Нет человека, который был бы как Остров

Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть Суши... смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе [5].

В этом известном отрывке из «Медитаций» поэт-метафи­зик Джон Донн настаивает на том, что мы связаны друг с другом через свою человеческую природу. Он писал это в 17 веке и не представлял, что человек способен устраивать массовые убийства, хотя огромное количество смертей, к ко­торым мы привыкли, живя среди войн, голода, катастроф и болезней, не умаляет силу его высказывания. Напротив, глобализация все крепче связывает нас друг с другом. Как сказал Адам Смит, отец-основатель экономики: «Ни одно общество не может процветать и быть счастливым, если большая его часть живет в горе и нищете». Это утвержде­ние верно как для глобальной, так и для национальной эко­номики.

Одним из самых непосредственных результатов глоба­лизации стала возросшая вероятность того, что с ростом заграничных путешествий мы заразимся новыми заболеваниями. В западных городах появился туберкулез, снова воз­никла угроза эпидемии холеры. Не забывайте о СПИДе — заболевании, которое появилось в Африке и распространи­лось по всему миру в начале 1980-х годов. Даже болезни животных теперь распространяются гораздо легче. Повтор­ное появление ящура, принявшее эпидемические формы во многих частях света и вызвавшее массовые забои английс­ких овец и коров в 2001 г., связывают с нелегальным им­портом мяса.

Все болезни чаще распространены (особенно в смертель­ной форме) в развивающихся странах. Ведь в таких стра­нах система общественного здравоохранения находится в плохом состоянии, люди плохо питаются и, следовательно, менее устойчивы к инфекциям, они не могут позволить себе купить необходимые лекарства, а климат еще больше ос­ложняет борьбу с заболеваниями. Но может ли экономи­ка рассказать про эпидемии что-нибудь помимо этих общих замечаний? Да, конечно, если вы понимаете, что здоровье населения — это общественное благо.

бщественное благо — это то, что выгодно всем. Но это еще и то, что ни у одного из нас как у частного лица нет сти­мулов приобретать. Классический пример — чистая окружающая среда. Всем это выгодно, но если предоставить кон­троль за чистотой воздуха и рек частным лицам и компа­ниям, то загрязнение будет слишком сильным. Почему я должен тратить деньги на очистку окружающей природы от выбросов моей фабрики, если есть вероятность, что мои конкуренты об этом и не думают? Они могут «проехаться за мой счет» — воспользоваться моими усилиями, при этом, не делая таких же затрат. Правительство должно заставить все заводы соблюдать минимальные стандарты. Другой при­мер — национальная оборона. Всем нам нравится ложить­ся спать с уверенностью, что никакой жуткий тиран не смо­жет запустить в нас баллистическую ракету дальнего ради­уса действия. Но, сколько бы мы готовы были заплатить за оборону, если бы это были добровольные взносы? Конечно, этих денег было бы недостаточно, чтобы построить на­циональную систему ПВО.

Вернемся к болезням. Здравоохранение — это обще­ственное благо. Борьба с болезнями выгодна не только тем, кто уже болеет, но и всем остальным, потому что она умень­шает вероятность того, что они заболеют в будущем. Одна­ко мы как частные лица, не хотим вкладывать большие сред­ства в эффективное здравоохранение. С какой стати я дол­жна платить за чье-то здоровье, если я не обязана? Уловить прямую личную выгоду очень сложно, и я убеждена, что и остальные не будут платить свою долю ради моего здоро­вья и благополучия.

Более того, в глобальном мире, где международные пу­тешествия и торговля являются привычным делом, здраво­охранение становится глобальным общественным благом. Всем жителям западных городов пойдет на пользу, если меньшее число бедных жителей Африки и Азии будут бо­леть туберкулезом, потому что это уменьшит наш с вами риск заражения этой болезнью. За последние годы в неко­торых городах США и Великобритании наблюдались вспышки туберкулеза, некоторые из них — в школах. Кро­ме того, чем лучше состояние здоровья и чем выше уровень благосостояния населения развивающихся стран, тем об­ширнее рынок для нашего экспорта — именно так можно трактовать слова Адама Смита в глобальном масштабе.

Хотя предупреждение болезней стало рассматриваться как глобальное общественное благо относительно недавно, выработка эффективной государственной политики совершенно необходима; за четыре года, прошедшие с момента публикации предложения о разработке вакцины против за­болеваний, свирепствующих в развивающихся странах, и до момента написания этой главы в мире умерло почти 20 млн. человек. Предложение не стоило бы правительствам ни цента, если бы удалось создать эффективную вакцину. Концепция, собирающая сторонников с 1997 г., является од­ним из многих примеров того, как политики могут долго игнорировать новые экономические идеи. В 2000 г. страны-члены ООН пришли к соглашению о создании фонда для борьбы с ВИЧ/СПИДом, туберкулезом и малярией. Согла­шение вступило в силу лишь в апреле 2002 г., но даже тогда была выделена только часть средств, необходимых для ус­пеха проекта. Хотя, по меркам ООН, этот процесс занял до­вольно мало времени, частные лица, такие как Тед Тернер и Бил и Мелинда Гейтс, смогли гораздо быстрее собрать средства, необходимые для финансирования программы профилактической медицинской помощи.

Идея довольно проста: правительства стран либо на соб­ственные средства, выделяемые из бюджетов на программы помощи, либо совместными усилиями — через Всемирный банк или ООН — обязались приобрести некоторое количе­ство доз эффективной вакцины для профилактики любого из трех заболеваний, ставших чумой развивающегося мира — малярии, туберкулеза и штаммов ВИЧ, распрост­раненных в Африке. Хотя правительствам и придется зап­латить авансом деньги для сокращения распространения за­болевания, в том случае, если удастся разработать эффек­тивную вакцину, они больше не будут нести на себе финан­совое и экономическое бремя болезней и преждевременной смертности.

Но от прекращения распространения заболеваний выиг­рают не только промышленно развитые страны. Потенци­альные экономические выгоды от эффективной вакцины, например против малярии, для бедных стран огромны. По оценкам Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), в мире регистрируется примерно 300 млн. случаев заболе­вания малярией в год, из них 1,1 млн. — со смертельным исходом. Это приводит к сокращению численности рабо­чей силы и производительности труда, наносит ущерб эко­номике и забирает драгоценные денежные ресурсы из бюд­жетов здравоохранения. По данным ООН и Всемирного банка, одна только малярия замедляет темпы экономичес­кого роста более чем на 1% в год. Это поражает. Согласно этим расчетам, если бы 35 лет назад в Африке удалось унич­тожить малярию, то совокупный ВВП этого континента был бы сейчас на 100 млрд. долл. больше нынешних показате­лей в размере 440 млн. долл. Почти все случаи заболевания малярией отмечаются в развивающихся странах, причем 90% из них — в Африке, хотя глобальное потепление спо­собствует распространению болезни и в новые регионы. Дети и беременные женщины относятся к группе повышен­ного риска. Кроме того, наблюдается рост устойчивости возбудителей к лекарственным препаратам, которые ис­пользуют для лечения заболевания.

Другие болезни лишь увеличивают бремя для экономи­ки этих стран. Например, ВИЧ/СПИД в основном поража­ет людей в возрасте от 15 до 45 лет, т. е. самую продуктив­ную возрастную группу, тех, на ком обычно держится се­мья. По данным южноафриканской золотодобывающей компании Gold Fields, 26,5% инфицированных ВИЧ и боль­ных СПИДом среди ее работников делали добычу каждой унции золота на 10 долл. дороже. В начале 2002 г. компания объявила о том, что собирается заплатить за лечение, не­смотря на высокие цены на антиретровирусные препараты, для того, чтобы снизить «СПИД-налог» на добычу золота до уровня 4 долл. за унцию. По оценкам ООН, к концу 2001 г. от СПИДа умерли 17 млн. человек, и были инфицированы 60 млн. человек по всему миру. Ущерб, который наносит это заболевание, является на сегодняшний день самой большой проблемой международного развития.

Несмотря на то, что этот рынок мог бы быть потенци­ально привлекателен для фармацевтических компаний, именно здесь возникают самые серьезные проявления неэффективности рыночного механизма. Во-первых, у людей нет достаточных стимулов принимать вакцину, потому что индивидуальный риск быть инфицированным часто низок, а цикл инфекции прерывается, только если вакцинировано большинство населения. Общественные выгоды гораздо выше частных. Поэтому без учета вмешательства государства размеры потенциального рынка гораздо меньше, чем может показаться при взгляде на количество случаев забо­леваний. Это касается любых вакцин, и именно поэтому правительства либо требуют, либо настоятельно рекомен­дуют своим гражданам делать детям прививки, скажем, от кори.

Во-вторых, вакцинация приносит наибольшую пользу детям. Если они не заболеют, то когда будут взрослыми, смогут работать и зарабатывать, но в пять лет они не способны отложить эти будущие доходы для оплаты вакцины. Родители — это хороший, но не абсолютно надежный спо­соб получить сегодня часть будущих доходов ребенка; обыч­но они готовы заплатить, но, как правило, сами зарабаты­вают меньше денег, чем их отпрыски будут зарабатывать в будущем, если вырастут здоровыми. И правда, если у боль­шинства жителей Африки нет средств, чтобы купить про­тивомоскитную сетку (ввоз которой часто облагается высо­ким налогом) для своих детей, то, как они смогут заплатить за вакцинацию.

В-третьих, потребители зачастую охотнее платят за ле­чение заболевания, чем за, возможно, еще не проверенные средства профилактики. Для того чтобы эффективность вакцины стала очевидной, должно пройти время. Кроме того, это еще и некоторый риск.

Так, например, совершенно очевидно, что вакцина про­тив СПИДа — это глобальное общественное благо. Обще­ственные выгоды появления ее на рынке во много раз пре­вышают возможные частные выгоды. А это значит, что ин­вестиции компаний частного сектора в ее разработку будут малы. Без государственной поддержки они не смогут полу­чить достаточно прибыли, чтобы оправдать необходимые объемы инвестиций. Действительно, в 1998 г. общая сумма средств, потраченных на исследования и разработку вакци­ны против ВИЧ, составила 300 млн. долл., причем большая часть этих средств, выделенных общественными фондами, была потрачена на основные исследования, а не собственно на разработку вакцины. Только 5 млн. долл. из общей сум­мы предназначались для исследований в развивающихся странах. Если не будет дополнительных стимулов, то эффек­тивная вакцина появится только через несколько десятиле­тий, как на богатых рынках, так и на бедных.

Разработка нового лекарственного препарата стоит до­рого, потому что необходимо проводить крупномасштаб­ные тесты, кроме того, с момента первоначального откры­тия до первых продаж проходит довольно много времени. Если вспомнить еще о политической неопределенности, царящей вокруг мер против ВИЧ, и проблемах с доставкой медикаментов в развивающиеся страны со слаборазвиты­ми системами здравоохранения, то вы поймете, почему фармацевтические компании не проявляют большого ин­тереса. Объем современного рынка вакцин в развивающих­ся странах составляет лишь 200 млн. долл. в год — слиш­ком небольшой, чтобы какой-либо фармацевтической ком­пании показалось интересным разрабатывать новые лекар­ства для этого рынка.

Но довершает весь этот комплекс факторов, приводящих к увеличению пропасти между общественными выгодами и ценой, которую готовы платить потребители, проблема, состоящая в том, что вакцины, как правило, приобретают правительства или службы здравоохранения. Они же склон­ны пользоваться своей покупательной способностью или своим контролем над патентами для того, чтобы вынудить компании продать лекарства по ценам, которые не покро­ют их расходы на исследования и разработки. По сути, мно­гие развивающиеся страны в прошлом присвоили себе пра­ва на интеллектуальную собственность многих корпора­ций, которые, по идее, должны быть защищены патентами. Все это объясняет, почему крупные фармацевтические компании начали в 2000 г. процесс против законов Южной Африки, которые позволяли правительству покупать деше­вые аналоги патентованных лекарств, необходимых для ле­чения СПИДа. После непримиримой кампании, проведенной организациями Oxfam International и «Врачи без гра­ниц», они забросили процесс, поняв, что вызов в суд Нельсона Манделы по делу, которое напоминало попытку поме­шать Южной Африке справиться со СПИДом, был непра­вильным с точки зрения воздействия на общественное мне­ние. Но эта проблема продолжает волновать фармацевти­ческие компании.

Вопрос патентов стал серьезной политической пробле­мой. Патент предоставляет изготовителю лекарственного препарата временную монополию, несмотря на то, что по­требители получили бы лучшее обслуживание при актив­ной конкуренции, ведь тогда понизилась бы цена на препа­рат. Во всяком случае, это принесло бы выгоду в краткосрочной перспективе. В долгосрочной перспективе же ни одна фармацевтическая компания не захочет делать боль­шие авансовые вложения, необходимые для создания новых препаратов. Патенты — это долгосрочный стимул делать новые открытия. Но в теории нельзя понять, где находится золотая середина — это вопрос практики.

Защиту патентов обеспечивать, конечно, желательно, однако крупные фармацевтические компании не должны рассчитывать на одинаковую степень монополии на всех новых рынках. Если глобализация расширяет их рынки, то они должны быть готовы поделиться прибылями, устано­вив в развивающихся странах более низкие цены на свои медикаменты. Единственное, что может вызвать у них беспокойство, так это то, что эти медикаменты в итоге могут оказаться на их же родных рынках, но по более низким це­нам. Но это беспокойство в настоящее время испытывают предприниматели во многих отраслях.

Однако преодоление этих трудностей стоит того. Ведь мы получим эффективные вакцины против таких бедствий, как туберкулез, малярия и СПИД. Обычная цена, по которой в развивающихся странах продают дозу непатентованной вак­цины, равна 2 долл. Расчеты экономистов из Гарварда по­казали, что даже при цене 41 долл. за дозу программа вакцинирования против малярии должна быть рентабельной, если сравнивать эти затраты с расходами на здравоохране­ние и экономическими убытками, связанными с болезнью. Разница в 39 долл. за дозу — это то, сколько общество по­лучит, если создаст программу, которая воодушевит иссле­дователей на разработку эффективной вакцины против малярии. В общей сложности, из расчета по сегодняшним ценам это будет приносить ежегодно 1,7 млрд.

Предложенная схема финансирования разработки вак­цины с помощью международных гарантий правительств разных стран хороша тем, что она создаст настолько боль­шой рынок, что частные инвесторы, финансирующие ис­следования, будут заинтересованы в успехе медицинских исследований. Тот факт, что государство заплатит только в случае разработки эффективной вакцины, подвинет инве­сторов к успеху, а не к, скажем, просто работе над темами, которые укрепят их научную репутацию. Подобная про­грамма, связанная с усилиями по оказанию помощи правительств многих стран, гарантирует и то, что вакцины попа­дут именно к тем, кто в них нуждается. А поскольку госу­дарства платят только в случае успеха, то обеспеченные гарантиями предложения по разработке вакцин не отбира­ют материальные ресурсы из текущего бюджета на соци­альную и медицинскую помощь, в отличие от альтернатив­ных предложений, например, прямого государственного финансирования основных исследований.

В 1999 г. ВОЗ, ЮНИСЕФ, Всемирный банк и ряд благо­творительных организаций и исследовательских институ­тов создали Всемирный альянс по вакцинам и иммунизации — ГАВИ (Global Alliance for Vaccines and Immunization). К 2001 г. состоятельные страны пришли к соглашению о финансировании разработки вакцин через Всемирный банк. После долгих согласований время осуществления этого про­екта почти наступило.

Однако последствия данной идеи простираются далеко за пределы развивающихся стран и болезней. Существует множество секторов, которые находятся на государственном финансировании, где правительство могло бы платить час­тному сектору по результатам инноваций, обходя таким образом классическую проблему управления государствен­ного сектора. Если правительства так плохо выбирают победителей и так неэффективно управляют, то почему бы не переложить решение проблемы на плечи частного сектора? Нужно лишь создать подходящий экономический мотив. Правительство должно принимать участие в общественных благах, потому что усилия только лишь частных предпри­нимателей, по определению, не могут окупиться. Но если награда за успех гарантирована государством, а за неуда­чу награды не будет, то успех будет более значимым ре­зультатом.

Это рассуждение о силе мотивации объясняет, почему экономисты так любят применять рыночные решения при работе с экологическими проблемами. Чистая окружающая среда и природные ресурсы — это общественные блага, приносящие выгоду по разные стороны границы: часто те, кто платит за очистку от загрязнений или за сокращение эмиссии газов, живет не в той стране, что люди, которые получают от этого выгоды. В глобальном масштабе финан­совая стабильность, свободная торговля и знания также счи­таются общественными благами, создающими внешние эффекты, которые приносят больше выгод обществу, чем частном лицам, и общественные выгоды от которых распро­страняются за пределы национальных границ.

Идея глобальных общественных благ очень полезна при решении вопросов, в которых вмешательство государств на мировом уровне может оказаться необходимым для обеспечения получения ожидаемых выгод. Такими вопросами могут оказаться общественное здравоохранение, сокраще­ние выбросов в атмосферу, международное почтовое сооб­щение и телекоммуникации, правила перевозок или финан­совая стабильность. Тот факт, что некоторые из этих благ долгие годы финансировались международными правительственными институтами, в то время как другие, напро­тив, ничего не получали, говорит о том, что в некоторых случаях вопрос оказывается слишком сложным. С одной стороны, экономисты должны понять, какое количество общественного блага будет оптимальным. В случае с теле­коммуникациями задача стоит в разработке набора правил, которые позволят звонить в другие страны и установят тарифы для доступа операторов национальных рынков. А как насчет здравоохранения? Очевидно, что на разработку вак­цин надо выделять больше средств. Но насколько больше? Надо ли искать финансирование за счет других фондов раз­вития и займов? В отсутствие глобального правительства еще большую головную боль для политиков и организаций составляет создание института для сбора денег и поставки товаров. Не говоря уже о том, что это серьезный вызов для экономистов.