Советское искусство периода Великой Отечественной войны

С началом Великой Отечественной войны художники принимают самое активное участие в борьбе с врагом. Часть из них ушли сражаться на фронт, другие – в партизанские отряды и народ-ное ополчение. Между боями они успевали выпускать газеты, плакаты, карикатуры. В тылу художники были пропагандистами, устраивали выставки, они превратили искусство в оружие против врага – не менее опасное, чем боевое. В течение войны было организовано много выставок.

Как и в годы революции, первое место в графике военных лет занимал плакат. Причем явно прослеживаются два этапа его развития. В первые два года войны плакат имел драматическое, даже трагическое звучание. Главной была мысль об отпоре врагу, и она была выражена суровым, лаконичным изобразительным языком, независимо от творческих индивидуальностей. На втором этапе, после перелома в ходе войны, меняется и настроение, и образ плаката, наполненного опти-мизмом, народным юмором.

В годы войны появились значительные произведения станковой графики, причем многообра-зие впечатлений породило многообразие форм. Это и быстрые документально-точные фронтовые зарисовки, разные по технике, стилю и художественному уровню. Особое место в военной графи-ке занимает историческая тема. В ней раскрывается наше прошлое, жизнь наших предков

(гравюры В. Фаворского, А. Гончарова, И. Билибина). Представлены также архитектурные пейзажи прошлого.

Во время войны закономерно наблюдается обострение непосредственных контактов худож-ников с жизненными обстоятельствами и людьми. Господствующим становится чувство ответ-ственности за завтрашний день не только своей страны, но и всего человечества, в результате чего станковые живописные работы начинают приобретать совершенно особое звучание.

Первые произведения живописи этого периода - пейзаж, именно в рамках этого жанра будет создано все самое значительное и принципиально новое в живописи Великой Отечественной войны. Одно из первых мест среди них занимает «Окраина Москвы. Ноябрь 1941 года» (1941)

А. Дейнеки, представляющая собой пейзаж с ярко выраженными жанровыми чертами. Живопис-ная манера остается в русле сложившейся ранее стилистики, для которой характерны экспрес-сивность ритмического строя, сдержанный, но напряженный колорит, динамизм композиции. Однако и новая историческая ситуация наложила свой неповторимый отпечаток: во всем чувст-вуется угроза, сопротивление, готовность к отпору, сродни эффекту сжатой пружины. «Оборона Севастополя» (1942) демонстрирует ту же доминанту пейзажного переживания пространства, несмотря на присутствие людей на всех планах. Однако в целом производит гораздо менее силь-ное впечатление, поскольку переживание драматизма оказывается тем слабее, чем больше оно выведено в сюжет. Напряжение создает то, что угадывается, домысливается, раскрывается с тру-дом, с усилием. Внешне проявленный пафос снимает чувство сакральной «утаенности» истинного смысла запечатленных событий.

У Пластова выстраивается совершенно иная система построения образа – не в поддержку происходящего строится пространственная – в данных случаях – пейзажная среда, а по контрасту с ним. «Фашист пролетел» (1942) – одна из характерных работ такого плана: в золоте и серебре сияющего «пышного природы увяданья» нежный лиризм сельской панорамы не сразу позволяет раскодировать трагедию запечатленного. Острота утраты передается не через масштаб и пафос, а через детали и подтекст – испуганное стадо, скорчившийся пастушок, едва заметный силуэт удаляющегося самолета, наводящего на ассоциации с «Падением Икара» великого мастера Север-ного Возрождения Питера Брейгеля Старшего. Художник в полной мере владел способом выраже-ния трагизма ситуации через подтекст, что сказывается и в работе «Жатва», воплощающей испол-ненную труда и забот жизнь как антитезу смерти, драматизированную подспудным присутствием только раненых и совсем молодых мужчин.

Характерно, что первой выставкой 1941 года стала экспозиция «Пейзаж нашей Родины», где было представлено много работ, написанных до начала войны, но сама тема стала знаковой. Это выставка 1942 года «Великая Отечественная война» продемонстрировала со всей очевидностью: «Парад на Красной площади 7 ноября 1942» (1942) К. Юона построен на грандиозном значении среды, заключающей в себе смысл и содержание исторических событий. Они – зримые участники совершаемого подвига. Следы войны в многочисленных работах жанра выступают как нечто чуждое, болезненно уродливое, искажающее родное, любимое.

Люди военной поры изменились и изменилась среда их пребывания. Мир утрачивает лиричес-кую замкнутость, он шире, просторнее, драматичнее и содержательнее. Природа ободряет и слу-жит опорой. Особое место закономерно занимает портрет, демонстрируя естественное желание воплотить идеал героя. Батальный и бытовой жанры оказываются представленными наиболее ярко единственным в своем роде полотном «Мать партизана» С. Герасимова (1943). Особое значение приобретает живопись исторического жанра, как бы предполагая опору на победоносные тради-ции прошлого несмотря на весь его драматизм. Опыт истории переживается через призму его значимости для понимания и истолкования настоящего. Одновременно открывается еще одна характерная черта - очень острое переживание повседневного, открывшегося с новой стороны как совершенно драгоценного и редкого, в то время как повседневным становилось страшное, невооб-разимое, ранее немыслимое и невозможное.

Монументальная живопись, конечно, имела немного возможностей в годы войны. Но даже и в это время тяжелейших испытаний искусство «вечных материалов», фрески и мозаики, продолжало свое существование и развитие. Знаменательно, что в блокадном Ленинграде в мозаичной мастер-ской Академии художеств набираются мозаики для метро по картонам Дейнеки.

Несмотря на более сложные условия труда ваятеля по сравнению с живописцем и графиком, советские скульпторы с первых дней войны активно работали, участвовали и в передвижных выс-тавках. В скульптуре военных лет даже явственнее, чем в живописи, ощутим приоритет портрет-ного жанра. Со временем в скульптурном портрете, как и в живописи, над индивидуально-кон-кретным берет верх идеальное, возвышенно-героическое, нередко откровенно-идеализированное.

В 1941–1945 гг., в годы великой битвы с фашизмом, художниками было создано немало про-изведений, в которых они выразили всю трагедию войны и прославили подвиг победившего народа.

 

Билет№10, Вопрос№1 Бунт14(передвижники) — состоявшийся 9 ноября 1863 года скандальный отказ четырнадцати лучших выпускников Императорской Академии художеств, возглавляемых И. Н. Крамским, от участия в конкурсе на большую золотую медаль, проводившемся к 100-летию Академии художеств. Последовавший за этим выход художников из Академии стал первым демонстративным выступлением приверженцев зарождающейся национальной школы реалистической живописи против классического, академического направления в изобразительном искусстве XIX века.

Традиционно к конкурсу на большую золотую медаль Императорской Академии художеств, дававшей право на шестилетнее пенсионерство в Италии, допускались самые талантливые выпускники Академии, награжденные к началу конкурса малой золотой медалью Академии «За успех в рисовании». Финансирование пенсионерства, как и всей Академии, находилось в ведении Министерства императорского двора. Пенсионеры Академии получали в год 1500 рублей золотом, что составляло почти 6000 рублей ассигнациями. Остальные выпускники Академии, получавшие диплом на звание художника, могли поступить на службу преподавателями искусств и получали чин Х класса гражданской службы – коллежского секретаря с годовым доходом в 135 рублей.

Сразу после объявления темы, конкурсантов на сутки запирали в изолированных мастерских, где они за 24 часа должны были придумать сюжет и нарисовать эскиз будущей картины. Эскиз утверждался Советом Академии и не подлежал изменению.

К столетнему юбилею утверждения устава Академии Екатериной II Совет Академии принял решение об изменении правил проведения конкурса. По новым правилам претендентам разрешалось лишь один раз участвовать в конкурсе, учащиеся по классу жанровой живописи должны были участвовать одновременно с учащимися по классу исторической живописи, причем историческим живописцам не было предоставлено право на свободное избрание сюжета картины. Взамен обязательного сюжета конкурсантам предписывалось изобразить какое-либо чувство (грусть, тоска по отчизне и проч.) на заданную общую тему[5]. Со стороны академического начальства это был серьёзный шаг к объединению исторической и имевшей к тому времени больший успех у публики жанровой живописи.

Подача прошений

Предписания с новыми правилами проведения конкурса получили четырнадцать исторических и жанровых живописцев, награждённых к этому времени малой золотой медалью Академии: Богдан Вениг, Александр Григорьев, Николай Дмитриев, Фирс Журавлёв, Пётр Заболотский, Иван Крамской, Алексей Корзухин, Карл Лемох, Александр Литовченко, Константин Маковский, Александр Морозов, Михаил Песков, Николай Петров и Николай Шустов.

Решив, что новые правила ставят жанровых и исторических живописцев в неравное положение, конкурсанты 8 октября 1863 года подали в Совет Императорской Академии художеств письменное прошение с просьбой предоставить им свободный выбор сюжета по желанию участвующего, если заданная Советом тема не отвечает личным наклонностям художник. Кроме того, в прошении ставилась под сомнение целесообразность изолирования участников на 24 часа для работы над эскизом будущей картины.

Прошение было рассмотрено на заседании Совета, где возмущенные дерзостью конкурсантов члены Совета приняли решение восстановить прежние правила и назначить всем претендентам, как историкам, так и жанристам один сюжет на библейскую либо античную тему. Однако об этом решении конкурсантам сообщено не было, письменное прошение было оставлено без ответа.

По инициативе И. Н. Крамского часть конкурсантов предприняла новую попытку, подав коллективное письмо вице-президенту Академии художеств князю Г. Г. Гагарину. Письмо отказались подписывать Константин Маковский и Александр Литовченко. Новое прошение также было оставлено без ответа.

Тогда инициативная группа лично посетила с прошениями несколько влиятельных членов Совета, включая ректора Академии по архитектуре, профессора К. А. Тона и ректора по живописи и ваянию, профессора Ф.А.Бруни. Но и эта мера осталась безуспешной.

День бунта

Оскорблённые игнорированием своих прошений академисты в ночь перед конкурсом на общем собрании решили, что в случае, если их просьба не будет удовлетворена, они откажутся от участия в конкурсе и каждый из них подаст прошение о выпуске из Академии по семейным или любым иным обстоятельствам с выдачей им дипломов об окончании в соответствии с уже имеющимися у них наградами Академии.

В назначенное время к 10 часам утра 9 ноября 1863 года все четырнадцать претендентов были вызваны в конференц-зал Академии, где вице-президент Академии князь Г. Г. Гагарин объявил сюжет к предстоящему конкурсу из скандинавских саг: «Пир в Валгалле». На троне бог Один, окруженный богами и героями; на плечах у него два ворона; в небесах, сквозь арки дворца Валгаллы, в облаках видна луна, за которой гонятся волки.

Прочие условия конкурса должен был объявить ректор Академии Ф. А. Бруни, но он не успел сделать этого, так как уполномоченный академистами Иван Крамской сделал заявление:

Просим позволения сказать перед Советом несколько слов… Мы подавали два раза прошение, но так как Совет не нашел возможным исполнить нашу просьбу, то мы, не считая себя вправе больше настаивать и не смея думать об изменении академических постановлений, просим покорнейше Совет освободить нас от участия в конкурсе и выдать нам дипломы на звание художников.

— Все? — раздается откуда-то из-за стола вопрос.

— Все, — отвечает уполномоченный кланяясь; и затем компактная масса шевельнулась и стала выходить из конференц-залы.

Один по одному из конференц-залы Академии выходили ученики, и каждый вынимал из бокового кармана своего сюртука вчетверо сложенную просьбу и клал перед делопроизводителем, сидевшим за особым столом. Когда дошла моя очередь, я заметил, что была уже груда в четыре вершка вышиною. Тут же кто-то шепчет: один остался! Кто? Прошло не более минуты: узнаем, что, когда зала от нас очистилась, в самом углу оказался один историк.

Цомакион А.И. «Иван Крамской. Его жизнь и художественная деятельность»

Одним из четырнадцати оставшихся был академист по классу исторической живописи Пётр Заболотский заявивший, что намеревается участвовать в конкурсе. Совет Академии объявил Заболотскому, что конкурс при одном претенденте состояться не может.

«А вам чего угодно, сударь?» — спросил, едва сдерживая раздражение, князь Гагарин, продолжавший столбом своим выседся на своем предсказательском месте. "Я … желаю конкурировать, " — через силу выжал из себя Заболотский. Князь Гагарин усмехнулся. "Разве вам не известно, милостивый государь, " — сказал он едко-насмешливо, — «что конкурс из одного участника состояться не может? Благоволите подождать до следующего года.» Заболотский вышел, униженно кланяясь, унося на улицу застывшую улыбку. Через год он все же участвовал в конкурсе, провалился и затем исчез бесследно разделив незавидную долю, уготованную людям нетвердых убеждений.

Однако вместо оставшегося Заболотского прошение о выходе из Академии подал скульптор Василий Крейтан, также имевший малую золотую медаль Академии. Таким образом, от конкурса отказались и вышли из Академии тринадцать живописцев и один скульптор.

 

Билет№10, Вопрос№2 Коровин К.А. Родился Константин Алексеевич Коровин 23 ноября 1861 года в состоятельной купеческой семье. В 1875 году Коровин поступает на архитектурное отделение Московского училища живописи, ваяния и зодчества, где учился живописи и его старший брат Сергей, впоследствии известный художник-реалист. К этому времени их семья разорилась. “Мне пришлось сильно нуждаться, — вспоминал Константин Коровин о годах учебы, — уже пятнадцати лет я давал уроки рисования и зарабатывал свой хлеб”.

В 1877 году, представив написанные во время каникул пейзажи, Коровин переходит на отделение живописи в класс А. К. Саврасова, который уделял большое внимание этюдам с натуры и учил своих воспитанников видеть красоту русской природы. Позднее Коровин вспоминал наставления Саврасова: “Ступайте писать, пишите этюды, изучайте, главное — чувствуйте...”.

Под влиянием Саврасова рано сказалось тяготение Константина Коровина к пейзажу. Уже в училище он, стараясь сохранить свежесть впечатления, заканчивает свои работы непосредственно на натуре. В картинах “Село” (1878), “Ранняя весна” (1870-е), “Мостик” (1880-е) внимательное наблюдение природы сочетается с непосредственным ее восприятием.

С 1882 года преподавателем Константина Коровина становится В. Д. Поленов, который придавал серьезное значение вопросам художественной формы.

Известность молодому художнику принес “Портрет хористки” (1883), написанный на пленэре. Лицо женщины, ее платье, шляпка залиты мягким рассеянным светом; по ним скользят отсветы, падающие от зелени деревьев. Широкая, свободная живопись, сияющие краски — все это сделало портрет большим достижением русской живописи. Любимый ученик Поленова, Коровин не находил одобрения у официального руководства училища: его “Портрет хористки” был снят с выставки Московского общества любителей художеств, но уже в 1888 году там же его пейзажные работы были отмечены премией. В 1886 году Константин Коровин заканчивает училище со званием неклассного художника.

Летом 1887 и 1888 Коровин работал на даче Поленовых в Жуковке, близ Мытищ, где создал ряд ярких полупортретов-полужанров, запечатлевших членов поленовской семьи (“За чайным столом”, “В лодке”).

Поленов познакомил Коровина с Абрамцевским кружком, объединившим ряд деятелей русской культуры вокруг известного московского мецената С. И. Мамонтова. В кружок входили братья А. М. и В. М. Васнецовы, И. Е. Репин, В. Д. и Е. Д. Поленовы, М. М. Антокольский, И. С. Остроухов и другие. Характерное для Абрамцевского кружка увлечение русскими темами представлено в творчестве Коровина картиной “Северная идиллия” (1886).

В 1885 году С. И. Мамонтов создает частную оперу, и Константин Коровин оформляет “Аиду” Дж. Верди, а в следующем сезоне — “Лакме” Л. Делиба и “Кармен” Ж. Бизе, “Псковитянку” Н. А. Римского-Корсакова, где он делал костюмы и декорации специально “под Шаляпина”. В. С. Мамонтов вспоминал о постановке “Аиды”: “Декорации Коровин написал превосходно, особенно хороши были “лунная ночь на берегу Нила” и “преддверие храма”, в котором происходило судилище над Радамесом”.

На деньги, заработанные в театре, Коровин совершает путешествие во Францию и в Испанию. Испанские впечатления отразились в лучшей из ранних жанровых картин Коровина “У балкона. Испанки Леонора и Ампара” (1889)...

В лучших портретных работах Коровина показано слияние человека с природой, когда привлекательность человека и красота природы дополняют друг друга. В замечательном портрете Т. С. Любатович (ок. 1886) живописными средствами раскрывается поэтичная натура известной певицы. Художник здесь решил сложную живописную задачу. Женщина с книгой в руках, в белом платье, сидит спиной к окну на фоне сочной зелени. Она держится просто и естественно. Скользящие фиолетовые и розовые блики солнечного света на платье придают фигуре необычную легкость.

 

Билет№11 Вопрос№1 Биография Феофана Грека (около 1337-1405). Феофан Грек относится к крупнейшим мастерам средневековья. Его работы, исполненные в Византии, не сохранились. Все известные его произведения были созданы на Руси и для Руси, где он прожил более тридцати лет. Он познакомил русских с высочайшими достижениями византийской духовной культуры, переживавшей в его время один из последних взлетов.

Немногочисленные сведения о Феофане встречаются в московских и новгородских летописях, но особую ценность представляет письмо, написанное около 1415 г. московским духовным писателем и художником Епифанием Премудрым архимандриту тверского Спасо-Афанасиева монастыря Кириллу. Сообщение Епифания интересно тем, что дает уникальную возможность составить представление о принципах работы мастера. В своем послании он сообщает о хранившемся у него Четвероевангелии, иллюстрированном Феофаном и украшенном изображением храма Святой Софии в Константинополе.

Описание рисунка приведено со многими подробностями. "Когда он все это изображал или писал, никто не видел, чтобы он когда-либо взирал на образцы, как делают некоторые наши иконописцы, которые в недоумении постоянно всматриваются, глядя туда и сюда, и не столько пишут красками, сколько смотрят на образцы. Он же, казалось, руками пишет роспись, а сам беспрестанно ходит, беседует с приходящими и умом обдумывает высокое и мудрое, чувственными же очами разумными разумную видит доброту. Сколько бы с ним кто ни беседовал, не мог не подивиться его разуму, его иносказаниям "притчам" и его хитростному строению".

Из послания известно, что Феофан, "родом грек, книги изограф нарочитый и среди иконописцев отменный живописец", расписал более 40 каменных церквей в Константинополе, Халкидоне, Галате, Кафе (Феодосии), а также на Русской земле.

В Новгородской III летописи первая работа Феофана упоминается под 1378 г. Здесь говорится о росписи им новгородской церкви Спаса Преображения на Ильине-улице - единственной дошедшей до наших дней работе мастера, имеющей документальное подтверждение и доныне остающейся главным источником для суждения о его искусстве.

Фрески церкви сохранились фрагментарно, поэтому восстановить систему ее росписи можно лишь частично. В куполе храма изображена полуфигура Христа Пантократора, окруженная архангелами и серафимами. В барабане - изображения праотцев, среди которых Адам, Авель, Ной, Сиф, Мельхиседек, Енох, пророки Илия, Иоанн Предтеча. На хорах в северо-западной угловой камере (Троицкий придел) изображения сохранились лучше. Придел расписан изображениями святых, композициями "Богоматерь Знамение с архангелом Гавриилом", "Поклонение жертве", "Троица". Манера Феофана ярко индивидуальна, отличается экспрессивностью темпераментом, свободой и разнообразием в выборе приемов. Форма подчеркнуто живописна, лишена детализации, строится с помощью сочных и свободных мазков. Приглушенный общий тон росписи контрастирует с яркими белильными высветлениями, подобно вспышкам молний освещающими суровые, одухотворенные лики святых. Контуры очерчены мощными динамичными линиями. Складки одежд лишены детальной моделировки, ложась широко и жестко, под резкими углами.

Палитра мастера скупа и сдержанна, в ней преобладают оранжево-коричневый, серебристо-голубой, соответствующие напряженному духовному состоянию образов. "Живопись Феофана - это философская концепция в красках, притом концепция достаточно суровая, далекая от обыденного оптимизма. Суть ее составляет идея глобальной греховности человека перед Богом, в результате которой он оказался почти безнадежно удаленным от него и может только со страхом и ужасом ожидать прихода своего бескомпромиссного и безжалостного судьи, образ которого с крайней суровостью взирает на грешное человечество из-под купола новгородского храма",- пишет исследователь русского средневекового искусства В. В. Бычков.

Феофан Грек создает мир, полный драматизма, напряжения духа. Его святые суровые, отстраненные от всего вокруг, углубившиеся в созерцание безмолвия - единственного пути к спасению. Стилю Феофана пытались следовать в Новгороде художники, расписывавшие церковь Федора Стратилата на Ручью, однако в целом индивидуальность мастера оказалась исключительной для Руси - страны, далекой от духовного опыта Византии и искавшей свой путь.

После 1378 г. Феофан, по-видимому, работал в Нижнем Новгороде, но его росписи этого периода до нас не дошли.

Приблизительно с 1390 г. он находился в Москве и недолго в Коломне, где мог расписывать Успенский собор, позже полностью перестроенный. Здесь же, в соборе, хранилась и знаменитая впоследствии святыня - икона "Богоматерь Донская" (на ее обороте - "Успение"), позже перенесенная в Благовещенский собор Московского Кремля (ныне в ГТГ). Ее исполнение некоторые исследователи связывают с творчеством Феофана Грека.

Мастер выполнил несколько росписей в Московском Кремле: в церкви Рождества Богородицы с приделом Святого Лазаря (1395), где Феофан работал вместе с Симеоном Черным, в Архангельском (1399) и Благовещенском (1405) соборах. Последний он расписывал вместе с Андреем Рублевым и Прохором с Городца. В Кремле Феофан принимал участие в росписях казнохранилища князя Владимира Андреевича и терема Василия I. Ни одна из этих работ не сохранилась. Не исключено, что Феофан Грек участвовал в создании икон деисусного чина, находящегося в настоящее время в Благовещенском соборе. Однако, как доказано последними исследованиями, этот иконостас не является первоначальным, относящимся к 1405 г., и деисусный чин мог быть перенесен сюда лишь после опустошительного пожара в Кремле, случившегося в 1547 г.

В любом случае иконы "Спас в силах", "Богоматерь", "Иоанн Предтеча", "Апостол Петр", "Апостол Павел", "Василий Великий", "Иоанн Златоуст" обнаруживают такие черты стиля и такое высокое техническое мастерство, которые позволяют предполагать здесь работу великого мастера.

Манера Феофана Грека в иконописи (если согласиться с тем, что иконы деисусного чина Благовещенского собора Московского Кремля написаны Феофаном) значительно отличается от фресковой. Это может быть объяснено спецификой иконописи. Образы деисусного чина внушительны и монументальны. Почти двухметровые фигуры, исполненные внутренней значительности и самоуглубленности, составляют единую композицию, подчиненную одному замыслу - воплотить благодарственную молитву святых Спасу, творцу и владыке небесных сил, и ходатайство их за род человеческий в день Страшного Суда. Эта идея определила иконографическое решение и всей группы в целом, и каждого образа в отдельности. Иконография чина имеет свои истоки в алтарных росписях византийских храмов и теснейшим образом связана с текстами главных молитв литургии. Подобная программа деисусного чина со "Спасом в силах" впоследствии получила распространение в русских иконостасах, но здесь она появляется впервые.

В отличие от фресковой росписи образы икон не столь экспрессивны внешне. Их драматизм и скорбь словно ушли вглубь, выявляясь в мягком свечении ликов, в приглушенных цветах одежд. Каждый лик по типу и выражению эмоционального состояния ярко индивидуален, почти портретен. Контуры фигур более спокойны, в их рисунке яснее видна классическая традиция, уходящая истоками к античности. Иконы написаны виртуозно, с использованием сложных и разнообразных технических приемов, которые под силу лишь выдающемуся мастеру. Среди икон, предположительно связанных с именем Феофана, - "Иоанн Предтеча Ангел пустыни", "Преображение" и "Четырехчастная".

 

Билет»11, Вопрос№2 Исаак Ильич Левитан родился в августе 1860 года в небольшом литовском городке Кибарты. Почти нет сведений о детстве художника. Отец Левитана был мелким служащим. Поселившись с семьей в Москве, он стремился дать сыновьям хорошее образование. Вероятно, в выборе жизненного пути Исаака Левитана решающую роль сыграл его старший брат — художник. Он часто брал мальчика с собой на этюды, на художественные выставки. Когда Исааку исполнилось 13 лет, он был принят в число учеников Училища живописи, ваяния и зодчества.

Годы обучения в Училище стали для Исаака временем тяжелых испытаний, так как его родители к тому времени умерли, а помощи ждать было не от кого. Но уже в стенах Училища он не только обнаружил огромные способности, но и сумел сказать новое слово в русском пейзаже. Учителями Левитана были Алексей Саврасов и Василий Поленов. Будучи прекрасным художником, Саврасов обладал и замечательными качествами педагога. Не случайно, наряду с Левитаном, именно в его мастерской и под его влиянием сформировалась целая плеяда замечательных художников-пейзажистов: К. А. и С. А. Коровины, М. В. Нестеров, С. И. Светославский, А. С. Степанов и другие замечательные художники. “Левитану давалось все легко, — вспоминал его товарищ, известный русский живописец Михаил Нестеров, — тем не менее, работал он упорно, с большой выдержкой”. С 18-ти лет начал выставлять свои картины, вскоре обратившие на себя всеобщее внимание.

Жил преимущественно в Москве. Работал также в Останкино (1880 — 1883), в различных местах Московской и Тверской губерний, в Крыму (1886, 1899), на Волге (1887 — 1890). Был членом “Товарищества передвижников”. Ему удалось преодолеть сценические условности классико-романтического пейзажа, отчасти сохранявшиеся у передвижников. Необыкновенно восприимчивый к впечатлениям природы, он в своих картинах и акварельных рисунках, передавал поэтическое настроение, возбуждаемое видом ее разнообразных явлений, не пускаясь при этом в отделку подробностей, он верно и смело схватывал в ней то, от чего возникает такое настроение.

Его “пейзажи настроения” обрели особую психологическую насыщенность, выражая жизнь человеческой души, что вглядывается в природу как средоточие тайн бытия (недаром его любимым философом был А. Шопенгауэр). Чутко восприняв новации импрессионизма, он, тем не менее, никогда не отдавался чистой, радостной игре света и цвета, пребывая в кругу своих образов, овеянных “мировой тоской”. Уже ранние работы художника удивительно лиричны (“Осенний день. Сокольники”, 1879). Зрелый период Левитана как мастера пейзажа-картины, умеющего превратить простой мотив в типический образ России, открывается Березовой рощей (1885 — 1889). Уже в те годы солнечные полотна иногда уступают место пейзажам, проникнутым трагическим ощущением одиночества, тоски. Левитан был тяжело болен и его не покидала мысль о близкой смерти. Врачи направляют Левитана в Италию. “Чувствую себя немного лучше, хотя все-таки неважно. В Италию не еду, а через неделю-две еду в Париж посмотреть выставки, — пишет он художнику А. М. Васнецову, — воображаю, какая прелесть теперь у нас на Руси, — реки разлились, оживает все... Нет лучше страны, чем Россия! Только в России может быть настоящий пейзажист”.

Поэтикой тонкого образного обобщения одухотворены произведения “волжского периода”, когда художник вместе с товарищами путешествует по Волге, (“Вечер на Волге”, 1888; “Вечер. Золотой Плес”, 1889; “После дождя. Плес”, 1889; а также тематически примыкающая к ним картина “Свежий ветер. Волга”, 1891 — 1895). Особенно сильное впечатление произвели на него староверческие скиты над рекой и древний город Свияжск. Далекий уголок русской земли, суровая северная природа подсказали художнику тему его знаменитой картины “Над вечным покоем”. Начиная работу над ее композицией, Левитан обращается к этюдам заброшенного погоста. Ему удалось сохранить реальный ландшафт и придать ему величественность и глубину, постигаемые как откровение. Глубокие заволжские дали исчезают в лиловых полосах вечернего неба.

Стальная поверхность реки просматривается с высоты птичьего полета. Как крыло, над водой распластался узкий мыс, на нем старый сельский храм и погост, ветер треплет вершины осин и кажется его порывы накренили крышки покосившихся крестов, какие ставили староверы. Левитан изобразил в пейзаже движение и покой, гул и тишину — накренившиеся вершины деревьев и маленькое яркое окошко церкви, лиловый горизонт и серую воду. И над вечно существующим покоем мира, созданного Творцом, под ветром времени исчезают самые знаки человеческого присутствия. Действительно, не только стихия ветра проходят над Вечным покоем, но и жизнь человека проходит над покоем уже созданного бытия. Художнику удается передать ощущение простора, воздушной легкости, радости созерцания природы одними красками пейзажа. “Я весь в этой картине”, — эти слова Левитана о последнем произведении могут быть отнесены ко всем его лучшим вещам. Этот “психоанализ” обычно печален, как в полотне “У омута” (1892) либо в знаменитой “Владимирке” (1892), где на дороге, по которой конвоировали арестантов в Сибирь, видна (в характерной для мастера манере сводить реальное человеческое присутствие к минимуму либо вообще к нулю) лишь крошечная фигурка странника близ придорожной иконки.

Еще в 1898 году Левитан начал преподавать в том самом училище, в котором учился сам. Он мечтал создать Дом пейзажей — большую мастерскую, в которой могли бы работать все русские пейзажисты. Один из учеников Левитана вспоминал: “Влияние Левитана на нас, учеников, было очень велико. Это обусловливалось не только его авторитетом как художника, но и тем, что Левитан был разносторонне образованным человеком... Левитан умел к каждому из нас подойти творчески, как художник; под его корректурой этюд, картины оживали, каждый раз по-новому, как оживали на выставках в его собственных картинах уголки родной природы, до него никем не замеченные, не открытые”.

Когда открылась пейзажная мастерская, почти половина большой комнаты была отведена под уголок леса, в котором были ели, небольшие деревья с желтыми листьями, зеленый мох, дерн, кадки с папоротниками. Свет из окна падал так, как бы он падал на лесной поляне. И. Е. Репин в один из своих приездов в училище был поражен этой мастерской. Левитан советовал своим ученикам не ограничиваться поисками удачной композиции, нужного колорита. Главной задачей пейзажиста он считал создание образа, способного передать жизнь природы. Часто Левитан привозил в мастерскую цветы. Он говорил своим ученикам, что цветы надо писать так, чтобы от них пахло не красками, а цветами. “Полезно с натуры сделать два-три мазка, а остальное доделать дома, — говорил Левитан. — Запоминать надо не отдельные предметы, а стараться схватить общее, то, в чем сказалась жизнь, гармония цветов”. Левитан был очень внимателен к своим ученикам. От его пристального взгляда ничего нельзя было скрыть. Он видел, что одному трудно найти форму, а другой подражает признанным авторитетам. Иной раз Левитан замечал, что его ученики материально нуждаются, и немедленно оказывал им помощь. Помогал он очень тактично, не обижая. Летом ученики Левитана выезжали на этюды. Так было и летом 1900 года. Ученики Левитана поселились в Химках. Они ждали своего учителя и написали ему шуточное письмо, в котором сообщали, между прочим, что уже грачи, чьи гнезда чернели на деревьях возле дачи, соскучились и все время кричат: “Где Левитан, где Исаак Ильич?” В ответном письме Левитан, всегда ценивший шутку, писал: “Передайте грачам, что как только встану — приеду. А если будут очень надоедать, попугайте: не только приедет, но и ружье привезет”.

Но Левитан уже не встал. 22 июля 1900 года он умер.

Свою последнюю большую картину художник назвал “Озеро, Русь”. Широкая гладь воды отражает облака, освещенные солнцем. На дальнем берегу, насколько видит глаз, поля, деревушки, купола церквей. Все в картине — солнце, ветер, несущиеся облака — пронизано ощущением счастья. Трудно поверить, что это полотно писал умирающий художник.

Левитан прожил всего сорок лет. Он был порывисто-неуравновешенным человеком, легко ранимым, подверженным приступам тоски, доводившим его до попыток самоубийства. Вместе с тем он умел радоваться и наслаждаться жизнью. Контрастность его душевных состояний сказывалась на выборе и трактовке состояний природы: он показывал русскую природу в широком диапазоне, от сумрачного минора до ясной праздничности. Воля к радости вспыхнула у него особенно в последние годы, когда он был тяжело и неизлечимо болен. С другой стороны, его все более увлекают мотивы вечера, сумерек, летней ночи. В русской природе, которую Левитан любил превыше всего, ему всегда хотелось излить свое внутреннее настроение и тревогу, раствориться в ее гармонии, найти “тихую обитель”. Характеризуя русских пейзажистов, Игорь Грабарь особо выделяет творчество Левитана: “Он самый большой поэт среди них и самый большой чародей настроения, он наделен наиболее музыкальной душой и наиболее острым чутьем русских мотивов в пейзаже. Поэтому Левитан, вобравший в себя все лучшие стороны Серова, Коровина, Остроухова и целого ряда других своих друзей, смог из всех этих элементов создать свой собственный стиль, который явился вместе с тем и стилем русского пейзажа, по справедливости названного “левитановским”.

Билет№12, Вопрос№1 Алексей Венецианов родился 7 февраля 1780 года в Москве, в купеческой семье. В тогдашних церковных книгах его отец, Гаврила Юрьевич, значился "московским купцом, греком". И действительно, предки художника были выходцами из Греции.

Где-то на рубеже 17-18 веков они переселились в Болгарию, оттуда - В Нежин, а уже потом - в Москву. Гаврила Юрьевич торговал ягодами для варенья, ягодными кустами да тюльпанными луковицами и видел сына продолжателем своего дела. А тот с ранних лет увлекся "художествами": рисовал с чужих картин и с натуры, портретировал своих товарищей.

Есть данные, что существовал некий Пахомыч, научивший мальчика составлять краски, готовить и грунтовать холст, натягивать его на подрамник. Как бы там ни было, первые известные работы Венецианова, относящиеся к самому началу 19 века, свидетельствуют о том, что перед нами далеко не новичок в живописи.

После окончания пансиона Венецианов некоторое время служил в Чертежном управлении, а в 1802 году отправился в Петербург. Мотивировки этого переезда не слишком ясны.

Далее о жизни художник до 1807 года мнения исследователей расходятся. Одни утверждают, что, потерпев фиаско, Венецианов вернулся в Москву. Другие, напротив, пишут, что он остался в Петербурге и, получая от отца содержание, всерьез озаботился своим художественным образованием.

В 1807 году Венецианов поступил на службу в Канцелярию директора почт Д. Трощинского. Видимо, именно Трощинский свел его со знаменитым портретистом В. Боровиковским. Встреча двух живописцев - начинающего и маститого - имела своим следствием то, что Венецианов стал учеником Боровиковского. Вероятнее всего, он в это время и жил, и столовался у него. В доме Боровиковского Венецианов угодил в самую гущу тогдашний художественной жизни, увидел и услышал вживую многих знаменитых русских писателей и художников.

В том же, 1807-м, году в его голове родился новый "прожект". Венецианов задумал издавать "Журнал карикатур". В декабре подписчики получили два первых выпуска-гравюры журнала. Третий выпуск (карикатура "Вельможа") уже не дошел до них. Он попал к Александру І, который попросил передать автору, что " он дарование свое мог бы обратить на гораздо лучший предмет", и журнал запретил.

Обескураженный Венецианов по некотором размышлении решил попасть в сферу общественной жизни другим путем. Официальным. Через Академию художеств. В 1811 году он получил звание "назначенного" за представленный автопортрет. Эту ступень предлагалось преодолеть всем тем, кто не учился в Академии. На следующий год художник выполнил конкурсную программу и стал академиком.

В 1815 году Венецианов женился на представительнице обедневшего дворянского рода Марфе Афанасьевне Азарьевой. К тому времени он явно устал от Петербурга. В 1818 году он сделался помещиком, купив в Тверской губернии небольшое имение Сафонкова. Тогда и созрело решение бросать службу и уезжать из города навсегда. В 1819 году мастер это решение исполнил. С тех пор он, домосед по натуре, знал лишь дну дорогу из Сафонкова и Питер и обратно.

Хозяином Венецианов оказался рачительным и добрым. Он предпринял ряд благоустройств.

В деревне свершился переворот в художественной вере художника. Оставив упражнения в портретном жанре, он принялся писать крестьян. Эти работы и выдвинули его в ряды виднейших живописцев своего времени.

С начала 1820-х годов художник стал собирать талантливых крестьянских подростков и обучать их ремеслу живописца. Постепенно сформировалась группа, известная как "Школа Венецианова". Птенцы вылетали один за другим из венециановского гнезда в большой мир, многих он пристраивал в Академию. Только себя пристроить так и не сумел. Его эскизы для картины, которая должна была открыть путь к званию "советника", забраковал академический совет. В дальнейшем с Академией Венецианов низменно был "на ножах". Пилюлю не смогли подсластить даже присвоение ему в 1830 году звания "художника государя императора", назначение ежегодного жалованья в 3000 рублей и награждение орденом св. Владимира 4-й степени.

Непомерные расходы, связанные с необходимостью содержать школу и обеспечивать своих воспитанников, легли тяжелым бременем на имение. В конце концов, он был вынужден заложить имение в Опекунский совет. Пытаясь хоть как-то выправить материальное положение, Венецианов брался за заказные работы. По большей части, это были портреты и иконы для церквей.

4 декабря 1847 года, окончив эскизы икон для одной из тверских церквей, он захотел самолично отвезти их в Тверь. На спуске с крутой горы лошади понесли, Венецианова выбросило из саней, и он запутался в вожжах. В село Поддубье тройка притащила уже бездыханное тело.

Билет№12, Вопрос№2 Архип Иванович Куинджи родился в 1842 году на окраине Мариуполя в семье грека сапожника. Фамилия Куинджи произошла от прозвища деда, что по-татарски означат “золотых дел мастер”. В 1845 году неожиданно умирает отец, Иван Христофорович, вскоре мать. Трехлетний Архип воспитывается попеременно у брата и сестры умершего Ивана Христофоровича. Архип Иванович начал обучение грамоте у учителя грека, затем в городской школе. В десять лет Куинджи прекращает обучение: его определяют к строительному подрядчику. От строительного подрядчика Куинджи переходит к хлеботорговцу Аморетти комнатным мальчиком.

Страсть к рисованию привела его в Феодосию к И. К. Айвазовскому. По всей видимости, начальные уроки живописной грамоты Куинджи получил не у Айвазовского, а у Фесслера — молодого живописца, работавшего и одновременно учившегося у Айвазовского. Но вскоре Архип Иванович возвращается в Мариуполь, где поступает на работу ретушером в фотографическое ателье своего старшего брата.

В 1866 году Куинджи едет в Петербург поступать в Академию художеств. Он дважды держал экзамены в Академию художеств и оба раза безрезультатно: слабой оказалась художественная подготовка. В 1868 году на академическую выставку Куинджи представил картину “Татарская сакля”, за которую получил звание неклассного художника. В этом же году его приняли вольнослушателем в Академию. В Академии Куинджи подружился с И. Е. Репиным и В. М. Васнецовым, познакомился с И. Н. Крамским, М. М. Антокольским, В. Е. Маковским. Будущие передвижники во многом определили его художественные интересы.

Созданная Архипом Ивановичем в 1872 году картина “Осенняя распутица” своей реалистической направленностью была близка картинам художников-передвижников. Кажется, трудно найти в это время произведение, которое бы так уныло, так беспросветно отразило мрак российского бытия. Куинджи не просто передал осенний холодный день, размытую дорогу с тускло поблескивающими лужами — он ввел в пейзаж одинокую фигуру женщины с ребенком, которая с трудом идет по грязи. В 1890-х годах художник повторил в зеркальном отражении “Осеннюю распутицу”. Картина, названная “Осень. Туман”, осталась незавершенной.

В 1870 — 1873 годы Куинджи часто посещает остров Валаам. В результате появились картины “Ладожское озеро” (1870) и “На острове Валаам” (1873). В “Ладожском озере” Куинджи преодолел перенапряженность в передаче состояния погоды, свойственную произведениям поздних романтиков. Пейзаж исполнен изящно: тонкие световые оттенки, живописная цельность тонового письма снимают световые контрасты, сообщающие, как правило, драматическое ощущение.

В картине “На острове Валаам” художник ведет повествование о природе острова, с его гранитными берегами, омываемыми протоками, с темными густыми лесами, упавшими деревьями. Серебристо-голубоватый тон картины сообщает ей особую эмоциональную приподнятость. В 1873 году картина “На острове Валаам” была окончена и экспонирована на академической выставке. После выставки о Куинджи заговорили в прессе, отмечая его самобытный и большой талант. И. Е. Репин писал П. М. Третьякову о работе Куинджи “На острове Валаам”: “Всем она ужасно нравится, и еще не дальше как сегодня заходил ко мне Крамской — он от нее в восторге”.

Также в 1873 году Куинджи выставляет в Обществе поощрения художеств картину “Снег”, за которую в 1874 году на международной выставке в Лондоне получает бронзовую медаль.

В 1873 году Куинджи путешествует по Германии. Он посетил Берлин, Дюссельдорф, Кельн, Мюнхен. Основная цель заграничной поездки — изучение старых мастеров, особенно хорошо представленных в мюнхенской Пинакотеке. Помимо Германии, Куинджи побывал во Франции и Лондоне. Затем через Швейцарию и Вену вернулся в Россию.

По возвращении в Россию, в 1874 году Куинджи пишет картину “Забытая деревня”, которая по остроте социального звучания, беспощадной правде показа русской деревни перекликалась с картинами передвижников. Убогость российской деревни выражена в картине ржавыми красками. Природа воспринята в связи с мрачным, разоренным бытием человека. Заброшенность человеческой жизни подчеркивает унылое серое небо, протяженные линии горизонта и печальный вид опустелой деревни. Экспонировалась картина не на академической выставке, а на III выставке Товарищества передвижников. О “Забытой деревне” критики писали: “Уныло так, что хватает за сердце”.

Тему мрачной, беспросветной реальность Куинджи продолжил в “Чумацком тракте”. Художник изобразил нескончаемый поток обозов, медленно движущихся в хмурый день по осенней степи. Ощущение холода, сырости усиливается колористическим решением полотна. В. М. Гаршин написал о “Чумацком тракте”: “Грязь невылазная, дождь, дорога, мокрые волы и не менее мокрые хохлы, мокрый лес, усердно воющий у дороги о дурной погоде. Все это как-то щемит за сердце”.

В 1875 году были написаны совсем иные по настроению “Степь вечером” и “Степь в цвету”. Художник утверждал в них красоту природы, восхищался живительной силой солнечного тепла. С этих работ, по существу, начинается новый этап творчества вполне сложившегося художника.

В этом же году Куинджи совершает вторую заграничную поездку. По приезде на родину Куинджи говорит, что его не увлекло французское искусство. Он видел Фортуни и остался недоволен пустотой его красок. У Куинджи нигде нет буквального переложения импрессионистического метода. Отношение же к импрессионистической пластике было сложным и протекало волнами. Куинджи оказался близок французским мастерам в пластических поисках 1890-х годов. По приезде из Франции он попытался освоить световоздушную среду так, как позволяла ему русская традиция.

В 1876 году на Пятую передвижную выставку Куинджи представил “Украинскую ночь”. С огромной поэтической силой открылась удивительная красота украинской ночи... На берегу небольшой речки примостились озаренные лунным сиянием украинские хаты. Ввысь устремились тополя. На синем, словно из бархата, небе мерцают яркие звезды. Для того чтобы так естественно и выразительно передать лунное сияние, мерцание звезд, в картине все построено на виртуозной разработке тональных отношений, на богатстве цветовых сочетаний. Впоследствии М. В. Нестеров вспоминал о произведенном картиной впечатлении: “Совершенно я растерялся, был восхищен до истомы, до какого-то забвения всего живущего знаменитой “Украинской ночью” Куинджи. И что это было за волшебное зрелище и как мало от этой дивной картины осталось сейчас! Краски изменились чудовищно!”. В 1878 году “Украинская ночь” была показана на Всемирной выставке в Париже. “Куинджи, — писала французская критика, — бесспорно самый интересный между молодыми русскими живописцами. Оригинальная национальность чувствуется у него еще более чем у других”.

В 1879 году Куинджи пишет “Север” и в 1881 — “Днепр утром”. Картина “Север” продолжала серию северных пейзажей, начатых “Ладожским озером”. Импрессионистической эту картину назвать нельзя. Однако Куинджи все-таки добивается цветовой вибрации воздушной среды. Достигается это полутонами, тончайшей нюансировкой бледного розового и перламутрового цвета, разделением цветового мазка. Художник вместе с тем добивается панорамного обозрения земли, убывающей в туманных далях. В “Севере” ощущается недвижность земли, статика которой соприкасается с динамичным мерцанием неба. Картина “Север” завершала трилогию, задуманную еще в 1872 году, и была последней из этой серии. Долгие годы потом Куинджи воспевает природу южной и средней полосы России.

В картине “Днепр утром” Куинджи снова проявил заинтересованность в передаче цветовой среды. Воздух обесцвечивает цвет. Мазок художника не такой чуткий, как у импрессионистов, но порывистый и дробный. Туман не скрадывает предметные очертания, как в “Осенней распутице”, а насыщается цветом, представляя собой подвижную густую массу. Куинджи сохраняет панорамную композицию, далевую перспективу, которые придают образу устойчивость, но сложно написанная воздушная среда вносит в медлительный строй чувств легкое оживление.

В 1879 году на передвижной выставке Куинджи выставляет “Березовую рощу” и “После грозы”. Пейзаж “После грозы” полон жизни, движения, ощущения свежести омытой дождем природы. Но наибольший успех на выставке имела картина “Березовая роща”. Работая над этой картиной, Куинджи искал, прежде всего, наиболее выразительную композицию. Передний план погружен в тень — так подчеркивается насыщенность солнцем зеленой поляны. Солнечный день запечатлен в картине чистыми, звучными красками, блеск которых достигнут контрастом, сопоставлением цветов, очищенных до белизны. Необычайную гармонию цвету придает зеленый цвет, проникающий в голубой цвет неба, в белизну березовых стволов, в синеву ручья на ровной поляне. Эффект светоцветового контраста, при котором цвет не обеззвучен, а форсирован, создает впечатление ясности мира. Природа кажется недвижимой, она словно зачарована неведомой силой. Пейзаж устранен от бытовизма, что и сообщает ему некую чистоту.

В “Березовой роще” художник созерцает красоту. Поэтому реальные богатства природы, ее многоликие прелести даны общим планом. Изображение обобщено цветом: поляна представлена ровной, как стол, плоскостью, небо — равноокрашенным задником, роща — почти силуэтом, стволы берез на переднем плане кажутся плоскими декорациями. В отсутствии отвлекающих деталей, мелочных частностей рождается цельное впечатление лика природы, совершенной красоты. Природа в “Березовой роще” Куинджи реальна и условна. “Березовая роща” не укладывалась полностью в пластику развитого реализма: мешали элементы декоративности. Вместе с тем картина слабо предвещала и романтические преобразования. Оптимизм картины словно выражал ту жажду “отрадного”, которая через некоторое время была отчетливо сформулирована В. А. Серовым и другими художниками мамонтовского кружка.

В творчестве художника цвет освобождается от темной тональности. В природе Куинджи улавливает тончайшие градации цвета. В живописи же художник свободно варьирует освещенностью, полутонами, яркостью. Он намеренно активизирует, звучно сопоставляет дополнительные цвета. Куинджи постиг в совершенстве тонкое знание гармонии цветов, колорита, тона. Эта его способность в полной мере проявилась в картинах 1879 года и последовавших за ними произведениях.

В конце 1870-х годов отношения Куинджи с передвижниками резко ухудшились. В марте 1880 года он выходит из Товарищества передвижных художественных выставок.

В 1880 году Куинджи устраивает в Обществе поощрения художеств выставку одной своей картины: “Лунная ночь на Днепре”, выставка эта имела огромный успех.

Мастерство Куинджи в передаче лунного света — результат огромной работы художника, длительных поисков. Он много экспериментировал, изучал законы действия дополнительных цветов, отыскивая верный тон, сверял его с цветовыми отношениями в самой природе. “Лунная ночь на Днепре” рисовала не столько конкретный вид, сколько обширное небесное пространство, мирозданье. Картина настраивала на философские раздумья о жизни, о земном существовании, о небесном мире, словно успокоившемся в медлительном течении. Для Куинджи становится характерным созерцательное, философское восприятие мира, наполняющее человека сознанием величия земного бытия.

Пластическая новизна художника — в достижении предельной иллюзии света. Эффект этот был достигнут благодаря многослойной лессировочной живописи, световому и цветовому контрасту. Куинджи и в этой картине воспользовался дополнительными цветами. Теплый колорит земли оттеняет холодное, изумрудное, словно фосфоресцирующее отображение лунного света на поверхности Днепра.

Искусство Куинджи резко выделялось на фоне передвижнического реализма и академизма, и было непонятно коллегам, вызывало недоумение. И. Н. Крамской был обескуражен декоративной яркостью картин Куинджи, дававших, как ему казалось, неверное воспроизведение реальности: “Что-то в его принципах о колорите есть для меня совершенно недоступное; быть может, это совершенно новый живописный принцип. [...] Еще его “Лес” я могу понять и даже восхищаться, как чем-то горячечным, каким-то страшным сном, но его заходящее солнце на избушках решительно выше моего понимания. Я совершенный дурак перед этой картиной. Я вижу, что самый цвет на белой избе так верен, так верен, что моему глазу так же утомительно на него смотреть, как на живую действительность: через пять минут у меня в глазу больно, я отворачиваюсь, закрываю глаза и не хочу больше смотреть. Неужели это творчество? Неужели это художественное впечатление?.. Короче, я не совсем понимаю Куинджи”.

Куинджи предложил новые принципы романтического искусства, тем самым до крайности сократил разрыв между угасающим академическим романтизмом и появлением нового романтического искусства. В 1881 году художник создал картину “Днепр утром”. В ней нет игры света, яркой декоративности, она привлекает спокойной величавостью, внутренней мощью, могучей силой природы. Удивительно тонкое сочетание чистых золотисто-розовых, сиреневых, серебристых и зеленовато-серых тонов позволяет передать очарование цветущих трав, бесконечных далей, раннего степного утра.

Выставка 1882 года была последней для художника. Директор передвижных выставок Я. Д. Минченков приводит слова Куинджи: “...Художнику надо выступать на выставках, пока у него, как у певца, голос есть. А как только голос спадет надо уходить, не показываться, чтобы не осмеяли. Вот я стал Архипом Ивановичем, всем известным, ну это хорошо, а потом увидел, что больше так не сумею сделать, что голос как будто стал спадать. Ну вот и скажут: был Куинджи, и не стало Куинджи! Так вот я же не хочу так, а чтобы навсегда остался один Куинджи”.

Период “молчания” был занят интенсивной творческой работой. Куинджи искал новые пигменты и грунтовые основы, которые сделали бы краски стойкими к влиянию воздушной среды и сохранили бы первозданную яркость, искал также выразительные образные решения. В этот период было создано около пятисот живописных работ и трехсот графических, одни из которых указывают на область новых творческих интересов, другие продолжают и углубляют старые. Пластические поиски Куинджи развивались параллельно: реализм сосуществовал с романтизмом, декоративизм с натурностью, импрессионизм — рядом с экспрессивной пластикой.

Среди этюдов Куинджи, написанных в этот период, имеются “Зимы” (1885 — 1890, 1890 — 1895, 1898 — 1908), которые чутко передают состояние погоды: сырость, таяние снега, слякоть или влажный воздух, растворяющий очертания предметов. Эти этюды примечательны легкостью исполнения, изумительны по меткости и точности передачи ощущения.

В 1901 году Куинджи решился показать “Вечер на Украине”, “Христос в Гефсиманском саду”, “Днепр” и “Березовая роща” специально приглашенным Д. И. Менделееву, писательнице Е. П. Летковой, архитектору Н. В. Султанову, писателям И. И. Ясинскому и В. С. Кривенко. “Вечер на Украине” (1901) Куинджи показал в несколько переработанном виде, после того как экспонировал картину в 1878 году под названием “Вечер”. В картине 1901 года эффект дополнительных цветов доведен до предела: теневые стороны хаты горят бирюзовым цветом, контрастирующим с малиновым и усиливающим эффект горения. “Вечер на Украине” едва ли не самое показательное для творческого метода Куинджи произведение. Система дополнительных цветов была применена и в картине “Христос в Гефсиманском саду”. Живописный эффект фосфорического горения белого одеяния Христа, скрасившегося бирюзовым цветом, на фоне темно-бурых теплого оттенка деревьев сообщает образу удивительно яркое впечатление. И. Е. Репин в письме И. С. Остроухову пишет: “А про Куинджи слухи совсем другие: люди диву даются, некоторые даже плачут перед его новыми произведениями — всех они трогают”. Но Куинджи был недоволен этими работами и на выставку их не представил.

“Ночное” (1905 — 1908) — одно из последних произведений заставляет вспомнить лучшие картины Куинджи времени расцвета его таланта. В нем также чувствуется поэтическое отношение к природе, стремление воспеть ее величавую и торжественную красоту. В “Ночном” воплотились воспоминания детства и пристрастия к созерцанию неба. Элегичность, лирическая грусть заставляют минорно звучать бледные краски горизонта, томительно светиться гладь реки.

Несмотря на выход из Товарищества передвижных художественных выставок, он по-прежнему дружил с некоторыми передвижниками, присутствовал на их собраниях. Куинджи принял участие в подготовке реформы Академии художеств 1893 года. Согласно новому уставу, ему было присвоено звание академика и в 1895 году он становится руководителем пейзажной мастерской.

В 1897 году за участие в студенческом выступлении против ректора Академии А. С. Томишко, Куинджи был заключен на два дня под домашний арест и отстранен от профессорства. Но он продолжал давать частные уроки, помогал готовить конкурсные работы.

В 1901 году он принес в дар Академии 100000 рублей для выдачи 24 ежегодных премий; в 1909 году пожертвовал художественному обществу своего имени 150000 рублей и свое имение в Крыму, а обществу поощрения художеств 11700 рублей для премии по пейзажной живописи.

Умер Архип Иванович Куинджи 11 июля 1910 года в Петербурге от тяжелой сердечной болезни.

Билет№13, Вопрос№1 История России в лицах — так можно коротко сказать о творческом наследии Д. Г. Левицкого, живописца редкого дара, чья кисть отразила на полотнах эпоху XVIII века. Цари и царедворцы, философы и светские львы, холодные красавицы и писатели, промышленники и дипломаты, аристократы и купцы, чиновники и военные, родители и дети — их портреты говорят о прошлом гораздо значимей любых слов. Сотни лиц умных и глупых, злых и добрых, чувственных и холодных, лица так называемого галантного века. Что ни лицо — характер. Что ни лицо — биография.

Это не просто представители екатерининского века, они его олицетворение, они его созидатели. Художник выполнил сполна свою миссию живописца истории (хотя не создал ни одной исторической картины) и за это его современники вначале вознесли на пьедестал славы, а затем благополучно забыли, поглощенные своими делами, интригами и расчетами. И не известно под каким холмиком на старом Смоленском кладбище похоронен человек, сумевший обессмертить их облики.

Жизненный путь Левицкого начался в небольшом украинском селении на Полтавщине в старинном поповском роду, ведущим начало от священника Василия Носа. Отец Дмитрия, Григорий Кириллович, образованный и талантливый человек, тринадцать лет провел в Польше, где в совершенстве освоил граверное дело и стал крупнейшим украинским графиком. Из-за границы он вернулся не только зрелым мастером, но и с новой фамилией Левицкий, поселился в Киеве, а свой церковный приход сдавал по найму другим священникам. Его творческая жизнь часто переплеталась с деятельностью Киевской духовной академии и Киево-Печерской типографии.

В семье Григория Кирилловича и его жены Агафьи, урожденной Левицкой, росли четверо сыновей и дочь. Старший, Дмитрий унаследовал от отца своеобразный дар композиции, совершенство рисунка и уверенную работу с натуры. Выросший в кругу украинской художественной интеллигенции и духовенства, он был хорошо образован, начитан, уверен в своих способностях и бесспорно очень талантлив.

Возможно, еще в 1752-1755 гг. Левицкий познакомился с известным художником А.П.Антроповым, который тогда расписывал Андреевскую церковь в Киеве. А в 1758 г. Дмитрий приезжает в Петербург и не только становится учеником прославленного мастера, но и живет в его семье почти шесть лет. В качестве помощника Антропова в 1762 г. он выполнял росписи Триумфальных ворот по случаю коронации Екатерины II. Два года спустя молодой художник уже самостоятельно реставрировал это сооружение, а в 1767 г. совместно с В. Васильевским создал два иконостаса и 73 образа для Екатерининской и Кироиоановской церквей и добился очень высокой оплаты своей работы.

Неизвестно, были ли другие учителя у Левицкого, но уже в первых портретах его стиль в корне отличался от антроповского. Его манера самостоятельна и более созвучна западноевропейской своей непринужденностью, гаммой полутонов, лессировкой, смягчающей интенсивность цвета, и характерной световоздушной средой.

К тому и время для расцвета искусств было на редкость теплое:

тут и строительство грандиозных дворцов, тут и удачный выбор приглашенных иностранцев, давших новейшие образцы западной школы, тут в целом изумительно красочная пестрота в эстетике и вместе здоровье, прямота духа, то самое здоровье, что (по словам Бенуа) и породило наших Левицкого и Рокотова, художников, «отличающихся моментом колоссального в искусстве значения — жизненностью».

Время жестко определило его будущую ступень в обществе. Где и как жил Левицкий?

В сиянии бриллиантов, среди тех, кто правил державой, и в том — сильный психологический диссонанс.

С одной стороны, знать была художническим материалом, не больше, с другой — зависимость от «материала», от знати, положение по отношению к ней мало отличалось от зависимости и положения часовщика или хорошего повара.

На превращение Левицкого в выдающегося портретиста ушло десять лет, после переезда его в столицу, годы, начиная с 1758-ro, в которые смотрел за ним все тот же Антропов, «человек, имевший зуб против Академии и очень недовольный даже частными уроками у профессоров. Поэтому и эти уроки начались только когда ученик личными заказами стал на ноги и перестал зависеть от учителя.

«Антропов был добрый человек, но изрядный самодур, и быть под его ферулою было нелегко»,— указывал один из старинных исследователей.

Итак, мастерство отполировалось окончательно все же у академистов — итальянца Валериани и француза Лагренэ, и в 1770 году, вместе с золотой академической медалью, пришла полная слава — за портрет Кокоринова.

Портрет был представлен на академическую выставку и среди знаменитостей (Гроот, Лосенко) безоговорочно взял первое место, как лучшая картина в смысле совершенства формы и как «высокая» — в смысле своей духовной наполненности.

Затем (1773-77гг), заказ императрицы Екатерины II, которая поручила ему написать портреты воспитанниц Смольного института благородных девиц.

В то время в России не было ни одной школы, где бы учились девочки. Девочек-дворянок учили дома, а девочек из бедных семей, как правило, не учили совсем. И Екатерина II решила открыть в Смольном монастыре "Воспитательное общество благородных девиц", чтобы, как говорилось в указе, "... дать государству образованных женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества".

Так взошло созвездие «смольнянок», где развернул Левицкий во всю ширь уже не только дарование психолога, но и декоративиста — семь портретов, а вернее, аллегорических картин (Молчанова — наука, Борщова — театр, Алымова — музыка и т. д.), олицетворивших собой, в мнении знатоков, целиком XVIII век в «выдержанности всей системы».

Имеется а виду, разумеется, система эстетическая; может ли художнику быть оценка выше.

К 1790-м годам Левицкий необратимо начинает терять популярность: зашатались стулья под покровителями и главными заказчиками (Князь Безбородко, канцлер, и граф Бецкой, президент Академии художеств)

Безбородко проигрывает государственную силу Потемкину, с порфироносных высот подул на престарелого и уже ненужного Бецкого прохладный ветер, определяется «дело» масона Николая Новикова, чье имя неотделимо от имени Левицкого, потому хотя бы, что сама внешность издателя «Трутня» знакома именно по его портрету.

С той поры Левицкий тоже в немилости.

Теперь отношение двора ее величества к Левицкому определяла его дружба с Новиковым и другими деятелями русского просвещения. Не секрет, что живописец был, как и Новиков, масоном, а отношение Екатерины к ним было весьма определенное.

Одна из главных загадок судьбы Левицкого — это творческое молчание художника в последнюю четверть века его жизненного пути. Ведь за этот срок он написал всего с десяток полотен. Правда, эти холсты превосходны, но не слишком ли мало для такого мастера?

Напрасно это будут целиком приписывать болезни глаз, которая лишь в глубокой старости привела Левицкого к слепоте. Нет, не слепнуть стал художник в середине девяностых годов, а именно в эти годы он, наконец, прозрел. И помогла ему в этом сама жизнь и его замечательный друг, писатель и просветитель Новиков.

В какой-то миг с ослепительной ясностью Левицкий почувствовал всю ложность своего состояния. Его тонкий ум, его честная и прямая душа содрогнулись от ощущения фальши и лицемерия, которые окружали его ежедневно, ежечасно. Он содрогнулся от внезапного сознания, что он участвует сам в каком-то огромном фантасмагорическом обмане.

...Казалось, жизнь шла по-старому. С утра художник становился за мольберт, и холст за холстом покидали мастерскую, радуя вельможных заказчиков.

Но не радовался лишь живописец. Счастье созидания, творчества ушло. Осталось не уходящее чувство неудовлетворенности и пустоты.

Стасов утверждал, что талант художников того времени был «испорчен и искажен, он весь израсходован только на ложь притворство и выдумку главной сущности и на парад и блеск подробностей»..

И художник ищет новые пути. Он ищет пути к народу, к народной тематике.

Он пишет портрет своей дочери в свадебном народном уборе.

Увы... Долголетнее писание заказных портретов сделало свое. Портрет Агаши не задался. Он получился салонный, далекий от жизненной правды,