Дж. К. Роулинг
ГАРРИ ПОТТЕР И ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ
Содержание
МАЛЬЧИК, КОТОРЫЙ ВЫЖИЛ. 2
ИСЧЕЗНУВШЕЕ СТЕКЛО.. 13
ПИСЬМА НИ ОТ КОГО.. 21
ПРИВРАТНИК. 31
ДИАГОН-АЛЛЕЯ. 41
ПУТЕШЕСТВИЕ С ПЛАТФОРМЫ ДЕВЯТЬ И ТРИ ЧЕТВЕРТИ. 59
СОРТИРОВОЧНАЯ ШЛЯПА. 75
ЗЕЛЬЕДЕЛ. 87
ПОЛУНОЧНАЯ ДУЭЛЬ. 95
ХЕЛЛОУИН. 108
КВИДДИЧ. 119
ЗЕРКАЛО ДЖЕДАН. 128
НИКОЛАС ФЛАМЕЛЬ. 142
НОРБЕРТ, НОРВЕЖСКИЙ ГРЕБНЕСПИН. 150
ЗАПРЕТНЫЙ ЛЕС. 159
В ЛЮК. 171
ДВУЛИЧНЫЙ. 187
КОММЕНТАРИИ К ПЕРЕВОДУ. 201
Посвящаю книгу
Джессике, любящей сказки,
Энн, любившей их не меньше;
И Ди, услышавшей эту историю первой.
Глава первая
МАЛЬЧИК, КОТОРЫЙ ВЫЖИЛ
Мистер и миссис Дёрсли, обитатели дома №4 по Бирючинному проезду, всегда могли с гордостью от всей души поблагодарить судьбу за то, что более нормальных людей, чем они, на свете не сыскать. Невозможно было заподозрить их в причастности к чему-то необычному или загадочному – они терпеть не могли подобной чепухи.
Мистер Дёрсли возглавлял фирму «Граннингс», производившую дрели. Он был крупным, упитанным мужчиной, практически без шеи, но зато с очень пышными усами. Миссис Дёрсли была тощей и светловолосой, с шеей, напротив, почти вдвое длиннее обычного, что приходилось как нельзя кстати, – большую часть свободного времени эта дама проводила, шпионя за соседями из-за забора. У них был маленький сын по имени Дадли, – родители считали его самым чудесным ребёнком на свете.
У Дёрсли было всё, чего они только могли пожелать, – однако имелась у них и тайна, и больше всего они опасались, что рано или поздно её раскроют. Они бы не перенесли, узнай кто-нибудь о Поттерах. Миссис Поттер приходилась миссис Дёрсли родной сестрой, но они не виделись вот уже несколько лет; по правде говоря, миссис Дёрсли делала вид, будто у неё нет никакой сестры, поскольку та и её бестолковый муж были настолько «не-Дёрсли», насколько это вообще было возможно. При одной мысли, что скажут соседи, встретив Поттеров на Бирючинном проезде, супругов бросало в дрожь. Они знали, что у Поттеров тоже подрастал сын, но никогда его не видели. Этот мальчик был отличным предлогом держаться от Поттеров подальше; ещё не хватало, чтобы их Дадли общался с такими детьми.
Когда мистер и миссис Дёрсли проснулись серым, пасмурным утром вторника – дня, с которого начинается наша история, – ничто, в том числе и затянутое тучами небо за окном, не предвещало, что вскоре по всей стране произойдут странные, таинственные вещи. Мистер Дёрсли что-то напевал себе под нос, выбирая на работу наискучнейший из своих галстуков, а миссис Дёрсли радостно досказывала ему свежие сплетни, силясь усадить орущего Дадли в высокий детский стульчик.
Никто из них не заметил крупной неясыти, промелькнувшей за окном.
В половине девятого мистер Дёрсли, захватив портфель, чмокнул миссис Дёрсли в щёчку и попытался поцеловать на прощание Дадли, но промахнулся, потому что сын в истерике швырялся в стены овсянкой.
– Маленький разбойник, – посмеивался мистер Дёрсли, выходя из дома. Он сел в машину и задним ходом выехал на улицу.
Первый знак того, что вокруг творится что-то странное, он заметил на повороте, – это была кошка, изучавшая карту. Мистер Дёрсли даже не сразу осознал, что именно только что увидел, – но затем резко обернулся взглянуть ещё раз. На углу Бирючинного проезда сидела полосатая кошка, но никакой карты не было видно. Что это он выдумал? Должно быть, игра света. Мистер Дёрсли моргнул и уставился на кошку. Та буравила его пристальным взглядом. Направляясь вперёд по шоссе, мистер Дёрсли наблюдал за кошкой в зеркало заднего вида. Теперь она читала табличку с надписью «Бирючинный проезд» – то есть, смотрела на табличку; ведь кошки не способны изучать карты и читать. Мистер Дёрсли потряс головой и решительно выбросил из неё мысли о кошке. Вскоре он уже не думал ни о чём, кроме крупного заказа на дрели, на который в тот день очень рассчитывал.
Однако на подъезде к городу кое-что заставило его забыть о своих дрелях. Стоя в привычной утренней пробке, мистер Дёрсли не мог не заметить, что вокруг полно странно одетых людей. Людей в плащах. Мистер Дёрсли на дух не переносил тех, кто носил такую нелепую одежду, – что только порой не напяливает на себя молодёжь! Вероятно, очередная дурацкая мода. Он забарабанил пальцами по рулю, и тут взгляд его упал на группу тех чудаков совсем рядом. Они взволнованно шептались о чём-то. Мистер Дёрсли пришёл в ярость, увидев, что двое из них вовсе не были молоды; да тот мужчина, кажется, даже старше него, а вырядился в изумрудно-зелёный плащ! Вот нахал! Но потом мистера Дёрсли осенило, что, возможно, это была какая-то глупая акция, – очевидно, эти люди собирали пожертвования на что-то... да, наверняка так и есть.
Движение возобновилось, и через несколько минут мистер Дёрсли прибыл на парковку фирмы «Граннингс», – его мысли вернулись к дрелям.
В своём офисе на девятом этаже мистер Дёрсли всегда сидел спиной к окну. Если бы не это, в то утро ему, пожалуй, было бы непросто сконцентрироваться на работе. Он не видел сов, носящихся за окнами средь бела дня, но зато их видели прохожие на улицах. Они показывали пальцами и таращились, пооткрывав рты, на сов, одна за другой пролетавших над их головами. Большинство до этого не видело совы даже ночью. У мистера Дёрсли, впрочем, выдалось совершенно нормальное, не омрачаемое какими бы то ни было совами утро. Он наорал на пятерых подчинённых. Сделал парочку важных телефонных звонков и ещё немножко покричал. До обеда он пребывал в прекрасном настроении, пока не решил поразмять ноги и купить булочку в пекарне через дорогу.
Мистер Дёрсли не вспоминал о людях в плащах до тех пор, пока не наткнулся на компанию этих самых личностей около булочной. Проходя мимо, он бросил на них сердитый взгляд. Непонятно почему, но рядом с ними ему становилось неловко. Эти тоже возбуждённо перешёптывались, и мистер Дёрсли не приметил ни одной жестянки для пожертвований. Когда он, вцепившись в пакетик с большим пончиком, направлялся обратно, до него донеслось несколько слов из их разговора:
– Да, верно, это Поттеры, как я слышал...
– Да, их сын Гарри...
Мистер Дёрсли застыл на месте. Его охватил ужас. Он оглянулся на шепчущихся, словно собираясь у них что-то спросить, но передумал.
Он ринулся через дорогу и поспешил в офис, на ходу рявкнул секретарше не беспокоить его, схватил телефон и, уже почти закончив набирать домашний номер, внезапно остановился. Он положил трубку и пригладил усы, размышляя... нет, это глупость. Поттер – не такая уж редкая фамилия. Существует, скорее всего, множество людей по фамилии Поттер, у которых есть сын Гарри. Коли на то пошло, он даже не был уверен, что племянника зовут именно так, ведь мистер Дёрсли даже и не видел мальчика. Может, он Харви. Или Гарольд. Ни к чему беспокоить миссис Дёрсли, – она и так всегда расстраивается при упоминании о сестре. Он не винил её – будь у него такая сестра... И всё же, все эти люди в плащах...
В тот день ему было значительно труднее сосредоточиться на дрелях, и, собираясь домой в пять часов, он всё ещё был так встревожен, что столкнулся с кем-то, выходя на улицу.
– Извините, – нехотя буркнул он старичку, поскольку тот споткнулся и едва не упал. Прошло несколько секунд, прежде чем мистер Дёрсли понял, что старик был облачён в фиолетовый плащ. Казалось, он вовсе не расстроился оттого, что чуть не растянулся во весь рост. Напротив, он широко улыбнулся и заверещал так, что прохожие начали оборачиваться:
– Не извиняйтесь, дражайший мой, ничто сегодня не может огорчить меня! Радуйтесь же, ведь Сами-Знаете-Кого больше нет! Даже такие магглы, как вы, должны праздновать этот счастливый, счастливый день!
После этих слов старик крепко обнял мистера Дёрсли за талию и ушёл прочь.
Мистер Дёрсли буквально прирос к месту. Его только что обнял абсолютно незнакомый человек. Мало того, его обозвали магглом, – что бы это ни значило. Так и не оправившись от потрясения, он бросился к машине и помчался домой, надеясь, что попросту выдумал все эти странности, – чего с ним, кстати, раньше никогда не случалось, – он не одобрял буйное воображение.
Первым, что мистер Дёрсли заметил, подъезжая к дому, – и это его отнюдь не обрадовало, – была полосатая кошка, которую он уже видел этим утром. Теперь она восседала на их садовой ограде. Было ясно, что это та самая кошка, – у неё были точно такие же отметины вокруг глаз.
– Брысь! – прикрикнул мистер Дёрсли.
Кошка не сдвинулась с места и строго воззрилась на мужчину. Разве нормальные кошки так себя ведут? Мистеру Дёрсли стало не по себе. Пытаясь взять себя в руки, он зашагал к дому, по-прежнему не собираясь ничего рассказывать жене.
День миссис Дёрсли прошёл прекрасно. За ужином она подробнейшим образом рассказала мужу обо всех проблемах в отношениях госпожи-за-забором с её дочерью, а также, что Дадли выучил новое слово: «Не-а!». Мистер Дёрсли старался вести себя естественно. Уложив Дадли спать, он вернулся в гостиную и как раз успел к последнему репортажу вечерних новостей:
– И наконец, орнитологи по всей стране твердят о крайне необычном поведении сов. Хотя эти птицы охотятся ночью, и днём их едва ли можно встретить, сегодня были отмечены сотни случаев появления сов, летающих повсюду с самого рассвета. Эксперты пока не в состоянии объяснить, почему эти совы внезапно изменили своим биоритмам, – репортёр усмехнулся. – Более чем загадочно. А теперь Джим Макгаффин с прогнозом погоды. Ожидаются ли сегодня ещё ливни из сов, Джим?
– Что ж, Тед, – отозвался метеоролог, – насчёт этого не уверен, но странно сегодня ведут себя не только совы. Очевидцы из таких далёких мест, как Кент, Йоркшир и Данди, звонили мне, чтобы сообщить, – вместо дождя, обещанного мной вчера, у них прошёл настоящий звездопад! Может, народ уже отмечает Ночь Фейерверков? Люди, рано, ещё целая неделя! Но уж эта ночь точно будет дождливой.
Мистер Дёрсли замер в кресле. Звездопад над всей Британией? Совы средь бела дня? Таинственные личности в плащах повсюду? И все эти люди шепчутся, шепчутся о Поттерах...
Миссис Дёрсли вошла в гостиную с двумя чашками чая. Молчать больше не было сил. Нужно рассказать ей. Мистер Дёрсли нервно прочистил горло:
– Э-э... Петуния, дорогая, ты в последнее время ничего не слышала о своей сестре?
Как он и ожидал, миссис Дёрсли была поражена и разозлена. В конце концов, они всегда притворялись, что её сестры не существует.
– Нет, – отрезала она. – А что?
– Всякую чепуху в новостях передают, – промямлил мистер Дёрсли. – Совы... падающие звёзды... и в городе сегодня было много странно одетых людей...
– И? – перебила миссис Дёрсли.
– Ну, я просто подумал... может быть, это как-то связано с людьми... ну, ты понимаешь... её круга.
Миссис Дёрсли отхлебнула чая, поджав губы. Мистер Дёрсли в это время задумался, осмелится ли сказать ей, что слышал фамилию «Поттер». Решил, что не осмелится. Вместо этого он как можно непринуждённее осведомился:
– Их сын, он ведь того же возраста, что Дадли?
– Должно быть, так, – сдержанно ответила миссис Дёрсли.
– А как бишь его? Не Говард, случайно?
– Гарри. По-моему, мерзкое, простонародное имя.
– Да-да, – с упавшим сердцем отозвался мистер Дёрсли. – Я с тобой полностью согласен.
Больше он не заговаривал об этом; вскоре супруги поднялись наверх, в спальню. Пока жена была в ванной, мистер Дёрсли подкрался к окну и выглянул в сад. Кошка и не думала уйти. Она следила за Бирючинным проездом, словно дожидалась чего-то.
Мерещилось ли ему? Связано ли всё это с Поттерами? Если так... если обнаружится, что они были в родстве с двумя... вряд ли он сможет вынести это.
Они улеглись в постель. Миссис Дёрсли уснула быстро, но мистер Дёрсли ещё долго прокручивал в голове все события прошедшего дня. В конце концов, он успокоился тем, что, пусть даже Поттеры и были как-то замешаны в этой истории, – у них нет оснований беспокоить его с женой. Поттеры отлично знали, что они с Петунией думали о них и подобных им людях. Им с супругой нет никакого дела до всех этих странностей, – он зевнул и повернулся на бок, – их это не касается...
Как же он ошибался.
Мистер Дёрсли уже давно забылся тревожным сном, а кошка на ограде до сих пор не выказывала ни малейших признаков усталости. Она сидела неподвижно, словно статуя; её немигающий взгляд был направлен в сторону дальнего поворота Бирючинного проезда. Она не обратила внимания ни на громко хлопнувшую дверь автомобиля на соседней улице, ни на двух сов, пронёсшихся над её головой. Уже приближалась полночь, когда кошка, наконец, пошевелилась.
На том углу улицы, куда пристально смотрела кошка, появился человек, – так внезапно и бесшумно, будто вырос из-под земли. Кошка повела хвостом и сузила глаза.
Таких людей никогда ещё не видели на Бирючинном проезде. Он был высок, худощав и очень стар, судя по серебристым волосам и бороде, которые он мог с лёгкостью заправить за пояс. Одет он был в лиловую мантию, край которой волочился по земле, и сапоги на каблуках с пряжками. Его ясные, ярко-голубые глаза сверкали за полукруглыми стёклами очков; нос его был очень длинен и крив, словно его ломали по крайней мере дважды. Звали этого человека – Альбус Дамблдор.
Казалось, Альбус Дамблдор решительно не понимал, что на этой улице всё от его имени до сапог было совершенно не к месту. Он торопливо шарил в плаще, пытаясь что-то найти. Но, похоже, понял, что за ним следят, и внезапно поднял взгляд на кошку, всё ещё наблюдавшую за ним с другого конца улицы. Почему-то вид кошки позабавил его. Он усмехнулся и пробормотал:
– Следовало догадаться.
Наконец Дамблдор отыскал нужную ему вещь во внутреннем кармане мантии. Она напоминала серебряную зажигалку. Откинув крышку и подняв её повыше, он щёлкнул кремнём. Ближайший к нему фонарь погас с негромким хлопком. Щёлкнул ещё раз, – потух следующий. И так двенадцать раз он щёлкал гасилкой, пока единственным источником света на улице не остались два горящих уголька – глаза кошки. Выгляни в тот момент кто-нибудь из окна, он при всём желании не смог бы разглядеть, что происходит, – даже миссис Дёрсли с её превосходным зрением. Опустив гасилку в карман, Дамблдор направился к дому №4, где устроился на ограде рядом с кошкой. Не глядя на неё, секунду спустя он промолвил:
– Не думал встретить вас здесь, профессор Макгонаголл.
Он с улыбкой обернулся к кошке, но та исчезла. Вместо неё он улыбался женщине строгого вида в прямоугольных очках, точь-в-точь повторяющих отметины вокруг глаз кошки. Она была в плаще изумрудно-зелёного цвета. Её тёмные волосы были стянуты в тугой пучок. Дама была заметно раздражена.
– Как вы догадались? – хмуро поинтересовалась она.
– Моя дорогая профессор, я в жизни не видел кошки столь сурового вида.
– Посуровеешь тут, проведя весь день на каменной ограде, – парировала профессор Макгонаголл.
– Весь день? Когда же вы праздновали? По пути сюда я миновал, должно быть, дюжину банкетов и вечеринок.
Профессор Макгонаголл сердито фыркнула.
– О, разумеется, все веселятся, – возмущённо подтвердила она. – Казалось бы, им следовало бы быть чуточку осторожнее, но нет, – даже магглы заметили, что происходит нечто странное. Об этом говорили в их новостях, – она кивнула в сторону тёмного окна гостиной Дёрсли. – Я слышала. Стаи сов... звездопад... Что ж, они ведь не глупцы, какими их, похоже, считают. Они бы обязательно что-то заподозрили. Звездопад в Кенте! Наверняка дело рук Дедалуса Диггла. Он никогда не отличался особой сообразительностью.
– Их трудно винить, – мягко возразил Дамблдор. – За последние одиннадцать лет у нас было очень мало поводов для веселья.
– Я знаю, – недовольно буркнула профессор Макгонаголл, – но нельзя же терять голову. Люди ведут себя совершенно легкомысленно, средь бела дня разгуливают по улицам, не удосужившись даже одеться как магглы, и распространяют сплетни!
Профессор покосилась на Дамблдора, словно надеялась что-то услышать от него в ответ, однако он промолчал, и она продолжила:
– Будет просто чудесно, если магглы узнают о нашем существовании в тот самый день, когда, по слухам, Сами-Знаете-Кого, наконец, не стало. Ведь его действительно больше нет, Дамблдор?
– Очевидно, так, – кивнул Дамблдор. – Нам есть, чему радоваться. Не желаете ли лимонную шипучку?
– Что?
– Лимонную шипучку. Это такие маггловые сладости, лично мне очень нравятся.
– Нет, спасибо, – холодно отказалась профессор Макгонаголл, – видно, этот момент казался ей совершенно неподходящим для поедания лимонных шипучек. – Как я уже сказала, даже если Сами-Знаете-Кого больше нет...
– Моя дорогая профессор, неужели такой разумный человек, как вы, не может называть его по имени? Все эти «Сами-Знаете-Кто» – абсурд, одиннадцать лет я убеждал людей называть его настоящим именем – Волдеморт.
Профессор Макгонаголл вздрогнула, однако Дамблдор, увлечённо отлепляя друг от друга две лимонные шипучки, не заметил этого.
– Если мы будем и дальше называть его «Сами-Знаете-Кто», только себя запутаем. Я никогда не видел причин бояться имени Волдеморта.
– Я знаю, – раздражённо, и вместе с тем восхищённо ответила профессор Макгонаголл. – Но вы не такой, как все. Каждый знает, что вы – единственный, кого Сами-Знаете – ну хорошо, Волдеморт – всегда опасался.
– Вы мне льстите, – спокойно отозвался Дамблдор. – Волдеморт обладал силой, которая мне всегда была неподвластна.
– Только потому, что вы слишком... м-м... благородны, чтобы использовать её.
– Какое счастье, что сейчас темно. Я не краснел так сильно с тех пор, как услышал от мадам Помфри, что ей нравятся мои меховые наушники.
Профессор Макгонаголл искоса взглянула на Дамблдора и продолжила:
– Совы – это ещё мелочи по сравнению с последними слухами. Вы знаете, о чём сейчас все твердят? О том, почему он исчез? О том, что наконец его остановило?
Похоже, профессор Макгонаголл подвела разговор к той теме, что беспокоила её больше всего, ради которой она и провела целый день на холодной садовой ограде. Ни в обличье кошки, ни в обличье женщины она никогда ещё не буравила Дамблдора таким отчаянным взглядом, как сейчас. Было ясно – что бы «все» ни говорили, она не поверит, пока Дамблдор не подтвердит это. Впрочем, тот выбирал очередную шипучку и не ответил.
– Говорят, – с нажимом произнесла она, – что прошлой ночью он объявился в Годриковой Лощине. Чтобы найти Поттеров. И, по слухам, Лили и Джеймс Поттер, они... они... погибли.
Дамблдор склонил голову. Профессор Макгонаголл ахнула:
– Лили и Джеймс... Не может быть... Я так не хотела в это верить... Ох, Альбус...
Дамблдор погладил её по плечу:
– Я знаю... знаю... – сдавленно проговорил он.
Профессор Макгонаголл дрожащим голосом продолжила:
– Это ещё не всё. Говорят, он пытался убить их сына, Гарри. Но он... он не смог. Он не справился с маленьким мальчиком. Никто не знает, отчего это случилось, но, по слухам, когда Волдеморту не удалось убить Гарри Поттера, его дух ослаб... и поэтому он исчез.
Дамблдор мрачно кивнул.
– Это... это правда? – запнулась профессор Макгонаголл. – После всего, что он совершил... после стольких людей, убитых им... он не смог одолеть маленького ребёнка? Это просто поразительно... Из всех попыток остановить его... но как, во имя неба, Гарри удалось выжить?
– Мы можем лишь гадать, – покачал головой Дамблдор. – Возможно, не узнаем никогда.
Профессор Макгонаголл промокнула глаза кружевным платком. Дамблдор извлёк из кармана золотые часы и, взглянув на них, вздохнул. Это были очень необычные часы. У них было двенадцать стрелок, но ни одной цифры, – вместо них по кругу двигались крошечные планетки. Впрочем, должно быть, для Дамблдора это имело смысл, так как, опустив их обратно в карман, он чуть нахмурился:
– Хагрид опаздывает. Кстати, это наверняка он рассказал вам, что я приду сюда?
– Да, – подтвердила профессор Макгонаголл. – И вы наверняка не расскажете мне, зачем вы пришли?
– Я должен передать Гарри его дяде и тёте. Теперь они его единственные родственники.
– Вы хотите сказать... вы, что, имеете в виду людей, которые живут здесь? – вскричала профессор Макгонаголл, вскакивая и указывая на дом №4. – Дамблдор, вы этого не сделаете. Я наблюдала за ними весь день. На свете нет больше людей, настолько непохожих на нас. А этот их сын, – я видела, как он пинал свою мать и орал, требуя конфет, пока они шли по улице. И Гарри Поттеру придётся жить здесь!
– Для него это самое лучшее, – уверенно ответил Дамблдор. – Его дядя и тётя смогут рассказать ему всё, когда он подрастёт. Я написал им письмо.
– Письмо? – слабым голосом повторила профессор Макгонаголл, вновь усаживаясь на ограду. – Дамблдор, неужели вы и впрямь думаете, что всё это можно объяснить в письме? Этим людям никогда не понять его. Мальчик станет знаменитостью, легендой, – не удивлюсь, если в будущем сегодняшний день назовут Днём Гарри Поттера, про Гарри напишут книги, каждый ребёнок в нашем мире будет знать его имя!
– Вот именно, – подтвердил Дамблдор, серьёзно глядя на неё поверх очков. – И этого довольно, чтобы вскружить голову любому. Стать знаменитым прежде, чем научиться ходить и говорить! Из-за того, чего он даже не помнит! Разве вы не видите, насколько полезнее для него подрасти вдали от всего этого, пока он не будет готов это принять?
Профессор Макгонаголл открыла было рот, собираясь возразить, но передумала и, сглотнув, согласилась:
– Да, да... конечно, вы правы. Но как мальчик попадёт сюда, Дамблдор?
Она внезапно окинула взглядом его плащ, словно подумала, что Дамблдор прячет Гарри под ним.
– Его привезёт Хагрид.
– Вы считаете, это – разумно – доверять Хагриду такое ответственное дело?
– Я бы доверил Хагриду и свою жизнь, – отозвался Дамблдор.
– Я не сомневаюсь в его душевных качествах, – нехотя пояснила профессор Макгонаголл. – Но вы ведь не станете отрицать, что он небрежен и склонен к... что это?
Окружавшую их тишину нарушил громкий рокот. Пока они оглядывались по сторонам в поисках горящих фар, звук усиливался и, наконец, перерос в настоящий рёв; оба, подняв головы, взглянули на небо, и тут гигантский мотоцикл, появившись словно из ниоткуда, приземлился перед ними.
Как ни огромен был мотоцикл – это было ничто по сравнению с человеком, сидевшим на нём. Ростом он был с двух обычных людей и, по меньшей мере, с пяти – в ширину. Вид великан имел довольно устрашающий, – длинные пряди чёрных кустистых волос и бороды скрывали большую часть лица; ладони его были размером с крышку мусорного бака каждая, а ступни ног в кожаных ботинках – с детёнышей дельфина. В громадных, мускулистых руках он держал свёрток из одеял.
– Хагрид, – с облегчением промолвил Дамблдор. – Наконец-то. А откуда у тебя мотоцикл?
– Одолжил, профессор Дамблдор, сэр, – объяснил гигант, осторожно слезая на землю. – У молодого Сириуса Блека. Я привёз его, сэр.
– Не было никаких затруднений?
– Нет, сэр, – дом уж лежал в руинах, но я успел его унести прежде, чем вокруг столпились магглы. Он заснул, када мы пролетали над Бристолем.
Дамблдор и профессор Макгонаголл склонились над свёртком. В нём, едва видный из-под одеял, спал младенец. На лбу у него, под прядью чёрных волос, виднелся свежий порез причудливой формы, похожий на молнию.
– Так вот куда?.. – прошептала профессор Макгонаголл.
– Да, – кивнул Дамблдор. – Этот шрам останется у него на всю жизнь.
– Вы разве не можете что-нибудь сделать с ним, Дамблдор?
– Даже если бы мог, не стал бы. Шрамы могут быть очень даже полезны. У меня самого есть один – над левым коленом, так он полностью повторяет схему лондонского метро. Ну, давай его мне, Хагрид, нужно довести дело до конца.
– Могу я... могу я попрощаться с ним, сэр? – попросил Хагрид. Он склонил к Гарри огромную, косматую голову и неуклюже поцеловал мальчика, уколов бородой. Внезапно великан взвыл, словно раненая собака.
– Шшш! – прошипела профессор Макгонаголл. – Разбудишь магглов!
– П-п-простите, – всхлипнул Хагрид, доставая большой, весь в пятнах, носовой платок и пряча в него лицо. Но я н-н-не могу этва вынести... Лили и Джеймс мертвы... И бедняжка Гарри остаётся с магглами...
– Да, да, это ужасно, Хагрид, но всё же возьми себя в руки, не то нас заметят, – прошептала профессор Макгонаголл, осторожно похлопывая его по плечу; Дамблдор в это время переступил через низенькую садовую ограду и приблизился к входной двери. Он бережно опустил Гарри на крыльцо, вынул из кармана письмо, спрятал его между одеял и затем вернулся к остальным. С минуту они стояли, глядя на свёрток. Плечи Хагрида дрожали, профессор Макгонаголл отчаянно моргала, а обычный яркий блеск в глазах Дамблдора, казалось, внезапно пропал.
– Что ж, – наконец произнёс Дамблдор, – вот и всё. Нам здесь больше нечего делать. Теперь лучше присоединиться к празднующим.
– Да, – осипшим голосом отозвался Хагрид. – Я должен вернуть Сириусу Блеку его мотоцикл. Доб’ночи, профессор Макгонаголл. Профессор Дамблдор, сэр...
Вытирая влажные глаза рукавом куртки, он вскочил на мотоцикл и завёл мотор; мотоцикл с рёвом поднялся в воздух и исчез в ночном небе.
– Что ж, думаю, мы скоро увидимся, профессор Макгонаголл, – попрощался Дамблдор, кивнув ей. В ответ профессор шмыгнула носом.
Дамблдор развернулся и направился вдоль по улице. Дойдя до поворота, он остановился и вынул гасилку. Щелчок – и двенадцать шаров света вернулись в свои фонари. При их свете он разглядел, как полосатая кошка на другом конце улицы скользнула за угол. На пороге дома №4 виднелся маленький свёрток из одеял.
– Удачи, Гарри, – прошептал Дамблдор. Он повернулся на каблуках и исчез, взмахнув плащом.
Лёгкий ветерок шевелил листья живых изгородей на Бирючинном проезде, тихо и опрятно лежавшем под чернильно-синим небом. Гарри Поттер, не просыпаясь, перевернулся на бок в одеялах. Детская ручка накрыла конверт с письмом. Он спал, не зная ни о том, что особенный; ни о том, что знаменит; не зная, что через несколько часов его разбудит крик миссис Дёрсли, которая откроет дверь, чтобы выставить на крыльцо пустые бутылки из-под молока; не зная, что следующие несколько недель кузен Дадли будет щипать и тыкать его... Он не знал, что в то самое время люди по всей стране тайно встречались, поднимая стаканы в его честь, и вполголоса произносили:
– За Гарри Поттера – за мальчика, который выжил!
Глава вторая
ИСЧЕЗНУВШЕЕ СТЕКЛО
Почти десять лет минуло с тех пор, как Дёрсли, проснувшись, нашли на крыльце собственного племянника, однако Бирючинный проезд остался прежним. В то утро солнце поднялось над всё такими же ухоженными садиками; озарило бронзовую табличку с номером четыре на входной двери дома Дёрсли; лучи света просочились в гостиную, почти не изменившуюся с вечера, когда мистер Дёрсли смотрел тот роковой выпуск новостей. Лишь фотографии на каминной полке дали понять, как много времени прошло на самом деле. Десять лет назад здесь было множество снимков чего-то, похожего на надувной розовый мяч в разноцветных чепчиках, – но Дадли Дёрсли вырос, и теперь на фотографиях был запечатлён тучный светловолосый мальчик на своём первом велосипеде; на ярмарочной карусели; за компьютером с папой; в обнимку с мамой. В комнате так и не появилось ни намёка, что в семью попал ещё один мальчик.
Но Гарри Поттер по-прежнему жил здесь. Сейчас он спал, но спать ему оставалось недолго. Тётя Петуния уже поднялась, и именно её пронзительный голос разбудил Гарри в то утро.
– Подъём! Вставай! Сейчас же!
Гарри, вздрогнув, проснулся. Тётя снова забарабанила в дверь.
– Вставай! – визгливо крикнула она. Слышно было, как она прошла в кухню и поставила на плиту сковородку. Гарри перевернулся на спину и попытался вспомнить, что же ему только что снилось. Это был хороший сон – кажется, летящий по небу мотоцикл. Гарри не покидало странное ощущение, будто он уже видел этот сон.
Тётя вернулась к двери.
– Ты уже встал? – требовательно поинтересовалась она.
– Почти, – отозвался Гарри.
– Да пошевеливайся же, мне надо, чтобы ты присмотрел за беконом. И, не дай бог, он пригорит, – в день рождения Дадди всё должно быть безупречно.
Гарри застонал.
– Что ты сказал? – рявкнула тётя из-за двери.
– Ничего, ничего...
День рождения Дадли, – как он мог забыть? Гарри не спеша вылез из постели и начал искать носки. Они обнаружились под кроватью; Гарри стряхнул с них паука и надел. Он привык к паукам, ведь в чулане под лестницей, где он спал, их было полно.
Одевшись, Гарри прошёл на кухню. Стол был практически погребён под подарками Дадли. Похоже, тот получил новый компьютер, о котором и мечтал, не говоря уж о втором телевизоре и гоночном велосипеде. Зачем Дадли велосипед, для Гарри оставалось загадкой, ведь Дадли был ужасно жирным и ненавидел спорт, – если только не считать за спорт привычку кому-нибудь вмазать. Любимой боксёрской грушей он избрал Гарри, – правда, того нечасто удавалось поймать. Ни за что не скажешь по внешнему виду, но Гарри очень быстро бегал.
Гарри всегда был чересчур маленьким и тощим для своего возраста, – возможно, сказывалась жизнь в тёмном чулане. А ещё меньше и тоньше он казался оттого, что всю свою одежду донашивал за Дадли, а кузен был крупнее него раза в четыре. У Гарри было худое лицо, угловатые колени, чёрные волосы и ярко-зелёные глаза. Он носил круглые очки, перемотанные посередине толстым слоем клейкой ленты, потому что Дадли периодически бил его по носу. Единственное, что нравилось ему в собственной внешности – тонкий шрам на лбу, похожий на молнию. Он был у Гарри, насколько тот помнил, с самого раннего детства, и первый вопрос, который он задал тёте Петунии – откуда взялся шрам.
– Это из-за той аварии, в которой погибли твои родители, – недовольно ответила она. – И не задавай вопросов.
«Не задавай вопросов» – главное условие мирных отношений с дядей и тётей.
Дядя Вернон вошёл в кухню, когда Гарри переворачивал на сковороде бекон.
– Причешись! – гаркнул он в качестве утреннего приветствия.
Примерно раз в неделю дядя Вернон, осуждающе глядя на Гарри поверх газеты, заявлял, что племянника нужно подстричь. Гарри, должно быть, стригли чаще, чем всех его одноклассников, вместе взятых, но смысла в этом не было никакого, – его волосы очень быстро росли и, к тому же, торчали в разные стороны.
Когда появились Дадли с матерью, Гарри уже жарил яичницу. Кузен был очень похож на своего отца: круглое розовое лицо, короткая шея, маленькие водянистые голубые глазки и густые светлые волосы, аккуратно лежавшие на большой жирной голове. Тётя Петуния всегда твердила, что Дадли похож на ангелочка, – Гарри же про себя звал его «хрюнь-манюнь».
Гарри расставил на столе тарелки с яичницей и беконом, – что оказалось очень непросто, ведь там почти не осталось места. Дадли между тем пересчитал свои подарки. Лицо его разочарованно вытянулось.
– Тридцать шесть, – буркнул он, исподлобья глядя на родителей. – Это на два меньше, чем в прошлом году.
– Дорогой, ты пропустил подарок тётушки Мардж, смотри, вот он, под большой коробочкой от мамочки и папочки.
– Ладно, но тогда получается всего тридцать семь, – процедил Дадли с побагровевшим лицом.
Гарри, распознав симптомы приближающейся истерики, начал торопливо, как волк, заглатывать бекон, – мало ли, кузен перевернёт стол.
Тётя Петуния, очевидно, тоже заметила надвигающуюся опасность и затараторила:
– И мы купим тебе ещё два подарка, пока будем гулять. Как тебе это, пупсик? Ещё два подарочка. Хорошо?
Дадли задумался. Тяжело задумался. Наконец Дадли медленно проговорил:
– Значит, у меня будет тридцать... тридцать...
– Тридцать девять, мой сладенький, – подсказала тётя Петуния.
– А-а, – Дадли тяжело плюхнулся на стул и схватил ближайший свёрток. – Тогда ладно.
Дядя Вернон хохотнул.
– Наш малец знает себе цену, – прямо как отец. Молодчина, Дадли! – он взъерошил сыну волосы.
В это время зазвонил телефон, и тётя Петуния поторопилась к трубке; Гарри и дядя Вернон между тем наблюдали, как Дадли распаковывает гоночный велосипед, видеокамеру, самолёт с дистанционным управлением, шестнадцать новых компьютерных игр и видеомагнитофон. Он уже срывал обёртку с золотых наручных часов, когда вернулась тётя Петуния, рассерженная и обеспокоенная.
– Плохо дело, Вернон, – обратилась она к мужу. – Миссис Фигг сломала ногу. Она не сможет забрать его, – она дёрнула головой в сторону Гарри.
От ужаса у Дадли отвисла челюсть, а сердце Гарри радостно подпрыгнуло. Каждый год, в дадлин день рождения, Дёрсли вместе с сыном и кем-нибудь из его друзей отправлялись в парки аттракционов, в кафе, в кино. Гарри же они оставляли на попечении миссис Фигг, сумасшедшей старухи, жившей за две улицы от них. Весь её дом насквозь пропах капустой, а сама хозяйка вдобавок заставляла мальчика рассматривать снимки всех кошек, живших у неё в разное время.
– Ну, что теперь? – вопросила тётя Петуния, злобно зыркнув на Гарри, словно это он всё подстроил. Тот понимал, что миссис Фигг следует посочувствовать, но это было нелегко, – ведь теперь целый год отделял Гарри от того момента, когда ему снова придётся созерцать фотографии Тибби, Снежка, мистера Лапки и Хохолка.
– Мы можем позвонить Мардж, – предложил дядя Вернон.
– Не глупи, Вернон, она терпеть не может мальчишку.
Дёрсли всегда обсуждали Гарри в таком тоне, словно его не было рядом, – или же словно он был чем-то безмозглым и к тому же не способным их понять, вроде слизняка.
– А как насчёт твоей подруги – как же её – Ивонны?
– В отпуске на Майорке, – отрезала тётя Петуния.
– Вы можете просто оставить меня здесь, – с надеждой вмешался Гарри (тогда бы он в кои-то веки посмотрел по телевизору, что захочет, а, может быть, даже поиграл на компьютере Дадли).
Вид у тёти Петунии был такой, точно она проглотила лимон.
– Чтобы потом вернуться, а дом лежит в руинах? – прорычала она.
– Да не взорву я дом, – запротестовал Гарри, но его уже никто не слушал.
– Может, мы возьмём его с собой в зоопарк, – неуверенно начала тётя Петуния, – и оставим в машине...
– Машина вообще-то новая,его одного я в ней не оставлю...
Дадли разрыдался. То есть, вообще-то он вовсе не плакал, – в последний раз с ним это случилось несколько лет назад, но он знал: стоит ему скривить лицо и завыть, как мамочка исполнит любую его прихоть.
–Лапочка мой, Дадлюшка, не плачь, мамуля не позволит ему испортить твой праздник!
– Я... не хоч-чу... чтобы он... ехал с нами! – голосил Дадли в промежутках между фальшивыми всхлипываниями. – Он всегда всё п-портит!
Он состроил Гарри мерзкую рожу, высунувшись из-за спины матери.
Внезапно в дверь позвонили.
– О Господи, это они! – с отчаянием воскликнула тётя Петуния, и вскоре в кухню вошёл лучший друг Дадли, Пьерс Полкисс, со своей матерью. Пьерс был костлявым мальчишкой, сильно напоминавшим крысу. Именно он скручивал руки за спину жертвам Дадли, чтобы тому было удобнее их бить. Дадли моментально прекратил свой притворный плач.
Полчаса спустя Гарри, не смея поверить в своё счастье, уже сидел на заднем сиденье машины дяди Вернона, рядом с Пьерсом и Дадли, – впервые в жизни он ехал в зоопарк. Дядя с тётей так и не придумали, куда бы его сбагрить, но, прежде чем Гарри залез в автомобиль, дядя Вернон отвёл его в сторону.
– Предупреждаю тебя, – прошипел он, приблизив побагровевшую физиономию к самому лицу Гарри, – предупреждаю, хоть один фокус – и ты просидишь в чулане до Рождества.
–Да я и не собирался, – пообещал Гарри, – правда...
Но дядя Вернон ему не поверил. Ему вообще никто не верил.
Всё дело в том, что с Гарри часто происходили странные вещи, и бесполезно было объяснять дяде с тётей, что он тут ни при чём.
Например, однажды тёте Петунии надоело, что Гарри приходит из парикмахерской в таком виде, будто там и не был; вооружившись кухонными ножницами, она остригла его почти налысо, оставив лишь небольшую чёлку, дабы «прикрыть этот ужасный шрам». Дадли чуть не лопнул со смеху при виде Гарри, а тот провёл бессонную ночь, представляя, что с ним завтра будет в школе, где уже и так смеялись над его мешковатой одеждой и сломанными очками. Однако следующим утром он обнаружил, что волосы выглядят точно так же, как и до того, как тётя Петуния его обкорнала. За это Гарри неделю просидел в чулане, хоть и пытался объяснить, что понятия не имеет, почему волосы отросли так быстро.
В другой раз тётя пыталась заставить Гарри надеть кошмарный старый джемпер Дадли (коричневый с оранжевыми помпонами). Казалось, чем усерднее она натягивала на него джемпер, тем меньше он становился, пока, наконец, не съёжился до того, что был бы впору кукле, но уж никак не Гарри. К счастью, тётя Петуния решила, что джемпер сел после стирки, и обошлось без наказаний.
Но был и случай, когда он влип в серьёзные неприятности, – его заметили на крыше школьной столовой. Банда Дадли, как обычно, гналась за ним, и вдруг, к удивлению Гарри – а также всех остальных – он оказался на трубе. Директриса послала Дёрсли гневное письмо, сообщив в нём, что Гарри лазает по школьной крыше. Но всё, что тот хотел сделать (как он кричал дяде Вернону через запертую дверь чулана) – это перепрыгнуть через мусорные баки за дверью столовой. Сам Гарри решил, что, когда он прыгал, его подхватил порыв ветра.
Но сегодня всё должно было пройти гладко. Даже общество Дадли и Пьерса стоило того, чтобы провести день не в школе, не в чулане и не в пропахшей капустой гостиной миссис Фигг.
По дороге дядя Вернон жаловался тёте Петунии. Он вообще любил пожаловаться: на подчинённых, на Гарри, на совет директоров, на Гарри, на банк, на Гарри, – и это была лишь часть его излюбленных тем. Сегодня главным объектом его претензий стали мотоциклы.
–...носятся как ненормальные, хулиганы чёртовы, – проворчал дядя Вернон, когда их обогнал байкер.
– А мне сегодня приснился мотоцикл, – сообщил Гарри, вдруг вспомнив свой сон. – Он летел по небу.
Дядя Вернон чуть не въехал в идущую впереди машину. Он резко развернулся к Гарри (лицо его походило на гигантскую свёклу с усами) и заорал:
– МОТОЦИКЛЫ НЕ ЛЕТАЮТ!
Дадли и Пьерс захихикали.
– Да-да, я знаю, – быстро согласился Гарри. – Это был просто сон.
Он уже жалел, что раскрыл рот. Если и было в его поведении что-то более ненавистное родственникам, чем когда он задавал вопросы, – так это когда он говорил о чём-то необычном, неважно, видел ли он это во сне или даже в мультфильме – им, похоже, казалось, что у него могли появиться какие-то нездоровые идеи.
Суббота выдалась солнечной, и в зоопарке было полно людей с детьми. На входе Дёрсли купили Дадли и Пьерсу по большому шоколадному мороженому, а Гарри достался дешёвый фруктовый лёд с лимонным вкусом, – и то лишь потому, что они не успели увести его от прилавка прежде, чем улыбчивая продавщица спросила, чего он хочет. Тоже неплохо, думал Гарри и лизал фруктовый лёд, наблюдая за чешущей голову гориллой, – та ужасно напоминала Дадли, разве что волосы были тёмные.
У Гарри давно не было такого прекрасного утра. Он, правда, старался держаться в стороне от остальных, так как ближе к обеду Дадли и Пьерсу уже начали надоедать животные, а значит, они могли заняться своим любимым делом – избить его. Они перекусили в ресторанчике прямо в зоопарке, а когда Дадли учинил скандал по поводу отсутствия мороженого на верхушке дессерта «Восторг сорванца», дядя Вернон заказал ему другой, а Гарри разрешили доесть остатки.
Впоследствии Гарри понял: всё шло слишком хорошо, чтобы продолжаться в том же духе.
После обеда они отправились в террариум. Там было прохладно и темно, и вдоль стен тянулись освещённые витрины. За стеклом ползали и скользили по камням и кускам дерева всевозможные ящерицы и змеи. Дадли и Пьерсу захотелось посмотреть на ядовитых кобр и гигантских, мощных питонов, и Дадли быстро нашёл самую крупную змею в террариуме. Она с лёгкостью могла дважды обвиться вокруг машины дяди Вернона и расплющить её в лепёшку, – но данный момент, похоже, была не в настроении. Она, вообще-то, крепко спала.
Дадли, прижав нос к стеклу, таращился на блестящие бронзовые кольца.
– Расшевели её, – захныкал он.
Дядя Вернон забарабанил костяшками пальцев по стеклу, но змея даже не шелохнулась.
– Ещё раз, – скомандовал Дадли. Дядя Вернон постучал энергичнее, но безрезультатно.
– Ску-у-учно, – проныл кузен и пошёл прочь, волоча ноги.
Гарри подошёл к витрине и пристально посмотрел на змею. Он бы не удивился, если та умерла от скуки, – никакой компании, за исключением глупых людей, целый день барабанящих по стеклу, мешая спать. Это даже хуже, чем спать в чулане, где единственный гость – тётя Петуния, колотящая в дверь, чтобы разбудить; он, по крайней мере, мог передвигаться по дому.
Внезапно змея открыла глаза – крошечные, блестящие, похожие на бусинки. Медленно, очень медленно она поднимала голову, пока её глаза не оказались вровень с глазами Гарри.
Она подмигнула.
Гарри вытаращился на змею. Затем быстро оглянулся проверить, не смотрит ли на них кто-нибудь. Убедившись, что нет, Гарри снова повернулся к змее и подмигнул в ответ.
Она указала головой на Дадли и дядю Вернона и затем возвела глаза к потолку, очевидно, имея в виду: «И вот так всё время».
– Я понимаю, – прошептал Гарри, хотя вряд ли змея слышала его через толстое стекло. – Наверное, ужасно раздражает.
Змея согласно кивнула.
– Откуда ты? – спросил Гарри.
Она ткнула хвостом в сторону небольшой таблички возле витрины. Гарри вгляделся в неё:
«Удав, Бразилия».
– Хорошо там, в Бразилии?
Змея снова указала на табличку, и Гарри прочёл дальше:
«Экземпляр был выведен в зоопарке».
– А-а, я понял... Так ты там никогда не бывала?
Змея отрицательно мотнула головой, и тут за спиной у Гарри раздался оглушительный вопль, так что они оба вздрогнули от неожиданности:
– ДАДЛИ! МИСТЕР ДЁРСЛИ! СКОРЕЕ, СМОТРИТЕ НА ЭТУ ЗМЕЮ! ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ, ЧТО ОНА ВЫТВОРЯЕТ!
Дадли вразвалочку поспешил к ним.
– Пошёл с дороги, ты, – фыркнул он, толкнув Гарри в грудь. Застигнутый врасплох, Гарри упал и сильно ударился о бетонный пол. Пьерс и Дадли прильнули к стеклу и тут же отскочили с воплями ужаса, – всё произошло в мгновение ока.
Гарри кое-как сел и охнул: стекло витрины исчезло. Гигантская змея поспешно разворачивала кольца, выползая на пол. Люди по всему террариуму с криками помчались к выходу.
Гарри мог бы поклясться, – когда змея торопливо скользила мимо, до него донеслось тихое шипение:
– В Бразилию... с-с-спасибо, амиго.
Служащий террариума был в шоке.
– Но стекло, – повторял он. – Куда делось стекло?
Директор зоопарка лично приготовил тёте Петунии чашку крепкого, сладкого чая, непрестанно извиняясь. Пьерс и Дадли могли лишь бубнить что-то невразумительное. Насколько Гарри видел, змея ничего им не сделала, разве что играючи куснула за пятки, скользя мимо. Но, когда они уже сидели в машине, Дадли божился, что она чуть не откусила ему ногу, а Пьерс уверял, что его едва не задушили. Но, что хуже всего, – по крайней мере, для Гарри, – придя в себя, Пьерс наябедничал:
– А Гарри разговаривал с ней, – правда, Гарри?
Дядя Вернон дождался, пока Пьерса уведут домой, и затем набросился на Гарри. Он был так зол, что едва мог говорить. Выдавив: «Иди... в чулан... сиди там... без еды», он рухнул в кресло, и тёте Петунии пришлось налить ему большой стакан бренди.
* * *
Позже Гарри, лежа в тёмном чулане, жалел, что у него нет часов. Он не знал, сколько времени, и не был уверен, что Дёрсли уже улеглись в постель. А пока они не уснули, он не смел прокрасться на кухню и стащить хоть что-нибудь поесть.
Он жил здесь уже почти десять лет, десять несчастливых лет, сколько он себя помнил, с тех пор, как его родители погибли в автокатастрофе. Гарри не помнил, что тоже был в той машине. Иногда, подолгу напрягая память в своём чулане, он видел странную картину: вспышка зелёного света и адская боль в голове. Это, как он думал, и была автокатастрофа, хотя не мог понять, откуда взялся зелёный свет. Он совсем не помнил родителей. Дядя и тётя никогда не говорили о них, и, конечно же, запрещали ему задавать вопросы. Фотографий родителей в доме не было.
Раньше Гарри мечтал, что однажды за ним явится какой-нибудь неизвестный родственник, но этого так и не случилось; Дёрсли оставались его единственной семьей. Хотя иногда ему казалось (или он просто на это надеялся), что некоторые прохожие узнают его. Странные это были прохожие. Как-то раз, когда он был в магазине с тётей Петунией и Дадли, ему поклонился старичок в фиолетовом цилиндре. Тётя Петуния, злобно спросив у Гарри, откуда он знает этого человека, вылетела с ними из магазина, так ничего и не купив. В другой раз диковатого вида пожилая женщина весело помахала ему в автобусе. Лысый мужчина в длинном пурпурном плаще пожал ему руку и ушёл, не сказав ни слова. Самое интересное во всех этих людях было то, что, когда Гарри пытался повнимательнее их рассмотреть, они исчезали.
В школе с Гарри никто не водился. Все знали, что банда Дадли ненавидела этого странного Гарри Поттера в мешковатой одежде и сломанных очках; а конфликтовать с бандой Дадли не хотелось никому.
Глава третья
ПИСЬМА НИ ОТ КОГО
Побег бразильского удава обернулся для Гарри самым суровым наказанием в жизни. К тому времени, как его выпустили из чулана, уже начались летние каникулы; Дадли же успел разбить видеокамеру, расколотить самолёт с дистанционным управлением и, впервые сев на гоночный велосипед, сбил с ног миссис Фигг, переходившую улицу на костылях.
Гарри был рад, что школьные занятия кончились, но теперь некуда было деться от дружков Дадли, навещавших его каждый день. Пьерс, Деннис, Малькольм и Гордон, – все они были здоровенными и безмозглыми, но, так как Дадли был самым здоровенным и безмозглым, он считался лидером. Остальные были только рады присоединиться к Дадли в его любимом развлечении – гонке за Гарри.
Именно поэтому тот старался как можно больше времени проводить на улице; он бродил где-то неподалёку и думал о начале нового учебного года, откуда ему светил крошечный лучик надежды. В сентябре Гарри перейдёт в среднюю школу и, наконец, избавится от Дадли. Того приняли в элитную школу «Смелтингс», где когда-то учился и сам дядя Вернон. Туда же определили и Пьерса Полкисса. Гарри же записали в «Каменные стены», местную общеобразовательную школу. Дадли это показалось чрезвычайно забавным.
– В «Каменных стенах» новичков в первый же день засовывают башкой в унитаз, – издевался он. – Хочешь, поднимемся наверх и потренируемся?
– Нет, спасибо, – отказался Гарри. – В нашем бедном унитазе ещё не бывало ничего ужаснее твоей головы, – его стошнит.
Гарри убежал раньше, чем до Дадли дошло.
Как-то в июле тётя Петуния увезла Дадли в Лондон – купить школьную униформу, а Гарри оставила у миссис Фигг. Теперь здесь стало намного приятнее. Выяснилось, что миссис Фигг сломала ногу, споткнувшись об одну из своих кошек, и, похоже, уже не обожала их так, как прежде. Она даже разрешила Гарри посмотреть телевизор и угостила его шоколадным тортом, – последний, судя по вкусу, пролежал у неё в буфете несколько лет.
Этим вечером Дадли гордо расхаживал по гостиной в новой униформе. Ученики «Смелтингса» носили тёмно-бордовые фраки, оранжевые бриджи и соломенные шляпы канотье. Также им полагалось иметь при себе трости с набалдашником, которыми они колотили друг друга за спинами учителей. Это считалось хорошей подготовкой к взрослой жизни.
Глядя на Дадли, вышагивающего в новых бриджах, дядя Вернон ворчливым тоном объявил, что это самый торжественный момент в его жизни. Тётя Петуния разрыдалась и воскликнула, что не может поверить: неужели этот взрослый красавец – её масенький Дадличек. А Гарри не осмеливался ничего говорить. Ему казалось, что от еле сдерживаемого хохота у него уже и так треснули два ребра.
* * *
Следующим утром, когда Гарри пришёл завтракать, в кухне стояла невыносимая вонь. Похоже, она исходила из большого металлического таза в раковине. Гарри подошёл посмотреть, – таз был полон каких-то грязных тряпок, плавающих в серой воде.
– Что это? – спросил он у тёти. Та поджала губы, как и всегда, когда он осмеливался задать вопрос.
– Твоя новая школьная форма, – пояснила она.
Гарри снова заглянул в таз.
– А-а, – протянул он. – Просто я не знал, что она должна быть такой мокрой.
– Не идиотничай, – огрызнулась тётя. – Я крашу кое-какие старые вещи Дадли в серый цвет. Когда закончу, твоя форма будет такой же, как у остальных.
Гарри в этом сильно сомневался, но решил, что лучше не спорить. Он сел за стол, пытаясь не думать о том, в каком виде появится в «Каменных стенах», – видимо, будто напялил обрывки старой слоновьей шкуры.
Дядя Вернон и Дадли вошли в кухню и брезгливо сморщили носы, учуяв запах новой формы Гарри. Дядя, как обычно, развернул газету, а Дадли принялся дубасить по столу своей тростью, – теперь он всюду таскал её с собой.
Из прихожей донёсся щелчок, – открылась щель для писем, и на дверной коврик упала почта.
– Сходи за почтой, Дадли, – велел дядя Вернон из-за газеты.
– Пошли за ней Гарри.
– Гарри, сходи за почтой.
– Пошлите за ней Дадли.
– Ткни его тростью, Дадли.
Гарри увернулся от трости и поплёлся за почтой. На коврике лежала открытка от Мардж, сестры дяди Вернона, отдыхавшей на острове Уайт; коричневый конверт – должно быть, счёт; и... письмо для Гарри.
Он поднял его и принялся рассматривать; внутри у него всё дрожало, словно натянутая тетива лука. Он ещё никогда не получал писем. Да и кто стал бы ему писать? У него не было ни друзей, ни других родственников; он не был записан в библиотеку, поэтому ему не приходили даже уведомления с требованием вернуть книги. И всё же, вот оно – письмо, и адрес написан так точно, что ошибки быть не может:
Графство Суррей
Литтл-Уинджинг
Бирючинный проезд, дом 4
Чулан под лестницей
М-ру Гарри Поттеру
Конверт был толстый и тяжёлый, из желтоватого пергамента, а адрес был написан изумрудно-зелёными чернилами. Марки не было.
Дрожащими руками Гарри перевернул конверт, – на оборотной стороне оказалась пурпурная восковая печать с гербом – лев, орёл, барсук и змея вокруг большой буквы «Х».
– Ну, где ты там? – крикнул из кухни дядя Вернон. – Проверяешь письма на наличие взрывчатки?
Он рассмеялся над своей шуткой.
Гарри вернулся на кухню, не отрывая взгляда от письма. Он протянул дяде Вернону открытку и счёт, сел за стол и начал неспешно вскрывать свой конверт.
Дядя Вернон разорвал конверт со счетами, с отвращением фыркнул и бегло просмотрел открытку.
– Мардж заболела, – сообщил он тёте Петунии. – Отравилась какими-то улитками.
– Пап! – внезапно завопил Дадли. – Пап, Гарри тоже что-то получил!
Гарри уже собирался развернуть сложенный вчетверо лист пергамента, но тут дядя Вернон выдернул письмо у него из рук.
– Это моё! – возмутился Гарри, пытаясь выхватить пергамент.
– И кто же тебе напишет? – с издёвкой усмехнулся дядя Вернон, встряхивая письмо одной рукой, чтобы развернуть, и вглядываясь в него. Внезапно его красное лицо позеленело, – быстрее, чем меняются цвета светофора. Но этим дело не ограничилось. Через пару секунд оно приняло серовато-белый оттенок засохшей овсянки.
– П-п-петуния! – выдохнул он.
Дадли попытался схватить письмо, но не дотянулся. Тётя Петуния с любопытством взяла у дяди пергамент и прочла первую строчку. На долю секунды показалось, что она сейчас упадёт в обморок. Она схватилась за горло и, задыхаясь, выдавила:
– Вернон! Боже мой, Вернон!
Они уставились друг на друга, забыв, похоже, что Гарри и Дадли всё ещё рядом. Дадли к такому не привык. Он треснул отца тростью по голове.
– Я хочу прочитать это письмо! – громко заявил он.
– Это я хочу прочитать письмо, – рассвирепел Гарри, – потому что оно моё!
– Убирайтесь, оба, – хрипло прокаркал дядя Вернон, засовывая пергамент обратно в конверт.
Гарри не сдвинулся с места.
– ВЕРНИТЕ МОЁ ПИСЬМО! – заорал он.
– Дайте мне посмотреть! – потребовал Дадли.
– ВОН! – взревел дядя Вернон, схватил их обоих за шиворот, вытолкал в прихожую и захлопнул дверь. Гарри и Дадли тут же устроили яростную, но безмолвную драку за место у замочной скважины; победил Дадли, поэтому Гарри, в очках, болтающихся на одном ухе, лёг на пол и стал подслушивать через щель между полом и дверью.
– Вернон, – дрожащим голосом говорила тётя Петуния, – взгляни на адрес – откуда им знать, где он спит? Они, что, следят за нами?
– Следят... шпионят... возможно, даже преследуют... – невменяемым голосом бормотал дядя Вернон.
– Но что же нам делать, Вернон? Написать им? Сказать, что мы не желаем...
Гарри наблюдал, как блестящие чёрные дядины ботинки расхаживают по кухне.
– Нет, – наконец решил он. – Нет, мы просто проигнорируем это письмо. Если они не получат ответа... да, это самый разумный выход... мы не станем ничего предпринимать.
– Но...
– Петуния, я не потерплю этого в своём доме! Разве мы не поклялись, оставив его у себя, бороться с этой чушью?
* * *
Тем же вечером, вернувшись с работы, дядя Вернон совершил поистине беспрецедентный поступок, – а именно, заглянул к Гарри в чулан.
– Где моё письмо? – выпалил Гарри, едва дядя протиснулся в дверь. – Кто мне его прислал?
– Никто. Оно попало к тебе по ошибке, – коротко пояснил дядя Вернон. – Я его сжёг.
– Ничего не по ошибке, – сердито буркнул Гарри.– Там был написан мой чулан.
– ТИХО! – заорал дядя Вернон, отчего с потолка свалилась пара пауков. Он несколько раз глубоко вздохнул и заставил себя улыбнуться, вышло у него довольно неудачно. – Э-э... Кстати, Гарри, насчёт этого чулана. Мы с твоей тётей подумали... ты уже вырос, тебе тут неудобно... мы решили, что будет лучше, если ты переберёшься во вторую спальню Дадли.
– Зачем? – не понял Гарри.
– Не задавай вопросов! – рявкнул дядя. – Собирай своё барахло и тащи наверх, живо!
В доме Дёрсли было четыре спальни: одна принадлежала дяде Вернону и тёте Петунии, другая предназначалась для гостей (чаще всего в ней оставалась Мардж, сестра дяди Вернона); в третьей спал Дадли, а в четвёртой кузен хранил все свои вещи и игрушки, которые не помещались в его первую комнату. Гарри же понадобилось всего одно путешествие на второй этаж, чтобы перенести туда всё своё имущество. Он присел на кровать и осмотрелся. Практически всё в комнате было поломано. Видеокамера, купленная всего месяц назад, валялась на игрушечном танке, которым Дадли однажды переехал соседскую собаку; в углу стоял первый телевизор кузена, который тот разбил ногой из-за того, что отменили его любимую передачу; здесь же была и большая клетка, в которой когда-то жил попугай, – Дадли обменял его в школе на пневматическое ружье, лежавшее на полке с погнутым дулом, – кузен как-то раз на нём посидел. На других полках было полно книг, – только они выглядели новыми и нетронутыми.
Снизу доносились рыдания Дадли:
– Я не хочу, чтобы он там жил... мне нужна эта комната... выгоните его...
Гарри со вздохом растянулся на кровати. Вчера он отдал бы всё за эту комнату. Сегодня он скорее согласился бы снова оказаться в чулане, но с письмом, чем сидеть здесь без письма.
* * *
Следующим утром за завтраком все вели себя неестественно тихо. Все, кроме Дадли. Он успел пореветь, поколотить тростью отца, пнуть мать, притвориться, что болен, разбить черепахой крышу теплицы, – но обратно комнату так и не получил. Гарри в это время вспоминал вчерашний день и горько жалел, что не прочёл письмо ещё в прихожей. Дядя и тётя то и дело мрачно косились друг на друга.
Когда принесли почту, дядя Вернон, внезапно проникшийся добрыми чувствами к Гарри, отправил за ней Дадли. Было слышно, как по дороге кузен молотит тростью по чему попало. Затем Дадли крикнул:
– Ещё одно! «Бирючинный проезд, дом 4, самая маленькая спальня, м-ру Гарри Поттеру»...
Издав полузадушенный вопль, дядя Вернон вскочил на ноги и бросился в прихожую; Гарри следовал за ним по пятам. Дяде пришлось повалить Дадли на землю, чтобы вырвать у него письмо, а это оказалось непросто, потому что Гарри в это время тянул его сзади за шею. Через минуту беспорядочной драки, в которой каждый получил множество ударов тростью Дадли, дядя Вернон выпрямился, тяжело дыша, но зато сжимая в руке письмо Гарри.
– Иди в свой чулан... то есть в спальню, – прохрипел он, обращаясь к Гарри. – Дадли... уйди, просто уйди.
Гарри долго ходил кругами по своей новой комнате. Кто-то знал, что он больше не живёт в чулане, и что не получил первое письмо. Скорее всего, этот «кто-то» попробует передать ему ещё одно. И теперь уж Гарри это обеспечит. У него созрел план.
* * *
Старый, неоднократно бывавший в ремонте будильник зазвонил ровно в шесть утра. Гарри быстро выключил его и тихо оделся. Не хватало ещё разбудить Дёрсли. Он проскользнул вниз, не включая свет.
Он собирался дождаться почтальона на углу Бирючинного проезда, чтобы первым забрать почту. Сердце его неистово колотилось в груди, пока он крался по тёмной прихожей ко входной двери...
– ААААААААА!
Гарри буквально взлетел в воздух; он наступил на что-то большое и мягкое – что-то живое!
Наверху зажёгся свет, и Гарри с ужасом понял, что «чем-то большим и мягким» было лицо его дяди. Тот лежал у двери в спальном мешке, – несомненно, чтобы племяннику не удалось осуществить задуманное. Он орал на Гарри около получаса и затем велел приготовить ему чашку чая. Гарри обречённо поплёлся на кухню, – когда он вернулся, почта уже лежала у дяди Вернона на коленях. Он разглядел три письма, подписанные зелёными чернилами.
– Можно мне... – начал было он, но дядя Вернон у него на глазах изорвал письма в клочки.
* * *
В тот день дядя не пошёл на работу. Он остался дома и намертво заколотил щель для почты.
– Понимаешь, – объяснял он тёте Петунии с полным гвоздей ртом, – если лишить их возможности доставлять эти письма, они просто сдадутся.
– Не уверена, что это поможет, Вернон.
– О, у этих людей странная логика, Петуния. Они не такие, как мы с тобой, – заверил дядя Вернон, пытаясь забить гвоздь только что принесённым тётей куском фруктового кекса.
* * *
В пятницу Гарри пришло не меньше дюжины писем. Так как в заколоченное отверстие для почты они не пролезали, их просунули под дверь, в щель между дверью и косяком, – и даже пропихнули несколько штук в окошко ванной комнаты на первом этаже.
Дядя Вернон вновь остался дома. Он сжёг все письма, затем вооружился гвоздями и молотком и заколотил все щели вокруг входной и задней дверей, – теперь никто не мог выйти на улицу. Работая, он напевал «Tiptoe through the tulips» и вздрагивал от малейшего шума.
* * *
В субботу всё начало выходить из-под контроля. Двадцать четыре письма для Гарри попали в дом, свёрнутые и спрятанные в двух дюжинах яиц, которые крайне удивлённый молочник передал тёте Петунии в окно гостиной. Пока дядя Вернон, вне себя от ярости, названивал на почту и в молочный магазин, стараясь найти кому пожаловаться, тётя Петуния искрошила письма в кухонном комбайне.
– Кому это так охота пообщаться с тобой? – потрясённо спросил Дадли у Гарри.
* * *
В воскресное утро дядя Вернон уселся завтракать, выглядя усталым и даже больным, но счастливым.
– По воскресеньям почту не носят, – радостно сообщил он, размазывая джем по газете. – Сегодня – никаких писем, будь они...
Не успел он договорить, как что-то просвистело в трубе и ударило его по затылку. В следующий миг из камина пулей вылетело тридцать или сорок писем. Дёрсли пригнулись, а Гарри подпрыгнул, пытаясь схватить хоть одно...
– Вон! ВОН! – дядя Вернон обхватил Гарри поперёк туловища и вышвырнул в прихожую. Тётя Петуния и Дадли выбежали из кухни, прикрывая головы руками, и дядя захлопнул дверь. Слышно было, как письма всё ещё сыпались в комнату, отскакивая от пола и стен.
– Ну, хватит, – подытожил дядя Вернон, пытаясь говорить спокойно и в то же время выщипывая целые пучки волос из усов. – Чтобы через пять минут все были готовы. Мы уезжаем. Просто упакуйте немного одежды. И без разговоров!
Он выглядел так устрашающе с наполовину выдранными усами, что никто не посмел спорить. Через десять минут они, взломав заколоченные двери, уже ехали к магистрали. Дадли всхлипывал на заднем сидении, – отец отвесил ему затрещину, потому что он всех задержал, пытаясь запихнуть в спортивную сумку телевизор, видеомагнитофон и компьютер.
Они ехали. И ехали. Даже тётя Петуния не осмеливалась спросить – куда. Дядя Вернон то и дело резко разворачивался и какое-то время ехал в противоположном направлении.
– Сбить их со следа... сбить их со следа... – бормотал он в таких случаях.
Они ни разу за весь день не остановились поесть. К вечеру Дадли уже выл. Это был самый ужасный день в его жизни. Он проголодался, пропустил пять телепередач, которые надеялся посмотреть, и никогда ещё не делал таких длинных перерывов в сражениях с виртуальными пришельцами.
Наконец дядя Вернон притормозил возле унылого вида гостиницы на окраине большого города. Дадли и Гарри достался номер с двумя односпальными кроватями и влажными, пахнущими плесенью простынями. Дадли сразу же захрапел, а Гарри сидел на подоконнике, завороженно следя за фарами проезжающих внизу машин и размышляя...
* * *
Завтракать пришлось чёрствыми хлопьями и тостами с холодными консервированными помидорами. Едва они поели, к ним подошла хозяйка отеля:
– ‘Звиняюсь, среди вас нет мистера Г. Поттера? У меня на конторке около сотни таких писем.
Она протянула им конверт, и Гарри различил написанный зелёными чернилами адрес:
Кокворт,
гостиница «У железной дороги»,
комната 17,
м-ру Гарри Поттеру
Гарри попытался схватить письмо, но дядя Вернон ударил его по руке. Женщина удивлённо взглянула на него.
– Я их заберу, – проговорил дядя Вернон, быстро поднимаясь на ноги и следуя за хозяйкой отеля к выходу из столовой.
* * *
– Может быть, нам лучше вернуться, дорогой? – робко спросила тётя Петуния через несколько часов, но дядя Вернон, похоже, не услышал. Никто не понимал, чего он вообще ищет. Он привёз их в лесную чащу, вылез из машины, осмотрелся, покачал головой, сел обратно, и они продолжили путь. То же самое повторилось на вспаханном поле, на подъёмном мосту и на верхнем уровне многоярусной стоянки.
– Папа сошёл с ума, да, мам? – апатичным тоном спросил Дадли позже в тот же день. Дядя Вернон
