Применение генератора Монте-Карло для искусственного мышления и сравнения его со строго неслучайной конструкцией. Научные войны входят в деловой мир. Почему эстет во мне любит быть одураченным случайностью.
Случайность и слово
Наш двигатель Монте-Карло может завезти нас на территорию литературы. Все более и более увеличивается различие между научным интеллектуалом и литературным интеллектуалом, противоречие достигает пика в "научных войнах" лириков против физиков. Различие между двумя подходами было положено в Вене в 1930-х, собранием физиков, которые решили, что большие достижения в науке стали достаточно существенными, чтобы притязать на области, ранее закрепленные за гуманитариями. На их взгляд, литературное мышление могло прикрывать множество хорошо звучащих глупостей. Они хотели освободить мышление от риторики (кроме как в литературе и поэзии, где это было полностью уместным).
Они объявили, что утверждения могут быть только двух видов: дедуктивные, подобно "2 + 2 = 4", т.е. неоспоримо следующие из определенной аксиоматической структуры (например, правила арифметики), или индуктивные, то есть, поддающиеся проверке некоторым способом (опыт, статистика, ит.д.), типа "в Испании идет дождь" или "жители Нью-Йорка грубы". Все остальное было ерундой ("музыка могла бы быть наилучшим заменителем метафизики"). Нет нужды говорить, что индуктивные утверждения, могут оказываться трудными, даже невозможными для проверки, как мы увидим в проблеме черного лебедя - и эмпиризм может быть даже хуже, чем любая другая форма ерунды, когда он дает кому-то уверенность или убежденность (чтобы углубиться в проблему мне потребуется несколько глав). Однако, это было хорошим началом для того, чтобы заставить интеллектуалов предоставлять некоторые доказательства или свидетельства для своих утверждений. Этот Венский Кружок был источником для развития идей Витгенштейна, Поппера, Карнапа //ВИТГЕНШТЕЙН Людвиг (1889-1951), австрийский философ и логик, представитель аналитической философии. КАРНАП (Сагпар) Рудольф (1891-1970), немецко-американский философ и логик, ведущий представитель логического позитивизма и философии науки. (Прим.перев.)// и многих других. Безотносительно к заслугам, которые их первоначальные идеи могут иметь, их воздействие и на философию, и практику науки было существенным. Их воздействие на внефилософскую интеллектуальную жизнь продолжает развиваться, хотя и заметно медленнее.
Существует один способ отличить научного интеллектуала от литературного -научный интеллектуал обычно может распознавать письмо литературного, но литератор вряд ли был бы способен определить различия между строками, написанными ученым или бойким лириком. Это становится даже более очевидным, когда литературный интеллектуал начинает использовать научную терминологию типа "принцип неопределенности", "теорема Гёделя", "параллельная вселенная" или "относительность" либо вне контекста, либо, как часто бывает, в точной противоположности научному смыслу. Используя уйму научных отсылок, можно заставить другого литературного интеллектуала поверить, что материал имеет печать науки. Но для ученого очевидно, что наука — в строгости выводов, а не в случайных ссылках на такие грандиозные концепции как общая относительность или квантовая неопределенность. Научная строгость может быть выражена самым простым языком, в самой простой прозе. Например, при чтении Эгоистичного гена Ричарда Докинса такая проза захватила меня, хотя текст не содержит ни одного уравнения — кажется, что это перевод с языка математики. И все же это — художественная проза.
Реверс теста Тюринга
Случайность может оказать значительную помощь в данном вопросе, поскольку есть другой, гораздо более интересный способ различать болтуна и мыслителя. Иногда вы можете повторять что-либо таким образом, что это можно будет принять за литературную беседу с генератором Монте-Карло, но невозможно случайно построить научный разговор. Можно случайно создать риторику, но не подлинное научное знание. Это применение теста Тюринга для искусственного интеллекта, только наоборот. Что такое тест Тюринга? Блестящий британский математик, эксцентричный первопроходец компьютеров Алан Тюринг придумал следующее испытание: компьютер можно считать интеллектуальным, если он может (в среднем) обмануть человека, чтобы тот ошибочно принял компьютер за другого человека. Обратное тоже должно быть истинно. Человека можно считать невежественным, если компьютер, о котором мы знаем, что он неинтеллектуален, может повторить его речь, заставив человека поверить, что это было написано не компьютером, а человеком. Может ли кто-то делать работу, в отношении которой можно, полностью случайно, постоянно ошибаться?
Похоже, что да. Существуют генераторы Монте-Карло, предназначенные для того, чтобы структурировать такие тексты и писать целые статьи. Насыщенные "постмодернистскими" текстами, они могут наугад выбирать фразы методом, который называется рекурсивной грамматикой, и производить грамматически правильные, но полностью бессмысленные предложения, которые звучат подобно Жаку Дерриде //французский философ, близкий к структурализму, выступал с критикой метафизики как основы европейской культуры// и другим. Вследствие нечеткости мысли, литературный интеллектуал может быть одурачен случайностью.
Посредством одного из таких генераторов я когда- то играл со словами и создал несколько статей, содержащих следующие предложения: «Однако, главная тема работ Рушди — не теория, как предлагает диалектическая парадигма действительности, но предтеория. Предпосылка неосемантической парадигмы речи подразумевает, что сексуальная идентичность, по иронии, имеет значение. Можно найти множество рассказов, касающихся роли автора, как наблюдателя. Можно сказать, что, если удерживается культурный дискурс, то мы должны выбрать между диалектической парадигмой нарратива и неоконцептуальным марксизмом. Анализ Сартром культурного рассказа приводит к тому, что общество, как это ни парадоксально, имеет объективную стоимость».
Таким образом, предпосылка неодиалектической парадигмы выражения подразумевает, что сознание может использоваться, чтобы укрепить иерархию, но только если действительность отлична от сознания; если это не имеет место, мы можем предполагать, что язык имеет внутреннее значение.
Некоторые деловые речи принадлежат к этой же категории, за исключением того, что они менее изящны и привлекают другой тип словаря, чем литературные. Мы можем случайным образом конструировать речь, подражающую вашему исполнительному директору, чтобы убедиться говорит ли он дело, или его речь — просто приукрашенная говорильня того, кому повезло занять эту должность. Как? Вы в случайном порядке выбираете пять фраз ниже, а затем соединяете их, добавляя минимум, требуемый для построения грамматически правильной речи.
«Мы заботимся об интересах нашего клиента /дорога вперед/ наши активы — наши люди / создание акционерной стоимости / наше видение / наша экспертиза в / мы обеспечиваем диалоговые решения / мы позиционируем себя на этом рынке / как обслужить наших клиентов лучше / кратковременные страдания ради долговременной выгоды / мы будем вознаграждены, в конечном счете / мы играем на нашей силе и уменьшаем наши слабости / храбрость и намерение будут преобладать / мы преданы инновациям и технологиям / счастливый работник — производительный работник / обязательство превосходства / стратегический план / наша этика работы».
Если вы получили две очень похожие речовки, то я бы предложил поискать новую работу.
