Карл Густав ЮНГ, Мишель ФУКО. знание священника и Церкви

знание священника и Церкви. В этом-то и заключается глав­ная, общая экономика покаяния, какою она сформирова­лась в разгар Средневековья и какою она функционирует по сей день.

Теперь же, чтобы наконец приблизиться к нашей теме, я хочу рассказать вам о том, что произошло начиная с XVI века, то есть с того периода, который характеризуется не началом дехристианизации, а, как убедительно показали некоторые историки, напротив, фазой глубинной христиа­низации.

Между Реформацией и охотой на ведьм, минуя Тридент-ский Собор, простирается целая эпоха, когда, с одной сторо­ны, начинают формироваться государства нового времени, и когда, с другой стороны, христианские рамки сжимаются вокруг индивидуального существования. Состояние покая­ния и исповеди, во всяком случае, в католических странах (протестантские проблемы я пока оставлю в стороне, но в самом скором времени мы подойдем к ним по другому по­воду), я думаю, можно охарактеризовать следующим обра­зом. Во-первых, Тридентский Собор прямо поддерживает, сохраняет сакраментальный каркас покаяния, о котором я только что говорил, и во-вторых, внутри и даже вокруг собс­твенно покаяния выстраивается могучая машина дискурса и следствия, анализа и контроля. Ее построение идет в двух аспектах. С одной стороны, расширяется область испове­ди, признание движется к генерализации. Все или почти все в жизни, деятельности, мыслях индивида должно про­ходить через фильтр признания, не обязательно, конечно, в качестве греха, но, во всяком случае, в качестве элемента, важного для следствия, анализа, который теперь подразу­мевает исповедь. С другой стороны, коррелятивно этому значительному расширению сферы исповеди и признания, еще сильнее подчеркивается власть исповедника, вернее, его власть как оператора прощения; власть, которую он приобрел с той поры, как покаяние стало таинством, укреп­ляется целым комплексом смежных властей, которые одно­временно поддерживают и расширяют ее. Вокруг привиле­гии прощения скапливается то, что можно назвать правом

дознания. В поддержку сакраментальной власти ключей формируется эмпирическая власть глаза, взгляда, уха, слу­ха священника. Этим объясняется впечатляющее развитие пастырства — техники, способной помочь священнику в руководстве душами. Когда государства подходили к поста­новке технической проблемы проведения власти над телами и средств, при помощи которых возможно эффективное осу­ществление этой власти. Церковь, со своей стороны, разра­батывала технику руководства душами, каковую представ­ляет собой пастырство, — пастырство, определенное Три-дентским Собором и затем подхваченное, развитое Карлом Борромеем.

Покаянию, разумеется, принадлежит в этом пастырстве решающее, я бы даже сказал, почти исключительное зна­чение.

Так или иначе, с этого момента складывается целая литература, двойственная по своему составу: литерату­ра для исповедников и литература для кающихся. При­чем литература для кающихся, эти маленькие руководства по исповеди, умещающиеся на ладони, по сути, является всего лишь изнанкой другой литературы, литературы для исповедников — объемистых трактатов на темы совести или исповеди, которые священники должны иметь у себя, в которых они должны разбираться и при необходимости консультироваться. Эта-то литература для исповедников и является, как мне кажется, доминирующим элементом, клю­чевой деталью системы. Именно в ней содержится анализ процедуры дознания, которое ведется теперь по усмотрению и инициативе священника и постепенно подчиняет себе всю исповедь, а к тому же и выходит далеко за ее пределы.

В чем же заключается эта техника покаяния, которую должен знать, которой должен владеть, которую должен предписывать кающимся священник? Прежде всего сам исповедник должен быть квалифицированным. Он должен обладать рядом непременных качеств. Во-первых, влия­тельностью: он обязательно должен иметь священнический сан и, кроме того, должен быть уполномочен принимать исповедь епископом. Во-вторых, священник должен обла-

ФИЛОСОФСКИЙ БЕСТСЕЛЛЕР