в Утопии Мор отмежевывается от взглядов на частную собственность, высказанных Хитлодеем, когда мой коллега проф. Джордж Парке обратил мое внимание на отличную статью Эдварда Л. Сурца, в которой это уже доказано....Статья делает такое приложение излишним»29. Доля таких обнародованных примеров опережения повторных открытий,
27 Edith Penrose, Tlte theory of the Growth of the Firm (New York: John Wiley, 1959), 2. —
Примеч. автора.
28 Carl Spearman в A History of Psychology ion Autobiography, Carl Murchison, ed. (New
York: Russell and Russell, 1961), 322. — Примеч. автора.
я J.H. Hexter, More's Utopia: The Biography of an Idea (Princeton 2. University Press, 1952), 34n. Хекстер настойчиво утверждает, что его опередили и в другом аспекте работы: «Из-за моего полного несогласия с интерпретацией Онкеном задачи, поставленной Мором в Утопии, и существенных возражений по поводу его анализа структуры книги мне вдвойне досадно, что он опередил меня в одном отношении. Моя иллюзия, что я первым заметил ошибку в книге 1 Утопии... потерпела крах при последующем чтении введения Онкена к немецкому переводу Риттера». Ibid., 13—14п. — Примеч. автора.
безусловно, ничтожно мала по сравнению с огромным числом незарегистрированных случаев. Многие ученые не могут заставить себя сообщить в печати, что их опередили, поэтому эти случаи известны лишь ограниченному кругу близких им сотрудников30.
2. Предвидения и предвосхищения. В своей новой книге31 историк науки Томас С. Кун проводит различие между «нормальной наукой» и «научными революциями» как фазами эволюции науки. В большинстве опубликованных откликов на эту книгу внимание сосредоточено точно так же, как у самого Куна, на этих редких бросках вперед, знаменующих собой научную революцию. Но хотя эти революции — самые впечатляющие моменты в развитии науки, большинство ученых большую часть времени'занимаются «нормальной наукой», совокупными дополнениями расширяя знания, основанные на принятых ими парадигмах (более или менее согласованных множествах предположений и обозначений). Таким образом, Кун не отвергает устоявшуюся концепцию, согласно которой наука в основном растет за счет дополнений, хотя его главная задача — показать, что это далеко не полная картина. Но из его работы не следует, что накопление знаний, сертифицированных сообществом ученых, — это всего лишь миф; такое толкование находилось бы в вопиющем несоответствии с историческими данными.
При той точке зрения, что в основном наука развивается за счет аккумуляции знаний — хотя она может иногда свернуть в неправильном направлении, пойти по проторенному пути или временно повернуть вспять, — подразумевается, что большинство новых идей и данных было предугадано или предвосхищено. В истории есть множество примеров, когда ученый вплотную подходил к какой-то идее, которой в скором времени суждено было получить более полное развитие. Нужна соответствующая терминология для обозначения различных степеней сходства между более ранними и поздними формулировками научных идей и данных. Одну крайность мы уже исследовали: предотк-рытия и повторные открытия, для которых характерно сущностное сходство или функциональная равноценность. В случае предвидения речь идет о меньшей степени сходства, когда более ранние формулировки частично совпадают с более поздними, но не сосредоточены на том же комплексе заключений и не приходят к нему. Для предвосхищения характерно еще меньшее сходство: более ранние формулировки буквально только предвещают более поздние, т.е. лишь отдаленно
30 Другие доказательства см. Merton, Singletons and multiples in scientific discovery,
op. cit., 479 ff. — Примеч. автора.
31 Thomas S. Kuhn, The Structure of Scientific Revolutions (Chicago: University of
Chicago Press, 1962). — Примеч. автора.
£ Мертои «Социальп. теория»
и неявно соответствуют последующим идеям, и практически ни один из присущих им выводов не был взят на вооружение в дальнейшем.