В церквях Реймса, тесно связанных с французской монархией, также происходило характерное слияние старого и нового. Отличный пример этого процесса – собор в Реймсе, где совершались коронации и помазания королей Франции. Здесь, как и в Сен-Дени, к старому центральному нефу пристроили фасад и хор в новом стиле. К сожалению, до наших дней они не сохранились, так как еще в 13 в. На месте этого собора было возведено совершенно новое здание.
Церковь же аббатства Сен-Реми в Реймсе, напротив, несмотря на серьезные повреждения во время Первой мировой войны, до сих пор остается одним из самых впечатляющих образцов типичной для 12 в. Комбинации архитектурных стилей различных эпох. Именно в этой церкви монахи хранили священный елей, якобы доставленный на землю ангелами, который использовался для помазания французских монархов. Кроме того, здесь находилась гробница святого Ремигея (Реми), употребившего этот “ангельский” елей при крещении Хлодвига I – короля, который благодаря миропомазанию стал основателем французского королевства. Ремигий сыграл не менее важную роль в развитии французской монархии, чем Дионисий.
Работы по реконструкции монастырской церкви начались во второй половине 60-х г. 12 в. с обновления западного фасада. Верхняя часть фасада до наших дней в своем прежнем виде не сохранилась, однако нижние два этажа позволяют составить представление о том, как выглядел этот новый фасад, возведенный между двумя старыми боковыми башнями.
Продвигаясь от этих внешних башен вглубь здания, мы обнаруживаем, что богатство декоративных мотивов постепенно возрастает, рельефы становятся все глубже и выразительнее, а свет, проникающий через окна, - все ярче. Главный портал обрамлен двумя классическими колоннами, которые увенчаны более тонкими служебными колонками. Этот мотив многократно повторяется и в интерьере церкви. Кроме того, вплотную к старым опорам центрального нефа 11 в. установили монолитные колонны, в результате чего новый готический свод теперь опирается на пучки тонких пилястров.
Создается впечталение, будто новая церковь построена внутри гораздо более древнего здания. В полностью обновленном хоре снова появляются мотивы центрального нефа; особенно это заметно в широких аркадах и в высоких пролетах галереи, каждый из которых разделен на две арки.
Как и в церкви Сен-Жермен-де-Пре, все пространство хора окружено цепью мощных опорных столбов. На капителях этих опор высятся пучки более тонких круглых служебных колонок, элегантно соединенных с арками галереи. Трифорий зрительно связан с верхними окнами центрального нефа благодаря общему мотиву – тонким, изящным средникам, превращающим верхний ярус нефа в легкое филигранное кружево. И даже количество арок подчинено принципу возрастания эффектности интерьера при движении снизу вверх: в каждом пролете аркад – по одной арке, в каждом пролете галереи хора – по две арки, а в каждом пролете трифория и верхнего яруса центрального нефа – по три.
В качестве одного из самых оригинальных достижений архитектора этой церкви следует отметить необычность связи между деамбулаторием и капеллами хора. В отличие от церкви Сен-Дени, где капеллы и обход объединены под общим сводом, в реймской церкви капеллы, расположенные по кругу, лишь слегка касаются деамбулатория, не сливаясь с ним. Вдоль линии соприкосновения этих двух пространственных ячеек поднимаются изящные монолитные колонны (уже знакомый нам мотив), которые поддерживают отделенные друг от друга своды капелл и обхода. С других сторон своды капелл опираются на еще более тонкие монолитные пилястры, выступающие из стены. В результате создается впечатление, что эти своды независимы от других элементов интерьера и перекрываются капеллы отдельными балдахинами.
Снаружи хор церкви Сен-Реми затмевает изысканной красотой всех своих предшественников. Здесь мы сразу же замечаем знакомое нам по интерьеру церкви возрастание богатства декоративных мотивов снизу вверх. Бросается в глаза и то, что все это монументальное сооружение состоит, в сущности, из одних окон, разделенных между собой лишь тончайшими участками стены. Стены опираются на тонкие, но прочные аркбутаны и контрфорсы, которые, не загораживая окон, высятся горделивым памятником искусству зодчего, обладавшего поистине изощренным чувством равновесия.
Нотр-Дам в Реймсе.
Собор в Шартре задал высокий стандарт готической архитектуры – стандарт, превзойти который, казалось, было невозможно. И в то же время готическая архитектура еще далеко не достигла вершины своего развития: соперничать с шартрским собором было трудно только по причине его роскоши и дороговизны.
В результате бросить вызов Шартру можно было лишь одним способом: реставрировать собор в Реймсе. Эта задача хорошо вписывалась в политическую ситуацию тогдашнего времени, так как помазание французских королей совершали именно реймские архиепископы. И наконец, одному из этих архиепископов пришлось решать, как привести собор в соответствие со столь важной и столь прочно укоренившейся в традиции ролью Реймса.
В 1210 г. старый собор сгорел, и реконструировать его нужно было очень быстро. Королю Филиппу II Августу было далеко за сорок, и следовало уже подумывать о коронации его преемника (в то время людям редко удавалось прожить дольше пятидесяти лет). Волнения были не напрасны: коронация Людовика II в 1223 г. и Людовика IX в 1226 г. пришлось проводить прямо на строительной площадке.
О том, насколько значительным было влияние собора Шартра, можно судить хотя бы по тому факту, что строители нового собора в Реймсе нарушили некоторые местные архитектурные традиции. Как и церковь Сен-Реми в том же городе, старый реймский собор объединял в себе несколько зданий, принадлежавших к различным эпохам. Однако новый собор стал гораздо более единообразным. О местной традиции храмовой архитектуры напоминает лишь его необычно короткий хор, из-за которого новый центральный неф кажется еще более вытянутым.
Впрочем, такая композиция нового собора могла определяться в первую очередь необходимостью проводить здесь церемонии коронации: единообразие интерьера позволяло без помех проводить этот изощренный и торжественный ритуал. Как бы то ни было, строители нового собора не стали возводить сложный архитектурный “портрет истории”, как это было принято в Реймсе, и предпочли ориентироваться на шартрский образец.
При этом они не просто копировали достижения шартрских зодчих, но обогащали этот образец деталями, почерпнутыми из местной архитектурной традиции. Например, вдоль окон на первом этаже протянулся внутренний коридор, а верхние окна центрального нефа были зрительно связаны с окнами трифория посредством общего мотива – высоких средников.
И все же подобные “цитаты” из местной храмовой архитектуры, список которых можно продолжить, по существу представляют собой всего лишь дополнительные украшения и никак не меняют общего характера шартрской модели. В лучшем случае они довольно наивно выражают стремление зодчих воплотить в своем творении хотя бы некоторые исторические аллюзии: ведь собор должен был стать точной копией шартрского, основанного на иных архитектурных традициях.
С другой стороны, в этом соборе присутствуют и другие весьма эффектные мотивы, позволяющие говорить об определенном превосходстве этого собора над шартрским. Например, вместо изысканных окон-роз, украшающих верхний ярус центрального нефа в Шартре, в Реймсе применена ажурная каменная работа, которая с тех пор заняла чрезвычайно важное место в готической архитектуре. Дело в том, что ажурные украшения оконных проемов позволили увеличить площадь витражей, а следовательно, и обогатить декор окон.
Кроме того, выполнять ажурную каменную работу было гораздо проще с технической точки зрения, чем оформлять различные по виду окна-розы, как в Шартре: ее можно было делать по частям при помощи шаблонов. Этот метод был новым для того времени, и неудивительно, что самые ранние из дошедших до нас точных зарисовок архитектурных сооружений, содержащиеся в так называемых протоколаъ каменщиков Виллара д’Оннекура, - изображения самого собора Реймса и других храмов в его окрестностях.
Реймский зодчий отступил от шартрского образца также в конструкции хора, значительно упростив ее: в Шартре в новый хор была встроена крипта прежнего здания собора, тогда как в Реймсе такой необходимости не было. В результате реймский хор, наподобие суасонского, приобрел довольно монументальные внешние очертания, но был украшен значительно пышнее.
Над венцом капелл расположилась высокая стрельчатая аркада, а контрфорсы были увенчаны массивными табернаклями с огромными рельефными изображениями ангелов.
Этот мотив повторяется во всем внешнем декоре здания, и создается впечатление, будто собор охраняют небесные стражи. Моделью здесь снова послужил шартрский собор, где между мощными контрфорсами центраьного нефа размещены ниши со статуями; однако в Шартре эти ниши слишком малы и не могут замаскировать истинную структурную функцию контрфорсов.
Там, где шартрский зодчий дает лишь технические решения, реймский демонстрирует изобретательность в области декоративных мотивов. Например, единообразные по общей форме капители реймских колонн украшены чрезвычайно разнообразным в деталях орнаментом: предпринята попытка как можно более точной имитации естественной листвы. В результате здесь впервые за всю историю готической архитектуры нарушается восходящий к античности принцип, согласно которому высота капители определяется диаметром ствола колонны.
В Шартре мощные опорные столбы аркады увенчаны высокими капителями, а примыкающие к ним тонкие колонны – боле низкими. Напротив, в самых ранних из дошедших до нас частях собора Реймса капители тонких колонн равны по высоте капителям массивных опорных столбов; в поздней же части здания капители и вовсе образуют как бы единообразные фризы, тянущиеся вдоль вершин опорных столбов и пилястров.
Попытка реймских зодчих превзойти Шартр в конце концов оказалась незавершенной, так как затраты на дальнейшее усовершенствование собора оказались чересчур велики. Будущее архитектуры определилось не роскошью и великолепием соборов в Шартре и Реймсе (хотя мотивы, использованные в декоре этих зданий, уже вошли в общий репертуар готического стиля), а более элегантной в своей простоте и менее дорогостоящей суасонской моделью, которой были многим обязаны, в свою очередь, соборы Шартра и Реймса.
Ле Ман.
Создатели собора Сен-Жюльен в Ле-Мане, расположенном на землях Плантагенетов, пошли следующим путем. Они предприняли попытку интегрировать традиционные элементы в новую конструкцию так, чтобы те оставались очвидными, но не слишком бросались в глаза.
Первоначально стоявшая на месте этого собора церковь с плоской крышей, построенная в конце 11 в., несколько раз разрушалась из-за пожаров. Когда в 1137 г. случился очередной пожар, было решено перекрыть центральный неф каменными сводами.
В ходе этих работ приобрел новую форму весь верхний ряд окон центрального нефа, но старая аркада под ними осталась почти нетронутой, так как несла на себе вес сводов, изначально перекрывавших боковые нефы. При этом единообразие аркады нарушили новые пилястры, которые были установлены для поддержки свода центрального нефа: этими массивными пилястрами пришлось снабдить каждую вторую главную колонну аркады.
Остальные колонны также обновили, но в целом их прежняя форма сохранилась. И теперь над новыми стрельчатыми арками из-за новых колонн проступают по-прежнему хорошо различимые старые круглые арки. Контраст между старыми и новыми элементами подчеркнут легким различием в окраске камня.
Однако возведение каменного свода, способного противостоять огню, само по себе еще не объясняет, почему в соборе Сен-Жюльен были проведены все эти дополнительные дорогостоящие работы. Полностью уничтожить старые элементы центрального нефа наверняка было бы дешевле и проще, чем идти на технические ухищрения ради сохранения аркады посредством замены колонн.
Это подводит нас к предположению, что строители на самом деле вовсе не желали уничтожить свидетельства реставрационных работ, а, напротив, едва ли не стремились к тому, чтобы в наглядной и доступной форме запечатлеть историю этого здания.
Найденное ими решение этой задачи весьма разумно и эстетически убедительно. Если, стоя в боковом нефе лицом к хору, посмотреть на своды центрального нефа, то взору предстанет гораздо более современный для той эпохи собор, чем кажется при взгляде на аркаду из центрального нефа.
Похожая на гигантский балдахин система нервюрных сводов, с идеальной точностью опирающихся на новые колонны, - это истинное воплощение архитектурной роскоши. Столь же великолепны и трифорий с глухими арками, и глубоко посаженные окна центрального нефа, обрамленные многочисленными колоннами.
Удивительная щедрость, с которой выделялись средства на реконструкцию этого здания, может объясняться тем,что для графов из рода Плантагенетов собор в Ле-Мане додлжен был стать таким же династическим памятником, как для французских королей – аббатство Сен-Дени.
В числе самых влиятельных лиц, заинтересованных в реконструкции собора Сен-Жюльен, был король Англии Генрих II, которого крестили именно здесь в 1133 г. Его родители – наследница английского трона Матильда и граф Анжуйский Джеффери Плантагенет, основатель королевской династии Плантагенетов, - в 1128 г. обвенчались в соборе Сен-Жюльен, и здесь же, в 1151 г., Джеффери был погребен. В 1152 г. Генрих женился на Алионоре Аквитанской (которая успела к тому времени побывать замужем за французским королем Людовиком VII, но развелась с ним), благодаря чему Плантагенеты стали самыми крупными землевладельцами во Франции. Спустя два года, в 1154 г., Генрих наконец взошел на английский престол. Все это время в соборе Ле-Мана продолжались строительные работы (завершились они только в 1158 г.)
Таким образом, собор в Ле-Мане, как и церковь в Сен-Дени, наглядно демонстрирует тот факт, что архитектурные следы прошлого могут иметь высокую эстетическую ценность и что возрождение прошлого может открывать новые перспективы для будущего. При сравнении этих двух зданий, однако, становится ясно, почему именно церковь в Сен-Дени оказалась более привлекательной и влиятельной.
Во-первых, дополнить старые элементы здания новыми, как в Сен-Дени, в принципе было легче, чем провести сложные реставрационные работы, как в Ле-Мане.
Но главное то, что стены хора Сен-Дени были не столь массивными, как чрезвычайно толстые стены ле-манского хора. А это означало, что аббату Сугерию и его архитектору оказалось проще использовать колонны старого центрального нефа в качестве общего художественного мотива для всего здания.
Иными словами, характер нового хора Сен-Дени определялся исключительно самыми изящными конструктивными элементами – колоннами, нервюрами и т. п. А при реставрации собора в Ле-Мане “точкой отсчета”, напротив, служили массивные романские стены, из-за чего все здание оказалось более массивным и тяжелым.
Хор собора Ле-Ман один из самых выдающихся образцов нормандской архитектуры. О его центральном нефе сказано в связи с ранней готикой. Ле-Ман, расположенный в провинции Мен (как и Нормандия, к южной границе которой примыкал этот город), перешел под власть французского короля в 1204 году вместе с прочими французскими землями, прежде принадлежавшими королю Англии. Спустя десять с лишним лет, в 1217 г., король Филипп II Август дал капитулу собора разрешение на снос городской стены в том месте, где каноники намеревались возвести новый, необыкновенно большой хор. Поскольку холм, на котором стоял собор, здесь завершался крутым обрывом, сначала пришлось возвести фундамент.
Собор Нотр-Дам в Шартре.
Шартрский собор, самый значительный из французских храмов Богоматери, начали строить в новом монументальном суассонском стиле после пожара в 1194 г. на месте старого здания. Правда, огонь пощадил крипту и западный фасад, которые можно было сохранить, но они не пользовались особым почетом и не считались общезначимыми “святынями”.
К концу 12 в. все чаще предпочитали строить совершенно новое здание и уже не старались сохранить как можно больше элементов прежнего. Эта тенденция становится очевидной при анализе преданий и легенд, возникавших в связи с разрушительным пожаром в Шартре и с реконструкцией, которую тот за собой повлек.
Поначалу пожар воспринимали как катастрофу, ибо думали, что вместе с храмом погибли и священные реликвии Богоматери. Но когда реликвии обнаружили в целости и сохранности, отношение к пожару резко изменилось: его истолковали как знамение, посредством которого Дева Мария выразила пожелание, чтобы ей возвели новый храм, прекраснее прежнего.
Памятуя о том, с какой осторожностью аббат Сугерий полувеком ранее подходил к реконструкции монастырской церкви и как глубоко он почитал старые камни, из которых были сложены ее стены, можно лишь еще раз поразиться тому, что в Шартре Богоматерь, по общему мнению, сама разрушила посвященный ей храм. Следует ли из этого, что новая готическая архитектура, развивавшаяся в королевском домене Франции, успела завоевать такое уважение, что никаких серьезных оправданий для реконструкции храмов в этом стиле уже не требовалось?
По своей базовой структуре интерьер собора в Шартре почти неотличим от интерьера собора в Суасоне. Аркады и верхние ряды окон центрального нефа, между которыми расположился трифорий, здесь также гораздо выше обычного и приблизительно одинаковы по высоте.
Но несмотря на все это сходство, шартрский и суасонский соборы принципиально отличаются друг от друга. Это невозможно не заметить на примере любого отдельно взятого мотива интерьера. Например, опорные колонны в Суасоне, несмотря на значительную высоту, почти так же изящны и тонки, как в Лане, и к каждой из них примыкает всего лишь один тонкий пилястр.
В Шартре, напротив, главные колонны почти в два раза толще и окружены четыремя пилястрами, каждый из которых сам по себе может соперничать по толщине с суасонскими колоннами. Максимальная толщина шартрской колонны – 3,7 м, тогда как в Суасоне колонны едва достигают 1,4 м в толщину.
Объяснить эту огромную разницу в толщине колонн общей высотой здания невозможно: собор в Шартре лишь ненамного выше суасонского. Истинная причина такого различия состоит в том, что создатели собора в Суасоне, желая сделать его выше других соборов, просто удлинили колонны. А создатели собора Шартра, напротив, сделали их гораздо толще и, следовательно, крепче.
Здесь мы подходим к самой сути новаторства, проявленного зодчими в Шартре: возведенный ими храм стал не только самым большим из готических соборов, но и самым величественным – во всем, вплоть до мельчайших деталей. Несмотря на то, что своды шартрского собора больше по высоте, чем даже в Нотр-Дам-де-Пари, они не кажутся ни слишком огромными, ни слишком легковесными, но производят впечатление массивных и чрезвычайно мощных.
В то же время интерьер собора в Шартре не лишен изящества: восьмигранные колонны в центральном нефе чередуются с круглыми; к круглым колоннам примыкают восьмигранные пилястры, а к восьмигранным – напротив, круглые. Поскольку это чередование сохраняется и в пучках пилястров, поддерживающих своды, то весь зал центрального нефа радует глаз своим утонченным ненавязчивым ритмом.
Снаружи собор Шартра тоже выглядит подлинным воплощением монументальности. Огромные контрфорсы нефа в первую очередь служат демонстрации могущества, а укрепление стен и поддержка сводов – лишь второстепенная их функция. Контрфорсы хора несколько легче, но базовая структура их остается неизменной.
Очевидно, архитектор понимал, что решает не просто конструктивную, но, главным образом, декоративную задачу, иначе он вряд ли разместил бы в контрфорсах деамбулатория невидимый извне стенной коридор, который превращает всю массивность конструкции в иллюзию, рассчитанную лишь на зрительный эффект.
Шартрский собор до такой степени изобилует архитектурными “цитатами”, что его можно назвать синтезом всех основных типов готических сооружений. Например, как и в Нотр-Дам-де-Пари, здесь выстроен двойной обход. Как и в церкви Сен-Дени, каждая вторая из примыкающих к нему капелл объединена общим сводом с одним из пролетов деамбулатория. Однако по своим масштабам шартрский деамбулаторий с его мощными колоннами не имеет ничего общего с широкими, просторными обходами парижского Нотр-Дам и церкви Сен-Дени.
Аналогично в Шартре дважды повторяется мотив фасада ланского собора, но не на западной стороне, где фасад при реконструкции претерпел лишь незначительные изменения, а на фасадах трансепта. Здесь плоскости стен почти растворяются в стрельчатых арках и гигантских окнах-розах. И точно также, как в Лане, центральный портал западного фасада напоминает пышную триумфальную арку с богатым скульптурным декором.
Собор Нотр-Дам в Амьене.
Итак, первый автор проекта собора в Амьене даже не пытался сравниться с грандиозным великолепием Шартра и Реймса. Пожар в старом соборе Амьена, освященном в 1152 г., послужил поводом для строительства совершенно нового здания, которое началось в 1220 г. При епископе Эвраре де Фуийю.
Первым архитектором и главным строителем нового собора в Амьене был Робер из Люзарша; затем ему на смену пришли Тома де Кормон и его сын Рене, в 1288 г. Завершивший создание первого лабиринта на полу собора, от которого до наших дней дошла только копия. Этот лабиринт был призван напоминать людям о лицах, сыгравших самую важную роль в истории здания, и о самых важных датах этой истории.
Череда блестящих художественных достижений, воплотившихся в архитектуре амьенского Нотр-Дам началась, по-видимому, с точного строительного плана, предопределившего увеличение масштабов здания: ведь весь прежний собор по размерам не превышал нового центрального нефа. К востоку от бывшего собора, там, где предстояло расположиться новому хору, возвышалась городская стена, к западу стоял госпиталь Святого Иоанна, а на месте будущего северного трансепта – церковь Сен-Фирмен.
Таким образом, когда закладывался фундамент нового здания, строители еще не располагали достаточным по величине участком земли; более того, территория, на которой предстояло разместиться собору, еще не принадлежала его заказчику.
Такая ситуация возникала в истории средневекового строительства не впервые, но необычным было то, что амьенские мастера начинали возводить здание с середины – точнее, с южного трансепта, в надежде на то, что в каком-то неопределенном будущем к нему удастся пристроить главный фасад, хор и северный трансепт.
Тем не менее все это гигантское сооружение было создано за сравнительно короткое время – с 1200 по 1288 г. Из-за столь быстрого хода работ в течение нескольких лет оставалось неясным, в каком направлении будет развеваться строительство, - в основном потому, что создатели собора ориентировались на противопоставление между декором центрального нефа и хора. Такое противопоставление явилось результатом предварительного единого плана, предполагавшего оформление этих частей здания в разных стилях.
И только благодаря четкости и точности этого плана, а также постоянной работе над рационализацией строительных методов Роберу удалось возвести в Амьене храм, превзошедший по величине даже шартрский и реймский соборы.
Ключевую роль сыграло здесь решение зодчего отказаться от обычной установки крупных каменных блоков друг на друга. В качестве модели он избрал не реймские и шартрские массивные опорные столбы, а более изящные колонны собора в Суасоне, совершенно адекватные замыслу собора в Амьене не только с декоративной, но и со структурной точки зрения. И в то же время из Шартра была заимствована система четырех тонких колонн, окружающих опорный столб.
Проигрывая реймским и шартрским колоннам в толщине, амьенские опоры превосходят их по высоте; в результате общая сумма затрат на их возведение почти не отличалась от стандартной для того времени.
Что касается конструкции хора, то зодчие Амьена отказались от задней стены трифория (которая прежде считалась обязательным элементом), благодаря чему этот ярус, темный в других храмах, стал здесь ярко освещенным и зрительно объединился с великолепным ажурным декором верхних окон центрального нефа.
Аркада и ярус с верхними окнами центрального нефа в Амьене не равны друг другу по высоте, как это было в Суасоне, Шартре и Реймсе. Высота аркады равняется здесь совокупной высоте трифория и верхних окон нефа. В результате посетителю, входящему в собор через западный портал, сразу же бросаются в глаза четко очерченные изломы стрельчатых арок.
Стены центрального нефа, поддерживаемые изящными колоннами, над аркадами разделены на ярусы рельефно вылепленными поясками с лиственным орнаментом и, кажется, устремлены в недостижимую высоту.
В то же время хор из-за длинного, единообразного, похожего на туннель центрального нефа отступает вдаль; поэтому интерьер собора в Амьене производит самое эффектное впечатление, если рассматривать его со стороны главного портала. Эту особенность можно причислить к самым выдающимся достижениям амьенских зодчих, так как строительные работы начались, как уже говорилось, с южного трансепта, а вовсе не от западного фасада.
Более того, сам метод, посредством которого первый архитектор амьенского собора учел в своих планах взгляд наблюдателя, прежде был неизвестен. Западный фасад, перед которым в Средние века так плотно лепились друг к другу жилые дома, что рассмотреть его целиком было невозможно, в сущности, представляет собой лишь тонкую стенку и лишен грузной монументальности, присущей фасадам соборов Лана, Парижа и Шартра.
Особенно впечатляет идеально вписанный в общую структуру фасада портал, украшенный на уровне глаз наблюдателя лишь низким рельефом, изображающим персонажей и сцены из истории Спасения, а выше – рельефом гораздо более высоким, чем на порталах более ранних храмов. Такой декор вынуждает зрителя благоговейно взирать на портал снизу вверх и ощущать собственное ничтожество перед величием Бога; и точно такое же ощущение, как мы видели, возникает у посетителя, входящего в собор через этот портал.
Во внешнем декоре хора изобилие форм нарастает снизу вверх, как и в Реймсе. Простые в нижней части контрфорсы на уровне капелл превращаются в богато украшенные изящные конструкции, соединяющиеся со стенами центрального нефа посредством аркбутанов с наружными арками. Венчающие их декоративные щипцы (по одному на каждый пролет) пересекаются линией карниза, образуя группу, издали напоминающую кровли и башни Святого Града.
Этот мотив повторяется в интерьере хора, над арками трифория, благодаря чему не остается сомнений, что именно здесь располагались места для епископа и капитула собора. И хотя жители богатого города Амьен играли в реконструкции важную роль, в архитектуре собора это никак не отражено – даже напротив, значение их всячески принижено.
Собор Сент-Этьен в Бурже.
Моделью для размыкания пространства в соборе Амьена, возможно, послужил собор в Бурже. Хотя строительство в Бурже началось приблизительно в то же время, что и реконструкция соборов в Суасоне и Шартре, собор Буржа радикально отличается от этих своих современников.
Во-первых, здесь нет трансепта, поэтому как интерьер, так и внешний вид этого собора отличаются удивительным единообразием. Это впечатление усиливается за счет наклонных аркбутанов, которые, будучи чрезвычайно тонкими, не заслоняют стен.
Кроме того, в Бурже возведены двойные нефы, как в Нотр-Дам-де-Пари и романской церкви аббатства Клюни, откуда буржские зодчие позаимствовали также прием ступенчатого повышения боковых нефов по мере приближения к центральному. Внешние нефы имеют обычную высоту, а примыкающие к центральному резко возвышаются над ними и снабжены собственным рядом окон.
Монументальные аркады внутренних боковых нефов гармонируют с аркадами центрального нефа и служат опорой для трифория и яруса с окнами центрального нефа. В результате на уровне первого яруса здание имеет огромную ширину, а трифорий и верхний ряд окон центрального нефа, как в Амьене, подняты на недосягаемую высоту.
Структура опорных столбов собора чрезвычайно оригинальна: здесь зодчие пренебрегли классической теорией соотношения между опорой и грузом. Круглые стволы главных колонн не обрываются на уровне капителей, а продолжаются вплоть до самых сводов, частично погружаясь в стену. Благодаря этому создается впечатление, будто весь собор состоит лишь из рядов гигантских цилиндрических опор, к которым присоединены стены и своды, играющие лишь второстепенную роль. Впечатление это усиливается еще и тем, что служебные колонны в Бурже чрезвычайно тонки, благодаря чему между ними отчетливо виден ствол главной опоры. Более того, в апсиде лопасти свода опущены так низко, что проходят между окнами; в результате свод кажется не более чем тонкой перепонкой.
Несмотря на свои пропорции, нетипичные для готической архитектуры Северной Франции, собор Буржа быстро завоевал авторитет в этой области, особенно Пикардии. И не исключено, что особая организация пространства собора в Амьене возникла именно под влиянием Буржа, хотя с полной уверенностью утверждать это невозможно.
Собор Сен-Пьер в Бове.
Зато мы можем абсолютно уверенно говорить о влиянии буржского собора на собор в Бове, строительство которого началось в 1226 г. Бове некогда был одним из богатейших городов Франции (поверить в это после разрушений, постигших его во время Второй мировой войны, довольно трудно), но с ростом значения Парижа стал неуклонно превращаться в провинциальный центр. И все же именно здесь предстояло появиться одному из самых величественных и горделивых готических соборов, ориентированному вдобавок на самые грандиозные образцы. Зодчие Бове заимствовали у буржских архитекторов ступенчатую структуру боковых нефов, резко набирающих высоту в направлении центра здания.
В то же время собор в Бове был настолько тесно связан с амьенским, возведение которого началось лишь несколькими годами ранее, что иногда трудно понять, какое из этих двух зданий послужило образцом для другого.
Поскольку в Бове деамбулаторий и внутренние боковые нефы превосходят по высоте капеллы и внешние боковые нефы, такая конструкция позволила, как в Бурже, и построить трифорий, и снабдить внутренние боковые нефы довольно низко расположенным рядом окон.
Благодаря этому во внутренней части деамбулатория своды достигли небывалой для Северной Франции высоты – из-за чего, в свою очередь, аркады хора оказались гораздо более высокими и заостренными, чем было бы в любом ином варианте.
Эффектность этого элемента подчеркивается тем, что все арки верхних ярусов здесь существенно уже, чем в буржском соборе. Первоначально этот принцип нарушался в оформлении боковых сторон хора в Бове, где аркады были даже шире, чем в Бурже.
Как выглядел в прошлом верхний ряд окон центрального нефа в Бове, неизвестно, ибо в середине 13 в., когда должно было начаться строительство этого яруса, в архитектурных планах произошли изменения.
Над аркадой центрального нефа возвели ажурный, пронизанный светом трифорий, а над ним – очень высокие и узкие окна, в результате чего общая высота интерьера достигла рекордной отметки – 48 м. В 1272 г. Хор был готов для богослужений, но двенадцать лет спустя, в 1284 г., он неожиданно рухнул.
Причины этой катастрофы не вполне ясны, но, безусловно, дело было не в высоте хора. Возможно, строители допустили ошибки в конструкции контрфорсов. Осадка здания собора не завершилась и по сей день, из-за чего приходится применять все более и более дорогостоящие системы опор – несмотря на то что в ходе реконструкции 1284 г. число колонн в соборе было удвоено.
Поскольку площадка хора не пострадала при обвале, ее структуру из тесно примыкающих друг к другу арок можно было распространить на все здание, - и в центре каждой арки боковых аркад хора поставили еще по одной опорной колонне. Разумеется, при этом интерьер собора “замкнулся”, но зато благодаря узким пролетам стал казаться значительно более высоким.
Несмотря на то, что технические причины первого обвала достоверно неизвестны, все же было установлено, что катастрофы не случилось, если бы не упомянутые выше изменения в плане, согласно которым собор в Бове должен был обрести гигантский ярус окон центрального нефа – в стиле соборов Суасона, Шартра, Реймса и Амьена. Здание намеревались привести в соответствие со стандартными для Северной Франции того периода проектами храмов такой величины, а заимствованная из Буржа особая организация пространства должна была играть уже не столь важную роль. В результате утонченные, изысканно сливающиеся друг с другом проемы над обходом и капеллами превратились всего лишь в средство, позволяющее создать эффект колоссальной высоты интерьера хора.
