Япония стала известна европейцам в половине XVI века; первые открыли

Сие государство португальцы; тогда дух завоевания новооткрываемых земель

Господствовал над Сильнейшими морскими державами того времени в высочайшей

Степени. Португальцы, приняв намерение покорить Японию, начали, по

Обыкновению своему, с торговли и с проповедования мирным жителям сего

Государства католической веры. Миссионеры их, прибывшие в Японию, сначала

Умели понравиться японцам и, получив свободный доступ во внутренность сей

Земли, имели невероятный успех в обращении новых своих учеников в

Христианскую веру; но царствовавший в Японии к исходу XVI века светский

Император Тейго, человек умный, проницательный и храбрый, скоро приметил,

Что иезуиты более заботились о собирании японского золота, нежели о спасении

Душ своей паствы, почему и решился истребить христианскую веру в Японии и

Выгнать миссионеров из своих владений.

Главной, или, лучше сказать, единственною, причиной гонения на христиан

Японцы полагают нахальные поступки как иезуитов, так и францисканцев,

Присланных после испанцами, а равным образом и жадность португальских

Купцов, те и другие для достижения своей цели и для обогащения своего делали

Всякие неистовства; следовательно, и менее прозорливый государь, нежели

Каков был Тейго, легко мог приметить, что пастырями сими управляло одно

Корыстолюбие, а вера служила им только орудием, посредством коего надеялись

Они успеть в своих намерениях.

Но, несмотря на все это, изгнанные из Японии миссионеры в свое

Оправдание и по ненависти к народу, не давшему им себя обмануть, представили

Японцев перед глазами европейцев народом хитрым, вероломным, неблагодарным,

Мстительным -- словом, описали их такими красками, что твари гнуснее и

Опаснее японца едва ли вообразить себе можно. Европейцы все такие сказки,

Дышащие монашескою злобою, приняли за достоверную истину. Уверенность

Европейцев в мнимых гнусных свойствах японцев простирается до того, что даже

в пословицу вошли выражения: японская злость, японское коварство и прочее.

Но мне судьба предназначила в течение двадцатисемимесячного заключения в

Плену сего народа удостовериться в противном.

"Записки капитана В. М. Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813

годах"

 

Эстетика вместо религии

 

Сосуществование богов на японской земле отнюдь не всегда было мирным.

Как и в других странах, здесь известны попытки власть имущих использовать

религиозные чувства в собственных целях. С начала XVII века военные

правители страны -- сегуны династии Токугава стали усиленно насаждать

конфуцианство с его идеей покорности вышестоящим. Именно с той поры влияние

буддизма в Японии пошло на убыль.

В 1868 году, как только правление сегунов Токугава было свергнуто,

сторонники восстановления власти микадо тут же объявили синто

государственной религией и узаконили миф о божественном происхождении

императора как прямого потомка богини Аматерасу.

Итак, в японской душе оставили свой след три религии. Синто наделил

японцев чуткостью к природной красоте, чистоплотностью и отголосками легенд

о своем божественном происхождении. Буддизм окрасил своей философией

японское искусство, укрепил в народе врожденную стойкость к превратностям

судьбы. Наконец, конфуцианство принесло с собой идею о том, что основа

морали -- это верность, понимаемая как долг признательности старшим и

вышестоящим.

Когда буддисты из Бирмы, мусульмане из Пакистана или католики с

Филиппин попадают в Токио, они прежде всего поражаются религиозному

безразличию японцев. Здесь не услышишь, чтобы на Будду или других богов

ссылались в своих речах государственные деятели. Если писатели или художники

порой берутся за религиозные темы, то отнюдь не по наитию веры. Несмотря на

обилие храмов, все обиходные молитвы сводятся к трем фразам:

-- Да минуют болезни.

-- Да сохранится покой в семье.

-- Да будет удача в делах.

Эти три молитвы произносятся безотносительно к какой-либо из религий,

просто как житейские заклинания. Священнослужитель для японцев не наставник

жизни, как, скажем, для католиков, а просто лицо, исполняющее по заказу

положенные обряды.

В общем, японцы, как и их соседи -- китайцы, народ малорелигиозный. Но

если китайцам религию во многом заменяет этика, то есть нормы

взаимоотношений между людьми, то у японцев в подобной роли выступает

эстетика, то есть поклонение прекрасному.

Не будет большим преувеличением назвать национальной религией японцев

культ красоты. Именно эстетические нормы во многом определяют жизненную

философию этого народа.

Японцам присуще обостренное чувство гармонии. Художественный вкус

пронизывает весь уклад их жизни. Эстетизм японцев основывается на убеждении,

что красота присутствует в природе всюду и от человека требуется лишь

зоркость, чтобы увидеть ее.

Любовь японцев к прекрасному коренится, таким образом, в их любви к

природе. Вспомним, что в основу религии синто легло поклонение природе не из

страха перед ее грозными явлениями, а из чувства восхищения ею. Эта же черта

окрашивает и японское искусство.

Нужно воочию увидеть Японские острова, чтобы понять, почему населяющий

их народ обожествляет родную природу, делает ее мерилом своих представлений

о прекрасном.

Япония -- это страна зеленых гор и морских заливов; страна, сплошь

состоящая из живописнейших панорам. В отличие от ярких красок

Средиземноморья, которое лежит примерно на таких же широтах, ландшафты

Японии составлены из мягких тонов, приглушенных влажностью воздуха. Эту

сдержанную гамму могут временно нарушать лишь какие-нибудь сезонные краски.

Например, весеннее цветение азалий или пламенеющие к осени листья кленов.

Здесь порой думаешь, что не только художники, но и сама натура -- сосны

на прибрежных скалах, зеркальная мозаика рисовых полей, сумрачные

вулканические озера -- следует одним и тем же общепринятым в этой стране

канонам красоты.

На сравнительно небольшой территории Японии можно увидеть природу самых

различных климатических поясов. Бамбук, склонившийся под тяжестью снега, --

вот символ того, что в Японии соседствуют север и юг.

Японские острова лежат в зоне муссонных ветров. В конце весны и в

начале лета массы влажного воздуха со стороны Тихого океана приносят

обильные дожди, столь необходимые для рисовой рассады. Зимой же холодные

ветры со стороны Сибири набираются влагой, пролетая над Японским морем, и

приносят на северо-западное побережье Японии самое большое в мире количество

снега для этих широт.

Сочетание муссонных ветров, теплого морского течения и субтропических

широт сделало Японию страной своеобразнейшего климата, где весна, лето,

осень и зима очерчены чрезвычайно четко и сменяют друг друга на редкость

пунктуально. Даже первая гроза, даже самый сильный тайфун приходятся, как

правило, на определенный день года.

Японцы находят радость в том, чтобы не только следить за этой

переменой, но подчинять ей ритм своей жизни. У их исследователей существует

даже своеобразное определение японской культуры как "фольклора четырех

времен года".

Став горожанином, современный человек во многом утрачивает свой контакт

с природой. Она уже почти не влияет на его повседневную жизнь. Японец же

даже в городе остается не только чутким, но и отзывчивым к смене

времен года.

Подчиняясь календарю, он старается есть определенную пищу, носить

определенную одежду, придавать должный облик своему жилищу. Он любит

приурочивать семейные торжества к знаменательным явлениям природы: цветению

сакуры или осеннему полнолунию; любит видеть на праздничном столе

напоминание о времени года: ростки бамбука весной или грибы осенью.

Жажда общения с природой граничит у японца с самозабвенной страстью.

Причем любовь эта вовсе не обязательно адресуется одним только захватывающим

дух крупномасштабным красотам -- предметом ее может быть и травинка, на

которой обосновался кузнечик; и полураскрывшийся полевой цветок; и

причудливо изогнутый корень -- словом, все, что служит окном в бесконечное

разнообразие и изменчивость мира.

Японцам присуща не столько решимость покорять, преобразовывать природу,

сколько стремление жить в согласии с ней. Этой же чертой пронизано их

искусство. Японские архитекторы возводят свои постройки так, чтобы они

сливались с окружающей средой, были открыты ей. Цель японского садовника --

воссоздать природу в миниатюре. Ремесленник стремится показать фактуру

материала, повар -- сохранить вкус и вид продукта.

Стремление к гармонии с природой -- главная черта японского искусства.

Она определяет подход художника к материалу. Как бы ни велика была общность

культур Японии и Китая, здесь они в корне различны. Пафос китайского

искусства утверждает всемогущество человеческих рук. Японский же художник не

диктует свою волю материалу, а лишь выявляет заложенную в нем природой

красоту.