Народ и человек как субъекты политики

При анализе вопроса о роли народа и отдельной личности в полити­ке необходимо избавляться от идеологического подхода, которого тра­диционно придерживались ортодоксальные марксисты. Они обосновы­вали роль народных масс в политической жизни (об отдельной личности вопрос обычно не ставился) с помощью нескольких тезисов о прогрес­сивных и реакционных классах, классовой борьбе, коммунистической партии как выразителе интересов трудящихся и вождях, способных вести народ к светлому будущему. Тем не менее, сложившаяся на этой идейной основе политическая практика, ставила народ в положение объекта, которым партия и государство свободно манипулировали. В то же время постоянно подчеркивалось, что «подлинным субъектом явля­ются народные массы как основная сила, творящая и революционно преобразующая мир культуры и социальное бытие»¹. В современных условиях идеологические подходы к этой проблеме не исчезли. Только на место прежних идеологических штампов пришли новые, но не менее одиозные. Теперь уже не народные массы, а политическая элита стала выдвигаться на роль подлинного субъекта политики. Понятие «народ» стало вообще исчезать из лексикона современных политиков. Сейчас они больше говорят не о народе, а об «электорате». Более того, прихо­дится читать и слышать негативные оценки народа как темной силы, неспособной к конструктивной творческой деятельности. К сожалению, такие оценки приходится слышать из уст некоторых представителей российской интеллигенции, которая по самой своей изначальной сути и по российской традиции должна быть защитницей и выразителем воли народа. Ведь заявил же во всеуслышание один из ее представителей, которому не понравились результаты выборов в Государственную думу в 1993 году: «Россия, ты одурела.» Оценка красноречивая, ничего не скажешь. Нечто подобное повторилось в 1995 году накануне новых выборов в Государственную думу: известный театральный деятель М.Захаров, прикормленный власть имущими, в статье, опубликован­ной в «Известиях», тоже органе, обслуживающим действующую власть, написал следующее: русский народ не способен правильно голосовать по причине того, что он «...потомственный раб, с удовольствием впитав­ший в свою генетику нормы раба-отца и раба-деда, освободившись от рабства, может стать только рабом». По М.Захарову это объясняется тем, что «после реформы 1861 г., упразднившей в России крепостное право, прошло слишком мало времени, и многие россияне не успелипочувствовать себя свободными людьми, поменять стиль мышления, обрести необходимое достоинство»^[70].

Право народа голосовать на выборах так, как он хочет, у народа никто не отнимал. Тем более это не дано М.Захарову. Другой вопрос: насколько политически сознательны массы, как они информированы? Да и то, говоря об этом, следует учитывать присущий народу здравый смысл, о котором так любили говорить наши некоторые «демократы», когда рвались к власти. Другой вопрос: насколько политически активны народные массы? Многие аналитики отмечают, что в современных ус­ловиях достаточно широкие слои народа не воспринимают себя в каче­стве субъектов политической жизни, смотрят на политику глазами не участников, а зрителей. Например, поданным М.Назарова, если в 1991 году интересовались политикой 87,8% от числа опрошенных респон­дентов, то в 1993 году заинтересованных оказалось лишь 58,7%. При этом резко возросло число людей мало или совсем не заинтересованных в политике — с 12 до 37,9 %. За этот же период параллельно с усилением политической апатии наблюдалось уменьшение доли лиц, проявивших желание участвовать в акциях протеста².

Проблема участия народа в государственной политике возникла не сегодня. Часто ее связывают с ленинскими высказываниями о привле­чении чернорабочих и кухарок к управлению государственными дела­ми. В наше время над этим высказыванием немало иронизируют кри­тики социализма. Но вряд ли эта ирония в данном случае уместна. Действительно, Ленин говорил о любом чернорабочем и любой кухарке, которые хоть и не способны сейчас же вступить в управление государ­ством, но должны к этому готовиться. Вряд ли следует понимать эту мысль буквально. Ленин, конечно, понимал, что любая отдельно взятая кухарка с управлением государственными делами не справится. Для него был важен весьма гуманный и разумный принцип: «Привлечение к управлению государством всех трудящихся»³. Отказать в демократич­ности этому принципу нельзя. Другое дело, как этот принцип был впоследствии реализован последователями Ленина.

Формируя сверху органы государственной власти, партия требова­ла, чтобы значительное количество мест отводилось рабочим и колхоз­никам, т.е. непосредственным представителям народа, который, якобы, через них и должен был управлять всеми делами государства. Конечно, на практике депутаты из рабочих и крестьян никакой самостоятельной роли не играли и не могли играть поскольку не обладали для этого ни политическим опытом, ни знаниями, ни достаточной информацией. Однако такая практика выдавалась чуть ли не за вершину социалисти­ческой демократии. При этом считалось, что если человек хорошо ра­ботает на производстве, обладает незапятнанной биографией, то уже в силу этого он способен управлять государством. С другой стороны, принадлежность к депутатскому корпусу рассматривалась как высокая награда за труд, как почетное звание, к тому же приносившее опреде­ленные привилегии. Разумеется, сказанное нельзя понимать так, будто сейчас следует ограничивать участие рабочих и крестьян в органах власти. Сейчас такое участие явно недостаточно. Нелишне в связи с этим напомнить, что представители рабочих и крестьян были в составе почти всех государственных дум прежней России и голос их был там хорошо слышан.

Необходимо еще раз подчеркнуть, что если общество хочет быть демократическим, а государство служить народу и опираться на народ, оно должно создавать все необходимые условия для того, чтобы пред­ставители народа привлекались к выполнению государственных функ­ций в органах законодательной, исполнительной и судебной власти. К сожалению, сейчас обнаруживается другая тенденция — усиление во властных структурах оторванной от народа и не считающейся с ним политической элиты по западной модели, которая, строго говоря, дале­ка от идеала демократии и к тому же не соответствует нашему россий­скому менталитету. Существует опасность концентрации власти в ру­ках тех слоев населения, в руках которых сосредоточена крупная соб­ственность, то есть — новой буржуазии. Много лет назад один из вид­нейших русских мыслителей Бакунин предупреждал: буржуа, выдвигающие свою кандидатуру на выборах, «снимают шляпы перед его величеством народом — повелителем только в минуты выборов и раз оказывающиеся избранными, оборачиваются к нему спиной».

Нелишне напомнить, что понятие «демократия» определяется как власть народа. Но о какой демократии может идти речь, если власть народа подменяется властью для народа, осуществляемую теми, для кого превыше всего собственные интересы. В упоминавшейся книге А.Зиновьев предлагает принять для обозначения людей, профессио­нально занятых политической деятельностью, понятие «политический класс» и, ссылаясь на ряд западных теоретиков, дает им весьма неприв­лекательную характеристику: «Преимущество в классе политиков име­ют люди, свободные от моральных ограничений, тщеславные, склонные к закулисным связям и махинациям, способные притворяться, склон­ные к позерству и демагогии и т.д.».

Остается выяснить: при каких условиях народ может быть действи­тельным субъектом политики? Отвечая на него, нельзя не учитывать политическую культуру народа, которая должна способствовать правильной оценке политической ситуации и тех сил, которые действуют в политике. Другим фактором является наличие соответствующих со­циально-политических условий, в которые поставлены люди. Они мо­гут стимулировать участие масс в политике, но могут и ограничивать это участие или придавать ему определенную политическую направ­ленность. Эти условия должны сочетаться с российским менталитетом. У россиян есть свое, выработанное веками, отношение к власти и лю­дям, власть осуществляющим. Русский народ по-своему относился к государственности (державности). Он был сторонником сильного, цен­трализованного государства. Это объясняется тем, что он был поставлен в особые геополитические условия, находился под давлением различ­ных агрессивных сил с Запада, Востока и Юга. Нельзя так же не учиты­вать, что наш народ жил в суровых климатических условиях.

Анализируя вопрос о субъектах политики, нельзя обойти внимани­ем отдельную, «рядовую» или «массовую» личность. Судя по современ­ной политологической литературе и по опыту политической практики, рядовой человек из числа субъектов политики исключен. И это несмот­ря на многочисленные разговоры о создании подлинной демократии в России. Очень часто объективные обстоятельства, в данном случае го­сударственная власть, представляется рядовому человеку в качестве силы, на которую он никакого существенного влияния оказать не мо­жет. На этой основе порой возникает политический конформизм, т.е. приспособление человека к политическим обстоятельствам, чем часто и пользуется власть в своих интересах. Нередко встречается личная политическая индифферентность — равнодушие или безразличие, а то и враждебное отношение к политике и даже к науке о политике. Люди, придерживающиеся подобных взглядов, не учитывают того обстоятель­ства, что если они отстраняют себя от политики, то политика все равно будет на них влиять. Из системы политических отношений человеку выключиться не дано. Другое дело, если он согласен на роль пешки, которую двигают независимые, а то и враждебные ему силы. К сожале­нию, все еще многих приходится убеждать, что жить в политическом обществе и не знать его правил, значит дать собой манипулировать.

Над вопросом, как влияют на человека объективные обстоятельст­ва, в том числе и власть, задумывались многие мыслители. Уместно в связи с этим сослаться на Ф.Достоевского. Ему принадлежит одно про­изведение, в котором очень образно рассмотрена эта проблема. Это «Записки из подполья». У героя, от лица которого ведется повествова­ние, есть своеобразная теория, которую он называет «теорией стены». Он исходит из того, что все в человеке от среды, которая представляется ему стеной, стеной закономерностей, стоящей перед ним. Поэтому ни­какого творческого начала в человеке нет и он низводится до винтика, до объекта. В качестве субъекта он никому не нужен. Однако при этом человек может чувствовать себя весьма уютно: не надо ни о чем думать, ничего предпринимать, к чему-то стремиться. Правда, герой понимает неизбежность деградации личности в этих условиях, но против этого не возражает, обвиняя во всем стену. «Я не только злым, но даже и ничем не сумел сделаться: ни злым, ни добрым, ни подлецом, ни честным, ни героем, ни насекомым». Перед стеной человек пасует с разными моти­вами. Одни считают, что стену невозможно преодолеть. Другие видят в стене предлог для того, чтобы не делать того, чего делать не хочется. Одни из воспринимающих стену — делающие, но не думающие, другие — думающие, и потому не делающие. Герой так размышляет на этот счет: «Для них стена — не отвод, как например, для нас, людей думающих, а следственно, ничего не делающих; не предлог, в который наш брат обыкновенно и сам не верит, но которому всегда очень рад. Нет, они пасуют со всей искренностью. Стена имеет для них что-то успокоитель­ное, нравственно-разрешающее и окончательное, пожалуй, даже что- то мистическое». Конечно Достоевский прямо не говорит о стене, как

0 политической системе и власти, но мы можем именно так истолковы­вать приведенные слова. Ведь и у нас, порой, появляется ощущение стены.

Рядовой человек может быть субъектом политики при наличии тех же условий, о которых говорилось выше применительно к народным массам. К ним относятся: политические знания и политическое созна­ние, наличие политических интересов, политическая психология и дру­гие, то есть все то, что должно создавать у человека научное представ­ление о государственной власти и путях влияния на нее. Его оружием перед политической стеной является система прав и свобод, зафиксиро­ванная в соответствующих правовых документах. Другой ряд условий относится к уровню развития демократии, средствам массовой инфор­мации, функционированию политического механизма, наконец, к лю­дям, стоящим у власти.

Одним из важнейших условий политической субъектности лично­сти является ее взаимодействие с другими людьми. Трудно представить человека в качестве субъекта политических отношений, если он пыта­ется влиять на политику в одиночку, исключая, конечно, террористи­ческую деятельность и другие насильственные акты. Человек, не обла­дающий властными функциями и соответствующими правами, сам по себе подлинным субъектом политики быть не может, хотя определен­ные политические действия с его стороны возможны и бывают не лише­ны эффекта. Но речь в данном случае идет о политической субъектности по большому счету. В общем и целом политические действия отдельной личности мало результативны. Поэтому люди объединяются в соответ­ствующие организации — партии, союзы, движения и др. Однако это неозначает, что отдельный человек не может быть признан субъектом политики, и лишь говорит о том, как реализуется или должна реализо­ваться политическая субъектность личности. Собственно, как общно­сти, так и объединения могут быть субъектами политики, в зависимости от политической активности входящих в них людей.

При этом нужно иметь в виду еще одно обстоятельство: идущее из Америки и западных стран культивирование «суверенной личности», имеющее своей целью «атомизацию» общества, расщепление его на изолированные одиночки, с которыми властям легче иметь дело, но которые, естественно, в этом случае не могут быть субъектами полити­ческих отношений. Отсюда идут возражения против коллективизма и против политических партий, якобы ограничивающих демократию.

С учетом сказанного выше об условиях становления личностной субъектности становятся яснее некоторые причины неудач проводимых в России реформ. Они — в резком усилении властной, государственно- бюрократической машины, стремящейся к господству над «маленьким, простым человеком», к которым относится большинство населения Рос­сии. Как это ни покажется парадоксальным, но «суверенизация» чело­века делает политический процесс бессубъектным.

Лекция 9.