Примечание от переводчика: Тирион Ланнистер - герой Игр престолов. Как сами понимаетее, крайне невысокий. Мини-мы - карлик-клон Доктора Зло в Остине Пауэре. 1 страница

Глава 20: At the Altar of the Beast (На алтарь Зверя)

 

- Док, ты когда-нибудь слышал про книгу "Где красный папоротник растёт?"
Герман услышал вопрос, но не сразу ответил Соне, не в силах оторваться от мира, проносящегося за пассажирским окном. Он не знал точно, сколько лесов в Вашингтоне шло под топор до войны, но сейчас штат был весь в залысинах вырубок. Древесина была в цене, и о сохранении природы думали в последнюю очередь. Не удивительно, что ухудшение погоды на планете стало одной из основныхпроблем последнего десятилетия. Атмосфера была сильно загрязнена отходами и Кайдзю Блу, а деревья, поглощавшие углекислый газ, были выдраны, как маргаритки.
- Нет. Предполагаю, что это канадский роман?
- Американский. Детская книга. Мы с Говардом читали, когда были детьми...

Герман, ерзавший на пассажирском сидении в поисках удобного положения, прикусил язык, чтобы не сказать "вы и сейчас ещё дети".
Он поднёс ладони к теплоотводу, согревая их в потоке шедшего оттуда воздуха. Даже с одной рукой Балор сумел заставить солнечные батареи вновь заработать. Теперь они могли позволить себе роскошь греть воздух сколько угодно.
- Я не могла её забыть. В Академии таскала с собой потрёпанный экземпляр... я вспоминаю о ней, когда сейчас гляжу на тебя. Я просто беспокоюсь...
В лобовое стекло хлестал дождь. Проплешины сплошных вырубок, окружавшие старую дорогу, наконец-то начали исчезать, затягиваясь, словно давние раны. Герман дотронулся до воротника своей рейнджерской куртки, и в сотый раз за эти несколько дней потёр загрубевшим большим пальцем металлический значок. Это был его талисман, незаменимый тотем для потерянных вещей. Он втайне оплакивал утрату мятного леденца, данного ему Ньютоном во время их первого тест-запуска в Оккаме. Насколько он знал, тот так и остался приклеенным скотчем изнутри его дрифт-костюма.

- Почему? Что в этой детской книге напоминает вам обо мне?
- Ок... там про мальчика, который очень хотел охотничьих собак. И вот он много трудится, покупает собак и дрессирует их. И эти собаки работают вместе как единое целое... они неразлучны. Это вроде собачьей дрифт-совместимости. А когда нападает пума и убивает одну из собак, то другая просто... перестаёт есть и умирает. Она умирает, потому что очень тоскует.
Герман потёр озябшие ладони, пытаясь согреть пальцы и приподнял бровь. Из задней части фургона он мог слышать приглушённый храп Балора и Говарда, отработавших свою смену за рулём всего несколько часов назад. Герман из-за больной ноги не мог вести, но чувствовал, что будет справедливо, если он составит Соне компанию.
- Эта история слишком мрачная для детской.
- Ладно, я перефразирую. Я имею в виду... там не всё про это, и она для таких... подросших детей? Во всяком случае, речь о том, что я не хочу, чтобы ты кончил, как эта глупая псина... если мы не сможем... если не сможем...
Он отвернулся, чтобы посмотреть в окно, и сказал бесцветным голосом: - Если мы не сможем сберечь Ньютона.
Соня не отрывала взгляд от дороги, её рот был крепко сжат, глаза блестели.

Стояло раннее утро. Выехав из Солт-Лейк-Сити Говард и Балор вели всю ночь, почти без остановки, лишь раз прервавшись, чтобы купить продуктов в небольшом придорожном магазинчике и привести в порядок кемпер. Пересечь границу оказалось не так сложно, как они думали - Говард отыскал старую просеку. Аккуратно объезжали пни, они благополучно выбрались по ней в США, где смогли вернуться на главную трассу. Дождь начался, едва они коснулись вашингтонской земли, и не прекратился до сих пор.

- Разве эти собаки не напоминают так же вам вас с братом?
Резко вздохнув, близнец Ватлей стиснула руль до побелевших костяшек. Герман смотрел, как холодный тихоокеанский ливень, пришедший с северо-запада, колотит по стеклу. В тёплой кабине с урчащим двигателем он чувствовал себя сонным и заторможенным.

Вот почему эта книга запомнилась, не так ли? Вы задаётесь вопросом, что будет, если вы потеряете Говарда.
- Н-нет... Я не буду... Этого не будет.
- Об этом мучительно думать. Больно думать. Я знаю... это то, что мы отдали, когда на это пошли. Я раньше не понимал, чем действительно жертвуют рейнджеры. Мы отдаём кусок себя другому человеку. Я никогда не... Я не понимал, что этот кусок может и не вернуться.

Соня всхлипнула и вытерла лицо о его плечо. Герман хотел наклониться и прикоснуться к ней, но он наконец-то нашел позу, не тревожащую бедро, и сомневался, что это получится ещё раз.
- Я не закончу, как эта собака. И вы - тоже. Ньютон в порядке.
- Да, Реаниматор упрямый. Когда с ним случилась та беда... Он много недель не разговаривал. Был похож на зомби. Нас это напугало. Но в конце концов он начал шутить снова. Я помню, как была счастлива миссис М., когда он впервые улыбнулся после... Мы думали, что с застывшим лицом он больше никогда не улыбнётся.
Готлиб оглянулся, проверяя, не слышал ли их Балор. Тот ещё не оправился от своей раны - растянувшись на большой кровати в глубине автофургона, он крепко спал.
- Вы его знали? Шона Патрика?
- Немного. Мы обычно избегали Шона, потому что он всё время был с Балором... а Балор всегда был немного член. Просто после аварии стал ещё хуже.

Оба затихли, погрузившись в дружеское молчание. Шорох "дворников" и шум дождя плели вокруг чудесную мелодию. Соня откашлялась несколько раз, собираясь что-то сказать, и наконец-то выпалила: - Зачем твой отец это сделал? Сказал, что ты умер? Я имею в виду... - ведь он твой отец?
Герман заметно вздрогнул, и оборвал её резким голосом: - Я бы предпочёл не говорить о моём отце, мисс Ватлей.

Она открыла рот, чтобы возразить или... возможно, извиниться, но остановилась, когда перед ними на продуваемой всеми ветрами обочине возник указатель. Он был зелёным, и блики вспыхнули в свете фар на золотых буквах: "Добро пожаловать в Абердин. Приходи, какой есть".
Соня просияла и дважды просигналила, крикнув: - Спасибо, мы придём!
Когда они въезжали в город, Герман не мог сдержать улыбку.
...........................................................................................................................................................................................................................

- Что именно мы ищем?
- Одно хорошее место, чтобы спрятаться.
Голос Балора был хриплым от сна и сигарет. Бережно прижимая к груди руку, он склонился над плечом Сони, пытавшейся договориться с коварной дорогой к океану.
Говард всё ещё спал, но Балор проснулся, когда Соня привела фургон в центр маленького городка Абердин, чтобы прикинуть, куда двигаться дальше. Он был не в духе и плохо держался на ногах, но вёл себя с Соней терпимее, чем обычно. Германа интересовало, насколько это было ответом на доброту близнецов после случившегося в Солт-Лейк-Сити. Они помогли Балору с его ранами и вычистили кровавый бардак, что он устроил в кабине кемпера, и даже исхитрились сократить до минимума свои ехидные придирки.
- Я собираюсь свалить с дороги, папа Смурф!
- Мммм... нам просто нужен один старый дом где-то на... стоп!
Фургон с визгом затормозил, и Соня торопливо вскинула руку, удерживая Германа от падения вперёд.
- О Господи, Хоггл! В следующий раз предупреждай заранее!

Балор ей не ответил, глядя в тупик сквозь стекло в потёках воды. В тишине Герман смог услышать шум океана за группой старых деревьев, и этот звук заставил его грудь сжаться в ожидании. Странные мысли, не принадлежащие ему, пульсировали в той части мозга, где жил Улей. Они двигались к нему навстречу. Он не знал, сколько их. Трудно было сказать, но он чувствовал, кайдзю приближались к нему, огибая побережье, стремительно рассекая изменчивую тёмную воду. Главными чувствами, которое они испытывали, были радость и ожидание. Наконец-то, после долгой разлуки, они встретят человека. которого любят. Это согревало его изнутри, и он пожелал, чтобы Ньютон это тоже почувствовал.
....................................................................................................................................................................................................
- Куда ты пошёл? Там же ливень! Хотя бы чёртову куртку накинь!
Балор проигнорировал её крики. Звук захлопнувшейся двери кемпера вернул Германа к реальности. Сквозь ветер и дождь инженер шёл по тупику к дорожному заграждению, которое Готлиб сперва не заметил. Раздвинув заросли бурьяна, Флуд покосился на что-то, что ни он, ни Соня не могли видеть. Маленький человек с силой пнул преграду, свалив её вниз, и улыбнулся, указывая Соне на тёмный проезд, почти скрытый низко свисающими ветками. Она вопросительно взглянула на Германа, и он нахмурился в ответ, не зная, что предпринять. Мокрый и дрожащий Балор залез в фургон.
- Езжай, мисси - это то, што мы ищем.
Ватлей неохотно тронула кемпер с места, но спорить не стала. Дорога настолько заросла, что походила на туннель, их трясло и подбрасывало на ухабах, Герман стиснул зубы и вцепился в сиденье, пытаясь беречь ногу.
- Балор, что ты увидел?
- В начале войны эти штуки появились на всех побережьях. Я никогда не думал, што и тут будет одна, но нам свезло! В шторм любая гавань хороша. Я считаю, местные сюда не сунутся. Может на наше счастье, оно будет в неплохой сохранности, и мы сможем там найти кой-чего стоящего, штобы не зря съездить.

Соня раздражённо вздохнула, прищурившись на тускло освещённую мокрую чащу. Похоже, здесь деревья не вырубали - всё было корявым, мощными и таинственным - первобытный лес, затерянный во времени.
- Я-то думал найти заброшенный дом или отель на берегу. Сейчас в этих местах много што пустует, но так даж лучше.
Теперь фургон двигался в гору, пытаясь подняться по крутому склону на небольшую скалу над океаном. Соня притормозила у преградивших путь железных ворот, свободно повисших на петлях, и Балор, усмехнувшись, дотронулся до её плеча здоровой рукой: - Давай, Рыжая! Бей и проезжай!
- Мммм... Сделаем, капитан Ахав, раз ты так говоришь.
Герман держался изо всех сил, когда Соня медленно сдала назад и на полной скорости протаранила ворота. С оглушительным треском они рухнули на грязную землю, пропустив старый фургон внутрь. Проскочив последний заросший деревьями участок, они вырвались на открытое место. Соня вскрикнула и резко повернула руль, кемпер с визгом вильнул в сторону, и они чудом избежали столкновения с гигантской статуей, стоящей посреди растрескавшейся, заросшей автостоянки. Это был приготовившийся к нападению каменный кайдзю.

- Долбаный Христос!
Кемпер опасно накренился, покачиваясь взад и вперёд, прежде чем наконец остановиться.
Говарда сбросило с дивана, и он лежал на полу, растерянно мигая в потолок: - Что? ЧТО случилось!?
Прижав руку к груди, Герман широко раскрытыми глазами смотрел на дождь, пытаясь отдышаться. Балору же всё это показалось очень смешным - он хохотал, пока слёзы не потекли по его и без того мокрому лицу. Он тряс головой так, что капли дождевой воды летели с кудрявых волос, забрызгивая всех троих.
- Ха-ха-ха... потрясающе... Ну вы даёте! ахахаха...
Соня наконец-то вернула себе голос, и, оторвав руки от руля, изо всех сил ударила Балора по раненой руке.
- Ну ты полный мудак! Что это, чёрт возьми?! Мы где?!
Заведя кемпер, Соня осторожно отъехала от статуи, осветив фарами её рычащую морду и воздетые когти. Она была вся в трещинах и поросла мхом и лишайником, но безусловно определялась как кайдзю Циссур. Бормоча под нос ругательства, Балор потёр рану: -
- Пристанище Святого Разлома, ну, понимаешь, маяк. Для Первого храма Святого Зверя.

Стали видны и прочие статуи. Из другого угла стоянки на них косился Реконер, а из зарослей кустарников ухмыльнулся Клаухок. Само здание громоздилось на самом краю утёса, нависая над океаном. Оно было огромным. Его фасад был собран из сплавленного металла и обугленного дерева. Большие, частично разбитые витражные окна выходили на бурные воды Тихого океана. По обе стороны от входа, поддерживая выступы фасада, возвышались фигуры Хун-Туна и Карлоффа. В этом месте не было ничего располагающего.

Соня покачала головой и припарковался фургон недалеко от входа.
- Нет.... нет-нет-нет-нет... Я ни за что не остановлюсь где-то рядом с домом Kульта!
- Балор это Доброго-кайдзю херня! То есть, во-первых, кой смысл с этим трахаться?
- Вот эта жуть в центре - это что?
Балор закатил глаза, но Герман был более чем готов согласиться с близнецами. Это место было настолько... тщательно продумано. В него было вложена любовь и немалые деньги, что приводило в замешательство. Мысль об остановке здесь нервировала.

- Теперь смотрите... Вы ж по ограждению поняли, што оно не жилое? После войны большинство их разогнали, и это тоже. Это лучшее место, штобы спрятаться. Они построили это, когда ждали явления кайдзю, чтобы поклониться им - то есть они тут жили цельными днями. Наверняка есть настоящие кровати и прочее... Мы ж не можем всегда жить в фургоне, он маловат для четверых, и у меня есть идея, как использовать это место.

Герман снова оглянулся на церковь-маяк. Близнецы были бледны и явно шокированы. Он не был так обеспокоен, имея несколько встреч с поклонниками культа и их странными убеждениями. Да, у них было много последователей в Гонконге, но он удивился, обнаружив что-то настолько серьёзное в этой глуши.
- Мы должны его хотя бы исследовать...
Близнецы спорили, не обращая внимания на его слова. Герман продолжил, медленно повышая голос, чтобы быть услышанным: - Место, очевидно, покинуто, и... Балор прав. Здесь нас никто не найдёт, и это... близко к океану.
Соня и Говард посмотрели друг на друга, глубоко вздохнули и выдали тандемом:
- Ладно, но я там не сплю...
- Я там много чего не сделаю...
- Ну разве что поссать на кафедре - это бы я смог.
- Или написать баллончиком на скамейках всякого... но в остальном...
.................................................................................................................................................................................................
Учитывая состояние дороги, ведущей к маяку Первой церкви Святого Зверя, внутри она сохранилась на удивление хорошо. Обнял Говарда, Герман, пошатываясь, прошёл через парадную дверь в тёмный холл. Их странная трехногая походка выбивала мягкие клубы пыли из кроваво-красного ковра, застилавшего коридор. В центре ротонды храма оказался высохший фонтан с мраморной скульптурой оскаленного кайдзю Рейзе. Огромная дверь позади него была сделана из чего-то, похожего на полированную кость. Балор уже убрёл вдаль по боковому коридору. Соня, с любопытством заглянула за черный плюшевый занавес, покачала головой и фыркнула, обнаружив завешанную объявлениями пробковую доску. А что вы ещё ожидали встретить в церкви вроде этой?

Говард провёл их обоих через костяную дверь, и Герман принялся рассматривать интерьер часовни. В дни своей славы она, должно быть, была великолепна. Еще один фонтан стоял на приподнятом подиуме. Готлиб мог видеть, где вода когда-то стекала по статуям гладким потоком... При правильном свете благодаря бегу воды они должны были казаться живыми и двигающимися.
Троицу возглавлял Треспассер - когти воздеты к небу, пасть приоткрыта, словно в приглушённом рёве. Слева от него почтительно стоял Хардшип. Его морда была поднята вверх, торчащие из груди бритвенно-острые передние клешни сложены, будто для молитвы. Справо от Треспассера был чудовищный кайдзю, который по мнению Германа назывался Кайсеп. Готлиб был уверен, что некоторые из обширных знаний Ньютона, касающихся статистики кайдзю, застряли в его голове во время их долгого общения. Он мог ощущать, как эта практически бесполезная информация поднимается изнутри, грозя извергнуться изо рта. Склонённый Кайсеп был массивным - сплошные рога, пасть и плечи. Он смотрел вниз, на землю, на миниатюрную человеческую фигурку - это Готлиб понял, подойдя ближе.
Он смотрел на нее так, словно судил... и безусловно именно суд и имелся в виду.
...............................................................................................................................................................................................................

Такая троица судей была в каждой подобной церкви или храме. Герман помнил эту информацию из снятой о Культе программы Би Би Си. Он изо всех сил пытался припомнить детали - с просмотра прошло уже много лет. Не у всех фракций церкви были одни и те же судьи, но он знал, что у многих. Некоторые выбрали первых трёх кайдзю, прошедших через Разлом. Некоторые - в зависимости от категории или каких-либо знаков в священных книгах. По какой-то причине эта церковь избрала Треспассера, Хардшипа и Кайсепа официально судить грехи человечества. Эти три кайдзю заглядывали в душу человека после смерти... или перед, и решали, чего она достойна.

Окружённые тишиной запустения, они с Говардом шли по центральному проходу меж скамей резного чёрного дерева. Герман положить ладонь на спинку одной из скамей и слегка потянул Ватлея.
- Позволь мне просто посидеть. Я чувствую себя довольно измотанным.
- Ты... док, ты уверен?
- Да... я только торможу дело, и я хотел бы немного покоя.

Говард хмуро взглянул на пыльную скамью, прежде чем сдаться и опустить Готлиба на жёсткое деревянное сиденье. Он помог ему поправить бандаж и похлопал по плечу. Соня поднялась на сцену и оглядывала часовню с кафедры перед Тресспассером.
- Это место ужасно. Ужасно всеми способами, какими можно быть ужасным.

В дверях появился Балор. Вытащив из заднего кармана зажигалку, он шёл, попутно зажигая свечи. Несмотря на то, что был только полдень, в часовне стояли сумерки - побережье Вашингтона зимой серо, уныло и наполнено вечным дождём. Всего несколько лучей водянистого света просачивались сквозь большие витражи, посылая россыпи случайных цветных бликов на кайдзю и близнецов. Балор зажег короткие толстые красные свечи, расставленные по бокам кафедры. Пламя бросало отсветы на фрески, покрывающие потолок.Каждая из картин изображала, как очередной кайдзю вздымается из океана или всплывает из глубины от иномирного Раскола.

- Вот и рабочее место... Теперь все, что нам нужно - хорошее подключение к интернету, исправная камера и твои кайдзю, док...
Соня, сидевшая на краю сцены, барабаня по ней ногами, взглянула на Балора и подняла брови.
- Для твоего плана? И не говори...
- Да уж, я представляю. Весь этот твой гун-хо по-поводу добраться до океана...
- Это место прекрасно только для поджога. Давайте так и сделаем перед уходом.

Герман смотрел, как Балор с прилипшей к небритому лицу глупой улыбкой медленно кружит по центру часовни. Казалось, что тот не обращает внимания на ужасающие гротескные образы, видя что-то, что они втроём просмотрели.

- Мы можем показать миру, что PPDC больше не нужны. Что Ерман и Клякса приручили монстров, а те сидят в куче вранья.
Готлиб поджал губы и уставился на оранжевое пламя ближней свечи.
- Как? Я не смогу использовать Улей. Я не хочу видеть, как их ранят, Флуд.
Соня презрительно фыркнула и закатила глаза. Балор только усмехнулся и вскинул руки так, будто никто из них ничего не сказал.
- Мы снимем видео. Онлайн-трансляцию. И отправим это в новости. Мы постараемся, штобы все в мире узнали, што случилось в Харрикейне, и што кайдзю больше не опасны. Мы расскажем про контрабанду, про враньё военных, и што они засадили Кляксу безо всякой говённой причины.

Герман провел пальцами по пыльному переплёту сборника гимнов на скамье перед ним. Он выдавил ответ голосом, горячим от стресса и подавленных эмоций: - О, да? И почему они должны будут нам поверить, Балор? Хм?

- Потому што вы живы! PPDC сказали, што вы мертвы. Они это заявили в интервью на весь мир! Они думают, што мы будем прятаться, а мы не будем. Я собираюсь раскрыть их махинации... ваши кайдзю идут, да? Доказательства лучше этого и быть не может.

В часовне стало тихо. Балор помрачнел, увидев, что, кажется, никто не разделяет его энтузиазм. Наконец Соня ответила ему своим самым невосторженным голосом: - Кажется это отличный способ попасться, прямо показав, где мы находимся.

В ответ Балор взревел, и акустика часовни усилила его голос до совсем уж невыносимого уровня: - Ну и што ещё нам делать?! Если мы просто спрячемся, тогда они в конце концов шлёпнут пацана.

Он многозначительно посмотрел на Германа: - Это ж не выйдет как в кино... где мы тайком прошмыгнули б мимо охраны. Правда через СМИ - наше единственное оружие. Если ты не хошь опять отправить к ним кайдзю.

 

Герман сглотнул и покачал головой, отводя взгляд от глаз Флуда.

- Если это все, что мы можем сделать... но, Балор, посмотрите на всё это, - он с отчаянием обвёл рукой сцены разрушения, изображённые на стенах и пылающие на витражах.

- Вот, как мир их воспринимает! Это то, как люди видят кайдзю. Они монстры. Что бы я не сказал, это не переубедит мир, израненный войной и ужасом.

 

Инженер вновь огляделся и побрел к Герману. Он уселся на скамью рядом с ним и заглянул в худое лицо рейнджера.

- Да... но ты видел, што случилось в Хельсинки. Там была революция, и в Калифорнии тоже. Кайдзю сейчас нужны PPDC, без них они не смогут подстёгивать страх, существовать дальше... Вот почему им нужны Егеря у СВШ. Им нужен враг для борьбы... но люди устали. Этот мир устал. С него хватит борьбы. Дай ему хоть какие-то доказательства, што Егерям пора уйти... што хватит насилия.

 

Близнецы с надеждой смотрели на Германа, их мягкие лица сияли в свете свечей, звёздные узоры веснушек словно двигались вместе с колеблющимися огнями.

- Ты помог их создать, Ерман... как и я... но их время прошло, и мы должны положить этому конец.

Глядя мимо лица Балора вдаль, Герман прошептал глухо и страшно: - Что... если они не будут слушать? если я только хуже сделаю Ньютону?

Улей был почти здесь. Они двигались ближе и ближе, проталкиваясь сквозь дождь и холод. Сейчас он мог слышать их совсем ясно.

- Тогда... ты хоть попытался... Ты - единственный, кто может сделать лучше - так или иначе.

Твёрдо сжав руку на ручке трости, Герман посмотрел на Говарда и Соню:

- Что думаете вы двое? Без вас я этого делать не буду.

Близнецы переглянулись. Говард ободряюще улыбнулся Соне, сморщив нос и пошевелив бровями. Она шумно выдохнула и кивнула.

- Если ты считаешь, что это правильно... мы сделаем так, как ты решишь, док.

- Мы можем быть на правой камере?

- Тебе придётся потрудиться, чтобы показать мой лучший профиль. Оба настолько хороши, что я даже не знаю, какой выбрать.

Герман обречённо кивнул, приглаживая дрожащими пальцами спутанные волосы.

- Тогда мы это сделаем. Мы скажем людям правду. Покажи им кайдзю.

Балор взволнованно мотнул головой, улыбнувшись жёлтыми прокуренными зубами: - Хорошо. Просто нужна цифровая камера, хороший вайфай... и убедиться, што мы хорошо спрятались... Близнецы... айда со мной. Там внизу ещё уровень, можно поискать там.

Соня спрыгнула со сцены и озабоченно посмотрела на Германа. Он только улыбнулся и отмахнулся от нее: - Здесь со мной всё будет нормально.

Она не выглядела убеждённой, но Говард, жаждавший исследовать остальную часть церкви, схватил её за руку и потащил вперёд. Они исчезли в частично скрытом занавесью боковом проходе. Герман позволил плечам обвиснуть, зажмурился и с трудом вдохнул сквозь стиснутые зубы. Балор, укравший для него обезболивающие, не прихватил вместе с ними никаких лекарств от давления. Он был на пределе, это собиралось его настигнуть рано или поздно. Он не стал никому говорить, чтобы не добавлять поводов для беспокойства. Он просто чувствовал себя... исчерпанным, истощённым настолько, что даже не мог описать. Эту глубокую усталость не могло вылечить никакое количество сна.

Его голова упала на грудь. За окном продолжался дождь, от свечей по статуям бродили тени. Он засунул руки в рукава, плотнее завернулся в куртку и закрыл глаза... на мгновение.
....................................................................................................................................................................................

- Ты пойдёшь на это ради меня? Я имею в виду... со мной?

 

Герман переводил взгляд с тела Отачи на дрифт-блок и обратно - на Ньютона. Ньютона, в его разбитых очках... с окровавленным носом. Он выглядел таким потерянным и обнадёженным - всё сразу. Герман знал, что должен был сказать в ответ. После ночи закрытия Разлома он только и думал об этом моменте - тысячу раз. Проходил каждый шаг от мига, когда похожее на кальмара устройство легло на голову к синему безумию своего первого дрифта. Герман отошёл от сценария и склонился ближе к горящему лицу Гейзлера: - Ньютон... Я пытаюсь тебя найти.

Он протянул руку в холодную сырую ночь в Гонконге, пытаясь коснуться вытянутой руки своего напарника, и видение исчезло. Исчезло, как отражение на рябящей воде. Исчезло всё вокруг него, став пустым серым холстом, на котором можно нарисовать мир. Перед глазами Готлиба стояла сплошная стена белого тумана - он был плотным, и складывался в диковинные узоры, извиваясь, как живой. Герман отступил на шаг, наткнувшись на что-то огромное и металлическое. На ногу Оккама. Мех внимательно посмотрел на него и указал вперёд. Первый усик ледяного тумана обвился вокруг лодыжки Германа, двигаясь вверх под штаниной, там, где он касался, кожа немела.

-Он там? В тумане?

Оккам неспешно кивнул. Металл застонал, когда он медленно опустился на одно колено, так, что его огромное лицо оказалось на одном уровне с Германом. Рейнджер мог видеть своё отражение в лицевой маске Егеря - он выглядел маленьким и испуганным в вопиющей белизне этой пустой Вселенной.
- Ты не можешь пойти со мной?

Оккам покачал головой и очень мягко нажал пальцем на спину Германа, направляя его вперёд... почти поднимая с земли.

- Я... в порядке.

Оглянувшись в последний раз, Герман медленно побрёл в тумане. По крайней мере, здесь он мог ходить, казалось, его ноге возвращена чувствительность. Оккам исчез, превратившись сначала в смутную фигуру во мгле, а затем и вовсе пропав. Спиральные струи тумана извивались у лица и глаз Готлиба, щекоча нос и лаская шею.
В тумане звучало эхо далёких голосов, но сосущее чувство в животе было слишком знакомо Герману, чтобы проигнорировать эти попытки отвлечь. Там был шёпот его отца... его брата... Барлоу. Была его ссора с Ньютоном. Не склока, а настоящий жестокий бой. Последние ночные аргументы, за которыми стояла настоящая ненависть, вызванная болезненным разочарованием, усталостью и - сейчас он мог в этом признаться - довольно сильным сексуальным напряжением. С немалой горечью Готлиб вспомнил, как полгода назад сделал всё, что в человеческих силах, чтобы заблокировать Ньюта в мыслях и выкинуть из своего сердца. Это было что-то вроде наказания и он, скорее всего, его заслужил.

- Это можно было стерпеть от реального девяностолетнего, но не от тебя! Ты просто хочешь критиковать других, ради того, чтобы чувствовать свою значимость!!
Герман не остановился, но слова всё-таки ранили. В колеблющемся тумане он почти рассмотрел серые призрачные фигуры себя и Ньютона, кричащих друг на друга через невидимую границу, построенную из трепета и жёлтой ленты.
- Гейзлер, вы не заботитесь ни о ком, кроме себя! Вас интересует только собственное наследие! Ваши собственные достижения! Весь мир должен знать, что вы гений! Это ваша единственная цель!
Исчезнувшие голоса... Там было много криков. Много пустых угроз и обид, годы подавления и непонимания. Он услышал плач Ванессы и мрачный, тревожный тон отца: - Вы понимаете, что отказываясь от моего плана, вы отказываетесь от того, что вы мой сын?

Этот голос почти заставил его развернуться, остановиться и найти источник, но он толкнул себя вперёд. Связь с Ньютом крепла... он был все ближе с каждым шагом. Но почему Ньют первым оказался в этом несчастном холодном месте? Оно было полно напоминаний о впустую потраченном времени, об его упорном нежелании принимать этого человека, и дерзкой уверенности Ньюта, прежде всего прочего делавшей его неуверенным. Его страх перед тем, что подумает отец... что скажет мир. Потом... В молочно-белой дали, в тумане странных полузабытых образов, Герман увидел что-то маленькое и реальное.
- Ньютон?!
Он подошёл ближе, и силуэт стал более явным, сейчас холодный туман лишь слегка скрывал его очертания. Маленький биолог сидел на земле, подтянув колени к груди. Он потерял очки, а его обычно взлохмаченные волосы повисли влажными спутанными прядями. Герман заметил, что его губы беззвучно шевелятся, словно он говорит с кем-то, видимым только ему. У него был потерянный взгляд и отсутствующее выражение бледного лица. Но это был он. Это был Ньют. Опустившись на колени, Герман обнял его, крепко сжав - никогда в жизни он не был так рад кому-то.
Ньют в его объятиях ощущался хрупким, худым, оборванным и насквозь промёрзшим. У его лица - всегда округлого и мягкого - обозначились углы и впадины, и это было настолько неправильно, что Герман почувствовал, как перехватило горло. Он прижал его ближе, стараясь передать напарнику хоть часть тепла своего тела, он снова и снова прижимался губами к его коже, пока из глаз не хлынули слёзы.
< - Я нашел тебя... Боже, я нашел тебя... >

Ньют словно во сне провёл пальцами по его плечам, ощупал волосы... он дрожал, голос звучал растерянно: - Ер... ман?
Смятение Ньютона постепенно успокоилось, взгляд перестал быть остекленевшим. Кажется, он понял, что Герман не собирается исчезнуть. В отчаянном желании прикоснуться, он обхватил его лицо и поцеловал в губы.
<Я не сплю...это реально?...>
<Нет, это не... но это лучшее, что у нас сейчас есть... давай, пока можем, радоваться хотя бы этому.>
Ньют коснулся лица и шеи Германа, его волос и плеч, вспоминая их кончиками пальцев.
<...раздался удар... я упал, и ужасно болела голова... Твой голос был последним, что я услышал после боя. Ты что-то мне говорил, а я не мог дышать... Потом я оказался в больнице со всеми этими людьми... Господи, Герман, я так растерялся... я не могу чувствовать Улей, я ощущаю, что ты где-то, но когда открываюсь тебе, то так устаю... Герман... Господи, Герман!>
Он целовал рот Готлиба между потоком безумных слов и ещё более безумных рыданий. Вязкий туман липнул к их коже. Герман расстегнул куртку - он не помнил, что одет в неё - и притянул Гейзлера ближе к телу. Ньют был ужасно холодным, его ногти и губы были синими, а кожа белой, как у трупа. "Изоляция от Улья его убивает", - подумал Герман в слепой панике.
- Ты под арестом у PPDC. Они всем объявили, что мы мертвы. Это сложная история, но давай... Давай найдем выход из этого тумана...
- Я не думаю, что мы сможем... думаю, что туман может быть вызван препаратами... и, кроме того, это сон, мы не можем найти выход отсюда... Мертвы? Под арестом?.. О, Господи.