Упоминавшийся выше А. Лук в статье, отрывок из которой мы цитировали, пишет:
«Биографы Эйнштейна повествуют об одном поучительном разговоре. Когда молодой Вернер фон Гейзенберг поделился с ним планами создания физической теории, которая целиком основывалась бы на наблюдаемых фактах и не содержала никаких домыслов, Эйнштейн с сомнением покачал головой: «Сможете ли вы наблюдать данное явление, зависит от того, какой теорией вы пользуетесь. Теория определяет, что именно можно наблюдать».
20 апреля 1590 года на знаменитую Пизанскую башню поднялся человек. Он нес тяжелое пушечное ядро и свинцовую мушкетную пулю. Человек сбросил свою ношу с башни; ученики его, стоявшие внизу, и сам он, глядя сверху, удостоверились, что ядро и пуля коснулись земли одновременно. Имя этого человека – Галилео Галилей.
Около двух тысяч лет, со времен Аристотеля, считалось, что скорость падения пропорциональная весу. Оторвавшись от ветки сухой листок опускается долго, а налитой плод камнем падает на землю. Это видели все. Но ведь не раз приходилось видеть и другое: две глыбы, сорвавшиеся со скалы, достигают дна ущелья одновременно, несмотря на разницу в размерах. Однако этого никто не замечал, потому что смотреть и видеть – совсем не одно и то же.
Выходит, прав Эйнштейн: то, что люди наблюдали, определялось теорией, которой они пользовались. И если Галилей обнаружил, что скорость падения ядер не зависит от их веса, то потому, что он прежде других усомнился в правильности аристотелевой механики. Тогда и возникла идея опыта. Результаты эксперимента не были для него неожиданными, а лишь подтвердили уже сложившуюся гипотезу о независимости ускорения свободного падения от массы тела.
Залезть на крышу и сбросить пулю и ядро мог всякий, но никому не приходило это в голову на протяжении девятнадцати веков. Галилей увидел проблему там, где для других все было ясно, освящено авторитетом Аристотеля и тысячелетней традицией.
Яркие примеры того, как теория влияет на результаты наблюдений, приводит Т. Кун, автор книги «Структура научных революций». В течение первых 50 лет после принятия системы Коперника астрономы открыли множество небесных тел, хотя методы наблюдений остались прежними. Новая теория позволила заметить то, к чему раньше наблюдатели были слепы».
Думается, на то же можно рассчитывать и в нашем случае. Достаточно только слегка изменить угол зрения и взглянуть на экономику советского типа как на совершенно особый тип экономической системы, обладающей значительными преимуществами в сравнении с системами, существовавшими ранее, и мы можем ожидать переворота во многих устоявшихся представлениях и на экономическую науку, и на экономическую практику.
Далеко не все в советской экономической системе было устроено хорошо, а многое – просто плохо и даже очень плохо. Но надо ведь понимать и то, что эта система была все-таки первой в истории системой такого типа. Создатели ее действовали во многом на ощупь, толком не представляя, что они хотят получить в итоге. Им приходилось выстраивать новую, не имеющую аналогов социально-экономическую систему в кратчайшие сроки и в экстремальных условиях, когда само существование государства находилось под угрозой, а страну со всех сторон окружали враги, стремившиеся уничтожить ее или по крайней мере удушить экономически. Сама экономика нового типа не была доработана, она так и не успела полностью оформиться и раскрыть весь заложенный в ней потенциал. Наконец, она не была толком изучена и осмыслена даже самими советским руководителями и учеными, которые никогда не могли внятно объяснить общественности, что же, собственно, за экономическая система была создана в СССР. А не могли они это объяснить, потому что сами не понимали. Приходилось оперировать аргументами преимущественно идеологического характера.
И все-таки эта система была создана! И даже при всем своем несовершенстве – это была, повторим, первая в истории такая система, очень молодая и неотработанная – она дала выдающиеся результаты, несмотря на краткость отпущенного ей исторического времени и тяжесть условий, в которых она формировалась. Сегодня, обладая нашим сегодняшним опытом и сегодняшним знанием, мы можем твердо сказать: какими бы непривлекательными ни выглядели отдельные стороны советской экономической системы, принципы, заложенные в ее структурную организацию и методы, которыми она управлялась, являются самыми передовыми на сегодняшний день, прокладывающими дорогу в будущее. Мы должны взять на вооружение эти принципы и методы, творчески развить их и приложить к нашей нынешней реальности.
А то, какие новые перспективы откроются при этом, сегодня нельзя предсказать. Ясно только, что огромный потенциал такой системы полностью не был раскрыт и осмыслен даже в СССР. На пути исследования ее можно открыть много пока что неизвестного.
Генрих Гейне говорил: «Каждый век, приобретая новые идеи, приобретает и новые глаза». Хочется надеяться, что исследователи XXI-го века смогут взглянуть на советскую экономику именно такими «новыми глазами».
ПРИЛОЖЕНИЯ
Некоторые пояснения к тексту работы «Асимметричная экономика»
1. Стиль. Стиль изложения в настоящей работе не является академическим. Это и понятно – писалась не диссертация. Автор в первую очередь ставил своей целью ясно и доходчиво объяснить сущность экономических проблем и задач, существующих на сегодняшний день, людям, не имеющим экономического образования и не обладающим специальной экономической подготовкой. Работа рассчитана на самый широкий круг читателей, а не только на специалистов в сфере экономики.
Автор посчитал целесообразным использовать свободный стиль изложения, как более подходящий для достижения указанной цели. С этим же связано и определенное «разжевывание», которое может показаться чрезмерным, но в действительности является необходимым, если учесть, что предполагаемый читатель не ориентируется в вопросах экономической теории и не владеет специальной терминологией. Из этих же соображений автор отказался от загрузки работы таблицами, графиками и математическими формулами, которые для широкого круга читателей могут быть не всегда понятны.
2. Определения. В работе даны определения таких понятий как «рыночная экономика», «нерыночная экономика», «рыночные отношения», «нерыночные отношения», в других случаях определения столь четкими не являются. Так, автор пишет: «…Экономику можно понимать как характерную для какой-то страны сумму производств, выпускающих какую-то продукцию для личного потребления людей или иных целей, с объединяющими эти производства инфраструктурными и иными связями, с обслуживающими производствами и находящимися во взаимодействии друг с другом или предприятиями других стран». Как это понимать?
В данном случае, как и в некоторых других, используется логический прием, который называется остенсивное определение (от лат. ostendo – «показываю»). Остенсивное определение – это определение, устанавливающее значение термина путем демонстрации предмета, обозначаемого этим термином. Дело в том, что существуют предельно широкие категории, которые не поддаются определению стандартными методами. Их практически невозможно формализовать. Это, например, такие понятия как «сложная система», «простая система», «множество» и целый ряд других, без использования которых развитие современной науки невозможно, но которым стандартными методами дать определение весьма затруднительно. В этих случаях и используется остенсивное определение.
Поскольку понятия «рынок», «рыночные отношения», и некоторые другие, относятся именно к таким предельно широким категориям, автор, чтобы выделить и обозначить их, счел целесообразным прибегнуть именно к остенсивному определению.
3. Предложения. Предложения по реальному реформированию экономики бывшего СССР, строго говоря, не являются абсолютно новыми. Такие же или схожие предложения делались давно и многими. Вопрос в том, насколько эти предложения были аргументированы. Авторы, которые ранее делали аналогичные предложения, как правило, исходили либо из идеологических соображений, либо из своего опыта и общего понимания экономических проблем, либо из анализа положения в отдельных отраслях, либо из одного, другого и третьего одновременно. Однако все эти, в целом правильные, рекомендации не были обобщены и развиты до уровня концепции. Вследствие этого их, хотя и весьма квалифицированные, предложения, как полагает автор настоящей работы, не звучали достаточно убедительно. В работе же «Асимметричная экономика» предлагается именно достаточно целостная концепция реформирования экономики советского типа, как особого типа экономической системы. И главное здесь – прежде всего необходимо вернуться к нормальному для такого типа экономической системы способу управления ею (планированию и восстановлению Госплана).
Более того, представляется несомненным, что именно экономическая система, структурированная «по-советски», являет собой дальнейший шаг в развитии экономических систем вообще. Автор надеется, что правильное применение системного подхода и использование новых понятий «жесткая экономическая система», «гибкая экономическая система», «неравновесная экономическая система», «асимметричная экономика» и др., даст в руки исследователей необходимые инструменты, позволяющие им продвинуться в своих изысканиях.
Кстати говоря, это поможет избавиться от множества предрассудков, в частности, от нелепого убеждения, что в мире возможна только одна «правильная» экономическая система – западная (рыночная, гибкая и равновесная), а те экономические системы, которые на нее не похожи, есть «отклонение» от некоей «нормы». Подобной «нормы» на самом деле вообще не существует.
4. Терминология. Определенные трудности возникают с обозначением тех или иных предметов или явлений, встречающихся в современной экономике. Как указывается в работе, принятая на сегодняшний день терминология является не во всем адекватной, поскольку создавалась давно и исключительно для гибкой равновесной экономической системы.
Представляется бесспорным, что на повестке дня стоит разработка новой терминологии, которая позволила бы избежать путаницы в обозначении разнокачественных явлений. Такая терминология, например, должна различать конкуренцию как борьбу за долю рынка и конкуренцию как характеристику структуры экономической системы, рост цен, связанный с инфляцией (собственно инфляцию) и рост цен с инфляцией не связанный (как у нас, когда цены растут, но денег для покрытия потребностей экономики не хватает), обозначать определенным термином те явления, которые в гибкой равновесной экономической системе вообще не встречаются и т.д.
Желательно вообще отказаться от использования выражения «рыночная экономика» в силу его крайней нечеткости и размытости и говорить сразу о гибких, жестких, равновесных, неравновесных экономических системах и т.д., чтобы сразу ясно обозначать круг рассматриваемых проблем и не создавать затруднений с тем, что собственно понимается под тем или иным термином.
5. Финансовая система. Недостаточно осведомленному читателю могут показаться неожиданными соображения по поводу необходимости приведения нашей финансовой системы в соответствие со структурой нашей экономики. Однако в действительности дискуссия о специфике финансовой системы экономики бывшего СССР (неравновесной экономической системы) не нова – она растянулась на многие десятилетия.
«…На начальном этапе становления советской экономической системы основная дискуссия шла… по вопросу о применимости к ней теории трудовой стоимости… В 1920 – 1921 гг. среди советских экономистов велись дискуссии о введении неденежной меры трудовых затрат… В январе 1941 г. при участии Сталина в ЦК ВКП (б) состоялось обсуждение макета учебника по политэкономии. А. Пашков отмечает «проходившее красной нитью через весь макет отрицание закона стоимости при социализме, толкование товарно-денежных отношений только как внешней формы, лишенной материального содержания, как простого орудия учета труда и калькуляции затрат предприятия»... [Сталин] на том совещании предупреждал: «Если на все вопросы будете искать ответы у Маркса, то пропадете. Надо самим работать головой»…
Сталин, видимо, интуитивно чувствовал неадекватность трудовой теории стоимости тому, что реально происходило в хозяйстве СССР. Он сопротивлялся жесткому наложению этой теории на реальность, но сопротивлялся неявно и нерешительно, не имея для самого себя окончательного ответа. В феврале 1952 г., после обсуждения нового макета учебника (оно состоялось в ноябре 1951 г.), Сталин встретился с группой экономистов и давал пояснения своим замечаниям. Он сказал, в частности: «Товары – это то, что свободно продается и покупается, как, например, хлеб, мясо и т.д. Наши средства производства нельзя, по существу, рассматривать как товары… К области товарооборота относятся у нас предметы потребления, а не средства производства».
…В «Экономических проблемах социализма» Сталин сказал несколько туманно, но все же достаточно определенно: «При наших нынешних условиях… закон стоимости не может быть «регулятором пропорций» в деле распределения труда между различными отраслями производства»… Сталин предупредил о непригодности трудовой теории стоимости для объяснения советского хозяйственного космоса в целом. После смерти Сталина тех, кто пытался, по выражения Чаянова, разрабатывать «частную» политэкономию советского хозяйства как нетоварного, загнали в угол, хотя дискуссия периодически вспыхивала, пока давление «рыночников» не соединилось с интересами партийно-государственной номенклатуры и не привела к реализации всей «программы Горбачева – Ельцина» (Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до Великой Победы. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2002 г.).
Как видим, первые дискуссии по указанному вопросу начались практически с самого момента зарождения нового государства и создания новой, небывалой в истории экономической системы. Уже Сталин, как практик, чувствовал, что сложившаяся в СССР финансовая система кардинально отличается от финансовой системы стран Запада, но объяснить причин этого не мог, что неудивительно, если принять во внимание, что сама экономическая система государства на тот момент еще не до конца сформировалась (помешала война), а экономическая наука явно отставала от реальных процессов (впрочем, отстает она и сейчас).
Новое обострение полемики по данному вопросу было связано с экономической реформой 1965-го года («косыгинская реформа»). Именно тогда, в 1965-м году были приняты решения, которые в конечном счете привели к «застою» и направили экономику страны по тупиковому пути.
«…27 сентября 1965 года, речью предсовмина СССР Алексея Косыгина на Пленуме ЦК был дан старт «косыгинской реформе». Спустя два дня вышло постановление, запустившее реформу… С высоты сегодняшнего дня абсолютно очевидно, что «косыгинская реформа», подталкивающая директоров предприятий к почти рыночному поведению, но в отсутствие рынка, была обречена на провал. Казалось бы, во второй половине 1960-х экономика все-таки пошла в гору и официальные показатели роста оказались очень высокими. Отчасти это было связано с реформами, но по оценке авторитетных экономистов… рост был спровоцирован инфляционным разогревом…» («Известия», 27 сентября 2005 г.).
«Реформа 1965 г. частично восстановила роль прибыли в… экономике, наделив ее оценочной и стимулирующими функциями, которых она ранее была лишена. Предполагалось, что если предприятия смогут переводить часть прибыли в свои фонды поощрения, то это решит проблему стимулирования труда, обеспечит снижение издержек производства и заинтересует коллективы в напряженных планах.
Но случилось иное. Произошла сшибка элемента рыночного механизма с механизмом планомерного ведения хозяйства. Предприятия приобрели стимул к погоне за выгодной продукцией вопреки общественным интересам и распоряжениям центра. Связи между предприятиями и органами, планирующими их работу, ослабли, и в отношениях между ними возникло постоянное напряжение, переходящее временами в конфликт. Экономика стала менее управляемой. Начался и стал нарастать процесс ее дезорганизации. Возник затратный хозяйственный механизм, в котором затраты приобрели статус результата.
…Это решение означало смену курса: если раньше мы двигались в сторону ослабления товарно-денежных отношений, то теперь пошли в противоположном направлении – к усилению их роли. Многие ученые уже тогда предупреждали о негативных последствиях такого решения. Но их предупреждениями пренебрегли» (Якушев В.М. Не разрушать, а созидать. – в сб. Альтернатива: выбор пути. М.: Мысль, 1990.).
Коротко говоря, реформа 1965-го года прежде всего стала расшатывать именно финансовую систему страны, а за ней и всю экономику. Барьер между наличными и безналичными (счетными единицами) деньгами, который раньше жестко сохранялся, стал ослабевать, т.е. то, что служило исключительно целям учета, начало превращаться в средство обращения! Это стало сближать функции денег в экономике СССР с теми функциями, какие они выполняют в странах Запада, т.е. финансовую систему неравновесной экономической системы стали пытаться заставить работать на принципах системы равновесной. Негативные последствия не заставили себя долго ждать: на руках у населения и на счетах предприятий стала накапливаться необеспеченная денежная масса, что начало порождать хаос в финансовой, и шире – во всей экономической системе страны.
Именно на это обстоятельство обратил внимание экономист В.Н. Богачев, который в статье «Еще не поздно» представил расчеты, показывающие, что, начиная с 1966 года (сразу после начала «косыгинской реформы»), в СССР стала неуклонно расти та часть прибавок денежных доходов, которую население не имеет возможности истратить и вынуждено складывать на сберкнижки («Коммунист» № 3, 1989). Опережающий рост доходов населения по сравнению с ростом производства – это процесс, разрушительный для любой экономики. Именно по разрушительному пути развития и повела экономику СССР «косыгинская реформа».
Чем все это кончилось, известно. Хозяйственные единицы оказались заинтересованы не в увеличении выпуска продукции, а в наращивании прибыли, начала нарастать дезорганизация хозяйственного механизма и т.д. В результате к началу 80-х годов перед страной во весь рост встала проблема налаживания разбалансированной экономики. Решения, необходимые для этого, однако, не были найдены.
Вновь вопрос о финансовой системе экономики бывшего СССР стал дискутироваться с началом «перестройки». «Перестройку» экономисты, обладающие более высокой квалификацией, чем «реформаторы», сразу назвали «ухудшенным изданием реформы 65-го года». Однако заданный тогда явно ошибочный курс продолжается до сих пор. И, видимо, будет продолжаться до полного краха.
«Реформа 1965 г., поспешно разработанная, делала акцент на устранение излишней регламентации работы предприятий, повышении роли денежной ориентации. Это была по существу ставка на прибыль и усиление материальной заинтересованности… Фактически проблемы улучшения системы планирования оставались в тени, возобладали чисто прагматические соображения о тех или иных стимулирующих рычагах...
Еще в 1965 г. начиналось то, что мы сейчас называем застоем, хотя на самом деле было лишь постепенное падение эффективности производства... Уже с 1987 г. верх взял курс на второе, ухудшенное издание реформы 1965 г. с теми же лозунгами полного хозрасчета предприятий, самофинансирования, погони за прибылью, оптовой торговли... Результат известен... Экономический центр теряет (или отдает) рычаги управления экономикой. Продолжается ставка на неограниченные возможности локальных эгоистических интересов» (Еремин А.М. Собственность – основа экономики, всего общественного строя. – в сб. Альтернатива: выбор пути. М.: Мысль, 1990.).
Наконец, трагический эксперимент, который поставили «реформаторы» над экономикой бывшего СССР подвел черту под затянувшейся дискуссией и на практике доказал: финансовая система неравновесной экономической системы действительно не может быть такой же, как и у системы равновесной.
При попытке перевода ее на функционирование на основе реальных, обеспеченных товарной массой денег, денежная масса в обороте просто сжимается до такого уровня, при котором система становится нежизнеспособной. И все! И никакой «рыночной экономики». А стремление восполнить нехватку средств за счет наращивания денежной массы (эмиссии) ведет даже не к инфляции, а к такой непонятной на первый взгляд ситуации, когда денежная масса постоянно возрастает, а денег в экономике все равно ни на что не хватает.
Сейчас мы стоим перед необходимостью восстановления нормальной для нашей экономики финансовой системы, т.е. перед необходимостью приведения финансовой системы в соответствие со структурными характеристиками нашей экономики.
6. О новой теории. Хотя автор и пишет о необходимости разработки новой экономической теории – теории асимметричных экономических систем, фактически некоторые параметры такой новой теории уже заложены в настоящей работе: определено, изучением каких именно экономических систем она должна заниматься; показано, что экономика советского типа есть не некое отклонение он «нормальной» экономики, а совершенно особый случай экономической системы, который необходимо исследовать самым тщательным образом; показаны базовые принципы, на которых функционирует система такого рода; обоснована невозможность ее трансформации в экономическую систему принципиально иного типа (рыночную экономику); предложены некоторые дефиниции, позволяющие четко отграничить рассматриваемую экономическую систему от других экономических систем, принципиально отличающихся от нее; показано, что структурные различия между советской и западной экономиками детерминированы историческими факторами.
