Нет человека, который был бы как Остров

Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть Суши... смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе [5].

В этом известном отрывке из «Медитаций» поэт-метафизик Джон Донн настаивает на том, что мы связаны друг с другом через свою человеческую природу. Он писал это в 17 веке и не представлял, что человек способен устраивать массовые убийства, хотя огромное количество смертей, к которым мы привыкли, живя среди войн, голода, катастроф и болезней, не умаляет силу его высказывания. Напротив, глобализация все крепче связывает нас друг с другом. Как сказал Адам Смит, отец-основатель экономики: «Ни одно общество не может процветать и быть счастливым, если большая его часть живет в горе и нищете». Это утверждение верно как для глобальной, так и для национальной экономики.

Одним из самых непосредственных результатов глобализации стала возросшая вероятность того, что с ростом заграничных путешествий мы заразимся новыми заболеваниями. В западных городах появился туберкулез, снова возникла угроза эпидемии холеры. Не забывайте о СПИДе — заболевании, которое появилось в Африке и распространилось по всему миру в начале 1980-х годов. Даже болезни животных теперь распространяются гораздо легче. Повторное появление ящура, принявшее эпидемические формы во многих частях света и вызвавшее массовые забои английских овец и коров в 2001 г., связывают с нелегальным импортом мяса.

Все болезни чаще распространены (особенно в смертельной форме) в развивающихся странах. Ведь в таких странах система общественного здравоохранения находится в плохом состоянии, люди плохо питаются и, следовательно, менее устойчивы к инфекциям, они не могут позволить себе купить необходимые лекарства, а климат еще больше осложняет борьбу с заболеваниями. Но может ли экономика рассказать про эпидемии что-нибудь помимо этих общих замечаний? Да, конечно, если вы понимаете, что здоровье населения — это общественное благо.

бщественное благо — это то, что выгодно всем. Но это еще и то, что ни у одного из нас как у частного лица нет стимулов приобретать. Классический пример — чистая окружающая среда. Всем это выгодно, но если предоставить контроль за чистотой воздуха и рек частным лицам и компаниям, то загрязнение будет слишком сильным. Почему я должен тратить деньги на очистку окружающей природы от выбросов моей фабрики, если есть вероятность, что мои конкуренты об этом и не думают? Они могут «проехаться за мой счет» — воспользоваться моими усилиями, при этом, не делая таких же затрат. Правительство должно заставить все заводы соблюдать минимальные стандарты. Другой пример — национальная оборона. Всем нам нравится ложиться спать с уверенностью, что никакой жуткий тиран не сможет запустить в нас баллистическую ракету дальнего радиуса действия. Но, сколько бы мы готовы были заплатить за оборону, если бы это были добровольные взносы? Конечно, этих денег было бы недостаточно, чтобы построить национальную систему ПВО.

Вернемся к болезням. Здравоохранение — это общественное благо. Борьба с болезнями выгодна не только тем, кто уже болеет, но и всем остальным, потому что она уменьшает вероятность того, что они заболеют в будущем. Однако мы как частные лица, не хотим вкладывать большие средства в эффективное здравоохранение. С какой стати я должна платить за чье-то здоровье, если я не обязана? Уловить прямую личную выгоду очень сложно, и я убеждена, что и остальные не будут платить свою долю ради моего здоровья и благополучия.

Более того, в глобальном мире, где международные путешествия и торговля являются привычным делом, здравоохранение становится глобальным общественным благом. Всем жителям западных городов пойдет на пользу, если меньшее число бедных жителей Африки и Азии будут болеть туберкулезом, потому что это уменьшит наш с вами риск заражения этой болезнью. За последние годы в некоторых городах США и Великобритании наблюдались вспышки туберкулеза, некоторые из них — в школах. Кроме того, чем лучше состояние здоровья и чем выше уровень благосостояния населения развивающихся стран, тем обширнее рынок для нашего экспорта — именно так можно трактовать слова Адама Смита в глобальном масштабе.

Хотя предупреждение болезней стало рассматриваться как глобальное общественное благо относительно недавно, выработка эффективной государственной политики совершенно необходима; за четыре года, прошедшие с момента публикации предложения о разработке вакцины против заболеваний, свирепствующих в развивающихся странах, и до момента написания этой главы в мире умерло почти 20 млн. человек. Предложение не стоило бы правительствам ни цента, если бы удалось создать эффективную вакцину. Концепция, собирающая сторонников с 1997 г., является одним из многих примеров того, как политики могут долго игнорировать новые экономические идеи. В 2000 г. страны-члены ООН пришли к соглашению о создании фонда для борьбы с ВИЧ/СПИДом, туберкулезом и малярией. Соглашение вступило в силу лишь в апреле 2002 г., но даже тогда была выделена только часть средств, необходимых для успеха проекта. Хотя, по меркам ООН, этот процесс занял довольно мало времени, частные лица, такие как Тед Тернер и Бил и Мелинда Гейтс, смогли гораздо быстрее собрать средства, необходимые для финансирования программы профилактической медицинской помощи.

Идея довольно проста: правительства стран либо на собственные средства, выделяемые из бюджетов на программы помощи, либо совместными усилиями — через Всемирный банк или ООН — обязались приобрести некоторое количество доз эффективной вакцины для профилактики любого из трех заболеваний, ставших чумой развивающегося мира — малярии, туберкулеза и штаммов ВИЧ, распространенных в Африке. Хотя правительствам и придется заплатить авансом деньги для сокращения распространения заболевания, в том случае, если удастся разработать эффективную вакцину, они больше не будут нести на себе финансовое и экономическое бремя болезней и преждевременной смертности.

Но от прекращения распространения заболеваний выиграют не только промышленно развитые страны. Потенциальные экономические выгоды от эффективной вакцины, например против малярии, для бедных стран огромны. По оценкам Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), в мире регистрируется примерно 300 млн. случаев заболевания малярией в год, из них 1,1 млн. — со смертельным исходом. Это приводит к сокращению численности рабочей силы и производительности труда, наносит ущерб экономике и забирает драгоценные денежные ресурсы из бюджетов здравоохранения. По данным ООН и Всемирного банка, одна только малярия замедляет темпы экономического роста более чем на 1% в год. Это поражает. Согласно этим расчетам, если бы 35 лет назад в Африке удалось уничтожить малярию, то совокупный ВВП этого континента был бы сейчас на 100 млрд. долл. больше нынешних показателей в размере 440 млн. долл. Почти все случаи заболевания малярией отмечаются в развивающихся странах, причем 90% из них — в Африке, хотя глобальное потепление способствует распространению болезни и в новые регионы. Дети и беременные женщины относятся к группе повышенного риска. Кроме того, наблюдается рост устойчивости возбудителей к лекарственным препаратам, которые используют для лечения заболевания.

Другие болезни лишь увеличивают бремя для экономики этих стран. Например, ВИЧ/СПИД в основном поражает людей в возрасте от 15 до 45 лет, т. е. самую продуктивную возрастную группу, тех, на ком обычно держится семья. По данным южноафриканской золотодобывающей компании Gold Fields, 26,5% инфицированных ВИЧ и больных СПИДом среди ее работников делали добычу каждой унции золота на 10 долл. дороже. В начале 2002 г. компания объявила о том, что собирается заплатить за лечение, несмотря на высокие цены на антиретровирусные препараты, для того, чтобы снизить «СПИД-налог» на добычу золота до уровня 4 долл. за унцию. По оценкам ООН, к концу 2001 г. от СПИДа умерли 17 млн. человек, и были инфицированы 60 млн. человек по всему миру. Ущерб, который наносит это заболевание, является на сегодняшний день самой большой проблемой международного развития.

Несмотря на то, что этот рынок мог бы быть потенциально привлекателен для фармацевтических компаний, именно здесь возникают самые серьезные проявления неэффективности рыночного механизма. Во-первых, у людей нет достаточных стимулов принимать вакцину, потому что индивидуальный риск быть инфицированным часто низок, а цикл инфекции прерывается, только если вакцинировано большинство населения. Общественные выгоды гораздо выше частных. Поэтому без учета вмешательства государства размеры потенциального рынка гораздо меньше, чем может показаться при взгляде на количество случаев заболеваний. Это касается любых вакцин, и именно поэтому правительства либо требуют, либо настоятельно рекомендуют своим гражданам делать детям прививки, скажем, от кори.

Во-вторых, вакцинация приносит наибольшую пользу детям. Если они не заболеют, то когда будут взрослыми, смогут работать и зарабатывать, но в пять лет они не способны отложить эти будущие доходы для оплаты вакцины. Родители — это хороший, но не абсолютно надежный способ получить сегодня часть будущих доходов ребенка; обычно они готовы заплатить, но, как правило, сами зарабатывают меньше денег, чем их отпрыски будут зарабатывать в будущем, если вырастут здоровыми. И правда, если у большинства жителей Африки нет средств, чтобы купить противомоскитную сетку (ввоз которой часто облагается высоким налогом) для своих детей, то, как они смогут заплатить за вакцинацию.

В-третьих, потребители зачастую охотнее платят за лечение заболевания, чем за, возможно, еще не проверенные средства профилактики. Для того чтобы эффективность вакцины стала очевидной, должно пройти время. Кроме того, это еще и некоторый риск.

Так, например, совершенно очевидно, что вакцина против СПИДа — это глобальное общественное благо. Общественные выгоды появления ее на рынке во много раз превышают возможные частные выгоды. А это значит, что инвестиции компаний частного сектора в ее разработку будут малы. Без государственной поддержки они не смогут получить достаточно прибыли, чтобы оправдать необходимые объемы инвестиций. Действительно, в 1998 г. общая сумма средств, потраченных на исследования и разработку вакцины против ВИЧ, составила 300 млн. долл., причем большая часть этих средств, выделенных общественными фондами, была потрачена на основные исследования, а не собственно на разработку вакцины. Только 5 млн. долл. из общей суммы предназначались для исследований в развивающихся странах. Если не будет дополнительных стимулов, то эффективная вакцина появится только через несколько десятилетий, как на богатых рынках, так и на бедных.

Разработка нового лекарственного препарата стоит дорого, потому что необходимо проводить крупномасштабные тесты, кроме того, с момента первоначального открытия до первых продаж проходит довольно много времени. Если вспомнить еще о политической неопределенности, царящей вокруг мер против ВИЧ, и проблемах с доставкой медикаментов в развивающиеся страны со слаборазвитыми системами здравоохранения, то вы поймете, почему фармацевтические компании не проявляют большого интереса. Объем современного рынка вакцин в развивающихся странах составляет лишь 200 млн. долл. в год — слишком небольшой, чтобы какой-либо фармацевтической компании показалось интересным разрабатывать новые лекарства для этого рынка.

Но довершает весь этот комплекс факторов, приводящих к увеличению пропасти между общественными выгодами и ценой, которую готовы платить потребители, проблема, состоящая в том, что вакцины, как правило, приобретают правительства или службы здравоохранения. Они же склонны пользоваться своей покупательной способностью или своим контролем над патентами для того, чтобы вынудить компании продать лекарства по ценам, которые не покроют их расходы на исследования и разработки. По сути, многие развивающиеся страны в прошлом присвоили себе права на интеллектуальную собственность многих корпораций, которые, по идее, должны быть защищены патентами. Все это объясняет, почему крупные фармацевтические компании начали в 2000 г. процесс против законов Южной Африки, которые позволяли правительству покупать дешевые аналоги патентованных лекарств, необходимых для лечения СПИДа. После непримиримой кампании, проведенной организациями Oxfam International и «Врачи без границ», они забросили процесс, поняв, что вызов в суд Нельсона Манделы по делу, которое напоминало попытку помешать Южной Африке справиться со СПИДом, был неправильным с точки зрения воздействия на общественное мнение. Но эта проблема продолжает волновать фармацевтические компании.

Вопрос патентов стал серьезной политической проблемой. Патент предоставляет изготовителю лекарственного препарата временную монополию, несмотря на то, что потребители получили бы лучшее обслуживание при активной конкуренции, ведь тогда понизилась бы цена на препарат. Во всяком случае, это принесло бы выгоду в краткосрочной перспективе. В долгосрочной перспективе же ни одна фармацевтическая компания не захочет делать большие авансовые вложения, необходимые для создания новых препаратов. Патенты — это долгосрочный стимул делать новые открытия. Но в теории нельзя понять, где находится золотая середина — это вопрос практики.

Защиту патентов обеспечивать, конечно, желательно, однако крупные фармацевтические компании не должны рассчитывать на одинаковую степень монополии на всех новых рынках. Если глобализация расширяет их рынки, то они должны быть готовы поделиться прибылями, установив в развивающихся странах более низкие цены на свои медикаменты. Единственное, что может вызвать у них беспокойство, так это то, что эти медикаменты в итоге могут оказаться на их же родных рынках, но по более низким ценам. Но это беспокойство в настоящее время испытывают предприниматели во многих отраслях.

Однако преодоление этих трудностей стоит того. Ведь мы получим эффективные вакцины против таких бедствий, как туберкулез, малярия и СПИД. Обычная цена, по которой в развивающихся странах продают дозу непатентованной вакцины, равна 2 долл. Расчеты экономистов из Гарварда показали, что даже при цене 41 долл. за дозу программа вакцинирования против малярии должна быть рентабельной, если сравнивать эти затраты с расходами на здравоохранение и экономическими убытками, связанными с болезнью. Разница в 39 долл. за дозу — это то, сколько общество получит, если создаст программу, которая воодушевит исследователей на разработку эффективной вакцины против малярии. В общей сложности, из расчета по сегодняшним ценам это будет приносить ежегодно 1,7 млрд.

Предложенная схема финансирования разработки вакцины с помощью международных гарантий правительств разных стран хороша тем, что она создаст настолько большой рынок, что частные инвесторы, финансирующие исследования, будут заинтересованы в успехе медицинских исследований. Тот факт, что государство заплатит только в случае разработки эффективной вакцины, подвинет инвесторов к успеху, а не к, скажем, просто работе над темами, которые укрепят их научную репутацию. Подобная программа, связанная с усилиями по оказанию помощи правительств многих стран, гарантирует и то, что вакцины попадут именно к тем, кто в них нуждается. А поскольку государства платят только в случае успеха, то обеспеченные гарантиями предложения по разработке вакцин не отбирают материальные ресурсы из текущего бюджета на социальную и медицинскую помощь, в отличие от альтернативных предложений, например, прямого государственного финансирования основных исследований.

В 1999 г. ВОЗ, ЮНИСЕФ, Всемирный банк и ряд благотворительных организаций и исследовательских институтов создали Всемирный альянс по вакцинам и иммунизации — ГАВИ (Global Alliance for Vaccines and Immunization). К 2001 г. состоятельные страны пришли к соглашению о финансировании разработки вакцин через Всемирный банк. После долгих согласований время осуществления этого проекта почти наступило.

Однако последствия данной идеи простираются далеко за пределы развивающихся стран и болезней. Существует множество секторов, которые находятся на государственном финансировании, где правительство могло бы платить частному сектору по результатам инноваций, обходя таким образом классическую проблему управления государственного сектора. Если правительства так плохо выбирают победителей и так неэффективно управляют, то почему бы не переложить решение проблемы на плечи частного сектора? Нужно лишь создать подходящий экономический мотив. Правительство должно принимать участие в общественных благах, потому что усилия только лишь частных предпринимателей, по определению, не могут окупиться. Но если награда за успех гарантирована государством, а за неудачу награды не будет, то успех будет более значимым результатом.

Это рассуждение о силе мотивации объясняет, почему экономисты так любят применять рыночные решения при работе с экологическими проблемами. Чистая окружающая среда и природные ресурсы — это общественные блага, приносящие выгоду по разные стороны границы: часто те, кто платит за очистку от загрязнений или за сокращение эмиссии газов, живет не в той стране, что люди, которые получают от этого выгоды. В глобальном масштабе финансовая стабильность, свободная торговля и знания также считаются общественными благами, создающими внешние эффекты, которые приносят больше выгод обществу, чем частном лицам, и общественные выгоды от которых распространяются за пределы национальных границ.

Идея глобальных общественных благ очень полезна при решении вопросов, в которых вмешательство государств на мировом уровне может оказаться необходимым для обеспечения получения ожидаемых выгод. Такими вопросами могут оказаться общественное здравоохранение, сокращение выбросов в атмосферу, международное почтовое сообщение и телекоммуникации, правила перевозок или финансовая стабильность. Тот факт, что некоторые из этих благ долгие годы финансировались международными правительственными институтами, в то время как другие, напротив, ничего не получали, говорит о том, что в некоторых случаях вопрос оказывается слишком сложным. С одной стороны, экономисты должны понять, какое количество общественного блага будет оптимальным. В случае с телекоммуникациями задача стоит в разработке набора правил, которые позволят звонить в другие страны и установят тарифы для доступа операторов национальных рынков. А как насчет здравоохранения? Очевидно, что на разработку вакцин надо выделять больше средств. Но насколько больше? Надо ли искать финансирование за счет других фондов развития и займов? В отсутствие глобального правительства еще большую головную боль для политиков и организаций составляет создание института для сбора денег и поставки товаров. Не говоря уже о том, что это серьезный вызов для экономистов.