ПРОГРАММА СОЦИОЛОГИЧЕСКОГОисследования 1 страница

Первый опыт в проведении конкретного социального исследования Вебер получил в 27 лет. С группой университетских профессоров он анализировал причины растущего напряжения в отношениях между правительством и немецкими рабочими, которые в то вре- мянаходилисьподсильнымвлияниемсоциалистических лозунгов и идей. Ученые поняли, что первое, с чего следует начинать, это изучение уровня и условий жизни рабочих, причин расхождения между ростом цен на продукты питания и реальной зарплатой. В качестве практической цели своего исследования они провозгласили намерение уменьшить влияние марксистского учения на сознание рабочего класса, снять напряженность в отношениях между трудом и капиталом. В 1890 г. более 3 тыс. сельскохозяйственных рабочих был роздан весьма подробный вопросник, в котором респондентам предлагалось детально описать ситуацию, сложившуюся в их районе. Заполненными оказалось 70 % анкет. По результатам исследования в Восточной Пруссии М. Вебер подготовил научный отчет, из 890 страниц которого 120 страниц содержали таблицы доходов и бюджетов рабочих семей.

Вместо обычного в академической науке рутинного обобщения данных М. Вебер дает развернутое политическое и сравнительно-культурное описание причин эмиграции в Пруссию польских крестьян. В те времена никто другой в Германии (да, пожалуй, не только в Германии) не мог дать столь глубокий и исчерпывающий социологический анализ истории вопроса. Почему? Дело в том, что еще раньше М. Вебер написал прекрасную работу по истории аграрных отношений в различных регионах мира и в разные исторические эпохи (хотя, если судить по названию, работа ограничивалась Древним Римом). Именно социолого-исторический взгляд на проблему явился крупной методологической новацией М. Вебера, а не сбор эмпирических фактов, разработка инструментария и анализ данных. Бюджетные обследования рабочего класса и крестьянства в конце XIX в. были уже не новостью. Их проводили многие специалисты в различных странах Европы.

Вопрос о рабочих бюджетах возник еще в конце XVII в. в Англии, когда, вследствие неурожаев и голода сельские и промышленные рабочие попали в невыносимо тяжелые условия. 1797 г. вошел в историю как год проведения Эденом первого бюджетного исследования. Голод во Франции 1846 г. и революция 1848 г. в Германии вновь обращают внимание общественности к условиям жизни низших классов, а ученых — к необходимости проведения бюджетных обследований. Правда, мода на них проходила всякий раз, когда в какой-либо европейской стране обстановка нормали- зовывалась и страсти успокаивались.

Приняв участие в одном из таких бюджетных обследований, предпринятых Обществом социальной политики, М. Вебер сразу же подверг критике методологию исследования, характерной особенностью которой являлось смещение выборки (опрашивались исключительно землевладельцы) и односторонний подход к конструированию содержания анкеты, в которой преимущество отдавалось материальным условиям. Выяснение реального уровня зарплаты, убеждал своих коллег М. Вебер, даст меньше информации, чем выяснение удовлетворенности заработком и ожиданий рабочих. Но и этого недостаточно: выяснение микросоциальных вопросов (удовлетворенности и ожиданий) обязательно должно дополняться анализом макросоциальных условий «существования класса». Иначе перегибов при интерпретации результатов не избежать.

Годом позже Вебер принял участие еще в одном обследовании крестьян, на этот раз среди низкооплачиваемой их части. Оно проводилось по заказу Евангелического социального конгресса. Из 10 тыс. разосланных экспертам (протестантским священникам) анкет вернулась одна тысяча. По своему содержанию вопросник мало чем отличался от того, которым оперировало Общество социальных политиков и который был подвергнут жесткой критике М. Вебером. Правда, на этот раз анкеты были короче, вопросы объединены в тематические блоки и формулировались более четко. Например, вопрос о взаимоотношениях между работодателем и рабочим в опросном листе 1891 г. звучал так: «Превалируют ли еще патриархальные отношения в хорошем смысле слова, когда одна сторона проявляет отеческую заботу, а вторая выказывает лояльность и понимание? Ухудшается ли со временем дисциплина?» 254 Второй вопрос касался разрыва контракта и формулировался следующим образом: «Считаются ли землевладельцы с возрастающим самосознанием сельских работников или они избегают дружеского стиля во взаимных отношениях? Какая манера наказаний превалирует?» А вот как те же вопросы звучали в анкете 1893 г.: «Являются ли отношения между работодателем и работником патриархальными? Иными словами, забота, с одной стороны, и лояльность — с другой? Как отзываются рабочие о своих работодателях, государственных чиновниках и десятниках? Какие наказания следуют за плохое выполнение работы — телесные наказания, штрафы, удержание из жалования?»^{^[91]} Как видим, во втором исследовании М. Вебер не ограничился постановкой методологических вопросов и стратегическим планом исследования. Теперь он подключился к решению методических проблем, касавшихся, в частности, формулировки анкетных вопросов.

Хотя речь шла о повторном исследовании, где преемственность стратегии и тактики стоит на первом месте, Вебер не включил вопросы, касавшиеся материальных условий жизни. Вместо этого он сосредоточился на социальной и профессиональной мобильности, миграции рабочей силы и источниках пополнения крестьянства. В методолого-методическом плане его беспокоили две проблемы: корректный выбор респондентов и совершенствование инструментария, в частности, то, как правильно интерпретировать ответы на открытые вопросы.

В 1907 г. по предложению своего младшего брата Альфреда М. Вебер начинает цикл обследований промышленных рабочих. Это была третья попытка участия М. Вебера в индустриальных исследованиях. Поисковая проблема в программе исследования разбивалась на ряд задач и целей. В частности, необходимо было выяснить:

1) влияние крупной промышленности на профессиональную судьбу и приватный образ жизни рабочих;

2) степень воздействия социальных и этнокультурных характеристик (включая также условия жизни) рабочей силы на развитие промышленности обследуемого региона. Эмпирической базой послужили материалы заводской статистики, наблюдений и интервью с рабочими.

Учредителем и спонсором этого и предыдущих исследований выступило Общество социальной политики. Несмотря на то, что М. Вебер не входил в Комитет по проведению исследования и, следовательно, ему не ставилась задача разработки исходных принципов, концептуальной модели предмета исследования и определения приоритетных целей, он написал 60-странич- ное методологическое обоснование программы. В нем прояснилась веберовская концепция соотношения, с одной стороны, экономики и социологии, с другой — теории и эмпирии. Говорилось там и о необходимости изучения «субъективных установок» рабочих к труду, эмпирическую информацию о которых предполагалось поместить в форме таблиц.

Кроме того, Вебер разработал несколько методических документов. Например, «рабочий план», включавший 27 тем. В инструкции для интервью, в частности, говорилось о необходимости начинать исследование с описания технологических характеристик предприятий и переходить затем к географическим и историческим особенностям формирования рабочей силы, квалификации работников и трудностям в обучении. Другая группа проблем касалась деятельности рабочего на фабрике: реализации профессиональных навыков и интересов, внедрения различных систем оплаты, повышения квалификации, демографических данных, мобильности ит. п. Наконец, последний, собственно социологический блок вопросов, затрагивал социальные различия рабочих, уровень сплоченности, семью, быт и досуг.

Формализованный опросник для индивидуального интервьюирования рабочих содержал 27 вопросов, которые в зависимости от тематической принадлежности разбивались на два типа: первые должны были обрабатываться статистически (например, профессия родителей или времяпрепровождение), вторые могли дать только качественную информацию (причины выбора той или иной профессии, цель жизни и т. п.).

Опыт этого исследования послужил прологом к четвертому эпизоду в «эмпирической» биографии М. Вебера, когда он предпринял детальное исследование производительности труда на текстильной фабрике, принадлежавшей семье жены. Результаты освещены 25В в работе «Психофизиологические аспекты промышленного труда». Здесь на первых ста страницах приводились аналитический обзор литературы и данные о лабораторных экспериментах по индустриальной психологии. В методологической части работы Вебер пришел к выводу о том, что лабораторные тесты «с бумагой и карандашом» применимы и к производственным ситуациям. Правда, стоит такого рода обследование весьма дорого — 20 долларов в день. На следующих 120 страницах Вебер излагает результаты проведенного исследования по производительности труда.

Процедурная техника Вебера имела ряд особенностей. Так, в течение многих недель он наблюдал за поведением рабочих, акцентируя внимание на длительности рабочего цикла и перерывах, усталости и монотонности труда, отношении рабочих к сдельной оплате, организации труда. Вебер проанализировал поведение нескольких рабочих, занятых на двух различных ткацких станках, и обнаружил, что после некоторого периода проб и ошибок работник всегда находил оптимальный баланс между затрачиваемыми усилиями и получаемым вознаграждением. Эмпирические данные и анализ Вебера, по мнению П. Аазарсфельда и А. Обершалла, можно вполне перевести на современный язык математической теории обучения¹.

Последний эпизод, рассказывающий о Вебере как эмпирике, относится к 1910 г. и его сотрудничеству с Немецким социологическим обществом. В своей обычной манере он сосредоточился главным образом на историко-сравнительных проблемах — организации и распределении власти в газетах, которые и послужили предметом исследования. Конкретизируя их, он решил некоторые важные методические вопросы составления инструментария, хотя основное внимание Вебер уделил методологическим проблемам, например, вероятностной природе социологических индикаторов. И в предыдущем, пятом эпизоде, когда он косвенно принимал участие в исследовании 8 тыс. рабочих — шахтеров, литейщиков и текстильщиков, обсуждая вопросник с его автором, А. Левенстейном (по его просьбе Вебер давал консультацию при подготовке и проведении исследования, хотя лично в нем не участвовал), Вебер сосредоточился на методологических вопросах: принципах классификации респондентов по профессиям и социально-демографическим показателям, на измерении индикаторов и операционализации понятий. Классифицируя поведение рабочих, Вебер выделил два типа: к рациональному типу он относил такие действия, при которых рабочий сознательно регулировал производительность труда в соответствии со своими намерениями и материальными целями. Другой тип включал несознаваемые мотивы, скрытые действия, которые проявлялись только в конечном итоге — в сдерживании производительности труда (выработки), без должного понимания рабочим самого механизма поведения.

М. Вебер ссылался на данные эксперимента Абба, в котором, хотя рабочий день и сокращался, производительность росла, причем независимо от желания рабочих (причиной служили объективные психофизические закономерности). Между этими типами, выступающими в роли двух противоположных полюсов континуума, расположено все многообразие отношения людей к труду, т. е. множество видов рациональных установок и намерений, которые, хотя и являются сознательными, но самими рабочими заранее никак не связываются с изменением нормы выработки. Исследователь может понять психологические факторы, только реконструируя их ретроспективно.

В связи с этим Вебер подробно останавливается на анализе понятия «аттитюд». Для него, любившего терминологическую точность, установка могла характеризовать психологическое состояние, например, раздраженность рабочего, столкнувшегося с враждебным поведением предпринимателя, либо недовольство системой оплаты, т. е. никак не указывала на объективные исторические действия. Стало быть, речь шла о поведении простых людей, а не о деятельности исторических лиц, с которыми он имел дело в своих историко- социологических опусах. Вышедшая в 1934 г. в переводе Т. Парсонса «Протестантская этика» Вебера содержала 40 упоминаний одного и того же термина — «аттитюд», хотя известно, что Вебер в каждом случае пользовался разными словами — anschanung, Gesaumtstimmung, 258 Gesinnung и т. д. Понятие психологической установки, и

с этим мы должны согласиться, не лежит в ряду привычных веберовских понятий типа «капитализм», «социальное действие», «классы» и т. п. Оно из иного тематического арсенала, из того, который напрямую связан с индустриальной психологией и социологией. Касаясь изучения установки, М. Вебер, может быть, впервые вышел за привычные рамки теоретического поиска, углубившись в совершенно конкретные и практически ориентированные вопросы применения результатов социологического исследования.

Таким образом, на протяжении 20 лет Вебер систематически участвовал в проведении эмпирических исследований. Ясно, что случайным такое увлечение назвать нельзя. Вебер сознательно поставил целью совершенствовать технику и методику количественного измерения, эмпирическое искусство. Со временем росла его методологическая компетентность и квалификация.

Как мало мы знаем об этих страницах жизни М. Вебера, свидетельствует такой факт. Обучаясь в Гейдель- берге, где о Вебере было известно многое или почти все, Т. Парсонс ничего не слышал об эмпирических опытах немецкого социолога. Видимо, о них ничего не знала и тамошняя профессура. В результате у Т. Пар- сонса сформировалось одностороннее представление о Вебере лишь как о теоретике и историке. Да и сам Вебер практически не упоминал, даже в своих главных произведениях, об этой стороне своей научной деятельности. Восстанавливать сведения об «эмпирической части» творческой биографии Вебера приходилось чуть ли не по архивным данным. Не удивительно категорическое утверждение Б. Селигмена о том, что Вебера никогда не интересовали непосредственные практические выводы: он легко мог увлечься идеей, весьма далекой от насущных проблем^{^[92]}. Хотя согласиться с ним нельзя.

Думается, что эмпирические исследования на семейной фабрике проводились Вебером неспроста, вряд ли он руководствовался праздным любопытством или желанием проверить абстрактные предположения. К началу своих первых опытов, т. е. в конце 80-х гг., Вебер практически не сталкивался с промышленным миром. Закончив в том же Гейдельбергском университете отделение юриспруденции, активно занимаясь политической экономией и экономической историей, Вебер наработал такой багаж теоретических знаний, который нуждался в эмпирической проверке. Занятия аграрной историей Рима этой возможности ему не предоставляли.

Вебер почувствовал острую потребность в выходе на практику, в эмпирическом изучении современных аграрных отношений с целью проверки некоторых исторических гипотез. И такая возможность ему вскоре предоставилась. В 1890—1891 гг. Общество социальной политики (к этому времени имевшее за плечами двадцатилетнюю опросную практику) организовало конкретное исследование аграрных отношений в Германии. Вебер составил для него программу и анкету. Результатом его участия явилась работа «Положение сельскохозяйственных рабочих в Германии восточнее Эльбы» (1892).

Интерес к сельской проблематике начинающего социолога был вполне закономерным, он послужил логическим продолжением его увлечений аграрными отношениями Древнего Рима (которым посвящена докторская диссертация)^{^[93]}. Подобные отношения явились удобным поводом для обстоятельного анализа социальной структуры тех обществ, где преобладало крестьянское население. Отсталая Германия относилась к их числу. (К их числу относилась и тогдашняя Россия, рас- смотрейию которой Вебер посвятил в 1905 г. две огромные статьи. Здесь, как и позже в работе «Экономика и общество», его интересовало влияние духа православия на формирование социальной и политической структуры, на развитие специфического типа трудовой этики. Видимо, Германия и Россия, в населении которых преобладало крестьянство, служили для Вебера представительными эмпирическими референтами для описания некоторых исторических процессов, что называется в чистом, идеально-типическом виде. Неспроста для Маркса «идеальным типом» капитализма выступала передовая Англия.)

Обобщение эмпирических данных и сравнительно- исторический анализ древнеримского и прусского аграрного капитализма натолкнули Вебера на вывод о сходстве политической судьбы двух обществ, о сходстве уклада жизни римской земельной аристократии и прусского юнкерства. Так, эмпирические исследования в области аграрного труда стали неотъемлемой частью его исторической социологии труда. Вряд ли мы найдем еще столь яркие примеры органической увязки трансисторического (макросоциального) и эмпирического (микросоциального) подходов в зарубежной социологии в целом.

Наиболее подробно программа эмпирического исследования была проработана М. Вебером на примере изучения промышленного труда. Главная работа Вебера по методологии индустриальной социологии называется «Методологическое введение к проекту Общества социальной политики об Отборе и адаптации рабочего класса крупной индустрии», которая первоначально была подготовлена «на правах рукописи» в 1908 г., а затем опубликована Марианной Вебер в 1924 г. в собрании сочинений М. Вебера и больше ни разу не переиздавалась^{^[94]}. Здесь же помещена и вторая работа по данной проблематике «Zur Psychophysik der industriellen Arbeit»^{^[95]}.

«Методологическое введение» Вебера, считающееся сейчас классикой индустриальной социологии, представляет, по существу, краткий учебник по организации и проведению эмпирического исследования, разработанный на примере одной конкретной темы: отбор и адаптация промышленных рабочих. Обычно программа социологического исследования начинается с постановки проблемы, выдвижения цели и задач, развертывания теоретической модели предмета изучения. Иначе говоря, тщательного выяснения того, что же мы хотим в конечном счете получить в анкете и как затем интерпретировать эмпирические данные логически непротиворечивым и осмысленным образом. В анкете, полагает Вебер, надо выяснить то, какое влияние оказывает крупная промышленность на личность и профессиональную карьеру работника, какие физические и психические качества он в нем формирует и как они, в свою очередь, проявляются в образе жизни и стиле поведения. С другой стороны, необходимо установить и то, каким способом существующие в данном регионе трудовые традиции и условия жизни рабочих стимулируют или препятствуют развитию отраслей промышленности.

Сформулированная таким образом исследовательская установка или цель подразделяется на несколько задач. Вебер предполагает изучить структуру рынков сбыта, организационную систему производства, время активного оборота капитала и т. п. Вторая группа задач ориентирована на исследование профессиональной судьбы различных групп занятого населения, региональную специфику, квалификационную структуру рабочей силы, институциональные образцы социальных отношений рабочих, доминирующие черты психологического характера. Конечный выход — картина психологических, интеллектуальных и социальных особенностей «типичного работника» (или типа работника), характерного для современного индустриального ядра рабочего класса как составного элемента западной цивилизации, его отличий от восточного типа рабочего.

Во второй части «Методологического введения» Вебер сосредотачивается на конкретно-психологических переменных: утомлении, монотонности, диапазоне и колебании внимания во время трудового процесса, тренировке и обучении рабочего, его трудовых нагрузках. Подобная тематизация индустриальной социологии, выявление ее предметной области в начале XX в. не потеряли своей актуальности и сегодня, особенно в связи с дискуссиями о «гуманизации труда» 70-х гг. Современные разговоры социологов о многоуровневом подходе к изучению индустриального труда, считает Г. Шмидт, находят свои истоки и в явном виде сформулированы фактически еще у Вебера как соединение макро- и микросоциальных измерений, единство экономических и психологических переменных^{^[96]}.

В третьей части Вебер рассматривает исследовательский инструментарий, технические сложности методики и дает множество ценных советов, которые могут заинтересовать социологов-прикладников на предприятии. В частности, он говорит о такой методологической проблеме, не утратившей своего значения и через 80 лет, как принцип классификации рабочих мест. Социология профессий и изучение видов занятости покоятся на типологии рабочей силы в зависимости от трудовых позиций и выполняемых функций. На первый взгляд, проблема решается просто, если иметь объективную карту содержания труда на предприятии, распределение низко-, средне- и высококвалифицированной рабочей силы, наконец, уровень психологического утомления на данном рабочем месте и его материальное оснащение. Однако проблема заключается в правильном сопряжении всех параметров, факторов и переменных, входящих в классификацию рабочих мест.

Сегодня содержание труда социологи описывают несколькими десятками (от 50 до 80) показателей: уровень физических и нервных нагрузок, степень технологической привязанности работника к оборудованию, частота межличностных контактов, степень свободы передвижения, общее и профессиональное образование и т. п. Однако проблема их непротиворечивого соединения в одно целое до сих пор не решена. Чаще всего группирование произвольно осуществляет сам исследователь на основе обобщения оценок экспертов, рассматривающих каждое рабочее место по семи- или девятибалльной шкале. Не решена она и Вебером. Но его заслуга в постановке проблемы. Но не только в ней. Вебер увязал конкретные факторы содержания труда с социополитическими и экономическими реалиями, например степенью бюрократизации производственного аппарата, выйдя в заключительной части «Методологического введения» на теорию бюрократии в условиях социализма и капитализма. Бюрократический аппарат, свойственный прежде всего крупной индустрии, культивирует дух включенности работника в производство, подчиненность корпоративной солидарности и ориентации на прибыль.

Акцент на эмпирической деятельности, прекрасным полигоном для которой служила промышленность и сельское хозяйство (хотя известно, что в списке предполагаемых или проведенных эмпирических исследований, составленных Вебером, значился не только индустриально-аграрный труд, но также изучение газетного дела, общественно-политических сообществ, «высших профессий», недвижимого имущества, биржевого дела), не был случайностью в биографии немецкого мыслителя. Вебер не просто подчеркивал эмпирический статус социологии, участвовал в полевых опросах лично и побуждал к этому других. Через эмпирические исследования Вебер, как можно предположить, стремился вывести социологию на путь строгой доказательной науки. Напротив, теоретические догадки, фактологические иллюстрации, несистематизированная статистика, лишенная концептуальных оснований, как и социальное реформаторство и филантропия, исповедуемые Обществом, оставляли социологию в рамках гадательной дисциплины с явным привкусом политической ангажированности.

Решая ключевые вопросы социологии, Вебер не ставил задачей собрать огромное море эмпирических фактов (которые его предшественники представляли в качестве исходной основы научного поиска), а затем на их основе делать теоретические умозаключения. Вебер начинал скорее с проработки методологической позиции и затем уже на базе четко сформулированных познавательных принципов возводил сложное теоретическое здание науки и подкреплял его неопровержимыми эмпирическими фактами.

Социология Вебера удивительным образом соединяет в себе черты качественной и количественной социологии. С одной стороны, он выступал за познание человеческих мотивов и смысла поступков, за своеобразное вглядывание или разглядывание ценностного мира, в котором приходится жить индивиду, с другой — он настаивал на том, что основанием социологии выступает эмпирический материал, который следует изучать при помощи метода математической статистики.

Мотив у Вебера — это комплекс субъективных значений, которые представляются действующему лицу или наблюдателю адекватной основой поведения¹. Если мы интерпретируем ту или иную цепочку действий, сообразуясь лишь с нашим здравым смыслом, нашими стереотипами мышления, то подобную интерпретацию надо считать «субъективно приемлемой» (достаточной) либо «корректной». Но если интерпретация основывается на индуктивных обобщениях, т. е. носит интерсубъективный характер, то ее можно считать «казуально адекватной». Она показывает вероятность того, что данное событие реально произойдет при тех же самых условиях и тем же порядком. Здесь применимы статистические методы, измеряющие степень корреляции событий, или устойчивости связи повторяющихся явлений.

Оба способа интерпретации событий имеют свои пределы. Так, суждение о смысле социальных действий на основе общепринятых или обыденных норм влечет за собой включение в научный анализ типичных ошибок, свойственных здравому смыслу. Они отразят пристрастие или субъективные предпочтения одних норм другим. «Субъективная адекватность» действительна лишь в рамках «закрытого» поведения. «Открытое» поведение, когда смысл поступков проявляется во внешних результатах, видимых глазу реакциях, поддается скорее статистическому анализу, количественным методам.

Оба метода — назовем их «качественными», направленными на постижение скрытых мотивов, и «количественными», призванными измерять степень корреляции повторяющихся действий, — должны дополнять друг друга в любом социологическом исследовании. Такое синтетическое исследование Вебер называет «корректной казуальной интерпретацией»^и, оно соединяет в себе преимущества «коррективного», т. е. субъективного постижения значения (или мотивов) социального действия, и «казуального», т. е. статистически-вероятностного измерения связи составных частей того же социального действия. Иными словами, взгляд «изнутри» и взгляд «снаружи».

Вместе с тем синтез элиминирует недостатки каждого метода, применяемого по отдельности. Если, например, нам не удалось адекватно постичь субъективное значение (мотивы) поступков, то ценность статистического метода, как бы технически хорошо он не применялся, падает. Статистическая мера связи, вероятность событий сама по себе является «голым», т. е. бездоказательным фактом. Она приобретает доказательную силу, если под нее подведен фундамент «субъективной адекватности». Иначе говоря, если ученый выявил количественную связь явлений, протекающих в рамках одного социального действия, то в добавление к ней он должен доказать, что такая связь не случайна, а обусловлена внутренним смыслом событий, логикой поведения действующего лица.

Таким образом, оба метода интерпретации социальных действий являются дополнительными. Только в совокупности они дают полную картину реальности. Подобную методологию можно встретить, например, в квантовой механике. Здесь интерпретации элементарной частицы как волны и корпускулы, несмотря на их противоположность, являются взаимодополнительными. Применение их порознь дает искаженную картину действительности.

В своих комментариях к веберовской работе Т. Парсонс отмечает именно такую особенность методологии немецкого социолога: результаты наблюдения на уровне субъективного значения (мотивов) должны дополняться результатами объективного, т. е. статистического измерения. Правда, последнее возможно, как правило, в случае «открытого» поведения, которое фиксируется наблюдателем через ссылку на «состояние сознания», а не внешне демонстрируемые акты, реакции, результаты¹.

Соединение двух методов дает не просто всестороннюю картину, но и адекватную в точном смысле слова, ибо они еще и контролируют друг друга. Однако соединение не следует понимать как наложение методов или замещение одного другим. В таком случае многомерность изображения переходит в одномерность. Ведь каждый из них сам по себе только частично адекватен реальности. Субъективное «подразумевание» значения или мотивов действия дает такую же приблизительную картину, как и объективное измерение при помощи статистических средних величин.

Недостаток статистики в том, что она приводит все события к единому знаменателю, вносит в них единообразие, похожесть. Социальные действия, процессы и явления в полном смысле слова становятся «приведенными». В то же время каждое индивидуальное действие по-своему уникально, неповторимо. И все же именно статистика служит источником социологических обобщений. Правда, такие обобщения приобретают статус социологических типов действия только в соединении с субъективно «подразумеваемым» значением.

Сложность методологии «социологического типа эмпирического процесса» Вебера раскрывается на таком примере. Всем известны, говорит он, коэффициенты смертности, степень усталости, уровень производительности оборудования или количество осадков. Подобные показатели можно выразить довольно точно, но они являются статистическими в узком смысле. К социологической же статистике мы должны отнести иные показатели, а именно: уровень преступности, распределение профессий, статистику цен или средние урожаи с акра земли. Разумеется, примеры социологических показателей можно продолжить, но суть не в этом. Главное для Вебера — выяснить их отличие от несоциологической статистики. Социологическими Вебер называет те показатели, которые касаются социальных действий людей, их рациональных поступков, неважно индивидуальных или групповых. Если то или иное явление не может быть «понято», т. е. не имеет внутреннего значения, оно не относится к социологии. Социология учитывает их лишь в роли побочных факторов поведения — условий, стимулов, благоприятных или неблагоприятных обстоятельств.