Существуют люди, которые умело исполняют многочисленные роли, но сами не чувствуют дистанции между собой и ролями, то есть превращаются в homo sociologicus или — выражаясь в терминах аналитической психологии — идентифицируются со своей Персоной. Нередко они ведут себя стереотипно или же из-за сильной своей идентификации с дивергирующими ролями — поскольку дистанцирующая и интегрирующая личность недостаточно сформирована — у них возникают ролевые конфликты и осложнения с окружением. Прямым следствием этого может быть сначала усиление, а затем снижение их акционального голода.
В таких случаях психодрама вводится для раскрытия личности (120). В психодраме протагонисту помогают конкретно трансцен-дировать социальный (возможно, также психический) ролевой уровень и обрести внутреннюю дистанцию в отношении своего ролевого конфликта. Если это удается, то впредь он уже не будет разрываться между противоречивыми ролями одного и того же или разных ролевых уровней, а благодаря внутренней дистанции сумеет креативным образом интегрировать роли в свою личность в качестве частных подсистем.
Пример: Молодой человек настолько идентифицировался с ролью врача, что постоянно нагружает себя в больнице все новыми обязанностями. В конце психодраматического изображения одной из таких сцен им овладевает огромная тоска по дому и своей семье. Он стремглав бежит с работы домой. В следующей сцене становится ясно, какое большое наслаждение он получает от своей роли молодого отца семейства. Вскоре, однако, мысль о несрочной, но незавершенной работе гонит его поздно вечером назад в больницу. В роли знающего свое дело врача он задерживается на работе с медсестрами. Совершенно неожиданно он снова начинает тосковать по дому. Положив руку на живот в области желудка (он язвенник), усталый и подавленный, он бредет домой. Все эпизоды, в которых протагонист, верный долгу, исполняет свою профессиональную роль, изображаются по правую сторону сцены, эпизоды приятного времяпрепровождения разыгрываются по левую сторону сцены. При исполнении одного из видов ролей протагонист на какое-то время как бы растворяется в ней, пока наконец другая роль, бывшая до сих пор в латентном состоянии, не начинает его беспокоить и понуждать к актуализации. Когда он актуализирует эту роль, то тот же самый механизм начинает действовать в обратном направлении. При чередовании психодраматических сцен изображение ролевого конфликта — на психоаналитическом языке можно было бы говорить также об интрапсихическом конфликте между долгом и удовольствием, между «Сверх-Я» и «Оно» — гонит его от одной стороны сцены к другой. При этом протагонист не производит впечатления человека со слабым «Я». Напротив, в каждой из альтернативных ролей он скорее предстает человеком с сильным «Я», который, однако, явно идентифицируясь с теми или иными своими ролями, страдает от ролевого конфликта. Поэтому ведущий психодрамы просит другого участника группы повторить в роли протагониста уже изображенные ситуации с теми же самыми партнерами, тогда как протагонист, конкретно трансцендируя уровень своего ролевого конфликта, взбирается на стул (эту технику называют техникой высокого стула). Отсюда свысока он созерцает свой интрапсихический конфликт, проявляющийся в виде ролевого конфликта, или ролевой конфликт, превратившийся в конфликт интрапсихический. Интересно понаблюдать, как протагонист, следя за событиями на сцене, все ниже наклоняется вперед и уже готов соскочить вниз в свою изображаемую на сцене роль, если бы не дубль, который в последний момент возникает позади него и произносит: «Действительно, тот внизу ведет себя так, как обычно веду себя я. Но отсюда сверху я сам могу наблюдать и видеть, как гоняю себя туда-сюда. Работа меня бы совершенно не поглотила, не навьючивай я на себя все новые и новые обязанности. Но если это так, то чего я мчусь домой как угорелый?» Следующую домашнюю сцену комментирует уже сам протагонист: «Да, здесь я счастлив, но вместо того, чтобы отложить на завтра не очень-то важную работу, я снова бегу в больницу. Как я комичен! Отсюда сверху я должен над этим посмеяться (смеется). Я знаю, что обе сферы — часть моей жизни и имеют свое право на существование. В отличие от моего переживания в реальности и во время предыдущего изображения мною сцен я, как зритель, чувствую себя здесь наверху хорошо и свободно».
Комментарий: Протагонист не только пережил конфликт в психодраме «во Второй Раз», а затем увидел его словно в отражении, но и благодаря конкретному экзистенциальному переживанию трансценденции, поднятия на стул, обрел новое отношение к себе и своему окружению и познакомился с собой как с личностью, стоящей над своими ролями — над homo sociologicus. Благодаря новому отношению к самому себе тут же становится менее выраженным и обусловленное ролевым конфликтом нарушение влечений, которое при продолжении терапии устраняется полностью. В данном примере описанная психодрамотерапевтическая процедура вместе с обратной связью потребовала одного занятия продолжительностью примерно два с четвертью часа.
В соответствующих случаях следует предостеречь как психодрамотерапевта, так и группу от стремления повлиять на установку протагониста, его решения или его поведение своими советами и навязыванием личных ценностных представлений. Рано или поздно подобное влияние он будет воспринимать как проявление собственной слабости или как насилие над собой со стороны других. Как правило, оно вызывает неуважение к себе, а также агрессию, направленную против советчиков.
Если в результате однократного интенсивного психодраматического занятия или в процессе долговременной психодрамотерапии клиента у него произошло расширенное осмысление сущности конфликта, появилось новое отношение к собственной персоне и усилился акциональный голод, то психодрамотерапия на этом еще не заканчивается. Хотя для клиента и достигнуто этим нечто важное, однако в его взаимодействии с миром еще не введен в действие circulus beatus. Теперь важно раскрыть и креативно осмыслить только что возникшие перспективы. Благодаря изменению установки клиента его прежние отношения с миром уже не просто оказывают на него только давление, а требуют от него креативности, необходимой для их преобразования и трансформации.
Поэтому для протагониста из предыдущего примера инсценируются вымышленные сцены в больнице с медсестрами и коллегами, а также в собственном доме с женой, друзьями и детьми. Такие ситуации дают ему возможность — как результат его предыдущих психодраматических переживаний — реагировать по-новому. Благодаря чувствам, пережитым им в ролях реальных партнеров, а также благодаря ролевой обратной связи партнеров из группы он приходит к пониманию креативного потенциала своего нового поведения.
Также и в связи с психодраматической репетицией будущего следует предостеречь от желания повлиять на протагониста интерпретациями, общепринятыми ценностными суждениями и т.п., способными поставить под сомнение успех терапии. Невозможно себе представить, сколь тяжело, особенно интеллектуалам, отказаться в ходе постпсиходраматической обратной связи от шаблонных мнений или идей, в которых они зачастую бессознательно-авторитарным образом стараются убедить протагониста, вместо того чтобы просто высказать ему свои пережитые во время психодрамы мысли и чувства и предоставить ему «и после игры» достаточно простора и свободы для независимой переработки своих переживаний и самостоятельного решения. Усиленные из-за давления группы ценностные суждения и идеи блокируют спонтанность и креативность протагониста. И наоборот, истинная обратная связь способствует раскрытию его личности.
Невроз креативности
Невроз креативности может возникнуть в том случае, если, например, при достаточно уже развитом ролевом репертуаре и имеющихся в наличии реальных возможностях ролевая дистанция становится настолько большой, что жизненно важные роли уже не могут исполняться спонтанно. При любом из таких неврозов расщепление между переживанием реальности и представлением, возникающее с появлением второй психической вселенной, может углубиться в дальнейшей жизни непомерным образом. Эта проблема выражена в сновидении профессионального теннисиста, который хочет сыграть матч, но не знает, с чего начать. Поскольку этот сон приснился ему после многолетнего психоаналитического лечения, он служит показанием к тому, чтобы дополнить данный метод, ориентированный главным образом на рефлексию, акциональным методом. Рассматривая торможения спонтанности и неврозы креативности, Морено пишет: «Именно спонтанность порождает спонтанность, а не рефлексию по ее поводу. Именно спонтанность порождает порядок, а не законы, которые сами являются артефактом спонтанного порядка. Именно она, спонтанность, усиливает креативность» (96). Тренинг спонтанности наряду с уже описанными тестом спонтанности, ситуационными играми и пробами на реальность являются психодраматическими средствами терапии неврозов креативности.
Паралич влечений
Основным симптомом многих психических нарушений является паралич влечений. Он препятствует здоровой актуализации ролей и тем самым развитию самого человека. В результате существенно нарушается взаимодействие человека с миром и как следствие его бытие в мире как таковое. Первый психодраматический шаг к преодолению паралича влечений и к оживлению акционального голода состоит в активном сценическом изображении самим пациентом своего в той или иной мере пассивного поведения. За этим следует выяснение причины паралича с помощью раскрывающей психо-драмотерапии; последняя дополняется тренинговыми методами, такими, как тренинг спонтанности, ролевой тренинг и тренинг креативности, которые должны быть приведены в полное соответствие с потребностями данного пациента.
Пример: Двадцативосьмилетняя женщина с детства страдает расстройством влечений, проявляющимся временами в виде полного их паралича. В таких случаях пациентка ложится в кровать и подолгу не встает с нее.
Во время психодраматической проработки супружеского конфликта другой участницы из амбулаторной психодраматической группы она идентифицируется с нею. Тем не менее лишь в начале очередного занятия психодраматической группы она сообщает, насколько сильно взволновала ее эта сцена и поставила перед лицом ее собственной супружеской проблемы. Потому ей бы хотелось сыграть сегодня самой.
В фазе разогрева она сообщает, что вот уже без малого год, как она развелась с мужем после почти десятилетнего бездетного брака.
Фаза игры ее психодрамы начинается с изображения последнего перед разводом протагонистки супружеского кризиса. Из-за обострения депрессии после переезда ее психоаналитика в другой город клиентка находилась на стационарном лечении в психиатрической клинике. В это время установились тесные контакты между ее подругой и мужем. Вопреки ожиданиям психодрамотерапевта протагонистка не придает этим отношениям существенного значения. Подруга всегда была благожелательна по отношению к ней, а из-за болезни пациентки и постоянного нахождения в клинике ее муж в конце концов оказался одинок и душевно подавлен. В разыгранных сценах она изображает короткую встречу с подругой и мужем во время своего приезда из клиники на Рождество. В ходе трехсторонней беседы она саботирует каждое разумное предложение относительно проведения праздников. В конечном счете она добровольно отправляется обратно в клинику и велит мужу в подарок на Рождество прислать ей домой венок на могилу.
В следующей психодраматической сцене воспроизводятся типичные ситуации из семилетнего психоаналитического лечения пациентки. Долгое время психоаналитические сеансы характеризовались упорным молчанием. На поездки в отпуск психоаналитика пациентка регулярно реагировала обострением депрессии и все время проводила в постели. Также и в других случаях она неделями не вставала с постели, вынуждая ухаживать за собой своего заботливого мужа. Возвращение аналитика каждый раз на какое-то время несколько стимулировало ее. В монологе протагонистка выражает своего рода благодарность депрессии, в острых фазах которой она по крайней мере была способна воспринимать свое «Я».
В последней сцене психодраматического занятия протагонистка изображает себя в маленьком домике, расположенном рядом с воспитательной колонией для наркоманов, где она в одиночестве живет после развода с мужем. Там к ней иногда приходят подростки, которые уважают ее за чуткость. В изображенной в психодраме сцене она радуется предстоящему визиту своего по-прежнему заботящегося о ней бывшего мужа. Точно так же, как в реальности, ее встреча с ним уже в первые полчаса становится настолько невыносимой, что в этот же день он от нее уезжает.
На следующем психодраматическом занятии клиентка необычайно активна и сообщает, что после своей психодрамы испытала облегчение.
На этот раз психодрамотерапевт ухватывается за прозвучавший на предыдущем занятии в монологе протагонистки намек на ее весьма позитивное в настоящее время отношение к матери и сестре с тем, чтобы после психодраматического исследования этих позитивных контактов средствами психодрамы усилить их по возможности еще больше.
В качестве первой идеи пациентка воспроизводит сцену из детства. В четырехлетнем возрасте она была отправлена в детскую больницу лечиться от энуреза. В психодраме она изображает, как после лечения едет в своем самом красивом платьице домой, а на вокзале ее встречают мама и бабушка. В роли ребенка она отвергает свою беременную в то время мать и к тому же боится возвращаться в асоциальную атмосферу своей семьи. Она испытывала огромный страх перед постоянно пьяным отцом. В следующей сцене она предстает ребенком того же возраста, беседующим на улице с другой маленькой девочкой. Сцена кажется бесплодной и прерывается психодрамотерапевтом как раз в тот момент, когда протагонистка отвергает предложение девочки поиграть следующими словами: «Я с тобой не вожусь, потому что ты бедная». Ошарашенный психодрамотерапевт молниеносно оказывается позади протагонистки и дублирует:
\ТД — терапевт в роли дубля, П — протагонистка — Прим. Авт.\
ТД: «А я...»
П: «Из одного из тех красивых домов, что на другой стороне улицы».
Поскольку это не согласуется с изображенной ранее сценой, дубль продолжает:
ТД: «Иногда я навещаю там...»
П: «Нет, я там живу».
ТД: «То есть...»
П: «Я сижу одетая в шелка и бархат в роскошной комнате».
ТД: «И...»
П: «Выглядываю из окна».
ТД: «Обычно...»
П: «Я тоже гляжу в окно, а люди смотрят на меня».
ТД: «Но иногда я выхожу на улицу...»
П: «Нет, я никогда не выхожу из дома».
ТД: «Только иногда...»
П: «Я позволяю, чтобы меня вынесли на руках».
ТД: «...»
П: «Друг моего брата».
Монолог прерывается. Протагонистка выбирает среди участников группы исполнителя роли друга своего брата. Неожиданно она высказывает мысль, что и брат тоже должен стоять во время сцены на заднем плане и смотреть, как друг пронесет ее на руках мимо него. Сцена разыгрывается.
Словно сказочный принц, «избранный» участник группы выносит протагонистку из ее парадной комнаты на улицу. Следуя выраженным ею в психодраматическом монологе с дублем фантазиям, он уносит ее все дальше за пределы страны в далекую снежную пустыню и по ее желанию оставляет одну в иглу.
Продолжить теперь уже несомненно кататимную психодраму можно только через монолог. Поэтому психодрамотерапевт становится позади протагонистки и дублирует:
ТД: «Здесь холодно».
П: «Я не мерзну».
ТД: «Но я совсем одна...»
П: «Нет, иногда снаружи проходят мимо дети и восхищаются снежной принцессой».
ТД: «А если вдруг они не придут?»
П: «Тогда я буду сидеть одиноко в своем иглу».
ТД: «Поэтому я лучше вернусь обратно в город, пока я еще не проголодалась...»
П: «Нет, я лучше останусь голодной!»
Это восклицание протагонистки приводит терапевта в ужас. Он размышляет, как же подступиться к этому неподдающемуся адинамичному поведению пациентки, и, не прерывая эмоционально насыщенную сцену, подзывает коллегу, усаживает его справа перед протагонисткой, сам садится слева перед нею и в роли левой ноги протагонистки говорит:
\ТЛН — терапевт в роли левой ноги, ПаПН — партнер в роли правой ноги, ТП — терапевт в роли протагонистки, ПЛН — протагонистка в роли левой ноги. — Прим. авт.\
ТЛН; «Мы твои ноги, мы хотим ходить и бегать, ведь мы не созданы для бездействия, Используй нас!»
П: «Нет. вы мне не нужны!»
ТЛН: «Почему же?»
П (обращаясь к левой ноге): «Потому что ты маленькая и вся скукоженная».
ПаПН: «А я?»
П: «Ты хоть и здорова, но тоже мне не нужна!»
Психодрамотерапевт меняется теперь ролями с протагонисткой, протагонистка изображает свою левую ногу.
ТП: «Ты хоть и здорова, но мне ты тоже не нужна! Я вас не буду использовать!»
На это протагонистка в роли своей левой ноги отвечает:
ПЛН: «Я отомщу тебе за это. Я сгнила уже почти до колена, и разложение будет идти все дальше до тех пор, пока ты не начнешь меня использовать!»
В этот чрезвычайно напряженный момент психодрамотерапевт снова меняется ролями с протагонисткой и в роли левой ноги повторяет:
ТЛН: «Я отомщу тебе за это. Я сгнила уже почти до колена, и разложение будет идти все дальше до тех пор, пока ты не начнешь меня использовать... — И добавляет: Так будешь ты нас использовать или нет?»
Тут протагонистка вскакивает и говорит:
П: «Я буду вас использовать!»
В тот же момент «ноги» берут протагонистку под руки и пускаются с нею вскачь по сцене. Протагонистка смеется все громче. Внезапно «левая нога» и протагонистка своей левой ногой начинают ритмично топать, кричать: «Левая нога, левая нога» — и вместе с «правой ногой» еще какое-то время продолжают носиться по кругу.
В последующей фазе обсуждения исполнителям ролей брата и его друга приходит мысль, что в своей первой игре протагонистка выбрала одного и того же участника группы для изображения своего психоаналитика и мужа. Другие параллели между обеими играми все участники группы усматривают в упорном нежелании протагонистки использовать свои ноги и ее пассивности в период брака и во время психоанализа. По поводу своей роли принцессы протагонистка в ходе ролевой обратной связи говорит, что ощущала себя в игре как в детстве. Хотя внешне она росла в асоциальных условиях, внутренне она долгое время воспринимала себя принцессой в сказочном замке. От этого затянувшегося сна наяву она избавилась только в пубертате, но сразу же после этого у нее появились психотические симптомы, и она впервые попала в клинику.
На следующем групповом занятии клиентка сообщает, что вторая психодрама повергла ее в печаль. После нее она почувствовала, что только теперь безвозвратно утратила исчезнувшую было еще в пубертате фантазию о принцессе.
По поводу катамнеза следует сказать, что клиентка сблизилась с другим участником группы; по профессии социологом и социальным работником, и спустя несколько месяцев после психодраматических занятий отправилась вместе с ним за границу, чтобы получить дополнительное образование.
Комментарий: Изображенное в первой психодраме реальное пассивное состояние после второй психодрамы клиентки производит впечатление конкретного воплощения ее детской фантазии о сказочной принцессе, возникшей как компенсация неблагоприятных для нее внешних условий (ВУ) и межчеловеческих отношений (МО). Вторую игру — «истинный Второй Раз» ее мира сказок — протагонистка не без горечи восприняла как окончательное освобождение от этих фантазий.
Тем не менее спустя несколько недель после этих игр ее акциональный голод был уже достаточно велик для поездки за границу и дальнейшего обучения.
Следует предостеречь не очень опытного психодрамотерапевта от участия в подобных ситуациях, поскольку—в отличие от переходящего дублирования, — входя в ту или иную роль, он легко может упустить из рук нити управления психодрамой.
На этом мы хотам завершить рассмотрение нами теоретических основ, возможностей и точек приложения психодрамотерапии на практике, представляя себе при этом, что в приведенных примерах выражается важный принцип психодраматической терапии, который был сформулирован Морено в его появившейся полвека назад книге «Театр импровизации» следующим образом:
«Жизнь — это вдох, импровизация — выдох души. Вдох приводит к появлению ядов (конфликтов), благодаря импровизации они снова выходят наружу. Импровизация позволяет бессознательному (не поврежденному сознанием) свободно расширяться. Это освобождение происходит не в результате постороннего вмешательства, а автономно. В этом состоит смысл психодрамы как целебной игры. Место глубинного анализа занимает глубинная продукция с намерением сделать болезнь осязаемой... Больной сам изживает свою болезнь. Повторение в иллюзии делает его свободным» (83).
Приложение 1
