Повиновения и дьявольской хитрости.
Конечно, в тридцатые годы нашего века японские генералы старались
Удесятерить штаты шпионов, а полиция не жалела средств на секретных
Осведомителей. Но ведь это относится к политической истории страны, а не к
Характеру народа. Между тем авторы, рисовавшие Японию черной, уверяли, будто
Каждый японец рождается шпионом, нет для него более возвышенного
Времяпрепровождения, нежели добровольный сыск. Достаточно вспомнить, как в
Добродушной Италии чернорубашечники убивали детей, как в городе четырех
Революций картезианцы маршировали под окрик фельдфебелей, как сжигали книги
В стране Гутенберга, чтобы отвести всякие попытки сделать национальный
Характер ответственным за злодеяния того или иного режима.
И. Эренбург, Япония, Греция, Индия. Москва, 1960
Капли с копья Изанаги
Когда боги Изанаги и Изанами по радуге спускались с небес, чтобы
отделить земную твердь от хляби, Изанаги ударил своим богатырским копьем по
зыбко колыхавшейся внизу пучине. И тогда с его копья скатилась вереница
капель, образовав изогнутую цепь островов.
Древняя легенда о сотворении Японии приходит на память, когда смотришь
на эту страну с самолета. Изогнутая гряда гористых островов и впрямь похожа
на окаменевшие капли.
Или, может быть, это караван гор, прокладывающий себе путь через
бескрайнюю пустыню океана? "Путь гор" -- таково одно из толкований древнего
имени этой страны: Ямато.
Действительно, Япония -- это прежде всего страна гор. Их всегда видишь
на горизонте, даже находясь посреди самой большой равнины. Для большинства
японцев солнце всегда поднимается из-за моря и спускается за горы. Для
меньшей части -- наоборот. И коль уж существует исключение из этого общего
правила, то лишь для глубинных районов, огражденных хребтами от обоих
побережий. Там солнце всегда встает из-за гор и за горы же садится.
Древние японцы считали горы промежуточной ступенью между небом и
землей, а потому -- святым местом, куда нисходят с небес боги, где
поселяются души умерших предков. Люди также поклонялись горам как воплощению
неведомой божественной силы, которая дремала в их недрах, а иногда вдруг
вырывалась наружу в виде пламени, грохота, каменных дождей и испепеляющих
огненных рек.
Имя Ямато напоминает, что сотворение Японии еще не завершено. Капли,
упавшие с божественного копья, еще не остыли окончательно. Вся эта
дугообразная вереница островов из конца в конец вздулась волдырями вулканов.
Вся эта молодая суша то и дело колышется, ходит ходуном из-за землетрясений.
Но Страна огнедышащих гор больше известна как Страна восходящего
солнца. И второе образное название Японии поэтизирует уже не время, а место
ее рождения.
Именно под этим именем Япония впервые дала о себе знать западному миру
со страниц книги Марко Поло. В главе "Здесь описывается остров Чипингу"
путешественник приводит название, которым китайцы обозначали острова,
лежащие к востоку от восточного края земли.
Слово, которое прозвучало для Марко Поло как Чипингу, пишется тремя
иероглифами "жи-бэнь-го" (каждый из которых соответственно значит: солнце --
корень -- страна).
Иероглифы "жи-бэнь" на диалектах Южного Китая
произносятся как "я-пон" (такое звучание и перешло потом в европейские
языки), а по-японски читаются как Ниппон (как раз это слово и утвердилось
официальным названием японского государства вместо древнего имени Ямато).
Итак, Страной восходящего солнца прозвали Японию ее соседи. Но такое
имя не прижилось бы у японцев, если бы не совпало с их собственным
мироощущением. Народ этот почитал Изанаги и Изанами не только за сотворение
Японии, но и за то, что они произвели на свет дочь Аматерасу -- лучезарную
богиню солнца, культ которой составляет основу обожествления природы.
Исконная японская религия синто (то есть "путь богов") утверждает, что
все в мире одушевлено и, стало быть, наделено святостью: огнедышащая гора,
лотос, цветущий в болотной трясине, радуга после грозы... Аматерасу как
светоч жизни служит главой этих восьми миллионов божеств.
Перед любым синтоистским храмом непременно высится торий -- нечто вроде
ворот с двумя поперечными перекладинами. (Торий считается национальным
символом Японии, так как это один из немногих образцов подлинно японского
зодчества, существовавшего до чужеземных влияний.)
В своем первоначальном смысле слово "торий" означает насест. Он
ставится перед храмом в напоминание о легенде, рассказывающей, как Аматерасу
обиделась на своего брата и укрылась в подземной пещере.
Долгое время никто не мог уговорить богиню солнца выйти оттуда и
рассеять мрак, в который погрузился мир. Тогда перед пещерой соорудили
насест и посадили на него петуха, а рядом поставили круглое зеркало. Когда
петух прокукарекал, Аматерасу по привычке решила, что пора вставать.
Выглянув наружу, она увидела в круглом зеркале собственное отражение и
приняла его за незнакомую красавицу. Это задело женское любопытство богини,
и Аматерасу вышла из пещеры, чтобы посмотреть, кто посмел соперничать с ней
в красоте. Мир тут же снова осветился, и жизнь на земле пошла своим чередом.
Из подобных легенд и состоит священная книга синто, которая называется
кодзики (что значит летопись). В ней, однако, вовсе нет каких-либо
нравственных заповедей, норм праведного поведения или предостережений против
грехов. Из-за отсутствия собственного этического учения синто, пожалуй, даже
не назовешь религией в том смысле, в каком мы привыкли говорить о
христианстве, исламе или буддизме.
В сущности, синто -- это обожествление природы, рожденное восхищением
ею. Японцы поклонялись предметам и явлениям окружающего мира не из страха
перед непостижимыми и грозными стихийными силами, а из чувства благодарности
к природе за то, что, несмотря на внезапные вспышки своего необузданного
гнева, она чаще бывает ласковой и щедрой.
Именно синтоистская вера воспитала в японцах чуткость к природе, умение
наслаждаться ее бесконечной переменчивостью, радоваться ее многоликой
красоте.
Синто не требует от верующего ежедневных молитв -- достаточно лишь
присутствия на храмовых праздниках и приношений за исполнение обрядов. В
быту же исповедующие синто проявляют себя лишь религиозным отношением к
чистоте. Поскольку грязь отождествляется у них со злом, очищение служит
основой всех обрядов.
Присущее японцам чувство общности с природой, а также чистоплотность
имеют, стало быть, очень глубокие корни.
