V. 1701 г. 11 января по старому стилю. Москва. Письмо Ивана Берулы, члена иезуитского ордена, миссионера в Москве. Без адреса. Подлинник

Достоуважаемый господин! Я получил в ноябре письмо, [57] отправленное вами в октябре. Много я порадовался, узнав из него о столь многих делах, о которых раньше совершенно не знал. Глубоко поскорбел о смерти столь святого папы, равно как и о смерти господ сочленов наших, бывших некогда весьма близкими мне. Да сохранит Бог остальных для своей славы! Я и собрат мой, по милости божией, здравствуем. Он возвратился из Азова в последний день декабря прошедшего 1700 года, пробыв в отсутствии из Москвы слишком девять месяцев. Я не сомневаюсь, что он сам напишет вам о том, что делал в продолжение этого времени как в Азове, так и в других местах. Я рад его приезду. Теперь могу хоть несколько отдохнуть от трудов, которые теперь разделяю уже с ним.

Школа моя все растет, благодаря вновь поступающим и имеющим еще поступить ученикам и в таком количестве, что, надеюсь, скоро оно достигнет тридцати. О, как я несчастен, что не имел случая приобресть вещи для наград за которые заплатил бы теперь вдвое и втрое, только бы было где достать! Но в то же время, как число учеников лютеран у нас увеличивается, число членов католической общины уменьшается. Главнейшие из них уже почти все умерли прежде, а теперь еще недавно у Нарвы одни убиты, другие взяты в плен. Храм по большей части бывает пуст, даже в праздничные дни, конечно, потому, что немногие остались, да и те стали как-то холодны. Деньги на нужды церкви, для уплаты учителю и сакристиану до сих пор собирались с общины, но теперь сама она нуждается в милостыне, за которой не один из нее и навещает часто наше училище. Как много хлеба у лютеран и кальвинистов! В какой милости и фаворе они находятся у светлейшего царя! Он пребывает у них по целым дням, пирует с ними и веселится, тогда как из католиков нет почти никого, кто бы был вполне сыт и близок к светлейшему царю. Терпение! Может быть настанут лучшие времена. Здешний патриарх — человек старый и весьма простой, в прошедшем сентябре месяце тоже закрыл глаза, как и наш светлейший (папа). Его никто не [58] заместил и вероятно не заместит. Так угодно светлейшему царю по причинам, ему одному известным. Обязанности патриарха исполняет какой-то архимандрит, по фамилии Яворский, недавно вызванный из Киева и возведенный в сан митрополита. Он как-то стал известен светлейшему царю своей ученостью (он киевский заслуженный профессор богословия). Он, как слышно, окончил высшие науки в Вильне, притворившись униатом, но, когда там снята была с него маска, то, говорят, он оттуда был удален не совсем почетно. Отсюда у него теперь мало расположения к римлянам. Он нравится, как я сказал, светлейшему царю, но не очень нравится народу, потому что он «oblevanecz» (обливанец) (так они называют тех, которых крестят, наливая воду сверху на главу, как это делается у киевлян и у нас римлян) и народ боится, как бы он, сделавшись патриархом, не ввел каких-либо новшеств. Вследствие этого народ склоняется больше на сторону другого кандидата, человека не столь ученого, но и не без образования, мужа честного, более преклонных лет и к нам не особенно неприязненного, именно, на сторону новгородского митрополита. ²⁹ Эта местность находится недалеко от Нарвы. У этого места стоит теперь русское войско, имеющее вскоре начать действия против Швеции. К этим войскам, как выдают повсюду за правду, прибудут разного рода татары, преимущественно черкасы и калмыки, которые, как полагают, пройдут с огнем и мечом и превратят в пепел всю Швецию. Светлейший царь желает отомстить чувствительно за ту обиду, которая была нанесена ему не столько храбростью шведов, сколько бесстыдным поведением некоторых офицеров, которые перебежали к неприятелю и открыли ему серьезнейшие планы, бывшие известными им. Один из таких офицеров, по имени Гуммерт, родом швед, раньше находившийся в особенной перед остальными милости у светлейшего царя, имеет теперь, в наказание за измену, перед своим домом в нашей слободе виселицу с повешенным изображением его и соответствующею надписью. Да будет благословен Бог за то, что в числе изменников не было ни одного [59] католика, хотя, нужно сказать, что простой народ не делает между нами разницы и приписывает поражение вообще немцам. Каково бесстыдство жителей Гамбурга! Они решились напечатать в газете, будто шведы взяли в плен при Нарве 40,000 татар, тогда как там никаких татар не было. Прочитав это извещение, светлейший царь приказал, чтобы и здесь также была устроена немецкая типография, и чтобы известия, напечатанные здесь, распространялись по всему миру, подобно тому, как это делают голландцы. Несколько месяцев тому назад здесь обнаружено было новое возмущение, которое замышляли произвести некоторые из духовенства, вырезав на днях новые десять заповедей, в сочинении коих они неправильно обвиняли светлейшего царя: 1) должно стричь бороды (великий грех!); 2) должно носить немецкую одежду; 3) носить на голове парики; 4) безнаказанно даже нюхать табак, чтo по их мнению грех против природы; поэтому до сих пор табак только курили, и это было не грешно. Это и многое другое было нагромождено в этих новых скрижалях и должно было быть распространено в народе, чтобы возбудить в нем ненависть; но вовремя было открыто, возбудило в светлейшем царе новое негодование и он приказал окружить солдатам монастыри и до тех пор стеречь их, пока не доберутся до автора этого десятословия. Виновником оказался какой-то старик священник из патриаршего дома и наказан смертью. Остальные, которые, как полагают, знали об этом замысле, теперь в тюрьме под строгою стражею. ³⁰ При этом произошла и смешная история. Один архимандрит захвачен с какою-то женщиной, не из числа лиц его пещеры. Солдаты взяли его, сняли камилавку, надели на него косынку и повязку его подруги и повели чрез средину города в тюрьму, при чем в народе одни смеялись, а другие вздыхали. Такие и подобные им вещи здесь не новость и уже не возбуждают удивления. ³¹ Я слышал, что светлейший царь имеет сильное желание преобразовать духовенство, что и в самом деле крайне необходимо. Какое великое невежество в пастырях! какие ошибки при совершении таинств! Все это небезъизвестно светлейшему царю; поэтому он много [60] ревнует о необходимом духовном благе. Говорят, покойный патриарх жаловался светлейшему царю на мою школу, что она опасна, что ученики совратятся. На это светлейший царь ответил так: «почему же ты не учишь юношей, чтобы они могли в свою очередь учить наших детей». После этих слов здешний святитель замолк. Преемник покойного местоблюститель Яворский, сам любитель наук и ревнующий о распространении образования между русскими, пригласил, говорят, киевских профессоров, чтобы они и здесь обучали русских наукам, но приглашенные еще не являются, да если и явятся, то не будут иметь того успеха, на который рассчитывают, по весьма многим причинам. Я кроме латинского языка вскоре начну учить также и немецкому, который, как вижу, русским желательно знать не менее латинского, поэтому-то главным образом я и не боюсь, что киевские профессора, если приедут, отнимут у меня учеников. Правда, труд мой увеличится, но надеюсь, Бог прибавит мне и больше сил для дела, предпринятого ради его. Да сохранит Бог невредимым светлейшего царя. При его жизни мы можем питать хорошие надежды, а в случае его смерти мы близки к отчаянию. Таковы наши дела.

О том, что делается вне московского государства, мы почти ничего не знаем. Носится слух, что выбран новый римский папа, под именем Урбана IX, а также что внук французского короля назначен испанским наследником. Если это правда, то не сомневаюсь, что это произведет большие волнения в среде других государей. Да удостоит ваше преподобие сообщить мне тем же условным языком, каким писано предшествовавшее письмо, новости, какие вы сочтете достойными сообщения, в особенности известия касающиеся известных почивших лиц и перемен в среде наших друзей. Я охотно отложу империал для уплаты за почту, лишь бы мне получить письмо, подобное предшествовавшему. Податель этого письма Карл де Лос — брат нашего общества, возвращающийся из турецкой миссии. Он прожил в Москве четыре месяца и может рассказать о многих здешних делах. Ему не хочется [61] возвращаться в свою франко-бельгийскую провинцию, а хотелось бы перейти в другую. Благоволите ваше преподобие помочь ему вашим содействием или, по крайней мере, coветом, насколько сочтете это позволительным. Почтительно кланяюсь всем нашим, а в особенности главе дома. Остаюсь достоуважаемого вашего преподобия обязанный раб, Иван Берула. Москва. Немецкая слобода. 11 января стар. ст. 1701 года.

VI