Сословная дифференциация, основанная в большой мере на происхождении каждого человека, трансформировалась в классовую, основанную на роде его занятий. Это привело к тому, что собственно социальная культурная дифференциация стала зависеть преимущественно от уровня и профиля образования и, хотя стала более дробной, но менее контрастной в своих социальных различиях. По существу в индустриальных обществах можно выделить пять преобладающих культурных типов: сельского населения, городских технических работников, городских служащих, маргиналов и интеллектуалов; причем именно культура городских служащих стала демографически преобладающей и принятой за национальный культурный стандарт.
Конфессинальная культура в индустриальном обществе фактически потеряла свой общественный характер и превратилась в сугубо приватную культуру отдельных граждан. Ее нишу в существенной мере заняли гуманитарная и художественная культуры, развитие которых шло параллельно с процессами секуляризации общественной жизни и которые сейчас формируют картину мира людей примерно в той же мере, что и религия в аграрных обществах. Следует заметить, что и социальная роль ведущих деятелей искусства, философов и обществоведов ныне в какой-то мере соответствует роли религиозной иерархии в прошлом.
Существенное развитие получила политическая культура. Это было связано с переходом на либеральные и демократические основы политического устройства, введением всеобщего избирательного права, формированием политических партий, а главное – с существенно возросшими эффективностью политического управления обществом, мощью вооруженных сил, оперативностью полиции и т.п. Не следует забывать и о том, что нации – это сколь этнические, столь же и политические объединения людей, что создало возможность управления национальной культурой политическими средствами.
И, наконец, за последние пять десятилетий примерно полтора десятка обществ достигли в своем развитии постиндустриальной стадии и еще около двух десятков в той или иной мере приближаются к этому уровню. На этой стадии основным предметом производства стали не продовольствие, не вещи, а знания и информация. Говоря о культуре постиндустриальных стран, можно сказать, что те тенденции, которые были характерны для индустриальной стадии получили еще большее развитие, но появились и такие новации, как массовая культура (см.), тенденции глобализации (см.) и мультикультурации. В связи с «информационной революцией» в еще большей мере повысилась эффективность процессов управления (в любой области), и политическая культура стала постепенно доминировать в обществе как основная культурная доминанта. Если идейной основой индустриального общества считался «проект Просвещения», то сейчас, по мнению современной науки, происходит процесс его отмирания, хотя пришедшая ему на смену парадигма постмодернизма (см.) еще не может претендовать на роль нового «большого нарратива», который определит пути культурного развития человечества с такой же эффективностью как это делали в свое время мировые религии, теория либеральной демократии и др.
ИННОВАТИКА КУЛЬТУРНАЯ – один из процессов изменчивости культурной (см.), представляющий собой порождение новых культурных форм и систем. Но в отличие от происхождения новых культурных явлений, детермнированных в своем рождении преимущественно задачами адаптации сообществ к внешним природным и историческим условиям, под культурной инноватикой, как правило, принято понимать новации, порожденные внутренними причинами социального саморазвития сообществ и инициативным творчеством отдельных авторов.
Все постпервобытные общества, как известно, социально весьма неоднородны. Их население, даже придерживаясь более или менее схожих стереотипов сознания и поведения, интерпретирует их с позиций совершенно различных ценностных установок и социальных интересов, свойственных той или иной социальной страте или сословию. На основании несовпадения этих установок и интересов в сообществе постоянно имеют место более или менее ограниченные (а иногда и катастрофические по масштабам) социальные напряжения и противоборства, называемые «внутренним функциональным конфликтом». Если подобный конфликт (как правило, набор автономных разногласий по разным вопросам) является не разрушительным для общества, а именно функциональным (стимулирующим более интенсивное протекание социальных процессов), то его главной целью становится поиск «социального компромисса» между соперничающими группами, т.е. выработка новых способов (технологий, конвенций) социального устроения и взаимодействия между людьми. Эти способы, безусловно, являются новациями (новыми культурными формами), только не материальными, а преимущественно интеллектуальными (новыми идеями социальной справедливости, морали, солидарности) или социальными (новыми формами социального упорядочивания коллективной жизни). Такого рода новации нередко приводят к весьма радикальному переструктурированию всей социальной организации сообщества, не разрушая его как культурную целостность.
Хотя поверхностно нам кажется, что мы живем главным образом в мире вещей, процессов их производства и распределения, а также организованных территорий, составляющих материальную основу нашей культуры и цивилизации, на самом деле мы живем преимущественно в мире идей, социальных порядков, взаимодействий и договоренностей, детерминирующих эффективность и специфичность нашей культуры существенно больше, чем материальные ценности. Поэтому порождение новаций социально-интеллектуального плана (новых правил общежития и взаимодействия) часто являются гораздо более значимыми событиями культурного новаторства, нежели научно-технические изобретения.
Другой путь порождения инноваций традиционно называется словом «творчество». Хотя о природе творчества были написаны многие тома философских, эстетических, искусствоведческих, психологических и даже социологических сочинений, этот феномен остается сравнительной «terra incognita» для науки. Во всяком случае, способность человека к творчеству всегда являлась одним из самых сильных аргументов в дискуссии о том, что происхождение человеческой культуры не имеет никакого отношения к биологическому антропогенезу.
Систематизируя различные мотивации к творчеству, можно выделить, во-первых, «социальный заказ», основанный на как внешних предпосылках, так и на обстоятельствах «внутреннего функционального конфликта»; во-вторых, интуитивное прозрение специалиста, увидевшего в неожиданном ракурсе логику развития содержания и смысла того, чем он занимается; и, в-третьих, аналогичное прозрение в области логики развития технологии изготовления какого-либо продукта или изготовления его по прежней технологии, но с существенным улучшением качества.
Откуда и как приходит к специалисту такого рода прозрение, до сих пор не поддается доказательному научному объяснению. Вполне возможно, что за этим стоит перманентная неудовлетворенность личности той схемой упорядочения представлений о Бытии, которое доминирует в обществе, одной из форм преодоления которой становится формирование собственной (не согласованной с социумом) альтернативной модели подобной упорядоченности, построенной на иных основаниях и опредмечиваемой в конкретном произведении (художественном, интеллектуальном, техническом). Конкретным стимулятором творческого вдохновения могут быть профессиональные, статусные или личностные амбиции и притязания, а также определенные комплексы индивидуальной неполноценности или физической ограниченности, психические отклонения, инициирующие нетривиальный взгляд на проблемы и т.п. Очень значимым представляется то, что практически всякое творчество является высоко эмоциональным актом, определенной психологической «разрядкой» накопившихся у человека эмоций, что может иметь как конструктивный, так деструктивный характер.
Естественно в разные эпохи инноватика культурная отличалась различной интенсивностью (подробнее см. изменчивость культурная) и всегда вступала в конфликт с доминирующей традицией. Из-за этого многие важнейшие инновации не получили своевременного внедрения в социальную практику. Впрочем, по ходу истории и в этом конфликте в первобытном и аграрном обществах приоритет обычно оставался за традицией, а в обществах индустриальных и постиндустриальных – за инновацией. Так или иначе, но инноватика культурная всегда являлась обязательным условием существования, воспроизводства и развития культуры. В свою очередь накопление культурных инноваций становится предпосылкой для изменений в социальном упорядочении бытия.
ИЗМЕНЧИВОСТЬ КУЛЬТУРНАЯ – свойство инициированного или спонтанного самообновления культуры, включая развитие, деградацию или десемантизацию отдельных ее черт или целых комплексов. К числу основных причин культурной изменчивости можно отнести адаптацию к изменившимся внешним условиям бытия сообщества или необходимость разрешения накопившихся внутренних противоречий, а также творческую инициативу отдельных специалистов. Это формы прогрессивной (инновативной) изменчивости культуры. Но изменчивость может иметь и деградирующую направленность, связанную с утратой функциональной эффективности или социальной актуальности тех или иных объектов и структур, изменением практической функции, а также с их физической изношенностью или потерей. И, наконец, третий характерный тип культурной изменчивости – десемантизация объекта или структуры, утрата его первоначального смысла, перемена этого смысла, интерпретации и оценки объекта в общественном мнении. Все вышесказанное в равной мере относится и к общественным структурам и институтам.
Как правило, культурная изменчивость инициируется изменением внешних обстоятельств, в которых данная культура находится. Но было бы ошибкой все сводить только к этой причине. Изменчивость может активизироваться и в процессе саморазвития общества и тех или иных сегментов культуры. Как правило, изменчивость культуры является лишь внешним проявлением изменений, происходящих в обществе, в его организационных формах, интересах, предпочтениях, вкусах и т.п. На вопрос, возможны ли изменения в культуре, не детерминированные переменами в обществе, современная теория не может ответить уверенно.
По уровням этот процесс принято делить на социальную изменчивость, затрагивающую главным образом отдельные формы, черты, подсистемы, но не влияющую (или незначительно влияющую) на общее социальное устроение жизни общества, и историческую изменчивость, напротив, заметно отражающуюся на базовых основаниях общественной жизни.
Разумеется, в сообществах, находящихся на разных стадиях социокультурного развития, динамика культурной изменчивости весьма разнится. Она почти незаметна на первобытной стадии (разрыв между инновациями может составлять десятки тысяч лет), нарастает по мере перехода к аграрным обществам (какие-то существенные инновации появляются, как правило, каждые 2-3 столетия) и тем более на индустриальном этапе (здесь социально значимые инновации рождаются каждое десятилетие), и приобретает головокружительный темп на переходе от индустриальных к постиндустриальным обществам (когда социально значимые инновации рождаются по нескольку раз в год). Другое дело, что от изобретения чего-то нового до внедрения этого нового в массовую практику требуется определенное время, но и динамика внедрения нарастает с такой же стремительностью. В этой связи уже два века философами дискутируется вопрос о том, увеличивает ли история динамику хода событий или это иллюзия, характерная аберрация сознания самих участников этих событий? Представляется, что в XIX-XX вв. возрастающие темпы научно-технического прогресса в области производящих технологий, средств перемещения в пространстве (транспорт), накопления, обработки и передачи информации (связь), а также возросшая социальная мобильность населения и культурная пластичность современной личности ответили на этот вопрос утвердительно.
Причины этой нарастающей динамики лежат не только в накоплении объемов знания как таковом. Не менее важным представляется неуклонное совершенствование алгоритмов систематизации этого знания, возрастающее по экспоненте число образованных людей, привлекаемых к созданию чего-то нового, а главное – нарастающая дифференциация и углубление специализаций в современной науке, искусстве и практической сфере. Уже давно было выявлено, что работник-универсал многое может сделать очень хорошо, но, как правило, не может изобрести ничего нового. Творчество – это удел очень узких специалистов, характер знаний которых сравнительно узок, но очень глубок. Тенденция локализации специализаций до XVIII в. развивалась очень медленно, а с XIX в. постоянно нарастает. С переходом на постиндустриальную стадию наметилась новая тенденция, в соответствии с которой число специализаций может сравняться с числом специалистов. Т.е. каждый специалист станет единственным и уникальным. Мы воспринимаем это как должное, когда речь идет о науке или искусстве, но та же тенденция развивается, например, в медицине, информатике и некоторых других областях. Таким образом, мы берем на себя смелость утверждать, что нарастание темпа протекания истории в существенной мере обусловлено углублением узкой специализированности работников и нарастанием уровня креативности (творческой импровизации) в их деятельности.
Еще один важный аспект культурной изменчивости заключается в том, что разные элементы, составляющие культурный мир сообщества, под воздействием различных обстоятельств могут меняться по-разному. Во-первых, по разным моделям (инноватика, трансформация, десемантизация), и зачастую очень сложно объяснить, почему один элемент изменился таким образом, а другой – иным. И, во-вторых, в разных темпах. Здесь объяснение более очевидно и связано с тем, к какой сословной субкультуре относится данный культурный объект. Совершенно очевидно, что в глубоко традиционных субкультуре сельских производителей или религии явления, имеющие большую глубину исторического авторитета, реже и менее вероятно подвержены какой-либо изменчивости, нежели новации последних лет, относящееся к высокоподвижной культуре high tec. Точно так же, элитарной субкультуре свойственен сравнительно высокий темп изменчивости культурных форм (разумеется, далеко не всех) на основании принципа смены образцов и символов социальной престижности. В целом в любых субкультурах утилитарные объекты более подвержены изменениям, нежели символические (хотя из этого общего правила есть множество частных исключений).
Во всем многообразии деталей, описывающих очень тонкую процедуру культурной изменчивости, есть одна капитальная основа. Существование и воспроизводство социокультурное (см.) требует ее неизбежного самообновления, что собственно и реализуется в процессах культурной изменчивости.
ДИФФУЗИЯ КУЛЬТУРЫ – процесс пространственного распространения какой-либо культуры или – чаще – ее отдельных форм, образцов, подсистем из точки (региона) возникновения по направлениям, где эти культурные элементы оказываются востребованными, заимствуемыми сообществами, ранее подобными формами не владевшими. Процессы диффузии культуры теснейшим образом связаны с процедурами обмена продуктами и технологиями деятельности, зародившимися еще на стадии поздней первобытности между различными племенами, позднее народами, государствами, цивилизациями, континентами. Одной из распространенных форм диффузии культуры является ее насильственное внедрение какой-то «сильной» стороной (завоевателем, колонизатором) в культурную практику «слабой» стороны (завоеванного или колонизируемого народа).
По существу диффузионные процессы в культуре являются одними из наиболее естественных форм ее пространственно-временного существования, отражающими неравномерность природных и исторических условий и возможностей жизни на Земле, компенсируемых проникновением необходимых культурных новаций в зоны, где по объективным причинам они сами появиться не могли. Даже в регионе обитания одного народа, как правило, полезные новации не создаются параллельно и одновременно во всех населенных пунктах, но обычно – в каком-то одном, а затем быстро распространяются по всей национальной территории, а зачастую заимствуются и соседями. Это и есть диффузия культуры в ее наиболее органичном проявлении. Таким образом, например, сложилось цивилизационное единообразие Западной Европы. Или, скажем, реформы Петра Великого в России, как и социалистическая революция 1917 г. (в своих идейных основах), были на 99% диффузионными заимствованиями с Запада.
Следует полагать, что интенсивность диффузионных процессов в культуре в разные эпохи была различной. По мнению палеоантропологов, контакты между первобытными родовыми и племенными общностями были преимущественно случайными и конфликтными, поэтому распространение каких-либо новаций на всю ойкумену в эту эпоху занимало тысячелетия. Ситуация радикально переменилась после «неолитической революции» и связанным с ней демографическим взрывом, резко увеличившим плотность заселения Земли и интенсифицировавшим культурные контакты между племенами. В эпоху аграрных цивилизаций интенсивность культурных контактов в разных районах была различной и зависела от очень многих причин. Очевидно, пиком подобной интенсивности стала эпоха эллинизма. Новый «взрыв» контактной активности начался с конца XV в. в связи с Великими географическими открытиями, развитием капитализма и заморской торговли, а также по причине колониальных завоеваний Европейских держав. С тех пор интенсивность культурных контактов между народами неуклонно увеличивалась (а соответственно и диффузный обмен культурными образцами). Но в последние два века также усилилось и насильственное навязывание образцов культуры более развитых стран менее развитым.
Современный уровень дискуссий о «цивилизаторской миссии» культурной диффузии свидетельствует, что этот феномен всегда играл существенную роль в культурных процессах, но он совершенно не отменяет столь же значимой роли культурной эволюции и других процессов саморазвития культуры в любой точке планеты, хотя на определенном этапе развития антропологии диффузионная концепция заняла главенствующее положение (см. диффузионизм).
МЕЖКУЛЬТУРНЫЕ КОММУНИКАЦИИ – 1) информационные связи между различными локальными (этническими, национальными) культурами, осуществляемые как на государственном, так и на общественном и индивидуальном уровне и ведущие к взаимообмену культурными формами, техническими новациями, идеями, ценностными установками и т.п., т.е. социальным опытом, накопленным контактирующими народами.
Межкультурные коммуникации представляют собой один из наиболее сложных видов коммуникации, поскольку на пути взаимопонимания здесь стоят: языковой барьер (до 90% культурных связей, в той или иной мере носят вербальный характер), когнитивный барьер (различие в понимании и интерпретации одних и тех же понятий), ценностный барьер (различие в культурной иерархии тех или иных ценностей) и барьер социального опыта (различия в исторической судьбе народов, формирующее разное отношение к одним и тем же социальным коллизиям).
Тем не менее, некоторые ценностные установки являются почти универсальными для всех народов, в историческом социальном опыте есть не только различия, но и много общего, языковый барьер преодолевается частично с помощью переводчиков, а частично за счет распространения lingua franca (языка межнационального общения, функции которого сейчас выполняет в основном английский язык), а когнитивный барьер чаще приводит к комическим недоразумениям, чем к серьезному отторжению. Таким образом, возможности межкультурной коммуникации насколько трудны, настолько и возможны.
Нет нужды объяснять все выгоды межкультурной коммуникации: возможности приобщения к мировому культурному богатству, к новейшим техническим достижениям, к новым идеям социального развития. Хотя процессы, подобные современной глобализации (см.), имели место в истории и раньше (разумеется, в ограниченных территориальных пределах), но только сейчас наметилась тенденция к формированию общечеловеческой «копилки» социального опыта. Распространенные страхи по поводу возможности утраты собственной культурной самобытности опровергаются мировым сообществом. Сегодня мировое сообщество заинтересовано в сохранении национального культурного многообразия в предельно возможном объеме. Исторический опыт показывает, что, как правило, национальную культурную самобытность народы теряют, когда применяются насильственные способы их культурной ассимиляции, перемены религии, навязывания новой идентичности, языка и т.п. Вместе с тем, определенная опасность для культур традиционного типа, для поддержания культурной устойчивости которых требуется некоторая информационная самоизоляция (культурная резервация), имеется. Это заставляет традиционные культуры (в основном социально неконкурентноспособные в современных условиях) очень нервно реагировать на международное культурное влияние.
Исторически межкультурные коммуникации прошли большой путь развития. Если первобытные родовые коллективы жили в максимальной (по возможности) самоизоляции друг от друга, то переход к дуально-фратриальной системе брачных отношений (см. культура интимных отношений) неизбежно породил значительные культурные контакты и со временем привел к слиянию родов в племена. Для такого слияния они должны были уже хорошо понимать друг друга лингвистически и иметь весьма схожие обычаи, нравы и традиции. Поздняя первобытность – варварский период – был характерен значительной миграцией племен: в Европе – с Севера на Юг; в Средиземноморье – из Малой Азии на Балканы, Аппенины и острова; в степной части Азии – с Востока на Запад. Поначалу эти миграции приводили к вооруженному противостоянию, но постепенно между мигрантами и местным населением налаживались мирные контакты и происходила их культурная синтезация. Наглядным примером тому служит активное расовое смешение монголоидов Центральной Азии с европеоидами Средней Азии, Южного Урала и Поволжья, что говорит о доминирующей экзогамии (смешанных браках), что в той или иной форме способствовало и культурному взаимовлиянию.
В эпоху расцвета аграрных цивилизаций интенсивность межкультурных контактов существенно возросла. Хотя государства этого времени вели активную завоевательную политику или колонизовали новые территории (финикийцы в Африке, греки – в Малой Азии, на островах Средиземноморья и Северном Причерноморье), военной экспансии сопутствовала и торговая активность, образование торговых факторий в портовых городах чужих стран, а вместе с этим и культурные контакты. Сочинения греческих, римских и китайских авторов свидетельствуют о безусловном интересе к соседним народам и порой хорошем знании их обычаев и нравов.
Распространение мировых религий и попытки создания «мировых» универсальных империй (Ассирийской, Персидской, Македонской, Римской, средневековых Византийской, Священной Римской, Исламского халифата, Монгольской), в которых под единым политическим началом объединялись многие десятки народов вели к заметному сближению, а иногда и к синтезации различных этнических культур. Особенно «успешными» в этом отношении были арабские завоевания, которые буквально «стерли с лица Земли» множество народов, не уничтожив их физически, но культурно растворив в универсальных нормах ислама. Конечно, все это трудно назвать межкультурным взаимодействием, хотя и взаимодействие в этих событиях имело место тоже. Впрочем, справедливости ради следует отметить, что за исключением персов и арабов, другие завоеватели древнего мира и средневековья либо не вели никакой культурной экспансии вообще (как, например, монголы), либо проводили ее очень осторожно, опираясь больше на добровольное согласие аборигенного населения воспринять новые культурные установления и технические достижения, чем на их насильственную ассимиляцию (характерные примеры – римляне и византийцы).
В XI-XIII вв. во времена крестовых походов и испанской реконкисты установились довольно прочные культурные контакты Европы с мусульманским Ближним Востоком; открылась взаимовыгодная Левантийская торговая компания. Поначалу преимущественно европейцы пользовались товарами и идеями, пришедшими с Востока (некоторые образы мусульманского Востока даже нашли отражение в искусстве Ренессанса), а с XVIII в. Османская империя и Иран, господствовавшие на Ближнем и Среднем Востоке, стали перенимать европейские технические и военные достижения.
Эпоха Великих географических открытий существенно расширила зону межкультурных контактов. Если завоевание Центральной и Южной Америки сопровождалось фактическим уничтожением аборигенных культур, то европейское проникновение в Азию (в Индию, Китай, Японию, Индокитай, Микронезию) носило преимущественно торговый характер и только впоследствии обернулось фактическим военный захватом и колонизацией некоторых стран (англичанами Индии, голландцами Индонезии, испанцами Филиппин). При этом явная культурная экспансия осуществлялась только испанцами на Филиппинах. Англичане, голландцы, португальцы, а позднее и французы в Индокитае преследовали преимущественно экономические цели и даже не пытались навязать народам Востока христианство. Так же, как и во взаимоотношениях с мусульманским миром, в первые века присутствия европейцев в Южной Азии и на Дальнем Востоке, не столько они оказывали культурное влияние на страны и население Востока, сколько сами попадали под обаяние восточных культур и привозили свои восторженные впечатления в Европу. Начиная с XVII в., в Европе установилась постоянная мода на восточные товары и художественные изделия.
XVIII и XIX вв. стали периодом активной колониальной экспансии европейцев в Африке и частично в Азии. В это же время началась и целенаправленная культурная экспансия. Европейцы не стремились европеизировать все население колонизованных стран, но социальной верхушке старались давать европейское образование и культурно ассимилировать ее в своей среде. Кое-где это приводило к определенному успеху (в британской Индии, французском Алжире, Тунисе и Сенегале в англо-французском Египте). Помимо того некоторые страны Востока, убедившись в военно-техническом превосходстве Европы, стали добровольно перенимать некоторые элементы европейской цивилизации (Турция – с конца XVIII в., Египет – с середины, Япония – с 70-х гг. XIX в., Китай – после буржуазной революции 1911 г.).
Радикальный перелом в характере межкультурных контактов произошел в XX в. В течение века большинство азиатских стран перешло на евро-американскую или советскую системы политического устройства, перевело свои экономики на современные технологии, стали посылать тысячи своих студентов учиться в европейских, американских и советских вузах. После 1961 г. – года деколонизации Африки – по тому же пути пошли и большинство африканских стран. Но культурное взаимовлияние Запада и Востока было далеко не зеркальным. Если Запад приобщался к восточной философии, художественной культуре, медицине, то Восток заимствовал и у Запада, и у СССР в основном политическую и научно-техническую культуру, закупал оружие и учился военному делу. Некоторое изменение началось с 70-х гг. Резкий приток в США многомиллионной волны новых эмигрантов с Дальнего Востока, все более тесное включение Японии и Южной Кореи в процессы не только экономического, но и культурного сотрудничества, укрепление положения Индии, рост интереса европейской и американской молодежи к буддизму и индуизму, при одновременном усложнении отношений Запада с исламским миром и т.п. изменили ситуацию в мире. Запад, Дальний Восток и Тропическая Африка стали все больше узнавать о культурных ценностях друг друга. Начался процесс мультикультурации, усиленный «информационной революцией», с которой начался переход на постиндустриальную стадию развития (см. постиндустриальная культура). Падение коммунизма в Европе и постепенная трансформации Китая, изменили конфигурацию культурно-политической трихотомии. Если раньше это были: мир капитализма, мир социализма и третий мир, то теперь это – Запад, исламский мир и внеисламский Восток. Россия занимает промежуточное положение, тяготея ко всем трем сторонам одновременно.
«Информационная революция» перевела процессы межкультурной коммуникации на совершенно новый уровень. Прежде всего, это отразилось на художественной и гуманитарной культуре, которые, оставаясь в пределах своих национальных форм, стали более универсальными по содержанию. Активизировался процесс преодоления когнитивного барьера, что способствует тому, чтобы всякая локальная культура сохраняла свою национальную самобытность в области форм, но становилась общепонятной в области содержания. Параллельно оформилась и массовая культура (см.) с ее выраженным смешением различных национальных традиций и форм. Сегодня мы еще делаем только первые шаги на этом непростом пути. Перед межкультурной коммуникацией открывается блестящее будущее.
2) процесс взаимопонимания и взаимовлияния разных социальных (сословных) субкультур в рамках единой этнической (или национальной) культуры. Этот процесс в очень вялом режиме имел место всегда. В большей степени он был развит во взаимоотношениях элитарной (аристократической) субкультуры и субкультуры городского третьего сословия (бюргеров), которое в меру возможностей ориентировалось на аристократию как на культурный эталон. К тому же аристократия частично пополнялась за счет представителей третьего сословия, отличившихся в каких-либо ситуациях. Взаимодействие элитарной и крестьянской субкультур фактически имело место только в армии, где солдаты (преимущественно выходцы из крестьянской среды) тесно общались и обучались аристократами офицерами. Зато взаимовлияние крестьянской и городской ремесленно-купеческой субкультур было очень активным в период ранних аграрных цивилизаций, но начало снижаться в эпоху средневековья. Хотя третье сословие и пополнялось выходцами из деревни, но в средние века оно стало закрытой социальной системой с внутренним делением на цеха, гильдии и т.п. Переселенцы из деревни, как правило, только в третьем поколении могли надеяться на прием в эту среду. В России и на Востоке такого жесткого разделения между крестьянами и городскими низами не было, поэтому процессы взаимодействия этих субкультур здесь были более выраженными.
