Маркс — Энгельс и их предшественники: от выискивания предвосхищений к предвидению 2 страница

Функции классической теории

Даже основоположнику нельзя позволить исказить исследуемую нами фундаментальную разницу между подлинной историей и систематикой социологической теории, поскольку различие, подчеркиваемое нами, мало, если вообще похоже на разграничение, сделанное

Письмо было адресовано Александру Брайану Джонсону и напечатано в новом издании его замечательного «Трактата о языке» [Treatise on Language/, ed. by. David Rymn (Berkeley University of California Press, 1959), 5—6. — Примеч. автора.

Контом. Истинная история социологической теории должна представлять собой нечто большее, чем хронологически упорядоченный набор критических обзоров определенных доктрин. Она должна заниматься взаимодействием теории и таких вопросов, как социальное происхождение и статусы ее представителей, меняющаяся социальная организация социологии, изменения идей в результате их распространения, и их связи с окружающей социальной и культурной структурой. Теперь мы хотим обрисовать некоторые отличительные функции систематики теорий, основываясь при этом на классических формулировках социологической теории.

Ситуация в естественных и биологических науках продолжает значительно отличаться от ситуации в социальных науках и социологии в частности. Хотя физику как таковому нет необходимости с головой уходить в Prinicipia Ньютона или биологу как таковому читать и перечитывать «Происхождение видов» Дарвина, то у социолога кактаково-го скорее, чем у историка социологии, есть достаточные основания изучать работы Вебера, Дюркгейма, Зиммеляи, коли на то пошло, иногда возвращаться к работам Гоббса, Руссо, Кондорсе или Сен-Симона.

Причина этого различия была изучена здесь детально. Данные говорят о том, что в целом естествознание больше, чем социальные науки, преуспело в извлечении соответствующих накопленных ранее сведений и во включении их в последующие формулировки. В социологии случаи забвения классических формулировок из-за такого включения встречаются пока редко. В результате не извлеченную никем ранее информацию все еще можно успешно использовать как новую отправную точку и современное применение прошлой теории весьма разнообразно, о чем свидетельствует диапазон функций, которые выполняют ссылки на классическую теорию.

Иногда цель ссылки состоит в том, чтобы просто прокомментировать классиков или привлечь авторитетный источник и тем самым придать весомость теперешним идеям. Цитата приводится для того, чтобы отразить элементы родства между собственными идеями и идеями предшественников. Многим социологам доводилось пережить удар по самолюбию, когда они обнаруживали, что самостоятельно сделанное ими открытие поневоле оказывается повторным и что, более того, язык этого классического предоткрытия, давно исчезнувшего из поля зрения, настолько живой, выразительный или настолько содержательный, что их собственное открытие становится всего лишь второстепенным. Раздираемые противоположными чувствами — переживая, что их опередили, и наслаждаясь красотой прежней формулировки, они цитируют классическую идею.

Лишь немногим отличаются от таких ссылок на классические труды те заметки, которые делает читатель, переполненный своими соб-

ственными идеями, когда обнаруживает в ранней книге именно то, к чему пришел сам. Идею, пока незаметную другим читателям, отмечают именно потому, что она близка разработавшему ее самостоятельно. Часто предполагают, что упоминание раннего источника обязательно означает, что идея или данные в этой ссылке впервые пришли в голову после чтения классиков. Однако есть много свидетельств тому, что более ранний отрывок замечают лишь потому, что он согласуется с тем, к чему читатель уже пришел сам. Здесь мы сталкиваемся с невероятным событием: диалогом между мертвыми и живыми. Они не слишком отличаются от диалогов между современными учеными, в которых каждый радуется, когда обнаружит, что другой согласен с тем, что до сих пор было идеей, рассматриваемой в одиночестве и, возможно, даже казавшейся сомнительной. Идеи приобретают новую весомость, когда их самостоятельно высказывает другой, будь то в печати или в разговоре. Когда ученый наталкивается на них в печати, то единственное преимущество заключается в уверенности, что ученый знает, что не было неумышленного пересечения книги или статьи со своей более ранней формулировкой той же идеи.

Есть еще один способ ведения «диалога» с классическими трудами. Современный социолог часто наталкивается на трактовку классиков, подвергающую сомнению идею, которую он готов был выдвинуть как состоятельную. Следующие за этим размышления действуют отрезвляюще. Более поздний теоретик, вынужденный допустить, что он ошибся, заново исследует свою идею и, если находит, что она действительно несовершенна, формулирует ее в новом варианте, извлекая пользу из состоявшегося, но нигде не зарегистрированного диалога.

Четвертая функция классиков в том, что они являются эталоном интеллектуальной работы. Следя затем, как глубоко проникают в суть явлений великие умы, такие, какими в социологии были Дюркгейм и Вебер, мы обретаем критерии, необходимые для настоящей социологической проблемы — той, которая осмысляется теорией, — и узнаем, что представляет собой адекватное теоретическое решение проблемы. Классики — это то, что Салвемини любил называть libri fecondatori — книги, развивающие способности требовательных читателей, которые уделяют им пристальное внимание. Видимо, именно этот процесс и заставил великого юного норвежского математика Нильса Абеля отметить в своей записной книжке: «Мне кажется, что если хочешь добиться чего-то в математике, надо изучать учителей, а не учеников»⁷².

Отрывок из записной книжки Абеля приводится в Oystein Ore, Niels HenrikAbel: Mathematician Extraordinary (Minneapolis: University of Minnesota Press, 1957), 138. — Примеч. автора.

В конце концов, если классическая социологическая книга или статья стоит того, чтобы ее вообще читать, то ее стоит и периодически перечитывать, поскольку то, что сообщает печатная страница, отчасти меняется в результате взаимодействия между покойным автором и живым читателем. Точно так же, как бывает разной Песня песней, когда читаешь ее в 17 лет и в 70, так и «Wirtschaft und Gesellschaft» Вебера, «Самоубийство» Дюркгейма или «Soziologie» Зиммеля различны, когда их читают в разные времена. Ибо точно так же, как новые сведения имеют обратное воздействие, помогая распознать предвидение и предвосхищение в ранних работах, так и изменения в современной социологической науке, проблемах и круге интересов социологов позволяют найти новые идеи в работе, которую мы уже читали. Новый контекст текущих достижений в нашей собственной интеллектуальной жизни или в самой дисциплине высвечивает идеи или намеки на идеи, которые мы упустили, читая работу раньше. Конечно, этот процесс требует интенсивного чтения классиков и такого рода сосредоточенности, которую проявил тот воистину преданный науке ученый (описанный Эдмундом Уилсоном), который, когда его работу прервал стук в дверь, открыл ее, задушил незнакомца, стоявшего на пороге, и затем снова вернулся к своей работе.

В качестве неформальной проверки потенциально творческой функции перечитывания классиков достаточно изучить записи на полях и другие заметки, сделанные нами в классической работе, когда мы ее читали, а затем перечитывали годы спустя. Если книга сообщает нам абсолютно то же самое во второй раз, мы или переживаем сильный интеллектуальный застой, или в классической работе меньше интеллектуальной глубины, чем ей приписывалось, или, к несчастью, верно и то и другое.

То, что характерно для интеллектуальной жизни отдельного социолога, может стать типичным для целых поколений социологов. Ведь по мере того, как каждое новое поколение накапливает свой собственный запас знаний и тем самым повышает свою восприимчивость к новым теоретическим проблемам, оно начинает видеть много нового в прежних работах, сколько бы ни обращались к ним до этого. В пользу перечитывания старых работ можно сказать многое, особенно в такой не полностью сложившейся области, как социология, при условии, что это изучение представляет собой нечто большее, чем бездумную мимикрию, посредством которой серость выражает свою признательность величию. Повторное чтение прежней работы при свежем восприятии позволяет современным социологам по-новому воспринимать то, что неясно вырисовывалось в ходе первоначального

изучения, и в результате объединить старое, полусформировавшееся представление и проходящее заново исследование.

Таким образом, помимо чтения классиков с целью написания истории социологической теории, знакомство с ними и повторное обращение к их трудам имеет ряд функций. Они таковы: искреннее удовольствие при нахождении эстетически привлекательного и более убедительного варианта своих собственных идей, удовлетворение от независимого подтверждения этих идей великими умами, воспитательная функция установления эталонов социологической работы и эффект взаимодействия при разработке новых идей, когда обращаются к более старым работам в контексте современных знаний. Каждая функция вызвана недостаточной востребованностью прошлой социологической теории, которую еще пока полностью не впитала в себя последующая идея. По этой причине социологи в наши дни должны и впредь вести себя не так, как их современники в естественных науках, и больше уделять внимания знакомству с не такими уж далекими предшественниками-классиками. Но если их цель — творчество, а не ханжеское почитание, если они хотят использовать прежние формулировки теории, а не просто испытывать благоговение перед ними, они должны отличать схоластическую практику комментария и толкования от научной практики расширения предшествующей теории. И что самое важное, социологам надо различать две совершенно самостоятельные задачи: развитие истории социологической теории и развитие ее современной систематики.

II. О СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ТЕОРИЯХ СРЕДНЕГО УРОВНЯ

Подобно многим другим часто применяемым словам, слово «теория» грозит стать бессмысленным. Из-за разнообразия его референтных значений — куда входит все: от второстепенных рабочих гипотез и обстоятельных, но туманных и неупорядоченных рассуждений до аксиоматических систем мышления — употребление этого слова скорее затрудняет понимание, чем способствует ему.

Во всей этой книге термин социологическая теория относится к логически взаимосвязанным множествам утверждений, из которых можно вывести эмпирические закономерности. Везде в центре нашего внимания находится то, что я называю теориями среднего уровня: это теории, находящиеся между второстепенными, но необходимыми рабочими гипотезами, появляющимися в изобилии в ходе проведения рутинного исследования', и всеобъемлющими систематическими попытками разработать общую теорию, которая объяснит все наблюдаемые закономерности социального поведения, социальной организации и социального изменения².

Теория среднего уровня используется в социологии в основном как ориентир для эмпирического исследования. Она находится между общими теориями социальных систем, слишком далекими от час-

¹ «Рабочая гипотеза» мало чем отличается от разумного образа действия, характерного для всех нас в повседневной жизни. Когда мы сталкиваемся с определенными фактами, в голову приходят определенные альтернативные объяснения, и мы приступаем к их проверке». James B. Conant, On Understanding Science (New Haven: Yale University Press, 1947), 137, n. 4. — Примеч. автора.

¹ В этом обсуждении использована и расширена рецензия на статью Парсонса о положении социологической теории на заседаниях Американского социологического общества в 1947 г., в сжатом виде опубликованная в American Sociological Review, 1949, 13, 164—168. В нем также использованы последующие дискуссии: R.K. Merton, «The role-sets: problems in sociological theory», The British Journal of Sociology, июнь 1957, 8, 106—120, на 108—110; R.K. Merton, «Introduction» to Allen Barton, Social Organization under Stress: A sociological Review of Disaster Studies (Washington, D.C.: National Academy of Sciences — National Research Council, 1963), xvii-xxxvi, на xxix-xxxvi. — Примеч. автора.

тных классов социального поведения, организации и изменения, чтобы объяснить наблюдаемые явления, и теми подробными четкими описаниями частностей, которые совершенно не обобщены. Теории среднего уровня, разумеется, содержат отвлеченные понятия, но они достаточно тесно связаны с наблюдаемыми данными, чтобы их можно было ввести в утверждения, допускающие эмпирическую проверку. Теории среднего уровня, как видно из их названий, касаются совершенно определенных аспектов социальных явлений. Мы говорим о теории референтных групп, социальной мобильности или ролевого конфликта и формирования социальных норм точно так же, как о теории цен, теории вирусных заболеваний или о кинетической теории газов.

Конструктивным идеям в таких теориях свойственна простота: возьмем, например, теорию магнетизма Гильберта, теорию атмосферного давления Бойля или теорию формирования коралловых островов Дарвина. Гильберт начинает с относительно простой идеи о том, что Землю можно представить как магнит; Бойль — с простой идеи о том, что атмосферу можно представить как «море воздуха»; Дарвин — с идеи о том, что атоллы можно представить как направленный вверх и наружу рост кораллов над уровнем островов, которые уже давно погрузились в море. В каждой из этих теорий создан некий образ, благодаря которому можно прийти к определенным заключениям. Приведем всего один пример: если считать атмосферу морем воздуха, то тогда, как заключает Паскаль, на вершине горы атмосферное давление должно быть меньше, чем у ее основания. Так начальная идея подсказывает особые гипотезы, которые проверяются тем, получают ли эмпирическое подтверждение сделанные на их основе выводы. Плодотворность самой идеи проверяется тем, что констатирует круг теоретических проблем и гипотез, позволяющих выяснить новые характеристики атмосферного давления.

Во многом сходным образом теория референтных групп и относительной депривации начинается с простой идеи, выдвинутой Джеймсом, Болдуином и Мидом и развитой Хайменом и Стауффером, о том, что за основу самооценки люди принимают стандарты других «значимых» людей. Некоторые выводы, сделанные на основе этой идеи, расходятся с разумными ожиданиями, основанными на неизученном множестве «самоочевидных» предположений. Здравый смысл, например, подсказывает, что чем больше сам ущерб, нанесенный семье при массовом бедствии, тем более обделенной она будет себя чувствовать. Это представление основано на неизученном предположении, что величина объективного ущерба находится в линейном соотношении с субъективной оценкой ущерба и что эта оценка ограни-

Мертоп «Социальп. теория»

чивается собственным опытом. Но теория относительной депривации приводит к совершенно другой гипотезе, а именно: самооценки зависят от сравнения своего собственного положения с положением других людей, с которыми мы себя сопоставляем. Согласно этой теории, таким образом, предполагается, что при определяемых условиях семьи, понесшие тяжелые утраты, будут себя чувствовать менее обделенными, чем понесшие меньшие утраты, если окажутся в ситуации, позволяющей им сравнивать себя с другими людьми, пострадавшими еще больше. Например, именно те люди, которые сами испытали огромные лишения в зоне наибольшего ущерба от бедствия, видят вокруг себя тех, кто пострадал еще больше. Эмпирическое исследование подтверждает теорию относительной депривации, а не предположение, сделанное на основе здравого смысла: «ощущение, что твое положение относительно лучше, чем у других, возрастает при объективном ущербе, доходя до категории наибольшего ущерба», и лишь потом идет на убыль. Эта последняя модель укрепляется из-за склонности средств массовой информации делать утверждения о том, что «наиболее пострадавшие обычно фиксируют себя как референтную группу, относительно которой даже другие пострадавшие могут делать сравнения в свою пользу». В ходе дальнейшего обследования выясняется, что эти модели самооценки, в свою очередь, влияют на распределение морального состояния в среде выживших и на их мотивацию в оказании помощи другим³. В пределах отдельного класса поведения, таким образом, теория относительной депривации приводит нас к набору гипотез, которые можно проверить эмпирически. Подтвержденный вывод можно сформулировать довольно просто: когда мало людей пострадало в основном в одной и той же степени, боль и потеря каждого кажется огромной; когда многие пострадали в совершенно разной степени, даже довольно большие потери кажутся малыми, когда их сравнивают с более значительными. На вероятность самого факта сопоставления влияет различная очевидность потерь большей и меньшей степени.

Специфика этого примера не должна затемнять общий характер теории среднего уровня. Очевидно, что поведение людей при массовом бедствии — всего лишь одна из бесконечного множества конкретных ситуаций, к которым можно эффективно применить теорию референтных групп; точно так же это касается теории изменения в социальной стратификации, теории авторитета, теории институциональной взаимозависимости и теории аномии. Понятно, что эти теории среднего уровня не были логически выведены из единой всеобъемлющей теории социальных систем, хотя в своем окончательном виде

³ Barton, op. cit., 62—63, 70—72, 140, и Введение, XXIV—XXV. — Примеч. автора.

ут не противоречить ей. Более того, каждая теория — это нечто большее, чем простое эмпирическое обобщение, то есть отдельное утверждение, суммирующее наблюдаемые закономерности отношений между двумя или более переменными. Теория содержит множество предположений, из которых получены сами эмпирические обобщения.

Еще один пример теории среднего уровня в социологии может помочь нам определить ее характер и применения. Теория набора ролей⁴ начинается с образного представления, как социальный статус «встроен» в социальную структуру. Этот образ не сложнее, чем образ атмосферы как моря воздуха у Бойля или образ Земли как магнита у Гильберта. Однако, как и в случае со всеми теориями среднего уровня, их доказательство заключается в применении, а не в том, чтобы мгновенно объявить появляющиеся идеи очевидными или странными, полученными из более общей теории или предназначенными для решения частного класса проблем.

Несмотря на самые разные значения, закрепленные за понятием социального статуса, по одной из социологических традиций оно последовательно применяется к положению в социальной системе с его отличительным набором определенных прав и обязанностей. Согласно этой традиции, представленной Ральфом Линтоном, родственное понятие социальной роли относится к поведению носителей статуса, ориентированному на принимаемые за образец ожидания со стороны других людей (тех, кто дает права и требует выполнения обязательств). Линтон, как и многие другие представители в этой школе, придерживается давно признанного всеми базисного положения: каждый человек в обществе непременно имеет многочисленные статусы и у каждого статуса есть своя связанная с ним роль.

Здесь-то и начинается расхождение теории набора ролей с этой давно установившейся традицией. Разница поначалу мала — настолько, сказали бы некоторые, что ее можно считать несущественной, — но изменение угла зрения постепенно ведет к все большим фундаментальным теоретическим различиям. Теория набора ролей исходит из той идеи, что каждый социальный статус подразумевает не одну-единственную связанную с ним роль, а совокупность ролей. Эта особенность социальной структуры приводит к понятию набора ролей: того комплекса общественных отношений, в который люди вступают просто в силу занимаемого ими определенного социального статуса. Так, человек со статусом студента-медика играет не толь-

⁴ На следующих страницах использована работа Merton «The role-set», op. cit. — Примеч. автора.

ко роль студента, чей статус находится в определенном отношении к статусу своих преподавателей, но и комплекс других ролей, связывающих его разным образом с другими людьми в этой системе: другими студентами, врачами, сестрами, социальными работниками, медиками-лаборантами и им подобными. Опять-таки, статус школьного учителя имеет свой отличительный набор ролей, связывающий учителя не только с обладателем соотносительного статуса, учеником, но также с коллегами, директором школы, министерством образования, профессиональными ассоциациями и, в Соединенных Штатах, с местными патриотическим организациями.

Заметим, что набор ролей отличается от того, что социологи давно называют «множественными ролями». Последний термин традиционно относится не к комплексу ролей, связанных с одним социальным статусом, а к разнообразным социальным статусам (часто в разных институтах общества), которые приобретают люди — например, у одного человека могут быть разнообразные статусы врача, мужа, отца, профессора, церковного старосты, члена партии консерваторов и армейского капитана. (Этот комплекс отдельных статусов человека, каждый со своим собственным набором ролей, является набором статусов. Это понятие породило свой собственный комплекс аналитических проблем, которые исследуются в главе XI.)

Вплоть до этого момента концепция набора ролей была просто образом для представления компонента социальной структуры. Но этот образ — начало, а не конец, поскольку непосредственно ведет к определенным аналитическим проблемам. Из понятия набора ролей непосредственно вытекает, что социальные структуры ставят перед нами задачу четко сформулировать компоненты бесконечных наборов ролей — то есть функциональную задачу, — постараться как-то их упорядочить для достижения ощутимой степени общественного порядка, достаточной, чтобы позволить большинству людей большую часть времени заниматься своим делом и чтобы при этом их не сковывали глубокие конфликты в своих наборах ролей.

Если это относительно простая идея набора ролей имеет теоретическую ценность, она должна породить четко определенные проблемы для социологического исследования. Так оно и происходит⁵. Возникает общая и определенная проблема идентификации социальных

⁵ Более раннюю версию этой развивающейся идеи см. в Merton, «The social-cultural environment and anomie», в Helen L. Witmer and Ruth Kotinsky, ed., New Perspective for Research on Juvenile Delinquency: доклад на конференции по релевантности и взаимосвязям определенных понятий из социологии и психиатрии для преступности, состоявшейся 6 и 7 мая 1955 г. (Washington, D.C.: U.S. Department of Health < Education, and Welfare, 1956), 24—50, на 47—48. — Примеч. автора.

ханизмов (то есть социальных процессов, имеющих конкретные по-ледствия для конкретных частей социальной структуры), в которых в остаточной мере артикулированы ожидания носителей данного набора ролей: ослабить конфликты ролей для их носителя. Затем возникает следующая задача: обнаружить, как приходят в действие эти механизмы, чтобы можно было объяснить, почему они не срабатывают или вообще не проявляются в некоторых социальных системах. И наконец, подобно теории атмосферного давления, теория набора ролей прямо указывает на соответствующее эмпирическое исследование. В монографиях о деятельности разнообразных типов официальных организаций на основе эмпирических данных расширены теоретические представления о том, как функционируют наборы ролей на практике⁶.

Теория наборов ролей помогает уяснить еще один аспект социологических теорий среднего уровня. Они часто согласуются с самыми разнообразными так называемыми школами социологической теории. Насколько можно судить, теория наборов ролей не противоречит таким широким теоретическим ориентациям, как марксистская теория, функциональный анализ, социальный бихевиоризм, интегральная социология Сорокина или теория действия Парсонса. Это высказывание может ужаснуть тех, кого приучили считать, что школы социологической мысли — это логически замкнутые и взаимоисключающие друг друга доктрины. Но на самом деле, как мы позже отметим в этом вступлении, всеобъемлющие социологические теории имеют довольно свободные внутренние связи и внутренне многообразны, они частично совпадают друг с другом, так что некую данную теорию среднего уровня, в какой-то мере подтвержденную эмпирически, часто можно включать в такие всеобъемлющие теории, которые в каких-то отношениях противоречат друг другу.

Пояснить это довольно нетипичное мнение можно, рассмотрев заново теорию наборов ролей как теорию среднего уровня. Мы отходим от традиционного понятия, допустив, что один статус в обще-

⁶ Если можно судить по динамике развития в науке, кратко изложенной в предыдущей части этого введения, то теории среднего уровня, находясь близко к исследовательским рубежам науки, особенно часто являются результатом многократного и приблизительно одновременного открытия. Центральная идея набора ролей была независимо разработана в важной эмпирической монографии Neal Gross, Ward S. Mason and A.W. McEachern, Explorations in Role Analysis: Studies of the School Superintendency Role (New York: John Wiley & Sons, inc., 1958). Значительные расширения теории вместе с эмпирическим исследованием можно найти в монографиях: Robert FL. Kahn et ^al-, Organizational /Stress: Studies in Role Conflict and Ambiguity (New York: John Wiley & Sons, 1964), см. 13-17 и passim; Daniel Katzand Robert L. Kahn, The Social Psychology of Organizations (New York: Johr Wiley & Sons, 1966) 172 ff. and passim. — Примеч. автора.

стве предполагает не одну роль, а комплекс связанных с ним ролей, соотносящий данного человека с разными людьми. Второе: мы отмечаем, что данное понятие набора ролей порождает четко определенные теоретические проблемы, гипотезы, а также эмпирическое исследование. Одна из основных проблем — это выяснить, какие социальные механизмы структурируют набор ролей и сокращают количество конфликтов между ролями. Третье: понятие набора ролей выводит нас на структурную проблему выявления таких видов общественного устройства, которые объединяют, а не только противопоставляют ожидания разных членов данного набора ролей. Понятие множественности ролей, с другой стороны, сосредоточивает наше внимание на ином и, несомненно, важном вопросе: какотдельные носители статусов справляются со многими и часто противоположными требованиями, предъявляемыми к ним? Четвертое: понятие набора ролей приводит нас к дальнейшему вопросу о том, как возникают эти социальные механизмы. Ответ на этот вопрос позволяет объяснить многие конкретные случаи, когда набор ролей действует неэффективно. Это не означает, что в целом мы исходим только из функциональности всех социальных механизмов. Мы допускаем ее не больше, чем теория биологической эволюции, предполагающая, что никаких дисфункциональных изменений не происходит. И наконец, логика анализа, представленная этой социологической теорией среднего уровня, полностью построена на элементах социальной структуры, а не на конкретных исторических описаниях отдельных социальных систем. Таким образом, теория среднего уровня позволяет выйти за пределы мнимой проблемы теоретического конфликта между номотетическим и идиотетическим, то есть между общим и совершенно частным, между обобщающей социологической теорией и историзмом.

Следовательно, согласно теории набора ролей, всегда есть вероятность существования отличающихся друг от друга ожиданий среди участников набора ролей относительно того, что является подходящим поведением для носителя статуса. Основной источник этой возможности конфликта — и опять важно отметить, что в этом мы согласны с такими несопоставимыми глобальными теоретиками, как Маркс и Спенсер, Зиммель, Сорокин и Парсонс, — заключается в том структурном явлении, что другие носители набора ролей чаще всего занимают самое разное общественное положение, отличное от положения данного носителя статуса. В силу того, что носители набора ролей разнообразно размещены в социальной структуре, они вполне могут иметь интересы и мнения, ценности и нравственные ожидания, отличающиеся от тех, которые есть у самого носителя статуса. Таково, в конце концов, одно из главных предположений марксистс-

Quot;1

ойтеории, как и многих других социологических теорий: социальная ибференциация порождает различие интересов среди людей с раз-ым положением в структуре общества. Например, члены местного ольного _совета часто принадлежат к общественным и экономическим слоям, существенно отличающимся от того слоя, к которому принадлежит школьный учитель. Поэтому интересы, ценности и ожидания членов совета могут отличаться от тех, что у учителя, и, таким образом, в отношении его могут быть противоречивые ожидания у этих и у других носителей его набора ролей: коллег по профессии, влиятельных членов школьного совета и, скажем, Комитета по патриотизму Американского легиона. То, что для одного — основа воспитания, для другого может быть излишеством, а для третьего — вообще подрывной деятельностью. То, что явно верно для данного статуса, то верно в определяемой степени и для носителей других статусов, структурно связанных через свой набор ролей с другими людьми, которые при этом занимают совершенно разное положение в обществе.