Большинство черт принимает участие в той же самой путанице между левой и правой колонкой из Таблицы 1. Ниже – краткая схема того, как их дурачит случайность:
Их вера в и переоценка точности некоторого измерителя, либо экономического (Карлос), либо статистического (Джон). Они никогда не думали, что факт успешной работы на основе экономических (статистических) переменных в прошлом, возможно, был простым совпадением, или, даже хуже, экономический анализ так трактовал прошлые события, чтобы маскировать в них случайный элемент. Карлос вошел на рынок тогда, когда его стратегия работала, и он никогда не проверял периоды, когда рынки вели себя противоположно грамотному экономическому анализу. Были периоды, когда экономика разоряла трейдеров, и другие, когда она помогала им
Доллар США был переоценен (то есть иностранные валюты были недооценены) в начале 1980-ых. Те трейдеры, которые использовали свою экономическую интуицию и купили иностранные валюты, были стерты
Но позже, те, кто делали это же, разбогатели (участники первой волны были разорены). Это случайность! Аналогично, те, кто "продавал в короткую" японские акции в конце 1980-ых испытали ту же судьбу – немногие выжили и дождались возмещения своих потерь в течение краха 1990-ых. Когда пишется эта книга, существует группа операторов, называемая "макро"-трейдерами, которая дохнет словно мухи, во главе с "легендарным" (скорее, удачливым) инвестором Джулианом Робертсоном. Наше обсуждение стратегии выживания будет далее, но уже сейчас ясно, что нет ничего менее строгого, чем их, кажущееся строгим, использование экономического анализа для торговли.
Тенденция "жениться" на позициях. Есть высказывание, что плохие трейдеры скорее разведутся со своей супругой, чем откажутся от своих позиций. Приверженность к идеям – не самая хорошая вещь для трейдеров, ученых, или кого угодно.
Тенденция заменять свою историю. Они становятся инвесторами на "длинную дистанцию", когда теряют деньги, переключаясь взад и вперед между трейдерами и инвесторами, чтобы приспособиться к недавним разворотам фортуны. Различие между трейдером и инвестором заключается в продолжительности ставки и в соответствующем ее размере. Нет абсолютно ничего неправильного в инвестициях на "длинную дистанцию", если не смешивать их с краткосрочной торговлей – вот поэтому многие люди стали долгосрочными инвесторами после того, как они потеряли деньги, откладывая свое решение продать.
Никакого точного плана игры заранее, относительно того, что делать в случае потерь. Они просто не думали о такой возможности. Оба купили большее количество облигаций после того, как рынок сильно снизился, но не в соответствии с предопределенным планом.
Отсутствие критического мышления, выражающееся в отсутствии пересмотра их позиции при помощи "стоп-лосса". Трейдеры-обыватели не любят продавать, когда актив имеет "даже большую привлекательность". Они не думали, что, возможно, их метод определения стоимости неверен, вместо того, что рынок не в состоянии приспособиться к их измерителю. Возможно, они правы, но никакого предположения о возможности неправильности их методов сделано не было. При всех его недостатках, мы увидим, что Сорос, по-видимому, редко исследует неблагоприятный результат без проверки своей собственной структуры анализа.
Опровержение. Когда появились потери, не было никакого ясного принятия случившегося. Цена на экране потеряла свою реальность в пользу некоторой абстрактной "стоимости". В классическом способе опровержения реальности, предлагаются обычные аргументы - "это лишь результат ликвидации, бедственных продаж". Они последовательно игнорировали послание от действительности.
Как могли трейдеры, которые сделали все перечисленные ошибки из этой книги, стать настолько успешными? В силу простого факта, касающегося случайности. Это – проявление пристрастия выживания. Мы имеем склонность думать, что трейдеры делают деньги потому, что они хороши. Возможно, мы перевернули причинную связь с ног на голову; мы считаем их хорошими только потому, что они делают деньги. На финансовых рынках можно делать деньги полностью случайно (и не только на них – прим. пер.)
И Карлос, и Джон принадлежат к тем, кто извлекал выгоду из рыночного цикла. Не просто потому, что они были вовлечены в правильные рынки. Но именно потому, что их стиль имел уклон, который в наибольшей мере соответствовал свойствам повышений, происходивших на их рынке в течение описанного эпизода
Они были покупателями на падении. Это оказалось той чертой, которая была наиболее желательна между 1992 годом и летом 1998 на тех рынках, в которых эти два человека специализировались. Большинство из тех, кто в течение данного исторического сегмента доминировали над рынком, как оказалось, имели эту черту.
Их счета были больше и они заменяли людей, которые, возможно, были лучшими трейдерами.
Наивная теория эволюции
Эта история иллюстрирует, как плохие трейдеры имеют кратко-и среднесрочное преимущество выживания перед хорошими трейдерами. Затем мы перейдем к аргументу более высокого уровня общности.
Нужно быть либо слепым, либо глупым, чтобы отрицать дарвиновскую теорию естественного отбора. Однако простота концепции затянула какую-то долю любителей (и нескольких профессиональных ученых) в слепую веру в всеобъяснящую силу дарвинизма во всех областях, и в экономике в том числе.
Биолог Жак Монод горевал пару десятилетий назад, что каждый думает о себе, как об эксперте в области эволюции. С тех пор дело стало еще хуже. То же самое можно сказать о финансовых рынках. Множество любителей полагают, что растения и животные воспроизводятся в одностороннем движении к совершенству. Переводя идею в социальные термины, они полагают, что компании и организации благодаря конкуренции (и дисциплине ежеквартальных отчетов), необратимо двигаются к улучшению. Самые сильные выживут, самые слабые будут вымирать. Применительно к инвесторам и трейдерам, они полагают, что благодаря конкуренции лучшие будут процветать, а худшие будут уходить учить новое ремесло (например, газовые насосы или лечение зубов).
Реальность, однако, не столь проста. Мы можем даже игнорировать главное – неправильное употребление дарвиновских идей в том смысле, что организации не воспроизводятся подобно живым организмам в природе – дарвиновские идеи относятся к репродуктивной пригодности, а не к выживанию. Проблема появляется, как и все остальное в этой книге, из-за случайности. Зоологи пришли к выводу, что как только случайность введена в систему, результаты могут оказаться весьма удивительными: то, что кажется эволюцией, может оказаться просто отклонением, или даже регрессом. Например, Стивен Джей Гоулд (по общему мнению, больше популяризатор, чем подлинный ученый) нашел вполне достаточные свидетельства того, что он называет "генетическим шумом", или "отрицательными мутациями", возбудив, таким образом, гнев некоторых из своих коллег (он развил идею немного чересчур далеко). Последовали академические дебаты, поставив Гоулда против коллег, подобно Даукинсу, которые рассматривали его, как более умелого вероятностного математика. Отрицательные мутации - это черты, которые выживают, будучи худшими с точки зрения репродуктивной пригодности, чем те, которые они заменяют. Однако, вряд ли можно ожидать, что они будут длиться больше, чем несколько поколений (поэтому это называется временным агрегатом)
Более того, дело может приобретать еще более удивительный оборот, когда случайность изменяется по форме – при переключении режима. Переключение режима соответствует ситуациям, когда все признаки системы изменяются до такой степени, что она становится неузнаваемой для наблюдателя. Дарвиновская пригодность обращается к образцам, развивающимся в течение очень долгого времени, не наблюдаемых за короткие сроки – длительное (агрегированное) время устраняет многие эффекты случайности; люди говорят, что все вещи (я говорю «шум») уравниваются на длинном временном интервале.
Благодаря значительным редким событиям, мы не живем в мире, где вещи непрерывно "конвергируют" к улучшению. И при этом, в жизни, вообще ничто не двигается непрерывно. Вера в непрерывность была незыблема в нашей научной культуре до начала двадцатого столетия. Говорили, что природа не делает скачков, что хорошо звучало на латыни /?/. Обычно это выражение приписывается ботанику восемнадцатого столетия Линнею. Оно также использовалось Лейбницем в качестве упрощения исчисления, поскольку он полагал, что вещи непрерывны независимо от того расстояния, с которого мы смотрим на них. Подобно многим утверждениям, хорошо звучащим и на первый взгляд имеющим смысл, это утверждение было полностью опровергнуто квантовой механикой. Мы обнаружили, что в микромире частицы перепрыгивают (дискретно) между состояниями, а не скользят между ними.
