Приспособленческая критика. Адресат

Всякое выраженное суждение кому-то адресуется. Если ад­ресование, а вслед за ним и назначение обнажены, то это -критика другого рода. Она призывает, либо ограждает от каких-то поступков, отношений, заблуждений, либо навязывает вкусы, пристрастия, оценки. Степени настойчивости и обна­женности подобных притязаний могут быть, разумеется, весь­ма разнообразными. Их присутствие в суждении нередко счи­тают определяющей чертой всякой критики, поэтому тому ее роду, в котором она выступает особенно ярко, трудно найти совершенно подходящее название.

Если в основу взять не степень, а тенденцию, принципи­ально отличающую этот род критики от всех других, то его можно назвать разгромно-рекламным. Критика эта может быть грубой и осторожной, скромной и резкой, но цель ее -упростить или обнажить то, что без ее помощи представляет­ся сложным или скрытым. Она угождает некоторым из тех, кто с нею должен ознакомиться. А именно: тем или тому, от кого критикующий субъект ждет выгод себе или определенному кругу своих единомышленников. Это может быть высокое начальство, заказчик рекламы, редактор газеты, представляю­щий некоторый круг читателей.

Если угождение обнажено, то критика превращается в ди фирамб, в оду, в похвальное слово, и ее уже никто не назо вет «критикой». Ею называют обычно обратное - разгромы, разносы. Но обычно похвалы и ругань, чтобы достигнуть це­ли - понравиться заказчику, претендуют на объективную обо­снованность. В такой критике поэтому угождения тем больше, чем менее оно обнажено - лучше скрыто какими-либо под­ставными целями. Относится это и к рекламе в обычном смысле слова. Она угождает заказчику, служа тем, кому будто бы адресуется; но так же могут угождать ему и принципиаль­ные разгромы, разносы. Это - суждения, приспособлен­ные к известным или угадываемым интересам адресата.

В. Канторович рассказал о книге М. и К. Ли «Прекрасное искусство пропаганды», авторы который, изучая «КПД бур­жуазной пропаганды», сформулировали, между прочим, наибо­лее распространенные приемы, назвав каждый из них «собст­венным именем» («навешивание ярлыков», «демагогическая апелляция к общепринятым стереотипам», «использование по­пулярных символов», «простонародность», «ссылки на автори­теты, вплоть до суждений кинозвезд» и т.д.) (116, стр.171).

«Искусство пропаганды» отличается от рекламы тем, что именно пропагандируется и что именно вследствие этого дис­кредитируется, а далее - степенью обнаженности того и дру­гого, то есть более или менее умелым расчетом на определен­ного адресата. При этом кажется, что адресат один, а в дей­ствительности другой, и решающую роль играет, разумеется, действительный - тот, которому критика должна понравиться и который может за нее так или иначе вознаградить.

В критике этого рода действительные или вымышленные качества объекта специально подбираются для дискредитации или превознесения в интересах адресата. Интересы эти приоб­ретают в суждении решающее значение, а в их роли часто выступают предполагаемые пристрастия или вкусы определен­ной группы людей; в восхвалении или ниспровержении ка­честв объекта делается попытка угадать их. Так, в угоду ад­ресату не только препарируется объект критики, но перестра­ивается и сам критикующий субъект. Он стремится, более или менее успешно, усвоить те суждения, какими сам не распола­гает - именно те, какие, как он догадывается или знает, мо­гут понравиться адресату.

С критикой этой, где главенствует адресат, граничат донос и реклама в прямом смысле этих понятий, которые уже никак нельзя назвать «критикой». Но реклама и донос бывают скрыты в форме критики; тогда видимость существования трех факторов критического суждения сохраняется. Если такая «критика» все же публикуется, то это значит, что субъект предполагает заинтересованность адресата в ее широком рас­пространении. Отсюда - стремление к популярности со всеми ее последствиями.

Представления об объекте приспосабливаются тогда к наиболее распространенным (то есть в пределе - примитив­ным, невежественным) суждениям о том, каким он якобы должен быть. Такие представления монтируются соответствен­но цели дискредитации или возвеличивания. Поэтому действи­тельные качества объекта и суждения субъекта подгоняются не только к вкусу адресата, но и к точке зрения, наиболее мод­ной в данное время в кругу, близком адресату, которая выда­ется за всеобщую и общеобязательную.

Этих пределов в отклонениях от объективности и искрен­ности приспособленческая критика далеко не всегда достигает - достигнув их, она перестает быть критикой. Но зависимость от адресата, нужда в нем ведут в этом направлении. Поэтому, как только критика специально поучает, призывает или ог­раждает, и адресат начинает занимать в ней все более значи­тельное место, так в ней появляются охарактеризованные чер­ты приспособленческого разгромно-рекламного рода. Их присутствие даже в небольшой дозе в большом числе крити­ческих сочинений объясняет, я полагаю, отрицательное отно­шение к критике многих художников.

Функция такой критики - распространение информации о том, что, мол, в каком-то определенном кругу такое-то опре­деленное явление принято расценивать так и так; при этом подразумевается, что оценка эта в высшей степени авторитет­на, или даже - абсолютно верна. Критик стремится выступать от лица определенных общественных сил, как если бы силы эти уполномочили его выразить их взгляды и суждения. Так к поддельной искренности добавляется поза скромности и обна­руживается подчиненная роль субъекта в триумвирате.

Наиболее безобидным вариантом приспособленческой кри­тики является кокетство - более или менее умелая и тонкая самореклама: демонстрация тех своих качеств, способностей, особенностей, которые должны понравиться адресату, и пово­дом для проявления которых служит объект. Он - средство самовыявления, а оно служит угождению. Кокетство, самовыявление, реклама ценят оригинальность и претендуют на нее; поэтому -- выражают или подразумевают, между прочим, и осуждение чего-то или кого-то в чем-то. Значит, и критика в этом безобидном кокетстве как будто бы присутствует...