Брушлинский А. В. Воображение и познание

Брушлинский А. В. Субъект: мышление, учение, воображе-ние. - М. - Воронеж, 1996. - С. 365-387

По свидетельству очень многих выдающихся деятелей науки, искусства, литературы и т. д., в их творческом (в частности, мыслительном) процессе особо важную, чуть ли не решающую роль играет воображение. Специальные философские и психологические исследования этого процесса тоже приводят обычно к аналогичному выводу о том, что именно фантазия является основой или «механизмом» мышления, вообще творчества. Следовательно, надо признать бесспорным по крайней мере одно: как бы ни понималось воображение, его нельзя обойти при изучении мыслительной, вообще творческой деятельности. Исследованию подлежат прежде всего те явления, факты и закономерности, которые обозначаются термином «фантазия» (или «воображение»).

Согласно наиболее распространенной и почти общепризнанной точке зрения, под воображением понимается обычно «психический процесс, состоящий в создании новых образов на основе переработки прошлых восприятий». Следовательно, здесь прямо указывается, что специфика самого воображения - создание нового.

В огромном большинстве случаев при этом признается, и, на наш взгляд, справедливо, что воображение представляет собой одну из разновидностей непосредственно лишь чувственного познания, а не собственно мышления. Чувственное познание составляют ощущения, восприятия, представления и воображение. Последнее представляет собой возникновение новых чувственных образов, но не новых мыслей, идей, понятий и т. д. Однако, есть и противоположная, правда менее распространенная, точка зрения, согласно которой в процессе воображения формируются не только новые чувственные образы, но и новые мысли. Тогда фантазия понимается, например, как «сложный психический процесс, заключающийся в создании новых представлений и мыслей на основе имеющегося опыта».

Обе изложенные точки зрения выделяют в качестве основного именно творческий аспект фантазии, т. е. ее способность к новообразованиям. Отсюда идет хорошо известное понимание воображения как основы или «механизма» всякого творчества, и прежде всего мышления. Но сразу же возникает обычно не учитываемый вопрос: создание, открытие, выявление и т. д. нового это дело только воображения или также еще и восприятия, представления, мышления?

Если признать, что воображение заключается «в создании новых мыслей» (а не только новых чувственных образов), то придется отказаться от собственно мыслительной деятельности. Раз новые мысли создаются непосредственно воображением, а не мышлением, то последнее просто становится ненужным, лишается своей основной функции. В лучшем случае потребуется только так на­зываемое репродуктивное мышление, обреченное на вечное повторение и воспроизведение лишь старых мыслей. К тому же <...> существует, как известно, точка зрения (на наш взгляд, наиболее правильная), согласно которой вообще нет никакого репродуктивного мышления, поскольку всякая мыслительная деятельность является продуктивной, творческой, открывающей нечто новое. Следовательно, специфику воображения надо, очевидно, искать непосредственно в пределах только чувственного познания.

Если фантазия и влияет на собственно мыслительную деятельность, то лишь опосредованно, поскольку последняя необходимо опирается на восприятия, представления и т. д. Здесь действует общий основной, пусть даже несколько формальный, принцип, на котором построено и все дальнейшее изложение: то, что обычно включают в состав воображения, с целью выявления его специфики <...> должно быть немедленно изъято из всех других форм, познания. Иначе нельзя выявить своеобразие воображения. Если «создание новых мыслей» специфично именно для фантазии, оно тем самым перестает быть характерным непосредственно для мышления.

Аналогичный ход рассуждения неизбежен и в отношении чувственного познания, так или иначе взаимосвязанного с воображением. Если создание «новых чувственных образов» является привилегией непосредственно воображения, то приходится сделать вывод, что в ощущениях, восприятиях и представлениях человеку не открывается ничего нового. <...>

В самом деле, когда воображение определяют как создание «новых образов на основе переработки прошлых восприятий», сразу встает вопрос: а как же тогда быть с новыми образами, возникающими в процессе нового восприятия? Ведь существуют не только прошлые, но и новые восприятия; это тоже новые образы, и они тоже связаны со старыми восприятиями, с их переработкой и т. д. Все «прошлые» восприятия сначала тоже были новыми. Выход, очевидно, может быть только один: либо следует вообще отрицать наличие новых восприятий, что явно нелепо; либо, признав, что новообразования возникают в ходе не только воображения, но и восприятия, определять фантазию не вообще как процесс «создания нового», а в самом этом процессе искать какую-то особую сторону (если она есть) и обозначить ее как собственно воображение.

То же самое относится и к другому чувственному образу - к представлению, которое настолько близко и непосредственно связано с воображением, что их обычно - (хотя и неявно) просто отождествляют друг с другом. Это наиболее важная часть нашей проблемы, так что ее надо рассмотреть более обстоятельно. Обычно отмечают, что, «являясь преобразованием уже имеющихся представлений, воображение опирается на знания». Представление обычно понимается только как «процесс оживления следов прежних ощущений и восприятий, а воображение - как создание нового образа путем замыкания новых связей между следами прежних восприятий». Итак, «материал» прежних восприятий лежит в основе и представления, и воображения, но "лишь последнее создает из этого материала нечто новое, а первое все равно остается «прежним», т. е. как будто бы не приходит ни к каким новообразованиям, хотя и пользуется тем же самым исходным материалом. Здесь различие между представлением и фантазией как будто бы доведено до предела, до их полной противоположности.

Вместе с тем тут же делается и совершенно другой, на наш взгляд, более правильный вывод о том, что очень трудно провести резкую грань между обоими этими процессами чувственного познания. Однако последующая конкрети­зация такого вывода приводит по существу к его отрицанию, вновь восстанавли­вая тезис о полной противоположности представления и воображения. <.„>

Независимо от того, как понимать фантазию, она, так сказать по определению, может быть в лучшем случае одной из форм или сторон лишь чувственного познания. Иначе говоря, прямо и непосредственно она еще не относится к собственно мышлению (абстрактному понятийному познанию), хотя последнее невозможно без опоры на ощущения, восприятия и представления. Следовательно, не приходится, на наш взгляд, обозначать в качестве воображения ту сторону («остаток») мыслительного процесса, которая, согласно общепризнанному мнению, не может быть объяснена только законами логики. Эта весьма существенная сторона мыслительной деятельности и составляет предмет психологии мышления. Другими словами, она должна быть сохранена именно в составе соб­ственно мыслительного процесса (так мы перешли ко второй части намеченной выше альтернативы).

Все трудности в трактовке воображения связаны, как мы видели, с тем, что -мышление, противопоставляемое фантазии, берется обычно в его только логических характеристиках. Чтобы признать существование фантазии, здесь при­ходится явно или скрыто отвергнуть психологию мышления, поскольку психологические закономерности последнего исчезают. В результате мыслительная деятельность лишается части своих существенных закономерностей, потому что логика, как известно, не претендует на полное и исчерпывающее объяснение мышления. Полное его объяснение предполагает сотрудничество логики с психологией и другими конкретными науками на основе определенных философских принципов. Отрицание психологии мышления создает в изучении мыслительной деятельности существенный «вакуум». Его-то и стремятся как-то заполнить сторонники традиционной теории воображения. Они в какой-то форме по существу тоже признают наличие этого «вакуума», который образуется по мере обеднения мышления и сведения его к чисто логическим характеристикам. Но вместо того чтобы восстановить мышление во всем богатстве и сложности не только логических, но и психологических его закономерностей, они попросту изымают последние из собственно мыслительной деятельности и в качестве уже немыслительных зако­нов приписывают воображению. Сторонники традиционного понимания фантазии придают ей самодовлеющее и решающее значение в познавательной, вообще в творческой деятельности именно потому, что они в какой-то степени - осознанно или неосознанно - тоже чувствуют необходимость как-то компенсировать эту ущербность собственно мышления (в его наиболее развитых формах), лишенного существенных психологических характеристик. «Относительно свободная и произвольная» фантазия призвана дополнить и компенсировать обедненное таким образом «косное» мышление. В результате, чем большая роль приписывается воображению, тем большему опустошению подвергается собственно мыслительная деятельность. Выход состоит, очевидно, в том, чтобы восстановить пра­омерность и необходимость психологического подхода к мышлению и соотнести его с логическим подходом к нему.

Все закономерности логики - формальной и диалектической - распространяются на все стороны, стадии и т. д. мыслительного, вообще творческого процесса.

Логические законы распространяются в том числе и на так называемые этапы «инсайта», догадки, «озарения» и т. д. (традиционно относимые лишь к «ведомству» психологии), т. е. они имеют силу и для «старых», и для новых, еще только возни­кающих мыслей. Но это, конечно, не значит, что закономерности логики полностью объясняют все происходящее на указанных и вообще на всех этапах мышления. В целях полного и всестороннего объяснения всех стадий мышления психология существенно дополняет и продолжает логику. Логика необходима, но недостаточна для понимания любого и каждого этапа мыслительного процесса. Так снимается упоминавшаяся ложная альтернатива, согласно которой либо мышление цели­ком подчиняется законам логики и тогда оно остается «косным», т. е. не открывает ничего нового, либо оно приходит к открытию чего-то нового и тогда нарушает законы логики, переставая быть мышлением, т. е. превращаясь в фантазию.

Очень важно, кроме того, участь, что в изучении мыслительного процесса психология уделяет особо пристальное внимание различным способам и «механизмам» взаимосвязи между мышлением и чувственным познанием. (Напомним, что формальная логика, наоборот, отвлекается от взаимосвязей мышления с ощущениями, восприятиями и представлениями). В реальном познавательном процессе даже самые абстрактные понятия и чувственно-наглядные элементы всегда функционируют только в единстве и взаимопроникновении. Наглядные элементы в мышлении - это более или менее генерализованное содержание восприятий, обобщенные образные представления и особые схемы (план, замысел и т. д.), которые как бы предвосхищают словесно еще не развернутую систему мыслей. С помощью таких наглядных схем устанавливается особенно тесное взаимодействие между чувственным познанием и абстрактным мышлением.

Таким образом, для того чтобы содержательно ставить и решать вопрос о якобы ведущей роли воображения в познавательной, вообще в творческой деятельности, надо прежде всего обратиться к конкретному исследованию мышления во всем богатстве не только его логических, но и психологических закономерностей, во всем многообразии его взаимосвязей с ощущениями, восприятиями, представлениями и т. д. Но тогда оказывается, что в результате весьма различных и многочисленных специальных исследований такого типа - теоретических и экспериментальных - для воображения (в любом его понимании) либо вовсе не остается места, либо ему отводится весьма незначительная, отнюдь не решающая роль. По крайней мере к такому выводу приводит анализ основных современных монографий по психологии мышления.

Итак, трудности в трактовке фантазии свидетельствуют о том, что традиционное у нас понятие воображения остается пока очень расплывчатым, нестрогим и двусмысленным. Как мы видели фантазию определяют обычно сочетанием двух основных признаков: 1) открытие, создание нового и 2) преобразование образа познаваемого предмета. В отличие от первого второй из них характеризует непосредственно не столько самый результат или продукт фантазии (создание нового), сколько процесс или «механизм», с помощью которого этот результат получается. Мы пытались показать, что оба этих признака не специфичны только для воображения, а в одинаковой мере характеризуют вообще все формы и уровни психического отражения: ощущения, восприятия, представления, мышление и т. д. Следовательно, если воображение все же существует, то его специфика заключается в чем-то другом, пока неизвестном. Мы, разумеется, не предлагаем просто и сразу же отказаться вовсе от понятия и термина «воображение». Цель этой дискуссионной главы другая - привлечь внимание специалистов (философов, психологов и др.) к обычно не замечаемым трудностям в традиционной трактовке воображения и тем самым сопоставить друг с другом два основных «механизма», с помощью которых происходит открытие нового: анализ через синтез и фантазию. <...>