В кривом зеркале справедливости

Татарстан, №7, 1991 г.

 

«Здравствуйте! Не знаю, по адресу ли обращаюсь, но может быть вы чем-нибудь сможете помочь? Хочу написать о своем, отце. Его зовут Зиганшин Мугдасым, 1921 г. рождения, уроженец д. Шукрале Набережночелнинского р-на. Живет в Нижнекамске.

15 апреля 1941 г. он был призван в армию. Сначала служил в Курске. Началась война, и все ее тяготы легли на плечи необученных новобранцев, таких, как отец. В октябре 1941-го попали в окружение. Контуженным был взят в плен. Потом долгие мучительные и унизительные годы в концлагерях: Литва - Саксония - Франция - Голландия. Освободили их 9 мая 1945 г. канадцы. Потом из Германии в СССР, в спецвысылку, в Красноярск. Оттуда в Норильск. Срок спецвысылки закончился после смерти Сталина в 1953 г. Но отец в Норильске доработал до пенсии и уж потом переехал в Нижнекамск.

В 1979 г. Нижнекамский военкомат после проверки, документа выдал отцу удостоверение участника Великой Отечественной войны. Но затем, в 1983 г., после ложного доноса (кто это сделал, нам не известно) - снова вызов в военкомат. На сей раз предъявили тяжкое обвинение: будто отец служил в Татарском легионе, у Власова, в РОА. Изъяли удостоверение участника войны.

Напрашивается вопрос: почему в 1979 г. удостоверение полагалось, а спустя несколько лет нет? Значит, факты можно каждый раз объяснять по-своему: хотим - зачислим в положительные, хотим - в отрицательные. Все зависит от настроения?

Конечно, ни в какой РОА отец не служил. Куда бы мы ни писали, все наши жалобы возвращались в Нижнекамский военкомат, все оставалось по-прежнему. Квалифицированные специалисты отделываются глухим молчанием.

Обращаюсь к вам как дочь бывшего узника фашистских лагерей - помогите восстановить справедливость. Наверное, есть где-то документы, подтверждающие невиновность отца. Мы ведь знаем, как раньше фабриковались подобные обвинения.

Хочу добавить, что отец заработал хорошую пенсию, живет в двухкомнатной квартире, так что может прожить и без льгот ветерана. Главное - восстановить правду, защитить его имя от тяжких обвинений.

С уважением, С.М. ГЛАЖАНОВА, г. Набережные Челны.»

Оставить без внимания такое письмо было невозможно, и я сразу отправился в Нижнекамск. Мысли одолевали самые разные. Занимаясь 10 лет поисковой работой, я сталкивался со случаями, когда вдруг выяснялось, что уважаемый всеми ветеран - бывший полицай или пособник оккупантов. Но такое бывало редко. Наоборот, как правило, именно узники концлагерей до сих пор ходят с различными ярлыками перебежчиков, власовцев, предателей. Причем обвинения не имеют документальных доказательств, кроме решения Особого совещания, датированного 1945 или 1946 годами. Власовцами до 80-х годов называли всех ветеранов 2-й Ударной армии, которая в свое время спасала Ленинград и освобождала его от блокады.

Не понаслышке знал и о легионах, которые создавались, в Польше из военнопленных разных национальностей. Это была одна из последних надежд вермахта устоять против натиска нашей армии. Теперь известно, что судьба легионов различна, в составе их были не только предатели. Судьбы многих легионеров - неповторимые драмы, каждую из которых нужно изучать отдельно. Минуло то время, когда ставился знак равенства между военнопленным и предателем, пришла пора разобраться, кто из легионеров был действительно предателем, а кто - просто пленником в форменной одежде.

Размышляя о судьбах многих людей, которым до сих пор приходится доказывать свою невиновность, я вспоминал их глаза, полные обиды, безысходности, а порой даже озлобленности. Каково же было мое удивление, когда мы встретились с Мугдасымом Зиганшиным, тем самым, в адрес которого было брошено тяжкое обвинение. Полное спокойствие во взгляде и в голосе, никаких попыток разубедить собеседника, доказать свою правоту. Поначалу такое равнодушие показалось мне неестественным для оклеветанного человека. Но, слушая рассказ пенсионера (уж это-то его «звание» никто оспаривать не будет), я понял спокойствие - состояние того, кто чувствует свою правоту. Агрессивность скорее присуща неправому. Это не является юридическим доказательством, но наводит на размышления.

Мой собеседник охотно отвечал на вопросы, правда, постоянно напоминая: «Все, что помню». Как и следовало ожидать, память человека преклонного возраста не удержала многих дат, номеров, но четко запечатлела названия лагерей в Литве, Германии, Голландии, фамилии земляков, с которыми довелось вместе воевать или томиться в плену, бытовые детали пережитого унижения. Всего на страницах журнала не перескажешь, но главные моменты рассказа воспроизвести необходимо: это попытка человека объяснить, как появилась в его биографии строка о службе врагу.

В армию призван до войны, в апреле 1941 г. Попал рядовым в артполк 87-й стрелковой дивизии, что дислоцировалась под Курском. С первых дней войны - на передовую. Первый бой приняли в конце июня под Брянском. В расчете было 4 татар: он да трое из Кукморского района (Гарифуллин, Набиев, Хусаинов), русский - Якимов, мордвин - Купшин и украинец Борщ.

Винтовки у них забрали сразу - для пехоты, на всю батарею дали лишь пулемет - защищаться от нападения с воздуха. Одну винтовку оставили для часового. Снаряды тоже быстро кончились, начались мытарства окружения. Последнюю оборону занимали под Ярцевом, в Вяземском районе. Там и получили приказ взорвать орудие, прорываться к своим. Был бы жив командир батареи Ласточкин, он бы рассказал, как его, раненного в грудь, тащил 20-летний Мугдасым до ближайшей балки, прячась от немецких танков.

Было это уже осенью. Балка оказалась не укрытием, а ловушкой для многих окруженцев. Когда с обеих сторон сверху появились фашисты с автоматами, балка стала естественным лагерем для военнопленных. Их даже выгонять не стали, продержали там несколько дней. Потом - сортировка: политруков и командиров - расстреляли, остальных - погнали в Смоленск. Потом Шяуляй, станция «Развеличкаус» (правильно - Радвилишкис). Здесь заставили строить тупик ремонтного завода. Желания никто не спрашивал, просто те, кто не работал, не получали лагерную баланду. Если это считать службой врагу, тогда началась она не в октябре 1942 г., как утверждают официальные документы КГБ, а гораздо раньше.

Да, он помнит, как в лагерь приезжала машина с рентгеном. Тех, у кого болезни не находили, переводили в другой барак. Потом тут же, в Шяуляе, началась сортировка по национальностям. Татары и башкиры - в одну сторону, украинцы и беларусы - в другую. При этом у пленных не спрашивали расписок и согласия: всех, кто откликнулся на татарскую речь, отвели в отдельный барак.

Форма? Да, была какая-то: старое обмундирование француз­ских или голландских солдат. В ней и гоняли на работу. В 1943 г., когда фронт стал приближаться, весь лагерь перевели в Саксонию, цент­ральный шталаг 16. Там уже вшей не было, но от голода умирали по-прежнему. Немцы заметно изменились, били меньше. Если кто-то пытался бежать - расстреливали. Узникам лагеря больше доставалось от полицаев и бендеровцев, служивших в охране. Работа была не столь тяжелая, сколько унизительная. И здесь немцы оставались немцами. Труд уплачивался картонными уголками. На 37 штук давали пачку махорки.

Про татарские легионы Зиганшин слыхал, но присягу не принимали. Помнит, что уже в 1944-м в лагерь пригнали 70 легионеров-штрафников. Форма на них была, но ходили уже без ремней. От них узнали, что легион во Франции хотел подняться, перейти к партизанам, но это не удалось. 27 или 28 легионеров были расстреляны, остальные разосланы по концлагерям. Так как большинство легионеров были татары, их поселили в тот же барак, вместе ходили под конвоем в госпиталь, выполняли черновую работу. Иногда медсестры выносили пищевые отходы, подкармливали.

Весной 45-го в лагерь пришли канадцы. Переписали всех, пронумеровали и направили в пересыльный пункт, в Аурих. Жили в палатках, на территории бывшего немецкого аэродрома. Потом проверка в СМЕРШе, эшелон и Красноярский край. Обвинения никто не предъявлял, о том, что его считают власовцем, услышал только от конвоя. А перед погрузкой всем объявили, что везут на родину, к семьям. В Красноярске объявили приговор - 6 лет высылки без какого-либо обвинения, но гражданских прав не лишили. Работал на кирпичном заводе, вступил в профсоюз, жил в бараке, голосовал на выборах, женился. Когда кончился срок высылки - поехал в Норильск вольнонаемным рабочим на медеплавильный завод. Там и проработал до пенсии. Уже пенсионером переселился поближе к родине - в Нижнекамск. Словом, обычная судьба военнопленного, только без особых осложнений после войны.

В 70-х годах, когда начали выдавать удостоверения участников войны, Зиганшина пригласили в военкомат, спросили о военной биографии, уточнили кое-какие факты и через некоторое время вручили все необходимые документы. Что случилось потом, сам не может понять. Рассказал одному из случайных знакомых о своих скитаниях по лагерям, о том, что был знаком со штрафниками-легионерами. Тот, видимо, человек бдительный, написал куда следует. Военкомат послал запрос в Красноярский край и получил секретный документ. Вызвав к себе Зиганшина, тогдашний военком В. Петров прочел ему письмо, отчитал последними словами, обвинил в предательстве.

«Судя по его словам, - вспоминает Мугдасым-абый, - я в Германии был чуть ли не выше Гитлера, везде успел послужить - и в РОА, и в легионе, и в диверсионных частях».

Конечно, забрали удостоверение ветерана, лишили всех льгот. В военном билете вычеркнули запись о том, что в 1941 г. он воевал в составе 578-го артполка. В знак протеста Зиганшин оставил билет в военкомате. Одного он так и не понял: если пришедший документ касается его судьбы, почему ему нельзя прочесть то, что там написано? Запомнилось только, что назвали ему номер, под которым он якобы был в легионе. Слышал он его в первый раз. Все остальное осталось как в тумане, одни оскорбления четко помнятся.

Конечно, попытался пенсионер искать правду в Министерстве обороны, написал туда письмо. Долгое время спустя пришел ответ, подписанный... военкомом В. Петровым. Текст следующий: «На Ваше письмо в Министерство обороны СССР сообщаю, что в личной беседе с Вами установлено, что удостоверение участника войны Вам не положено».

Надо ли говорить, что писал Зиганшин не для того, чтобы вернуть себе льготы, - справедливости искал. А может ли подобный ответ удовлетворить кого-либо? Пришлось продолжить переписку со многими инстанциями, пока, наконец, дочери ветерана не прислали в прошлом году из Набережночелнинского отдела КГБ такое письмо:

«Зиганшин Мугдасым, согласно имеющихся архивных материалов, 14 апреля 1941 г. Ошским РКВ Киргизской ССР призван в РККА. Службу проходил рядовым в составе 578 артполка 87-й стрелковой дивизии 19 армии. В период Вяземского окружения 12 октября 1941 г. попал в плен. Содержался в лагерях военнопленных и находился в 835 рабочем батальоне на территории Литвы, Германии, Голландии. С 10 октября 1942 г. до окончания войны служил в немецкой армии рядовым солдатом в 826-м батальоне Татарского легиона, в 1943 г. принимал присягу на верность Германскому государству. В мае 1945 г. вместе с немецкими частями капитулировал перед английскими войсками, и в августе того же года англичанами был перевезен в СССР. После прохождения проверки направлялся на спецпоселение в г. Норильск.

Зам. начальника Отдела X. Галяутдинов».

Вот оно, разоблачение, скажет читатель. Все становится на свои места. Выведен на чистую воду еще один предатель. Есть, правда, места в письме, вызывающие, мягко говоря, улыбку. Во-первых, служить в составе 826-го батальона до 1945 г. М. Зиганшин просто не мог: в сентябре 1944 г. легион был расформирован. Во-вторых, «капитулировать» перед англичанами он тоже не мог, потому что в то время уже снова был узником концлагеря. Подтверждение этим фактам - ниже.

И все же главное обвинение остается - принимал присягу и служил врагу. Что может быть тяжелее этой вины? Чтобы окончательно выяснить все подробности, я решил посмотреть секретный документ, который получил Нижнекамский военкомат в 1983 г. Новый военком любезно разрешил ознакомиться с текстом письма из КГБ ТССР, предупредив о секретности содержания. И что же? Упомянута принадлежность М. Зиганшина к легиону, указан его личный номер - 175953. Правда, не понятно - в легионе или в лагере для военнопленных? Но самое главное - есть важные сведения, которые ставят под сомнение весь смысл обвинения: с сентября 1944 г. по май 1945-го Зиганшин содержался в штрафном лагере в Голландии и был репатриирован только в январе 1946 г.

Возникает ряд вопросов. Кому же верить - Комитету госбезопасности или его отделу в Набережных Челнах? Откуда появились сведения о присяге, службе у немцев до конца войны? Почему данные о содержании Зиганшина в штрафном лагере до мая 1945 г. секретны? Может быть, все это - несущественные детали на фоне факта службы в легионе? Так может считать только тот, кто не знает истории татарского легиона. И даже если все было действительно так, и Мугдасым Зиганшин был легионером 826-го отдельного батальона - это тем более не повод для обвинения в предательстве.

Установлено, что ни один из батальонов Волжско-татарского легиона не принимал участия в военных действиях на стороне вермахта... Если верить документам КГБ, Зиганшин являлся легионером 826-го батальона, того самого, который в 1944 г. поднял восстание и попытался перейти на сторону партизан. Факты, подтверждающие это, опубликованы в 1984 г. в книге Гази Кашшафа «По завещанию Мусы Джалиля». Цитирую: «Обер-лейтенанту Дальтер Хайзен - командир части «добровольцев», подчинявшихся Западному главнокомандующему, записал в дневнике следующее:

«10 августа. Командир кадровой дивизии «добровольцев» приказывает разоружить Волго-татарский и армянский легионы. Это говорит, что он находится на грани катастрофы. 6 сентября, руководитель 826-го Волго-татарского батальона сообщает: остатки батальона разоружены» (с. 184).

Вот почему в биографии легионера появился штрафной лагерь в Голландии. Тех, кому не удалось убежать к «маки», либо расстреляли, либо рассортировали по лагерям. Такой же была и судьба 827-го батальона. Последний раз эти сведения опубликованы в 1989 г. в книге Р. Бикмухаметова «Муса Джалиль», которая вышла в Москве. Вся подпольная деятельность Мусы Джалиля была связана именно с 826-м и 827-м батальонами Татарского легиона. Эти батальоны сформированы при активном участии Джалиля и его соратников. Как это делалось - теперь знает каждый школьник, прочитавший книги о поэте-герое. Неужели для челнинских сотрудников госбезопасности это новость? Не является ли знание подобных фактов профессиональной обязанностью тех, кто выдает соответствующие справки, решает судьбы людей, выносит приговоры?! Да-да, обвинение в предательстве - настоящий приговор, правда, моральный. Но честному человеку пережить его ничуть не легче, чем физическое наказание, лишение свободы.

Каков же вывод? Если говорить о конкретном факте - налицо проявление чиновничьего равнодушия, нежелание разобраться в сведениях, которыми располагает и военкомат, и КГБ, или же простое их замалчивание. Мы хорошо знаем, к чему приводит замалчивание правды, многих подробностей нашей истории. Судьба легиона «Идель-Урал» - наглядный пример тому. Об истинном поведении легионеров на оккупированной территории знают очень немногие даже в самой Татарии. Свидетельства очевидцев и документальные факты до сих пор «закрыты». С какой целью? Кто мешает назвать предателя предателем, а жертву - жертвой? К чему эта недоговоренность, полунамеки? Кому это выгодно? Народу Татарстана? Ничуть.

Напротив, отсутствие ясности приводит к появлению слухов и кривотолков. Не потому ли даже в официальном «секретном» ответе КГБ, а потом и в письме из Татвоенкомата, присланном Зиганшину, говорится о его службе «в 826-м отдельном рабочем батальоне РОА». Сведено три совершено разных понятия. 826-й отдельный батальон Татарского легиона уже не был «рабочим», но и к РОА Власова не имел никакого отношения.

Что же касается Мугдасыма Зиганшина - его личное дело, признавать себя легионером или нет. Главное, что обвинять его в предательстве только за принадлежность к 826-му легиону по крайней мере некомпетентно. Конечно, нельзя впадать и в другую крайность, называть всех легионеров подпольщиками или потенциальными партизанами. Но согласитесь - в штрафной лагерь из легиона отправляли не за ретивую службу. Это, во-первых. Во-вторых, в 1946 г. за действительное предательство Родины 6 лет высылки без лишения гражданских прав не давали. Как минимум 25. Такой срок получали даже офицеры 2-й Ударной армии, вышедшие из окружения, «за то, что не предотвратили предательство своего командарма Власова».

Но, может быть, КГБ все же располагает какими-то дополнительными сведениями о Зиганшине? Какими конкретно? Почему их не предъявили обвиняемому? Может быть, информация засекречена из гуманных соображений, чтобы не травмировать самого ветерана и членов его семьи? Но помилуйте, кому нужны такие секреты полишинеля, если о «предательстве» Зиганшина узнали все окружающие? Давно пришла пора сказать во всеуслышание: да, среди татарских легионеров были слабовольные, не исключено даже предатели. Их можно и не называть. Но всех остальных легионеров необходимо освободить от клейма «подлых изменников». И тех, кто был узником в особом обмундировании, и тем более тех, кто перешел на сторону партизан или попытался это сделать. Понимаю, что делать это нужно было лет 20 назад, что теперь уже в живых остались единицы бывших узников фашист­ских концлагерей, ложно обвиненных в измене. Но лучше поздно, чем никогда. Это нужно не столько им, сколько их детям и внукам. Каждый догадывается, каково быть родственником «предателя».

И, наконец, еще один принципиальный вопрос. Почему до сих пор сотрудникам компетентных органов не пришла мысль о том, что недоговоренность в истории легиона «Идель-Урал» до сих пор лежит черной тенью на всем народе, что пора окончательно развеять эту тень? Кто это должен делать, если не КГБ? В его руках все необходимые документы, многие из которых совершенно не­обоснованно держатся в секрете. Эта секретность наносит ощутимый ущерб как самим бывшим легионерам, их семьям, так и всей истории татарского народа. Пришло время правды. Чем полнее будут знать ее современники, тем меньше станет кривотолков и пересудов, сломанных судеб.

Что же касается М. Зиганшина - Комитету госбезопасности нужно, думается, либо предъявить веские доказательства его вины, либо, по-настоящему изучив историю 826-го батальона легиона «Идель-Урал», восстановить веру ветерана в справедливость.