Самым ярким примером развития предпринимательской активности и связанных с нею трудностей является развитие хлопчатобумажной, самой "капиталистической" из отраслей промышленности. В пореформенный период именно в хлопчатобумажной промышленности завершается промышленный переворот, начатый в 1830 - 40-х гг. Машины стали вытеснять ручной труд сначала в ситценабивном деле, а затем в прядении. Многие работали и на ручных ткацких станках, но число кустарей сокращалось. К концу 70-х гг. выявилась важнейшая особенность развития российской хлопчатобумажной промышленности - высокая концентрация производства, с одной стороны, и мелкие и мельчайшие мануфактурные производители, с другой. В конце XIX в. появились гигантские по тому времени комбинированные предприятия Морозовых в Твери, Богород-ске и Орехово-Зуеве, Прохоровых - в Москве, Коншиных - в Серпухове, на которых могли работать более 5 тысяч человек. Продукция хлопчатобумажных фабрик была доступна по цене большинству населения. Правда, отрасль работала хорошо только по российским меркам.
В начале 1890-х гг. в обществе для содействия улучшению и развитию мануфактурной промышленности в России был заслушан доклад представителя товарищества Никольской мануфактуры "Савва Морозов, сын и К" Т. Д. Анофриева с обстоятельным разбором причины огромной разницы себестоимости бумагопрядильного производства и производительности труда в английской и российской хлопчатобумажной промышленности. Автор пытался показать преимущества интенсивных форм и труда. На одного английского рабочего приходилось 326 механических веретен и заработок при 10-часовой денной работе составлял 329 рублей 34 копейки в год. На российских же бумагопрядильнях число веретен на смену рабочих составляло до 80 штук, а заработок при 12 часовом рабочем дне - 136 рублей в год. Вывод свидетельствовал о том, что в России оплата труда рабочих в 3,4 раза меньше, а численность рабочих в 4,1 раза больше. Российская текстильная буржуазия, защищенная от иностранных конкурентов стеной высоких покровительственных таможенных пошлин, извлекала огромные прибыли при низком органическом строении капитала, широко используя полукрепостнические приемы эксплуатации труда. Так, на Никольской мануфактуре в 1879 г. "чистая" прибыль на основной капитал достигала 35,5 %, что в несколько раз превышало среднюю норму прибыли передовых английских фабрик. В отличие от западноевропейских стран, где введение машинного производства сопровождалось резким падением цен на фабричную продукцию, в России крупный капитал использовал выгоды охранительного таможенного протекционизма и назначал монопольно высокие цены. На прядильном рынке ведущие позиции принадлежали дому "Кноп и К°", владевшему мощной Кренгольмской мануфактурой. Три раза в год ездил старый Кноп в Москву, чтобы установить цену на пряжу. Никто не продавал товара, прежде чем Кноп не назначал цену.
Рассматривая различие между английской и русской хлопчатобумажной торговлей, немецкий экономист Шульце-Геверниц (1864- 1943) писал, что "...в Англии готовая пряжа продается за наличные, по колеблющемуся ежедневно курсу на Манчестерской бирже; в Москву прядильные фабриканты запродают свой будущий товар в кредит, часто на целые месяцы вперед по установленным ценам". Эти отсталые формы торговли были характерны для периода первоначального накопления и начальной эпохи промышленной революции, когда господствовал неэквивалентный обмен. Торговые спекуляции являлись важнейшим фактором в механизме извлечения прибыли российского капитала, чему способствовала хроническая инфляция в финансовой системе царской России, особенно в 1860 - 80 гг. Можно лишь повторить, что экономика больше страдала не от капитализма, а от его неразвитости, спутанности пережитками патриархальности и общинности, неадекватности самому себе.
